Возрождение

      Прошло больше трёх месяцев, как у Фрэнка появился дом. Ремонт в его комнате сделали в первую же неделю, так что он успел обжиться и усвоить все правила нового жилища.       Основное правило, от которого произрастали все остальные: супругу Марко боготворил, и его поклонению нельзя было мешать. Не было ни дня, чтобы он не сжимал её в объятиях или не покрывал её лицо поцелуями. Единственный раз, когда он вёл себя иначе, был в день приезда Фрэнка в их дом, только тогда он держал от жены дистанцию, и это здорово её озадачило. Обычные их дни подразумевали, что непременно нужно обняться с утра, поцеловаться до обеда и потанцевать после ужина. Фрэнк поначалу думал, что они вместе недавно, и очень удивился, узнав, что они женаты уже пятнадцать лет. А ещё Марко для неё пел, хотя бы раз в неделю, но непременно брал гитару в руки. В такие дни Кэрри делала для них чай, они выходили втроём на веранду, кутались в пледы и смотрели на закат.       Позднее Фрэнку пришлось познакомиться со следующим правилом их дома. Дни, когда Марко нельзя было трогать. Кэрри определяла их наступление безошибочно и превращалась в невидимку. Готовила ему завтрак и оставляла его на столе, пропадая из поля зрения, едва он только начинал спускаться по лестнице. Обед приносила туда, где он находился, выжидала, пока он отлучится, и оставляла всё на видном месте. Молча собирала его грязную одежду и на её место клала выстиранную и наутюженную. Именно в эти дни Марко становился неоправданно грубым с ней и был способен разозлиться на любую мелочь. Он швырял вещи, бил посуду и непременно сквернословил. И чем сильнее он злился в свои дни, тем быстрее потом отходил и мучился от раскаяния. Фрэнк быстро понял, для чего Кэрри его избегает — за любую грубость в её адрес Марко потом съедал себя живьём. Однажды, когда Кэрри пришла забрать грязную посуду и прозевала его появление, он подхватил её под локоть и вытолкал за дверь. А после того, как опасные дни минули, Фрэнк сам видел, как Марко стоял перед женой на коленях и просил у неё прощение. Она совершенно не была на него зла, но по его лицу текли слёзы, и она ловила их губами, стараясь его утешить.       Именно сильная любовь Марко к своей супруге легла в основу ещё одного правила в их доме. Никогда и ни при каких условиях Кэрри нельзя было трогать. Фрэнк допустил такую ошибку однажды, поддавшись, видимо, подростковому гормональному буйству. Кэрри сделала ему замечание за столом, а когда он его проигнорировал, запустила в него полотенцем. Она часто так делала и в адрес Марко, когда тот считал ворон и не отвечал на её вопросы, но в этот раз Фрэнка разозлило это её бесцеремонное отношение, и он швырнул полотенце обратно ей в лицо. Марко, который никогда не позволял себе поднять на него руку, в тот раз просто взбесился. Выволок его за загривок из-за стола во двор и надавал таких затрещин, что у Фрэнка в глазах начало рябить. Безусловно, нельзя было считать это побоями, Фрэнк знал, как Марко дерётся по-настоящему, но всё же это был первый раз, когда он рукоприкладствовал. И благодаря этому правило засело очень глубоко — никто не смеет трогать Кэрри, когда рядом Марко. Фрэнк хорошо усвоил урок и больше никогда не позволял себе ничего подобного. Если они ссорились с Кэрри, то он предпочитал уйти от неё в свою комнату. Она никогда не нарушала границы его личного пространства, и конфликт обрывался ровно в тот момент, когда закрывалась дверь.       Следующее правило касалось самой Кэрри. Оно было крайне простое, и его объяснил Марко в первый же день: если глаза стали полностью жёлтыми — ты в заднице. Кратко, но на самом деле информативно. Если Кэрри раздражалась, то в зелени её радужек появлялись жёлтые точки. Иногда вокруг зрачков разгорались золотистые ободки — это могло означать как злость, так и удовольствие. Фрэнк совершенно не умел это отличать, но Марко как-то понимал, в каком именно настроении она сейчас. Но если глаза вспыхивали жёлтым полностью, так, что даже зрачки переставали быть чёрными, то лучше было спасаться бегством.       Как ни странно, но первым такую реакцию спровоцировал сам Марко. Проигнорировал её замечания насчёт текущего крана и тупых ножей на кухне, а потом ещё ухитрился пройтись в уличных ботинках по вымытому полу и разнести грязь на оба этажа их дома. Может, и обошлось бы, глаза, конечно, пожелтели, но не полностью, но к вечеру он добавил последнюю каплю. Кэрри вручила ему список продуктов и попросила съездить в город, а Марко прочёл ей длинный монолог про свою усталость и несвоевременность её просьбы да добавил пару неуместных фраз про её капризы самым раздражённым тоном. Вот тут впервые и рвануло. Глаза вспыхнули жёлтым, и Марко пришлось спасаться бегством. Ну и Фрэнку заодно с ним.       Они спрятались от неё в амбаре и оттуда слушали, как она разносит дом. Периодически она появлялась во дворе и разражалась в их адрес гневными тирадами. И про то, как её достала готовка по семь раз в день и хоть бы кто спасибо сказал, про стирку, уборку, бесконечные покупки всего и вся для дома. Для их общего дома. Марко после каждого захода грустно вздыхал и виновато смотрел на Фрэнка, ища, видимо, поддержки. Но упрёков у Кэрри накопилось столько, что хватило ещё на три часа. Погрохочет чем-то в доме, найдёт, к чему бы ещё придраться, и сразу во двор, чтобы всё высказать. Даже заначку Фрэнка в виде сигарет и зажигалки нашла и швырнула их прямо им в амбар. Марко на ноги от испуга вскочил, словно она могла им туда гранату подкинуть.       