Вернуть ее

Я быстро докурил последнюю сигарету – слушание уже начиналось, не хотелось бы прерывать заседание, чтобы недовольные лица присяжных и уважаемого судьи взирали на меня, словно строгая учительница поверх своих стеклянных очков на болтающейся цепочке. Зал суда гудел, словно улей, рабочие пчелки в белых воротничках сновали то туда, то сюда, кресло главного судьи было пустым, слева от него располагалось место обвинения – прокурор в черном безукоризненном костюме что-то шептал своему помощнику, одетого точно так же, как и наставник, изредка поглядывая на противоположный угол воображаемого ринга. Там находился Итачи, это было его первое слушание, было заметно, как он нервничал, пересматривая бумаги, еще раз сверяясь с показаниями и уликами. Его серый костюм был не первой свежести, коричневые кожаные туфли стерлись по бокам, ворот позавчерашней рубашки широко расстегнут, галстук за ненадобностью валялся на спинке черного замшевого кресла. Легко можно догадаться, что он всю ночь не сомкнул глаз и последние месяцы только и делал, что работал над этим судебным разбирательством, главное, чтобы не прогорел. Я искренне переживал за него, гордился своим старшим братом. Поступить на юридический в Гарвард многого стоит, окончить на отлично и вести подобное дело для начинающего юриста - это выше всяких похвал. Но больше всего меня радовал тот факт, что Итачи не пошел на поводу у отца, не стал продолжать его грязный нефтяной бизнес, а выбрал область юриспруденции, да еще устроился в скромную адвокатскую контору, которая бралась за «бесплатные дела», разгребая государственную свалку судебной макулатуры. Я незаметно подкрался к нему, хлопнув по напряженной спине, черные костюмы резко оглянулись, убедившись, что я не следователь и не опасен для их стратегии, продолжили тихо жужжать между собой. - Ты все-таки пришел, Саске, - он крепко меня обнял. - Я не мог пропустить такого зрелища, хочется поскорее увидеть, как ты здесь всех уделаешь, - черные костюмы притихли, затем снова перестали обращать на меня внимание. - Дело проигрышное, суд не встанет на сторону несчастной девушки, обвиняемой в убийстве своего босса, к тому же все улики свидетельствуют против нее - он грустно посмотрел на свою подзащитную, сидящую в наручниках на соседнем кресле, и громко, чтобы она слышала, добавил – но мы сделаем все возможное, чтобы вытащить ее из тюрьмы. Процесс начался: судья Данзо, солидный и уставший, хмуро оглядел присутствующих и дал знак приставу, чтобы тот запускал присяжных. Двенадцать апостолов неторопливо, чем очень раздражали судью, расселись по своим местам в нетерпении поскорее включиться в игру. Одна из них, что сидела с краю, ближе к судье, сразу привлекла мое внимание. Хината! Я не мог поверить своим глазам. Длинные черные волосы, синий строгий пиджак…что-то голова закружилась. Я протер глаза, нет, обознался, снова. Что за наваждение! Уже двадцатый раз за сегодня, а все из-за вчерашнего. Просторный зал вдруг съежился, мне не хватало воздуха. Успокойся, дыши глубже, глубже, вот так. Но я не мог перестать думать о ней, в голове прокручивался один и тот же ролик: он держит ее за руки, прикасается к ней, целует и обнимает ее, а она улыбается и гладит его по волосам. Мы уже полгода как встречаемся, встречаемся, встречаемся… - …встречались. Это правда, мисс Нии? - Да, - ответила светловолосая девушка. - И правда ли, что вы были последней, кого он видел перед своей смертью? - Протестую, ваша честь, моя подзащитная не может знать, кого убитый мог видеть перед своей смертью. Прокурор пытается выбить из нее признание. - Поддерживаю, - судья метнул молнию в сторону государственного обвинителя, тот театрально закатил