Вернуть ее

О нет, только не это, только не летний лагерь! Лучше бы исключили, папа запихнул бы меня в другое «элитное» заведение и дело с концом. А теперь все лето придется торчать в этом долбанном пансионате с деревянными домиками, в которых чуть солнце зашло за горизонт, словно в сороковые годы, вырубают свет. Где жгут эти ужасные, пошлые костры из веток, которые ты весь день, мучаясь, собирал, и все для того, чтобы жирный вожатый, словно чабан, мог собрать около себя стадо безвольных ягнят и, насилуя гитару, под треск горящих прутьев горланить бардовские песни. Как по мне – так лишний раз привлекаем стаю голодных волков. Где общий, сделанный из кривых досок туалет, который находится чуть поодаль от домиков и огромной столовой, (если так можно назвать широкий деревянный пласт, поддерживаемый восемью прогнившими пнями и соседствующий с кустарными скамейками, оставляющими занозы в сами понимаете, каком месте), так, что не удавалось скрыть, куда и зачем ты направляешься. Где ты, оторванный от цивилизации, вынужден бродить по лесу, будто девица золотой эпохи, охать и ахать при виде очередного цветочка, камушка, веточки или мимо пробегающей белки, которой до нас нет ровно никакого дела: все, о чем она думает - это прокормить свой выводок, чтобы не подохли, как соседние детеныши от голода и холода. Одним словом – тюрьма, хорошо еще с сокамерниками повезло. Я, как всегда, опоздал, и автобус, вынужденный ждать, буквально изрыгал выхлопные газы от возмущения, завидев мою вальяжную походку супермодели, дефилирующей по подиуму. Я залез внутрь, и автобус буквально разорвало на части от ликующих возгласов. Меня приветствовали как героя, словно римского гладиатора на бойцовской арене, а вот и ненавистный чернью цезарь – директор Джирайя стоял прямо за моей спиной около негодующего водителя. - Тише, а ну-ка успокоились! – приказал он, и все мигом затихли, продолжая улыбаться и заговорщически подмигивать мне. - Скорее проходите и садитесь на свое место, Учиха. Я осмотрел салон, с предпоследнего ряда тянулась рука Сакуры, она улыбалась, а рядом с ней пустовало сине-желтое место. Сюда, Саске, - говорили ее зеленые симпатичные глазки. Но я не хотел сидеть с ней и отвернул голову, Шикамару угадал мою реакцию и со словами «а ну-ка подвинься» столкнул ничего не подозревающего Кибу с соседнего сидения и, невинно улыбаясь, подал мне знак рукой. Авиалайнер ту-457 распознал сигнал и спустил шасси для посадки, я сел рядом с Нарой, который успел уже двинуть мне по плечу, отчего Афина мысленно испепелила его взглядом божественных глаз. В обезьяннике снова воцарился беспорядок. Меня окружили со всех сторон, хлопая по плечам и заваливая глупыми вопросами. Я лишь загадочно молчал, пытаясь выдавить таинственную улыбку Моны Лизы, на самом деле, мне было трудно пошевелить губами, так сильно они болели. - Саске, вы сядете вперед, - похоже, директор пытался показать свой авторитет, - рядом с Хьюга. Он шутит надо мной? - Да он лучше сам поведет этот автобус, чем окажется рядом с таким как Неджи, - Шикамару улыбнулся директору пустой улыбкой и перевел черные зрачки на меня, мол, правда ведь? Хммм, Шика взял смелость решать, куда мне садиться, самодовольный идиот, пусть теперь помучается. Я резко поднялся и, как титан, несущий небесный свод на своих плечах, ощущая давление удивленных и напряженных одноклассников и директора, прошагал вдоль узкого прохода, правда, по направлению к Хинате: стальные яйца ведь не сказал к кому именно из Хьюга я могу сесть. Глупая улыбка Шикамару превратилась в тонкую кривую линию, а глаза похолодели, Киба перестал лапать Сакуру, к которой уже успел подсесть, та, потупив глаза, стыдливо смотрела мне в спину, Яманака Ино от неожиданности заглотнула жвачку, которую беспощадно мяла, наверное, целый час. Но больше всего меня поразил Джирайя, он, кажется, не был удивлен, в его глазах читалось какое-то разочарование, будто настала его очередь держать небо на руках. - Занято, - услышал я очень тихий и неуверенный голос, так пищат маленькие утята, когда хотят есть. Ты еще смеешь мне отказывать, ботаничка? - Протри очки, Хьюга, здесь никого нет, - я плюхнулся на сиденье, мне не хотелось ни с кем говорить, жутко болела голова. - Директор Джирайя, скажите, пожалуйста, Саске, что со мной уже сидит новенький мальчик, Наруто, - пыталась найти поддержку у него Хината. Я фыркнул – вот же ябеда! Хьюга поправила стрекозьи глаза в пластмассовой оправе и густо покраснела. Я подумал, что прикольно вот так все время краснеть, с далека могут принять за светофор и уступить дорогу. - Ничего страшного, Хината, новенький может сесть с Сакурой, а Саске пусть сидит с тобой. Я забыл, что к Неджи подсядет Тен-Тен - удивительно, но чем больше ты стараешься угодить системе, быть примерным и послушным, тем меньше с тобой считаются. Я медленно повернулся к ней, чтобы закрепить победу, на меня таращились два громадных иллюминатора, я невольно поморщился, как если бы увидел что-то отвратительное и мерзкое, голова моментально развернулась на сто восемьдесят градусов и уткнулась в Чеджи, самого маленького и анорексичного представителя человечества. Он как раз отправлял хрустящий ломтик жареного картофеля в рот. - Есть что послушать? – вопрос был чисто риторический и предполагал, что тебе нужно