Потом Кэрри выдохлась, и они смогли вернуться в дом. Она сломала кухонный шкаф и кресло, а также перевернула всю мебель. Они нашли на кухне гору битой посуды, а ещё в холодильнике взорвались все пачки молока и устроили настоящий потоп. Такого разгрома Фрэнку ещё не доводилось видеть, но Марко покаянно взялся за уборку, не сказав ни слова.       Было удивительно и то, что Марко за свои особые дни всегда перед Кэрри извинялся, а вот она, напротив, не только не извинилась за устроенный ею беспорядок, но ещё и объявила им бойкот. Не стала готовить им завтрак и проигнорировала наступление обеда. На ужин Марко приготовил им с Фрэнком на двоих яичницу, но они всё равно остались голодными. Её бойкот продолжался, и ещё через три дня в холодильнике начали портиться продукты, а корзина для стирки переполнилась. Марко взялся постирать, но вещи полиняли и теперь все они ходили в равномерно блекло-синей одежде. Кэрри демонстративно носила бывшее когда-то белым платье, как упрёк.       Потом у них внезапно закончилась туалетная бумага, и Марко, чертыхаясь, уехал за ней в город. Фрэнк проявил хозяйственность и составил для него список продуктов вместо Кэрри. Они были необычайно довольны собой и вечером приготовили на пару ужин, простой, но всё же сами и для троих. Кэрри поблагодарила их за самую лучшую яичницу на свете и ушла спать. И тут выяснилось, что посуду мыть нечем, средство для мытья закончилось. Марко ушёл к машине, ругаясь самыми грязными словами, и через час вернулся из города с целым пакетом таблеток для посудомоечной машины. Перед сном они с Фрэнком обнаружили, что закончилась зубная паста, переглянулись и молча разошлись по своим комнатам.       Извиняться им всё же не пришлось, хотя оба уже созрели для того, чтобы сдаться. Фрэнк проснулся оттого, что с кухни тянуло чем-то очень вкусным. Он вылетел из своей комнаты и почти сразу столкнулся плечом с Марко. На кухню бежали наперегонки.       — Оладушки будете? — беспечно поинтересовалась Кэрри.       В её глазах плясали хитрые огоньки, и злость Фрэнка на неё сразу растаяла. Никто не готовил так, как Кэрри, да и рубашки, если их стирала она, всегда были необычайно мягкими и приятно пахли. Она поставила перед ним тарелку с оладьями и внезапно поцеловала в макушку. У Фрэнка тут же вспыхнули щёки, и Кэрри показалась ему в этот момент самой очаровательной женщиной на свете. Он посмотрел на Марко, тот любовался женой и выглядел немного пьяным, Фрэнк даже хихикнул над ним в кулак.       Прожив с Марко и Кэрри под одной крышей не один месяц, Фрэнк приучился соблюдать и ещё одно странное правило. Оно касалось таинственного холодильника. Когда Фрэнк впервые его обнаружил и попытался заглянуть внутрь, его поймал Марко и очень сильно отругал, велев никогда не заходить в эту комнату без разрешения. Фрэнк в тот момент был уверен, что там хранится чьё-то расчленённое тело. Нет, ну а что он ещё должен был подумать? Что нашлась обычная милая семейная парочка мутантов, которые решили за просто так приютить беспризорного человеческого мальчишку у себя в доме? С ними точно должно было быть что-то не так, и расчленённое тело, спрятанное в холодильнике, вполне могло вписаться в концепт других происходящих в доме странностей.       Фрэнк после таких мыслей стал с опаской рассматривать подаваемые к столу мясные блюда. Кэрри с подозрением забирала его тарелку с отложенными на край кусочками, а потом и Марко несколько раз интересовался, почему у Фрэнка внезапно пропал аппетит. Но спустя пару недель загадка, мучившая подростка, разрешилась сама собой.       Рано утром он готовился спуститься вниз на завтрак, когда заметил, что дверь в таинственную комнату с запретным холодильником приоткрыта. На диванчике лежала Кэрри и смотрела в окно, к её руке тянулась трубочка, а рядом стоял аппарат и покачивал из стороны в сторону пакет, который наполнялся кровью.       — Тебе плохо? — Фрэнк боязливо заглянул в комнату.       Кэрри вздрогнула и повернулась к нему, вокруг её зрачков горели яркие золотистые кружочки.       — Не бойся меня, — попросила она. — Это не оттого, что я злюсь.       — Ты болеешь? — Фрэнк с сомнением посмотрел на наполовину наполненный пакет.       — Нет, — Кэрри улыбнулась. — Это не для меня, это для других. Я сдаю кровь для тех, кому она нужна.       — Я думал, донором можно стать только в больнице, — Фрэнк решил продемонстрировать свою осведомлённость.       — Я необычный донор, — сказала Кэрри. — В человеческих больницах от меня не будет пользы, и мне там не рады. Но есть одно место, где из моей крови делают лекарства.       — Для мутантов?       — В основном, — кивнула Кэрри. — Может, делают что-то и для людей, я не знаю. Моё дело небольшое, пополнить запас, стабилизировать его и правильно хранить, чтобы кровь не испортилась до момента, как её заберут для перевозки.       Фрэнк покосился на загадочный холодильник.       — Так в нём твоя кровь?       — Ну да, — подтвердила Кэрри. — Моя кровь и наши с Марко лекарства, ведь там особый температурный режим для хранения. А ты что подумал?       Её вопрос застал Фрэнка врасплох, он густо покраснел и соврал про то, что якобы ему показалось, что его зовёт Марко. Может, и хорошо, что не было никакого спрятанного тела, ведь в доме, где он теперь жил, было и без того много странностей.