глаза. - Хорошо, я перефразирую вопрос, - он бросил короткий взгляд на Итачи, - Правда ли, что двадцать восьмого августа в восемь часов вечера в кафе «Дель Россо» вы видели вашего босса в последний раз? - Да, мистер Орочимару позвонил мне и сказал, что хочет срочно со мной встретиться, назвал место и время. - Какова была его цель, зачем он вас вызвал? – прокурор сделал акцент на последнем слове. - Я не знаю, в кафе он протянул мне конверт и сказал, что ему нужно идти и попросил встретиться в номере его отеля через три часа, тогда он мне все объяснит, - ее голос дрожал. - И что же было в том конверте, мисс Нии? - Там был чек. - Вы говорите про этот чек? – он продемонстрировал красно-белый банковский листок присяжным, затем протянул его Югито Нии, - прочитайте, пожалуйста, вслух присяжным, какая цифра там указана. - Три миллиона долларов… - Достаточная сумма, чтобы убить человека, - сказал тихо обвинитель, но все прекрасно его расслышали. - Ваша Честь! – возмущению Итачи не было предела. Прокурор отделался предупреждением. Он двигался уверенно, раскованно, удерживая внимание присяжных и демонстрируя им неопровержимые, на его взгляд, улики. Его ассистент вручил крайнему заседателю, мужчине лет сорока, орудие убийства – окровавленный штырь для колки льда, завернутый в целлофановый пакет, чтобы тот передал остальным. Никогда не понимал, зачем это было нужно. Далее он давил присяжных и позицию защиты фактами и показаниями очевидцев, которые видели, как подозреваемая «взволнованная» и «встревоженная» «выбегала» из отеля через примерно десять минут после того, как уборщица обнаружила труп. Демонстрировал одежду подсудимой, на которой была обнаружена кровь убитого, еще раз, для пущей убедительности потряс трехмиллионным чеком перед носом присяжных. Единственным минусом «идеальной преступной комбинации» был мотив, именно на нем, а точнее на его отсутствии акцентировал внимание Итачи, выстраивая линию защиты. Он что-то говорил и говорил, но я уже не слушал его. Сердце отбивало ритм двести ударов в минуту, снова закружилась голова, как у больного тахикардией, я опять начал воображать. Представил, что сижу на скамье подсудимых за железной решеткой, судья, лицо которого скрыто за белой маской, как и у всех присутствующих: обвинителя, адвоката, присяжных, судебного пристава, свидетелей, секретаря и даже охраны у входа, стучит деревянным молотком и спрашивает меня, признаю ли я себя виновным в жестоком убийстве зарождавшейся любви? Я отвечаю, что не признаю, тогда встают присяжные и одновременно снимают маски. Двенадцать Саске тычут в меня пальцем и хором твердят: ВИНОВЕН! ВИНОВЕН! ВИНОВЕН… - …не виновна! Я не убивала его, - плакала и вырывалась из рук Югито, пока охрана уводила ее обратно в тюрьму. Итачи что-то яростно шептал ей в ухо, наверное, успокаивал. Кажется, я все пропустил. Я вышел на улицу вслед за остальными, проводив в последний раз призрак Хинаты - присяжные покидали зал суда, используя запасной выход. Знакомой тропинкой я побрел в местный бар, дождусь Итачи там, он мне все расскажет в подробностях. Холодный ветер мешал зажечь сигарету. А, черт с ней! Или все-таки попробую еще раз, с третьей попытки мне все-таки удалось закурить. Как хорошо… Хината, милая, почему? Почему? Неприятный ком подступил к горлу, сердце сжалось так сильно, что казалось, вот-вот взорвется от боли, предательские слезы вырывались наружу, но я сдержался. Я вспомнил тихий летний вечер, Сакура сидела на лавочке, собирая осколки разбитого сердца. В тот день я бросил ее, сказав, что никогда не любил. Горькие слезы катились из красивых глаз. - Не понимаю, почему ты плачешь, - брезгливо спросил я. - Поймешь, когда полюбишь, - ответила она.