Пять лет спустя

Огонь не удержать. Так легко упала вниз Прошлое исчезло, Но обратно поднимусь. Ты подожди, Рано или поздно Меня ещё увидишь ты, Меня ещё услышишь ты.

Шумская за несколько месяцев стала своей для всего отдела. Она умело поддерживала, когда было нужно, давала пинка или подзатыльник, когда кто-то начинал откровенно отлынивать от работы или страдать ерундой. В ней чувствовалось умение сочетать и кнут и пряник, все её подчинённые прониклись к ней искренним уважением. Не требовала от них невозможного, могла как не дрогнувшей рукой выдернуть с выходного, но точно так же могла приказным тоном отправить отдыхать, прекрасно видела состояние каждого из своих сотрудников. Доставшийся по наследству от предыдущего начальства заместитель Коршунов, наконец, выдохнул с облегчением. У их прошлого начальника, не смотря на всеобщую любовь к ним всем, была дурная натура. Он то все дела по руководству отдела скидывал на него, то возмущался и начинал всё делать сам и так по кругу. С Ириной же было понятно, что именно он должен делать, как её заместитель, что и когда она с него спросит. Ему всё так же было её жалко. Жаль, как человека. Но её профессионализмом он восхищался. У коллектива даже довольно быстро сложилась небольшая традиция. Когда Ирина Анатольевна возвращалась с собрания у вышестоящего начальства, ей тут же ставили стул в передней части и, она красиво, образно на них ругалась. Точнее, передавала, чем конкретно недовольно их общее начальство. Делала это доходчиво, но не обидно для каждого, хотя её метафоры местами бывали довольно забавны. Коллеги с соседнего этажа временами после такого на них косились: «У вас разбор полетов, а вы ржете,» — говорили они. Но в начале всего этого Шумская так им и объяснила: — Выполняем круговорот недовольства, на меня ругается начальство, я ругаюсь на вас, вы дальше ругаетесь на кого-то. Вот, у тебя, Маша, кто? — Рыбка, — робко и немного испугано ответила девушка, совсем недавно переведенная в их отдел. — Вот приходишь домой и ругаешься на рыбку, какое злое начальство, какие трудные дела и так далее. Поэтому, господа офицеры, полчаса вашего внимания, обед и возвращаемся к непосредственной работе. Все тогда посмеялись, но это действительно стало традицией. Не смотря на её холодный и отстранённый вид, Шумская оказалась лёгкой в общении и лояльной до определённой черты. Но вот переступать чёрту её лояльности и доброты, снисходительности не хотелось никому. Только Высоков смотрел на неё задумчивым и тоскливым взглядом, в том числе и потому что каждый раз когда он видел её ему вспоминались различные картины прошлого. Чуть лукавая улыбка над чашкой кофе. Язвительный голос, за которым она прятала свою привязанность. Блеск глаз. Смех. Яркий ореол волос в лунном свете на его белых или её чёрных простынях. Томный вздох в ночи. Признание в любви между стонами. Тёплые ладони на его плечах. Тяжесть её головы на его груди. Шёлк волос меж пальцев. Ноготки, что чуть царапают кожу с хитрым взглядом в купе, знает же как его это заводит. Цветочный запах духов, которыми кажется пропитался весь его дом и все его костюмы. И много, много чего ещё, что они прожили почти за два года совместной работы и за две недели разделённой на двоих страсти. До её появления здесь ему казалось, что он почти забыл, успокоился, запер эти воспоминания в дальнем уголке своей души. Но ничто не забыто, стоило услышать её голос, увидеть её фигурку, как память с новой силой подкинула прошлые совместные дни, которые так контрастировали с настоящими. Где она была просто подполковником, женщиной в форме и с потухшими глазами. Андрей не сразу, но всё-таки понял, что в ней не так, но было уже поздно. Весь отдел боялся и любил её. Было ощущение, что Ира с успехом какие-то курсы руководства коллективом прошла. Не помнил он, чтобы она так умело руководила. Или он просто не обращал внимания? Так как тогда его больше интересовали сами расследования, а не то, как Шумская справляется с должностью начальника отдела. Он понял, что его смущает в ней и её взаимодействии с другими. Они все для неё лишь средства для достижения цели. Цель — раскрыть дело. И сама себя она воспринимает как средство. И всё её умелое манипулирование любовью и страхом по отношению к ней — лишь для этого. Да, она знает каждого по имени, знает, у кого какое семейное положение, домашние животные, хобби, положение в коллективе, но всё это ей нужно для более умелого манипулирования ими. И ведь основы того, на что смотреть в людях, наверняка заложил именно он. Это пугало и восхищало Высокова. Но чаще всего хотелось просто подойти к ней, с силой встряхнуть за плечи, сказать «Проснись!», чтобы вновь увидеть улыбку, искры в глазах. Чтобы она вновь рядом с ним, расслабилась, положила голову ему на плечо, тихо вздохнула, переплетая свои тонкие холодные пальцы с его. Но ничего этого нет и навряд ли будет. Она не подпускает его к себе. Самое близкое расстояние — это вытянутая рука, как в буквальном смысле, так и фигуральном. А потом произошёл случай…