Чужаки

      Гермес осторожно выглянул из-за дома, проводил чужаков взглядом. Нахмурился, сел на скамью.       Что же вы такое?       В сотый раз Фанданиэль задавал себе этот вопрос и в сотый раз сомневался в ответе.       С одной стороны — они были энтелехиями, такими же, как Метейон. Это подтверждала реакция на них цветов Элписа, которую Гермес наблюдал воочию на том самом собрании Созыва Четырнадцати, где определялась судьба этих двоих. Но при этом чужаки были способны управлять эфиром, чего его бедный фамильяр как раз-таки не умела. Этот вывод Фанданиэль сделал из того, как быстро парень с заячьими ушами обучился у Венат владению магией. Несмотря на исключительный педагогический талант последней, без природного дара чужак бы до сих пор не достиг ничего. И Гермесу это чертовски не нравилось.       По какой-то неясной причине он испытывал тревогу, когда думал о них.       Нет, он не видел в чужаках прямой угрозы для общества. Что могут маленькая женщина и молодой парнишка против сильных, искусных в манипулировании эфиром амаротинцев? Но было в них что-то, чего он не понимал. Из-за чего каждый раз сжималось беспокойством сердце. До такой степени, что не хотелось ни на минуту выпускать их из виду.       Ещё больше его подозрения укрепило странное поведение Азема и Эмет-Селка. Оба в последнее время стали пропадать в библиотеках, брали книги, которые были посвящены созданию человекоподобных фамильяров, и засиживались за ними за полночь. А за задания Созыва брались неохотно; и даже Лахабреа заметил, что собрания, по обыкновению наполненные дискуссиями Азема и Эмет-Селка, у которых друг против друга всегда находились серьёзные аргументы, стали непривычно тихими. Оба, хоть и присутствовали на собраниях, были устало-молчаливыми, что на них было совсем не похоже.       И ещё эта их привычка после работы идти к чужакам...       Глупо, недостойно было заниматься слежкой, и Гермес ругал себя за это, но всё же несколько раз провожал коллег до высокого дома напротив Секретариата. И видел, как туда возвращаются из Бюро чужачка и Гитлодей, то смеясь и живо что-то обсуждая, то просто молча, но даже это молчание было уютным. Видел, как чужак с заячьими ушами сопровождает Венат, с одной стороны почтительно, как полагается ученику, а с другой — не отрывая от неё восхищённого взгляда, полного обожания и безмерного уважения. И с какими выражениями на лицах идут туда Эмет-Селк и Азем. Расслабленные, улыбчивые и совершенно не похожие на себя обычных.       Фанданиэль отдал бы всё, чтобы узнать, что происходит там, за стенами их апартаментов.       Он мучился так неделями. Понимал, что его подозрения могут быть — и, скорее всего, являются — беспочвенными, понимал, что может ошибаться, но не мог найти себе места. Не мог не следить и не подслушивать.       И очень хотел, чтобы его подозрения не оправдались. Так было бы лучше для всех.       А сегодня услышал в библиотеке обрывок фразы Азема, брошенной Гитлодею: «...готовы сделать это сегодня, больше тянуть нельзя», заметил, насколько озабоченным стало выражение лица последнего, и тревога едва не заставила его пошатнуться.       Что они затеяли??       Прячась под старой белой маской, прикрывшись капюшоном, он шагал за ними до самых дверей библиотеки, стараясь уловить в разговоре хоть какой-то намёк на происходящее. Наблюдал, как Гитлодей ловит в коридоре спешащую куда-то со стопкой книг в руках чужачку и уводит её к себе в кабинет, плотно закрыв за собой двери, а затем она выходит оттуда в сопровождении Азема — и вместе с ним направляется в лифт. И больше не возвращается. Как мимо, деловитая и сосредоточенная, проходит Венат в сопровождении своего ученика-зайца, вопреки обыкновению, серьёзного и даже мрачного, и тоже опускается на нижние этажи Бюро. Как туда же, спустя несколько часов, отправляются Эмет-Селк и Гитлодей.       За последними Гермес ухитрился подсмотреть номер этажа.       Бюро Архитекторов опустело и затихло, и даже по обыкновению задержавшиеся на работе архивариусы уже покинули свои рабочие места. Стрелка хронометра медленно, но верно подбиралась к двенадцати. Фанданиэль ткнул кнопку лифта, еле дождался, когда приедет кабина. Спустился на нужный этаж.       Здесь, в отличие от фойе, было шумно: содержащиеся в клетках образцы фамильяров были далеко не тихими созданиями. Они чирикали, пищали, фыркали, шуршали, топали, хлопали крыльями и тем самым создавали Фанданиэлю нужный фон, чтобы скрыть звук шагов. Он медленно шёл вдоль клеток и оглядывался по сторонам.       