Мой огонь не удержать. Не спасти, То, что сгорело прежде, Но есть надежда, Я смогу опять пылать. Рано или поздно Ты вспомнишь обо мне опять
Пока Шумская вместе с Коршуновым и парочкой других следователей решали проблему, по которой её, собственно, и вызвали в СК в выходной, Ирина ещё держала себя в руках, не давала волю своим мыслям и воспоминаниям. Впрочем, те и другие мучали женщину с первого дня работы в Москве. Стоило ей вновь увидеть до боли знакомые голубые глаза. Услышать голос, который был ненавистным и любимым на протяжении пары лет. Всё то, что она старалась забыть последние пять лет, вновь поднялось на поверхность памяти и души. Она помнит яблоко. Наливное, яркое, спелое, с одурительным запахом. Она, как Ева, потянулась к нему и пала. Помнит, как руки Андрея пахли этим самым яблоком, насколько сладким был поцелуй с послевкусием фрукта. В тот дождливый вечер они сидели на диване в его гостиной, телевизор что-то бурчал, она почти кемарила, привалившись к его плечу. Высоков тогда потянулся к вазе с фруктами и разрезал одно из яблоко на кусочки. Ира проснулась от его движения и неотрывно смотрела на то, как он орудует ножом. — Дай, а? — неожиданно просит она. — На столе целое, возьми, — пожимает плечами Андрей, не понимая всего коварства женщины. — Нет. Кусочек хочу. Ну, дай. Он вздыхает, но всё же протягивает кусочек, а Шумская вместо того чтобы взять в руку, берёт губами, едва ли не касаясь его пальцев. И Высоков застывает на пару мгновений, пытаясь осознать, что же случилось. А Ира довольная хрустит рядом яблоком, и воспользовавшись его задумчивостью ворует из пальцев ещё кусочек, щёлкнув зубами, прямо у его пальцев. — Ира! — возмущается он, не до конца даже сам понимая, что он чувствует. — Вкусное. Прям как я люблю, — как ни в чем не бывало заявляет Шумская. А потом всё и вовсе идёт непонятно куда и как. Она целует резко, неожиданно даже для самой себя, чуть трепетно, но сплетая их языки, передавая вкус только что съеденного ею яблока. — Вкусное же, ну, — шепчет, не до конца даже отстраняясь. — Да… — выдыхает короткое слово Андрей и притягивает её голову обратно, целуя уже сам и гораздо более страстно. Наконец им никто не мешает. За последний год у них было несколько ситуаций, когда они оказывались в шаге от поцелуя, но их всё время прерывали, мешали. Сейчас же оба растворяются в этом моменте. Ирины руки обхватывают его плечи, Высоков придерживается её голову и за талию притягивает ближе, и ни один не готов разорвать поцелуй. Но приходится, Шумская хватает ртом воздух, вот только его губы тут же оказываются на её шее: — Ах, — резким выдохом срывается с женских губ, а пальцы зарываются в его волосы, прижимая ближе к себе. Андрей подхватывает её на руки, возвращаясь губами к губам. И даже когда опускает на кровать, нависая сверху, они не разрывают поцелуй. Лишь позже он отрывается, смотрит в затуманенные глаза, пальцы вытаскивают первую пуговичку на его рубашке на ней: — Лучше останови сейчас, — шёпотом выдыхает Высоков. — Не останавливайся, — выдыхает Ирина, гладя его плечи и не отводя взгляда. Они неспешны и нежны, страсть и желание переполняют обоих, но слишком желанен этот миг единения, чтобы каждый из них испортил его резкостью и нетерпением. Они знают, что эта ночь принадлежит лишь им, они могут испить, прочувствовать её сполна, неспешно, нежно и страстно. Смешивая воедино души и тела, даря друг другу прикосновения и поцелуи, воруя с губ вздохи и стоны. — Любимый, — срывается с губ Иры. И он останавливается, смотрит ей в глаза удивлённо и с вопросом. — Я знаю, что это глупо и безответно, что не должно быть так. Но я люблю, Андрей, — начинает оправдываться она, пытаться отвести взор, но Высоков придерживает её голову и отвечает в её губы: — Любимая, единственная, желанная, — шепчет всё страстнее он, целуя шею возле ушка, всё крепче прижимая её к себе.***
— Ирина Анатольевна, можно вопрос? — спрашивает одна из девушек старлеев, чем вызывает удивленно взлетевшую бровь начальницы. Вопросы по делу в отделе Шумской никогда не возбранялись. — Личный, — тупит она взгляд, подполковник замечает, что несколько молодых девушек, а других в отделе почему-то не было, столпились практически в одну кучку, видимо, всех интересовал какой-то вопрос. Личный вопрос к начальству, которое сразу обозначило границу и запретило лезть на эту самую личную территорию. Шумская тяжело вздыхает, смотрит куда-то в сторону психолога Высокова, где должна быть её дочь, машинально касается кулона на груди, но всё-таки отодвигает один из стульев и садится возле девочек. — Скажите, — начинает другая девушка, — Девочка, она… — Моя дочь, Алиса, — с едва уловимой улыбкой в уголках губ, отвечает на так и не заданный до конца вопрос. — Саша, — другая девчонка стрельнула глазками в сторону пустого сейчас стола, где действительно сидел следователь с таким именем, — Как-то обмолвился, что вы сказали, что при нашей работе личные отношения практически не возможны. — Во-первых, я сказала не так, — с улыбкой качает головой Шумская, — Во-вторых, при большом желании возможно всё. — У вас дочь, значит вы за мужем? — прямо интересуется самая смелая. Ира молча поднимает руку, демонстрируя отсутствие кольца. — Нет, и никогда не была. Просто… — Шумская отводит