Гермес и Терпсихора

Этери посмотрела в окно, на небе продолжали светиться крупные летние звезды, словно отмытые специально ради этой ночи фонарики. Так светят огоньки мобильных, когда Володя и Женя катаются под “Сансару”. “Это небо вместо сцены, здесь все вверх ногами, И эти звезды в темноте тобой зажженный фонарик.” Звезды в темноте. Собственно, зачем еще вставать, каждый день идти на работу, если ты не хочешь зажигать звезды в темноте? Так ведь? Иногда уже бывало, что и не хочет. Интересно, у странного, громкого руководителя балетного училища бывает вот так? Чтобы не хотелось на работу? Вспомнила, как он спешил на поезд, чтобы уехать в Питер. У него утром было занятие. Это, конечно, преданность делу, любовь к профессии. Значит, ему тоже хочется зажигать звезды. Обаятельно, когда в мужчине, добившемся много, есть желание передать свой опыт. Вообще, если так подумать, лучшие учителя - мужчины. Никогда не забудет завораживающих глаз Эдуарда Георгиевича. Она верила в себя, пока была его ученицей. Как только Плинер отказал Этери, так, в общем, и закончилась спортивная карьера. Следующие два года - доезжала до мысли - все, конец! И дальше училась у мужчин. Жизни - тоже. Многие уроки пригодились. В том числе и те, что были даны с исключительно мужской прямотой и суровостью. Что-то подсказывало, что и Цискаридзе не миндальничал, шел напролом, если было нужно. Как с сегодняшним вопросом. Интересовал его мальчишка Кринецкий, добился ответа. Да, не от Этери, но добился же! Тутберидзе помнила далеко не каждого из идущих мимо, только тех, кто вошел в жизнь, вработался, сработался с нею. Этих помнила до последнего растяжени и шрамов на ладонях. Теперь понимала, например, Тарасову и Чайковскую, которые не могли ее вспомнить, когда ходила и просила о работе. Она очень старалась своих не упускать, ни из памяти, ни из внимания. Всем детям нашла работу. Всем и каждому. Давала подкатки, помогала с первыми тренерскими местами. И опять стала понимать тех, кто ей отказывал. Тоже отказывала чужим, чтобы взять своих. Протежировала? Конечно. Зажигала звезды: кому спортивную, кому тренерскую. Пусть светят. В конце концов, когда ее не станет, будет петь голосами своих детей. Каждого, кто катается и еще больше каждого из тех, кого поставила за бортиком. Интересно, берет ли на работу своих учеников Цискаридзе? Непременно спросит, потому что это тоже о многом говорит. Ведь если к тебе возвращаются, с тобой хотят продолжать, стало быть, ты не прошел через их жизнь бесследно, сумел что-то им привить. Главное. Может, любовь к тому, что любишь сам. И все же стали появляться часы, дни, когда “хочется завыть волком” от понимания, что все не то и не так. И даже лед перестает вдохновлять. Потом проходит, но бывает. - Влюбиться бы тебе, Этери!- дала добрый совет подруга из-за океана. Может, и влюбиться, да в кого? Всех своих знала как облупленных, а такое точно не способствует влюбленности. Там уже братско-сестринское, к инцесту Этери не склонна. В стороннего? Где бы она тех сторонних видела, во-первых, если дальше катака и федерации не выбирается; а во-вторых, в сорок с хвостиком лет у мужчины все на лице написано. И если кто-то думает, что росписи там все больше приятные, так и нет. Смотришь и понимаешь, я такое уже видела, мне такое уже не надо! Даже очароваться не успеваешь. А очароваться хотелось! Неожиданно подумала, а стоит ли Цискаридзе того, чтобы им очароваться? Он, конечно, нахал и даже зазнайка, но ведь и личность. Большая, яркая, уникальная в своем роде. Такой должен вызывать чувства, и вызывает. Наверное, в большинстве случаев острые. Сама Этери вызывала