перестать истязать желудок, пихая туда всякую дрянь, снять с жирного уха наушники, змейкой вьющиеся от дорогого айпонта, и отдать все мне, не надеясь, что я когда-либо их тебе верну. Подростковый этикет был соблюден, и закон джунглей не был нарушен – Чеджи сорвал с себя аппаратуру и передал мне, узкие глаза его как будто извинялись за что-то. Когда у тебя недостаток, как у Чеджи, ты поневоле каждый раз чувствуешь себя в чем-то виноватым, хотя сам не понимаешь почему. - Красота спасет мир, да, Чеджи? – сказал я вместо спасибо. - Зачем ты так? – послышалось сбоку. Это чучело, называющее себя девушкой, умеет говорить, оказывается. - Что, так? – спросил я как можно презрительнее. - Мог бы не говорить последних слов, он ведь сделал так, как ты хотел. - Ты про спасение мира говоришь? А что здесь, собственно, такого? - Ты не имел права унижать его, - стрекоза пытается меня упрекнуть, надо же, как страшно! - Я назвал его красивым, только и всего, - отчасти это было правдой, хотя вряд ли он когда-нибудь получит ленточку с надписью «Самый привлекательный человек современности». - Если Чеджи не такой как все, это не значит, что над ним следует смеяться, - она поджала губы. - Не такой как все… - невероятно, как в погоне за ложью и мнимой добродетелью люди пытаются завернуть говно в блестящую упаковку. Почему бы не сказать прямо, как есть? – под этим ты имела в виду жирный, уродливый и трусливый? От неожиданности чучело открыло рот, глотая воздух, голая истина, видимо, не смогла пробиться сквозь толщу стекла, чтобы как следует порезать глаза, поэтому нашла обходной путь. - Почему ты всегда такой…грубый? От ее болтовни и несуразных очков у меня разболелась голова. - Я таков, какой я есть, а язык Чеджи еще никто не отрезал. - Но не все могут за себя постоять - Значит ему здесь не место, значит – он заслужил то, что с ним происходит. В этом мире выживает сильнейший. Естественный отбор, детка, - меня не останавливала даже боль, - человек человеку волк, и если ты не способен кусаться, рычать и хватать то, что по праву твое, то тебя съедят, и правильно сделают. - Удобно, наверное, так жить, оправдывать псевдофилософскими теориями обыкновенную жестокость? Я шумно втянул в себя воздух и посмотрел на Хинату. Мое Эго возвышалось над ней, она же, напротив, съежилась как лимонная кожура. Привыкшие глаза жестко просканировали объект, аппарат заработал, извилины зашевелились: старомодные очки на пол-лица, конский тугой хвост, чтобы волосы, не дай бог, упали на глаза и помешали читать книжки, которые чинно скакали на обтянутых белоснежными колготками коленках, (кто вообще носит колготки летом?). Харпер Ли, «Убить пересмешника» - глянец типографской краски блестел на гладкой поверхности неровного картона. Глупое чтиво обдолбанных хиппи. Легкое, шелковое, бледно-розовое коротенькое платье, увенчанное целомудренным ажурным белым воротничком, повторяющим ткань на рукавах. Строгие черные балетки дополняют затравленный вид типичной девочки-одуванчика. Ей богу, как будто ей тринадцать лет! Я все никак не мог определиться, в какую из полок ее запихнуть. Ладно, отложу, пока, будет время - и ей достанется место в моем музее лиц. - Гораздо удобнее жить, оправдывая себя чужой жестокостью и несправедливостью, вместо того, чтобы оторвать задницу от дивана и работать над собой, и врезать, наконец, судьбе по самодовольной морде. Я наблюдал, как Хината теребит обложку, она задумалась. Что ни говори, а ты умеешь произвести впечатление на девушку, - подмигнула мне Афродита. - А ты ведь не такой, каким хочешь казаться, - сказала она все тем же пищащим голосочком после некоторого раздумья. Эээ нет, утенок, не лезь ко мне в душу, рискуешь пропасть там навсегда. - Но человек жалок и нищ, слишком слаб, чтобы сопротивляться, слишком фатален, - продолжил я, не смотря на протесты подскакивающей от боли сдвинутой челюсти, - и Чеджи из их числа. - А ты, получается, нет? - Посмотри на меня, - раскинул руки, словно Иисус Христос, смотрящий на Фому, - я волк, я – хищник. Беру от жизни все, что она может мне предложить, и никогда не жалуюсь, потому что уповать то не на что. Я создан, чтобы наслаждаться и вертеть судьбой как только мне заблагорассудиться. И если это кому-то не по нутру, что же, могу предложить им убиться о ближайшую стену, ну или, по крайней мере, выпрыгнуть из окна какого-нибудь…ну не знаю… автобуса, например. - Вот как? А остальные – те, что не волки, что, по-твоему, черви поганые? – ух как разошлась, гляди окуляры потрескаются. - Я так скажу: если ты решил быть червем ползучим, пожалуйста-будь, только не жалуйся потом, когда тебя раздавят. Тачдаун, детка! - Я ошиблась насчет тебя, Саске, ты не такой, как Чеджи, ты гораздо хуже… ты… Ну, все, с меня хватит! Как же она меня достала! Я и так слишком много ей сказал, и чего язык потянул, сам не знаю. - Послушай сюда, Хьюга, - из моих уст ее фамилия прозвучала так, словно это была какая-то обидная кличка, - я разговариваю с девушками в двух случаях: когда хочу спросить дорогу и когда хочу трахнуть их. Куда лежит путь, я и так знаю, так что, если в ближайшее время не собираешься раздвинуть свои белые ножки, разговор можно считать законченным. Я зло отвернулся, пока, обескураженная, она приходила в себя. Действительно умеешь, - усмехнулась госпожа Паллада.