Кто-то скажет, Здесь не место мне, Но не покорюсь судьбе. Поверь, я не сдамся. Ты зря решил, Что мне не хватит сил, Не погасить мой пыл.
Подполковник Шумская с пониманием и уважением относилась к выходным своих подчинённых, просто так по прихоти или по мелочам не дергала. Они старались относится к ней так же. Да и в целом, начальство же. Если что, в выходные самой Ирины Анатольевны всегда на службе был её заместитель Коршунов, который тоже был весьма умелым и опытным, не просто так ему ее место пророчили. Но в этот раз не сложилось. И её дернули в тёплый июльский день. Она примчалась в течение получаса, по меркам Москвы очень быстро. С первого взгляда её собственные подчинённые даже не узнали. У всех в головах сложился и закрепился образ: убранные каштановые волосы, синяя форма, золотые погоны. В этот день к ним пришла женщина с распущенными, летящими, чуть вьющимися локонами, в лёгком летнем платье. И что шокировало ещё больше, с ребёнком. За её руку держалась маленькая девочка годика четыре, с тёмными косичками и светлыми глазами. С любопытством смотрящая на всех них и ни капли их не боясь. Большая часть серьёзных, собранных мужчин, что были в этот момент в общем зале, тут же расплылись в улыбках. — Так и что у вас такого срочного случилось? — с порога спрашивает Шумская, никак не реагируя на то, что сотрудники ещё слегка удивлённо хлопают глазами и переводят взгляд с неё на девочку. Вспоминая о ребёнке, поднимает руку, прося тишины, — Хотя нет, молчите. Насколько бы её ребенок не привык ко многим аспектам работы мамы, Ирина всё же старалась уберечь собственную дочь от разговоров, которые вели следователи и оперативники. Сколько бы все не запрещали и не вводили санкции, люди часто выражали своё субъективное мнение о чем-либо ненормативной лексикой. Её работа подразумевала убийства и, соответственно, довольно подробные описания как мертвых тел, так и мест, где это произошло. Описания, а иногда даже встречи с убийцами, маньяками и прочими не очень приятными личностями. Шумская, как могла, старалась оградить от всего этого ребенка. Может быть, получалось не так хорошо, как она надеялась, ведь работа, не смотря ни на что, оставалась большой частью её самой, и дети не смогли этого изменить. Подполковник обводит внимательным, неспешным взглядом помещение, все уже успели узнать и запомнить этот взгляд. «Ищет жертву» — смеялись подчиненные за её спиной. Поэтому все, кто мог, поспешили тут же скрыться, найти себе работу или хотя бы с максимально умным видом уставится в бумаги и мониторы. Лишь Андрей продолжал стоять недалеко от своего небольшого стола и, практически не мигая, смотреть на них обеих. Очень, очень медленно переводя взгляд с Шумской на ребёнка рядом с ней. — Вот. Андрей Ильич, надеюсь, вы справитесь с ребёнком, присмотрите, пожалуйста, — её слова становятся неожиданностью для психолога. Он уже было собирался возразить, но что-то сегодня случилось со скоростью его реакции. Пока он понял, что конкретно сказала Ирина, о чём попросила. Она подвела к нему ребенка, присев на корточки, что-то шепнула ей и скрылась с некоторыми из коллег в своем кабинете. Явно полностью доверяя ему жизнь и здоровье дочери. У доктора не было сомнений, что это её дочь. Иначе слишком много вопросов о том кто эта девочка. У следователя Марии были стащены из стола цветные карандаши, ненужных бумаг, на чистой стороне которых можно порисовать, было достаточно и у самого психолога. Девочка Шумской оказывается на удивление тихим и спокойным ребенком, что с удовольствием рисует и не мешает дяде Андрею, как он тут же был обозван, наблюдать за собой. Высоков же смотрел в эти детские голубые глаза и видел свои собственные. Это его голубая