исключительно острые и недобрые. Привыкла считать, что так и надо: если плюют в спину, значит - бегут за этой спиной. Если не доплевывают, стало быть ты далеко впереди. До Николая Максимовича, кажется, уже сто лет как не доплевывают. Когда вырастет, хочет быть такой же - недосягаемой! Вообще, очень хочется быть недосягаемой. А значит приходится быть одной. Цискаридзе тоже один. А, может, хорошо скрывается. Чем больше смотрела, тем больше думала, что,пожалуй, и впрямь, “голубой”. В конце концов, он все еще не попробовал пригласить ее в ресторан. Обычно это происходит очень быстро, даже от тех, от кого вообще не ожидаешь. Она, между прочим, и не отказывается. Ходит со всеми. Прощается после ужина. Идет к себе. Вот и все. А хотелось бы - очароваться. Знаете, так, чтобы он позвал к себе, а ты пошла и не думала, что потом наступит утро и зачем все происходящее, вообще, надо. В двадцать пять очаровалась и пошла, хоть и не подходил для начала отношений и их развития мужчина ни разу. В тридцать пять снова пошла, но уже не очаровываясь, было легче, чем в двадцать пять. Если не очаровываться, то многое легче, только скучно. Было скучно. На том через десяток лет порешили, что стоит завязывать с обременительными глупостями. Она пошла жить своей жизнью, а он рассказал обо всем жене. Идиот. Теперь живет один, приходит иногда на ужины. Ищет, кем бы очароваться. В общем, понимают друг друга. Цискаридзе можно было бы попробовать очароваться, если бы он был нормальным мужчиной. Но он играл за другую команду. Ну, и ладно. Как говорится, не дай бог настолько оголодать, чтобы влюбиться в гея. Это и отвратительно, и глупо, и жалко. Сразу три определения, которые терпеть не могла Этери Тутберидзе. Вот интересно, почему он спрашивал про звезды? Если бы был обычным, нормальным мужчиной, могла бы подумать, что интересуется, как начать беседу. Но он не был. Да и не спрашивал больше ни о чем. Может, вообще, спит уже. В любом случае общение с Этери, видимо, было не в приоритете. С другой стороны, совершенно не факт, что у них будут хоть какие-то темы для разговоров. Она тренер, а он человек культуры. А с другой стороны, она тоже не пальцем, как говорится, делана, может и поговорить о высоком. Спрашивается, зачем она в принципе размышляет на эту тему? Можно подумать ей предлагают светское общение и именно Цискаридзе предлагает? Все, что его интересовало - Кринецкий, о котором и помнит один Дуд, но этот, вообще, помнит всех, кого хоть раз на льду видел. А кроме того, питерский обитатель хотел узнать про свет далеких московских звезд. Может, в Петербурге пасмурно и дождь, а Николай Максимович предпочитает солнышко и ночные звезды? Оперлась руками на подоконник, глядя на тысячи далеких солнц, большая часть которых нам просто не видна, но они есть: звезды, которые где-то горят, их никто не видит, а ты протираешь тряпочкой и подвешиваешь на черный небосвод - светить. И он так же. И весь живешь в этом. Не остается сил ни на семью, ни на любовь. Вся любовь там, на льду, в детях. И у него, кажется,так же. В его детях. Может быть, мы с вами чем-то похожи, господин учитель танцев, улыбнулась Этери, не отрываясь от вида за окном. Собратьям по разуму надо помогать. Хотя бы с мальчишкой что ли? Пусть посмотрит без всяких съемок и внимания со стороны. А там уж и решает, нужен ли ему на стажировку этот Кринецкий. Так все будет проще. Шоу, конечно, это шоу, но зачем дергать парня, если потом весь год будешь дергаться сам?! "Когда вы будете в Москве?"- спросила в мессенджере. Телефон промолчал,что и понятно, нормальные люди в это время спят. Им не до ответов на глупые вопросы.