Полоска света из двери одного из кабинетов привлекла его внимание. Гермес прислушался — голоса звучали невнятно, подобрался ближе — и услышал звук падающего на землю тела, женский вскрик, посвист ветра, что заставило его сорваться с места и немедленно распахнуть дверь со словами:       — От имени Созыва Четырнадцати я требую пояснить, что здесь происходит!       — Фанданиэль?..       Знакомый глубокий голос заставил его замереть на месте. Лахабреа?!       Это действительно был он, сидел у стола рядом с Эмет-Селком и Венат. Впереди, за защитной стеной, явно созданной его руками, медленно растворялась в воздухе тяжёлая туша минотавра, а рядом с ним стояли: чужак с нулитами, зависшими над ним в атакующей позиции, и Азем с копьём за спиной. Слева Фанданиэль заметил чужачку, быстро пишущую что-то на бумаге под тихую диктовку Гитлодея.       — Что?.. — уже более неуверенно начал он. — Я думал, кто-то пострадал.       — Как ты сюда попал? — требовательно спросил Эмет-Селк. — О процедуре знали только мы, ты не должен быть здесь!       — Я... — Гермес вдруг разозлился. — Лахабреа, они что-то задумали, я уверен! Пропадают в библиотеке сутками, изучая вопрос создания человекоподобных фамильяров, стали зависимы от этих, — он кивнул в сторону женщины, чем вызвал у неё испуганный вздох. — Здесь что-то нечисто!       — Ты что, следил за нами? — опасно прищурился Азем, и, взглянув на него, Фанданиэль вдруг понял, почему он занимает Четырнадцатое место. Ему стало страшно. И стыдно.       — Опустив комментарии по поводу твоего не подобающего члену Созыва поведения, Фанданиэль, я могу заверить, что твои выводы небезосновательны, но неверны, — Лахабреа сел удобнее, оправил балахон. — Позволю себе напомнить, что с собрания Созыва, на котором мы определили место в нашем мире для этих чужаков, прошло полгода — срок, который был отмерен им двоим на адаптацию. По истечении этого времени Виринея должна была приспособиться к обществу и условиям своей работы, а Закира — обучиться у Венат искусству мудреца на начальном уровне и помогать людям в силу своих способностей. То, что ты наблюдаешь сейчас здесь — последний этап его экзамена на право обучаться дальше и стать полноправным членом общества амаротинцев.       К концу его речи монстр окончательно растворился в воздухе. Лахабреа махнул рукой, снимая щит.       — Создание в качестве соперника человекоподобного — а, точнее, прямоходящего фамильяра с зачатками разума и способностью к анализу ситуации было моим требованием. Эмет-Селк, Азем и шеф Гитлодей любезно согласились разработать уникальный концепт для проверки боевых качеств Закиры. И по результатам этого боя я могу утверждать, что он успешно сдал свой экзамен.       Заяц заулыбался как бешеный. Свернул нулиты, благодарно поклонился Лахабреа и кинулся к сестре. Та улыбнулась ему навстречу, привстала, обняла, чмокнула в щёку.       — Кто-то кричал... — полувопросом произнёс Гермес, уже понимая, как крупно влип.       — Виринея, — подошедший Азем хмыкнул и присел на край стола рядом с Эмет-Селком. Кинул взгляд на мгновенно покрывшуюся краской чужачку.       — Попробуй не заори, когда твой брат на волоске от смерти! — запальчиво парировала она и отвернулась, испугавшись собственной смелости. Уткнулась в бумаги, пряча лицо.       — Мне ничего не грозило, Вири, — Закира ласково провёл ладонью между белых ушей. — Я всё рассчитал.       Лахабреа о чём-то тихо беседовал с Аземом и Эмет-Селком. Потом кивнул, поднялся.       — В присутствии четырёх членов Созыва и при свидетелях в лице шефа Гитлодея и уважаемой Венат, я объявляю экзамен состоявшимся. На следующем собрании Созыва я вынесу вопрос о назначении Виринеи и Закиры членами общества амаротинцев с правом носить маску, высказывать мнение и голосовать. Прошу посетить это собрание всех, кто здесь присутствует. Фанданиэль, надеюсь, мы всё выяснили? Если у тебя есть какие-то вопросы или возражения, можешь высказать их мне прямо сейчас или подождать до собрания.       — Я... — Гермес стушевался. Ему одновременно было стыдно и тревожно, но главным чувством, которое он сейчас испытывал, было облегчение — оттого, что всё действительно оказалось объяснимо.       Клятвенно пообещав себе больше никогда не заниматься подобными вещами, он неловко откланялся и поспешил за Лахабреа, всё ещё раздираемый изнутри чувством вины.