взгляд в сторону, и тот, как замечают девушки, становится не то стеклянным, не то куда-то вглубь себя. — Мне посчастливилось любить и быть любимой. И Пусть это было недолго, я была счастлива. На память мне остались лишь воспоминания да Алиса. Ирина не замечает, как на словах про память вновь касается кулона на шее. На который уже успели обратить внимание все в отделе. Ведь обычно подполковник была закована в броню формы, застегнутой на все пуговицы, А сегодня, из-за того, что её выдернули в выходной, её впервые увидели в платье легком, струящемся, с открытой шеей и ключицами. Чуть ниже которых и располагалось украшение — замысловатые изгибы метала с драгоценным камнем, как заметили самые внимательные и наблюдательные, его цвет был весьма точно подобран под её глаза. — Что случилось Ирина Анатольевна? Шумская грустно улыбается на этот вопрос, наконец переводит взгляд на девочек. — Ничего, — следует холодный ответ тем голосом, которым она разговаривает ежедневно, но сослуживицам слышится теперь в нём что-то ещё. Он не настолько безжизненен, как хотела бы его хозяйка, и как раньше слышали все в округ. — Хватит вопросов, возвращайтесь к работе.***
Девочка перед Андреем рисует море, как предполагает психолог она скучает по дому, где выросла. Сам Высоков о море вспоминает не так уж и часто. Он не очень часто бывал у самой воды, хоть и жил в приморском городе, где всё побережье — пляж. Да, несколько раз за лето ходил искупаться, но нельзя сказать, что он был большим фанатом моря. Наверное, поэтому Андрей и перенес нормально, без тоски, переезд в среднюю полосу, в Москву, где многие реки вовсе забраны в трубы. Но есть воспоминание о море, которое греет его сердце. Был вечер выходного дня. Каким чудом его Ира вообще вытащила на прогулку, уже забылось за столько лет, но в памяти осталось то, как она привела его на море, на кусочек дикого пляжа за городом, где даже днем было не так много людей, сейчас же в стремительно надвигающихся сумерках и вовсе они были одни. Высоков помнит, как она бежала по самой кромке воды, сняв обувь, и брызги воды разлетались на несколько метров от неё, так что ему пришлось отойти подальше. Ира счастливо, заливисто смеялась, что губы сами растягивались в столь редкой для него улыбке. Впрочем, рядом с ней он всегда улыбался чаще, чем без неё. В какой-то момент ей стало мало, и Шумская, зачерпнув воду рукой, попыталась обрызгать его уже целенаправленно, а когда Андрей сделал рефлекторный шаг назад, засмеялась ещё громче и попыталась снова. — Шумская! Ведешь себя, как маленькая капризная девчонка, — пытается он утихомирить её, она в ответ лишь продолжает смеяться. — Да, девчонка. Влюблённая и счастливая девчонка. Ирина с улыбкой подбегает к нему, по пути бросив обувь, и закидывает руки на плечи, обнимает, смотря прямо в глаза. Он обнимает её в ответ, они не понимают и не помнят, в какой момент начинают целоваться под шум волн. Какое-то время пара прогуливалась вдоль линии прибоя, переплетя пальцы и тихо, вполголоса переговариваясь. О чём они тогда говорили, спустя пять лет, Андрей уже не помнил, но весь тот вечер отдавал теплом в сердце. Зато Высоков помнил, как когда совсем стемнело, в Иру снова вселилась девчонка. Она кружилась, ловко перебирая ногами по камням и песку, юбка разлеталась в стороны, обнажая колени женщины. А она, запрокинув голову, кружилась и смотрела в небо. -Ты посмотри, какие звезды, — звонкий счастливый голос разносился по пустому в столь поздний час пляжу. Андрей тогда не на шутку перепугался за нее, пришлось её ловить и придерживать за талию и плечи. Поймав её взгляд, он полушепотом говорит: — Зачем мне эти бездушные и холодные сгустки газа, когда я могу смотреть на тёплые звезды души в твоих глазах. — А вы, оказывается, романтик, Андрей Ильич, — отзывается Шумская так же в полголоса, не отводя взгляда. — С тобой да, — на выдохе отвечает он, и губы сами собой сливаются в трепетном и нежном поцелуе. Высоков в настоящем вынужден потрясти головой, чтобы вернуться в реальность, в ту реальность, где единственные звёзды были лишь на её погонах.***
— Ирина Анатольевна, я извиниться хотел, — в кабинет начальства не смело заглянул майор Коршунов. Шумская даже не подняла головы от работы, что неожиданно свалилась на неё в выходной день: — За что, Илья? — За те слова при знакомстве, — эти слова всё-таки вынудили подполковника оторваться от бумаг. Ирина, приподняв бровь, вопросительно смотрела на него. — Я случайно услышал ваш ответ девочкам. В ваших словах было столько боли, что мне теперь очень сильно неловко, что посмел думать о том, что вы так высоко поднялись в ущерб семье. Да и… ваша дочь просто чудо, такая красавица, видно, что в маму. Ещё раз простите, — опустив голову, смотря себе на носки ботинок, протараторил Илья. Резко развернувшись на каблуках, хотел уже выскочить из кабинета, когда начальница его остановила. — Коршунов, — вздохнула она, и он был вынужден поднять на неё глаза. Ира сидела, чуть задумчиво склонив голову к плечу, всё так же сжимая в руках один из листов, но, встретившись с ним взглядами, покачала головой и закончила уже другим тоном: — Я принимаю ваши извинения и займитесь делом. Свободны. «Неужели это был коллега» — промелькнула мысль у майора, закрывавшего дверь.