Новый воспитатель, или Тайна Называевского детдома

Искать долго не пришлось. На завтрак Макс спустился не только поесть, но и с лёгким злорадством полюбоваться помятыми физиономиями своих вчерашних собутыльников. Сам-то он, к удивлению и чёрной зависти последних, чувствовал себя превосходно — спасибо достижениям отечественной фармакологии. С аппетитом умял порцию макарон с тушёнкой, залпом осушил кружку растворимого кофе, пожелал присутствующим хорошего дня и, насвистывая что-то отвратительно жизнерадостное, удалился обратно в башню — трудиться на благо. Ремнеполучателей в коридоре по раннему времени не было, и Макс решил разобрать ящики стола, где хранились бумаги предыдущего экзекутора. Выдвинул верхний, наугад достал толстый журнал, прочёл надпись на ярко-красной обложке. — Учёт наказаний ДД за 1995 год. Так-так, полюбопытствуем… Каждая страница сего увлекательного документа была поделена на четыре графы — дата, фамилия воспитанника, провинность и назначенное наказание. А на последнем развороте Иван Вячеславович любезно посчитал итоговую статистику. Разумеется, первым делом Макс принялся искать своих помощников. — Карабзов… Ларионов… Во, Лихов! Однако… Аж 53 посещения, и совокупно 1651 удар, из них 1330 ремнём, 321 прутом. Это же за раз десятка три получается. Теперь понятно, почему Лёшка старается вести себя настолько дисциплинированно. Зато у Даши всего 30 визитов, девочка же, ага… По коридору загрохотали тяжёлые шаги, без стука распахнулась дверь и на пороге появился здоровенный дядька в чёрной католической сутане. Ни слова не говоря, он обвёл помещение цепким взглядом, удовлетворённо кивнул и, выглянув в коридор, хрипло гавкнул: — Чисто! — Разумеется, чисто, для того уборщиц и держим! А ты, брат Никанор, бросал бы свои солдафонские замашки и учился уже нормальному человеческому общению! — ответствовал ему довольно приятный мягкий голос, и в кабинет неспешно вошёл ещё один священник, невысокий, с аккуратной бородкой, в алом кардинальском одеянии. По-хозяйски уселся на стул, улыбнулся покровительственно. — Учишь их, учишь, а толку всё одно с гулькин клюй… Ну здравствуй, Макс Батькович! Давай, что ли, знакомиться, сын мой? Я — отец Феофилакт, духовный, так сказать, пастырь сей обители. — Доброго, доброго, — кивнул Демидов. — Легки на помине, Ваша Светлость. Не далее, как вчера вечером… — Что, наплели уже? — Феофилакт с напускной досадой покачал головой. — А я-то надеялся сюрприз устроить. Ну да ладно, шут с ними, грешниками, от них вечно одни хлопоты. У нас с Мариком, видишь ли, совершенно разные взгляды на подбор персонала. Хотя вот твоя личность меня глубоко заинтересовала. — Это чем же? — Макс едва заметно напрягся. — Ну сам посуди. Талантливый педагог, на хорошем счету, в столичной частной школе работал, деньги, поди, немалые заколачивал — и вдруг всё бросаешь, посередь учебного года пишешь заявление и срываешься в глухой сибирский городок. Как это прикажешь понимать? Только не говори, что познал истинное призвание, миссию обрёл, души заблудшие спасать приехал — не поверю. Демидов покачал головой. — Не, души — это по вашей части, а я человек земной. Интерес у меня сугубо профессиональный, научно-практический. Я, видите ли, очень психологией увлекаюсь. И хочу, значит, изучить, как неокрепшая детская психика на различные провокации реагирует. В частной школе, сами понимаете, на такое никто согласие не даст, вышибут в момент, и хорошо, если не мозги. А тут совсем другое дело. Как вы верно изволили выразиться — глухомань, да и должность экзекутора куда удобнее в этом плане. Перспективнее. — Что за провокации такие? — Феофилакта слова воспитателя явно заинтересовали. — А ну расскажи поподробнее! — Чего б не рассказать? — кивнул Макс и показал на журнал. — Вот изучил я тут записи своего предшественника. Суров был мужик, спуску подопечным не давал. А я, напротив, мягкосердечие проявляю. Воспитанники такому повороту рады, в башню чуть ли не вприпрыжку бегут. Вот месяцок я так поработаю, а потом гаечки как подзакручу! Устрою им тиранию и деспотизм, крапиву в рацион воспитательный добавлю, прутья вымоченные верну. Помощников своих самодурством поизвожу, опять же, чтобы жизнь сказкой не казалась. Ещё время спустя индульгенции выдавать начну, за своевременные анонимные доносы о готовящихся шалостях. Классовое неравенство учиню — заместителей в командах назначу из самых угнетённых, с правом вершить суд и расправу. А сам наблюдать буду, и все изменения в коллективе фиксировать. Интересно же, согласитесь? — Интересно… — Феофилакт теперь смотрел на Макса без снисхождения, даже уважительно. — А не боишься, что возненавидят тебя? И прихлопнут где-нибудь в тёмном коридоре? — Не прихлопнут. Я ведь не со зла действовать стану, а исключительно по принуждению и науськиванию старших товарищей. — Это по чьему ж? Не на меня ли намекаешь? — «кардинал» нахмурился. — Разумеется, нет, — Макс возмущённо крякнул. — Я в субординации понимаю, не беспокойтесь. Тут полным-полно недалёких наставников, которых в такую игру завлечь — раз плюнуть. — Раз плюнуть, говоришь… — Феофилакт задумался. — А что, попробуй. Только с одним условием! Обо всех своих выводах мне докладывай. Я, видишь ли, тоже ужас как психологией интересуюсь. Еженедельно отчёт давать будешь. Словесные портреты воспитанников там, чего от каждого ждать можно, кто на что способен. Договорились? — Никаких проблем, — Макс кивнул. — Могу вас даже потом соавтором записать, когда монографию издавать решусь. — Не стоит, — мягко улыбнулся священник. — Это уже гордыня получится, а мне по статусу её усмирять полагается. Ладно, сын мой, не стану более время твоё занимать, пойду с Мариком побалакаю. Стареет он, скоро на покой пора будет. А значит, преемник потребуется. Ты и об этом подумай на досуге, вдруг в голову чего путное придёт… — Подумаю, Ваша Светлость, непременно подумаю! — воодушевлённо кивнул Макс. — Благодарствую за визит, доверие и поддержку моих начинаний! — Хорошие начинания и поддержать не грех! А твои мне весьма даже по душе! Я, пожалуй, в субботу на назидание загляну, ежели не возражаешь. Полюбуюсь твоей работой! — Феофилакт улыбнулся и, сделав знак охраннику, покинул кабинет. — Что ж, поработаем образцово-показательно… — вполголоса сказал Макс. — Никто не уйдёт обиженным.