Мир, жвачка, любовь

      Сбежав из колонизированной Кореи, О Сынмин — корейский пианист и композитор смог пробраться в высшее общество Японии, благодаря чему смог пережить эти тяжелые года намного лучше, чем другие корейцы. Сбежав из своей страны, где услышать родной язык было редкостью, парень и подумать не мог, что услышит корейскую речь в Японии.       Он медленно брёл на очередной концерт по пыльным улицам какого-то японского города, названия которого он никак не мог запомнить, когда заметил, что у одной из лавок с продуктами, коих на улице было совсем немного, подозрительно суетится маленькая, судя по всему женская фигурка. Чуть замедлив шаг и приглядевшись, он смог распознать в грязной фигурке молодую девушку, хватающую одно за другим яблоки с прилавка, закидывая их в рукав потрёпанного платья. Усталый взгляд пианиста ненадолго задержался на таком вопиющем происшествии, ведь сморщенная старушка-торговка совершенно не замечала, как её лавку самым наглым образом обкрадывают. Чтобы не вызывать шум – на него сил совсем не хватало – он решил дождаться, пока воришка отойдёт подальше от лавки, чтобы догнать её. Это только звучало легко для измождённого постоянными концертами и скудной пищей молодого человека. Когда же он всё-таки догнал такую же уставшую, как и он девушку, схватив ту за руку и строго проговорив на японском, что он всё видел и собирается сдать её властям, Сынмин совершенно не ожидал услышать её просьбу.       — Пожалуйста, не сдавайте меня, — прошептала девушка на корейском и подняла на Мина заплаканные красные глаза.       Услышав корейскую речь, парень замер. Казалось, он уже и забыл свой родной язык, так что с трудом смог разобрать, о чём просила воровка. Эта внезапная просьба ввела парня в ступор, давая кореянке возможность вырваться из слабой хватки и убежать.       Сынмин бы и не вспомнил о ней, если бы спустя несколько месяцев в местном пабе он не встретился с ней снова. Япония славилась своими «домами утешения», которые на деле оказывались обычными борделями с корейскими женщинами. Этот паб, к большому сожалению, так же, как и сотни других, брал с японских мужчин деньги за времяпрепровождение с женщиной.       В отличие от других посетителей О Сынмин приходил в этот паб не для плотских утех, а ради простого отдыха. Усаживаясь в самый угол помещения, туда, куда взгляды посетителей редко попадают, он заказывал бутылку крепкого алкоголя и, пожалуй, самый сносный и дешёвый в этом городе карри, и сидел там довольно долго, раздумывая о собственной жизни, иногда вздрагивая, когда жалостные крики женщин, доносились до его ушей. Уезжая из Кореи, Сынмин был уверен, что жизнь в Японии будет намного лучше прежней, но на деле он оказался здесь совершенно чужим, большинство японцев в открытую призирали его, стоило им услышать имя парня, которое он принципиально не менял. А денег едва хватало на оплату жилья и питания.       В тот раз парень точно так же сидел в углу паба, черкая небольшое письмо для оставшейся на родине матери, не особо следя за происходящим внутри, пока привычный шум не нарушил убитый в хлам японец, вырвавшийся из одной из комнат. Толстый мужчина с наспех застегнутой рубахой тащил за собой девушку, с силой сжав её волосы. Она пыталась ухватиться хоть за что-то, чтобы выпутаться из хватки и скрыться с глаз мужчин, крича на непонятном языке. Непонятном для всех, кроме Сынмина.       — Эта корейская шлюха, — мужчина дёрнул девушку за волосы, притягивая ближе к себе, — почему она продолжает говорить на своём грёбанном языке?!       Администратор, отвечавший за продажу женщин, о чём-то взволнованно говорил с этим мужчиной, параллельно хлеща девушку по оголённому плечу палкой. Но до японской болтовни Сынмину дела не было, корейская речь, а точнее ругань, заставила ненадолго оторваться от своих дел, чтобы из своего укрытия наблюдать за происходящим. Он без особого интереса смотрел за потасовкой и её участниками, пока не заметил пару заплаканных глаз, взгляд которых он уже встречал. Это было глупо и неосмотрительно, совершенно безрассудно, но пианист не мог поступить иначе. Парень соскочил со своего места и направился в центр, где стояли японцы с бедной девушкой.       — Мама, я не хочу быть тут! — девушка продолжала говорить на корейском, срываясь на крик, за что снова отхватила палкой по плечу. — Чёртовы япошки!       — Я проучу эту девку, — неожиданно даже для себя, Сынмин резко прерывает шум, подходя к администратору. — Я оплачу с ней час, - он звучит грубо в воцарившейся тишине, так что даже девушка перестаёт всхлипывать.       Японец, державший девушку за волосы, откинул её в сторону, недовольно ворча себе под нос. И, пока О оплачивал время в борделе, девушку подняли с пола и отвели обратно в комнату, приказывая готовиться к следующему клиенту.       Сынмина любезно проводили до нужных апартаментов и оставили наедине с собой перед деревянной дверью. Он медлил, не решаясь войти и боясь разочароваться в условиях, в которых женщины принимали клиентов — где-то в глубине души он надеялся, что всё было не настолько плохо. О всё же двигает деревянную створку и проскакивает в комнату, тут же натыкаясь взглядом на сидевшую на полу девушку. Молодой человек быстро отворачивается к двери, увидев оголённую женскую грудь.       — Оденься, глупая! — парень по привычке бормочет себе под нос на японском и разглядывает носки своих туфель.       — Разве не для этого Вы купили меня? — она отвечает ему так же, как и раньше, на корейском, и быстро натягивает застиранный красный халат с аляпистыми цветами.       Мин лишь отрицательно мотает головой и проходит мимо неё к окну. Он достаёт из кармана своих брюк сигарету с зажигалкой и закуривает, снова отворачиваясь от девушки, которая с интересом и испугом смотрела на парня. Они молчали около десяти минут и, пока О методично курил, кореянка, облокотившись на стену, смотрела в небольшое окно, в которое попадал тусклый свет фонарей.       — Как хоть тебя звать? — говорит О уже на корейском, оставляя окурок на подоконнике и слегка поворачивает голову в сторону девушки.       — Ан Сонджа, — неуверенно отвечает она, всё ещё не веря в то, что она просто сидит без дела. — Вы знаете корейский? Вы кореец?       — О Сынмин, — парень, слегка улыбаясь, кивает и отворачивается обратно к окну. Его имя говорит само за себя. Да, он кореец. Всё ещё до мозга костей кореец. — Слушай, Сонджа, — говорит он медленно, вспоминая нужные слова, - у меня нет целей воспользоваться тобой, так что просто отдохни. Даже в таком контексте его слова об отдыхе звучат смешно. Но вот только смеяться никому не хочется.       В комнате слабо освещённой фонарным светом Ан без умолку рассказывала свою историю: как она жила до того, как попала в Японию, почему она приехала в чужую страну и как оказалась в борделе. Сынмин не знал, почему она решилась рассказать про себя всё, даже не спросив, интересно ли это ему. Возможно, она почувствовала себя хоть чуть-чуть в безопасности, узнав, что она и мужчина в комнате соединены общей нацией, а может внутри Ан столько всего накопилось, что молчать не было сил? Он также рассматривал вариант того, что девушка просто забыла о его присутствии и решила выговориться в пустоту. Сынмин имел множество догадок, но узнать, какая из них верная не мог - боялся перебить, задеть её чувства и показаться грубияном, так что ему оставалось только внимательно слушать. О запомнил всё и был уверен, что даже через тридцать лет смог бы рассказать, как обманутая корейская медсестра Ан Сонджа, уехавшая в Японию для заработка, оказалась в борделе, надолго забыв о человеческом уважении.       Девушка ещё долгое время рассказывала про себя и жизнь здесь. Даже сидя к ней спиной, Сынмин знал, что она прерывалась из-за слёз, непрерывно стекавших по её лицу. Сердце парня сжималось при каждом всхлипе, не собираясь мириться с тем, что сотни корейских девушек и женщин разделяли точно такую же судьбу, как и Сонджа.       — Ты обязательно приедешь домой, я тебе обещаю, — внезапно говорит Сынмин, заставляя девушку замолчать. — Я отвезу тебя обратно в Корею, Ан Сонджа.       