радужка, его внимательный едва заметный прищур, а вот разрез глаз — её. Чем больше Андрей смотрел на девочку, а она на него, тем больше находил сходства. А мозг уже сам собой подкидывал картинки-вспоминания пятилетней давности. Её стоны, шепот, тихие признания в любви. В то время её волосы были значительно короче, глаза сияли, особенно в те дни, когда они были вместе, духи имели лёгкий цветочный аромат и тогда она улыбалась. Улыбалась и смеялась его шуткам. И даже злясь на него, оставалась счастливой и открытой миру. Она не была такой холодной и неприступной, как сейчас, в её глазах искрами светилась жизнь, а не пустое безжизненное равнодушие ко всему и ко всем. Андрей вспоминал, словно это было только вчера, как она вышла из ванны в его рубашке и полотенце, как у него перехватило дыхание от её вида, она смущённо улыбалась и извинялась, что пришлось одолжить полотенце, потому что ей его рубашка коротковата.***
Высоков в тот день вовсе был без машины, она кажется уже как дня два стояла около университета, а он катался на машине Шумской, иногда даже за рулём. Но в тот день её машина тоже заглохла, ещё и дождь так не вовремя пошёл, в итоге, они насквозь мокрые, ввалились к нему домой. Андрей безапелляционно отправил её в душ греться, предоставив в её распоряжение несколько полотенец и собственную рубашку из фланелевой тёплой и мягкой ткани. Ира вышла через полчаса, он уже успел не только высушиться, но и сообразить что-то им перекусить на вечер, в ванне шумела машинка, за которую она сразу же извинилась, а потом он обернулся к ней и замер. Потемневшие от влаги волосы, которые она всё ещё вытирала полотенцем, его рубашка на ней с закатанными рукавами и расстёгнутыми верхними пуговицами, а из-под неё, словно юбка, выглядывает ещё одно полотенце: — Прости, твоя рубашка, оказалась слишком короткой, чтоб я смогла её просто так надеть и не смущать нас обоих, — всё равно смущённо улыбается Ирина, поднимая голову и смотря на него. — На тебе она смотрится лучше, — хрипло выдавливает Андрей из себя. — Спасибо, — усмехается женщина, подходя в плотную к нему. Андрей машинально протягивает руку, поправляя чуть завернувшийся воротник рубашки, и она замирает от едва уловимых касаний его пальцев к ключицам. — Завернулось немного, — хриплым шёпотом поясняет он свои действия. — Да, бывает, — старательно отведя глаза произносит Ира. Оба не особо запомнили тот вечер, кажется, что-то смотрели по телевизору, что-то ели, она звонила Никите, который остался один дома. Следующее яркое воспоминание того вечера — Ира уже лежит на его постели, волосы ярким ореолом разметались вокруг её головы. Он, нависнув над ней, медленно расстёгивает свою рубашку на ней. Андрей помнит, как у Иры перехватывало дыхание от его действий, когда он касался губами её груди, её руки, очерчивающие его плечи и комкающие рубашку. Её вздохи, разрушающие тишину комнаты, предвестники будущих стонов, шёпот, просящий не останавливаться. Он помнит, какая у неё была нежная кожа под его губами, когда он целовал её тело, как она выгибалась навстречу каждому его движению. Срывающиеся признания в любви как её, так и его. В тот момент дождь, сломанные машины, работа — всё осталось где-то далеко и не имело никакого значения. Они оба были здесь и сейчас лишь их любовь, не выдержавшая заключения молчанием и преобразовавшаяся во всепоглощающую страсть, имела для них значение.***
Высоков смотрел на девочку, чье имя у него вылетело из головы практически сразу, и поражался, с какой, оказывается точностью он помнит ту первую ночь. Все эти годы он старался забыть, жить как прежде, сам не замечая, что пытается повторить тот же путь, что и на черноморском побережье — преподавание, СК, всё это.