О каком возращении обратно в Корею мог он говорить, если даже сам с трудом выживал в Японии? Но парню так хотелось осчастливить хотя бы одну из этих несчастных женщин, что он, не особо думая, пообещал спасти её из этого ада.       Сынмин слышит шорох позади, а потом невесомые шаги. Девушка останавливается рядом с ним и мягко опускает ладонь на его плечо, заставляя повернуться:       — Я слишком доверчива, — Сонджа тянет оттопыренный мизинец к нему, грустно вздыхая. — Пообещайте, что заберёте меня отсюда. Знайте, если Вы не исполните своего обещания, я выберусь, найду Вас и собственноручно убью.       О поднимает взгляд на девушку, что говорит такие жестокие и угрожающие слова и грустно улыбается, скользя взглядом по худой фигурке, выпирающие кости которой не скрывал потрёпанный халат, впалые щёки и сбившиеся в колтуны волосы. Он не допустит, чтобы она убила его.       — Обещаю, — он скрещивает их мизинцы, а после распахивает свои руки, приглашая в объятия.       Сонджа смотрит на него с настороженностью, боясь, что все эти разговоры и обещания ложные, и он точно такой же, как все предыдущие мужчины, которые касались её тела своими грязными руками. Но всё-таки она делает шаг вперёд, попадая в крепкие объятия. Ан укладывает свою голову на плечо парня и слегка обвивает руками его тело, пока сам Сынмин гладит её по длинным, но растрёпанным из-за прошлого клиента, волосам. Он и сам не знает, как вытащит девушку из этой клетки, но оставлять её здесь одну, совершенно без защиты, он не намерен. Парень готов пойти на многое, лишь бы Сонджа и другие «‎комфортные женщины» были свободны.       По истечении часа О ушёл и не возвращался целую неделю, снова заставляя девушку думать, что её обманули и бросили. Но поздним вечером воскресенья он снова появился на пороге её комнаты, снова краснея из-за вида голой груди, которую Сонджа скрыла за тканью уже другого халата, как только увидела знакомое лицо Сынмина.       Парень приходил к ней в течение месяца каждое воскресенье, не давая чувствовать девушке себя одинокой и вселяя желание продолжать жить, пока однажды не пропал, заставляя Сонджу усомниться в честности его слов.       Но даже так, она продолжала ждать его, каждый вечер воскресенья она с замиранием души смотрела на постоянно открывающиеся двери её комнаты, но так и не видела его милой улыбки и глаз, полных нежности. Так продолжалось несколько месяцев, пока не пороге паба не появился тот, кого Ан так долго ждала. Сынмин с ссадинами на лице и отросшими волосами без раздумий оплатил комнату, в которой раньше они с Сонджой встречались, на час забывая о проблемах.       Парень торопливо отворил дверь, желая поскорее показаться на глаза у девушки и объяснить своё долгое отсутствие, но застыл в дверях, когда увидел перед собой незнакомую ему девушку. Отсутствие Сонджы пугало его намного больше, чем оголенная грудь незнакомки.       Сынмин махнул головой, приказывая одеться, и опустился на пол, прислоняясь спиной к двери.        — Сонджа... — О щурится, разглядывая растерянное лицо девушки. — Где Сонджа?        — Ох, Вы знали Сонджу? — торопливо говорит незнакомка на ломаном японском, рукой придерживая ткань халата, так и не завязав его полностью.       Сынмин незаметно кивает головой и отводит взгляд в сторону, рассматривая заплесневелые стены комнатушки, которые впервые привлекли его внимание.       — Она покончила с собой пару дней назад, — голос у девушки был слишком спокоен, как будто бы она рассказывала о том, что вчера шёл дождь. — До этого Сонджа ждала какого-то мужчину, уверяя нас, что совсем скоро покинет стены борделя. Смешная.       Как жаль, что спустя пару месяцев ожидания, Сонджа сдалась и не исполнила своего обещания прикончить Сынмина, если тот обманет её. Сонджа покончила с собой, повесившись на одной из застиранных простыней, так и не дождавшись своего героя, который, помогая своему знакомому режиссёру музыкально украсить спектакль в корейских традициях, оказался в тюрьме.       Как жаль, что тысячи обманутых женщин так и не дождались своих героев, обещавших увезти их домой.