НЕведьма и Повелитель Времени

      Наконец-то закончились уроки. Когда ничего не понятно, время тянется дольше, а в языке цветов разобрать хоть что-то было очень сложно. Это вообще был факультатив, но Вова решил ходить и на него, чтобы как можно скорее начать понимать причуды ведьм, когда они болтали с цветками. Леха ходил вместе с ним и помогал, но учеба ему давалась не многим легче, так что они даже списать друг у друга не могли.       - Уф, - выдохнул Вова и упал на лавку в коридоре, оттянув от шеи фиолетовый галстук. – Ну и где он ходит?!       Леши не было сегодня на занятиях, ну и Небо с ними, другое дело, что они вот-вот должны были идти к оврагу, где обычно встречались с Вичкой и бегали купаться. Кончался май, но вода была еще холодной, зато Вика умела ее греть и пузырить. Вове особенно нравилось, когда из воды выныривали водяные жгуты и играли с ними в салки.       Вова не стал ждать Леху у выхода из школы, а пошел сразу к оврагу. Свесив ноги вниз и играясь водой в лужах, на краю оврага сидела девочка в синем пиджаке и юбке, около нее суматошно металась метла.       - Здарова, - плюхнулся рядом Вова. – Слушай, а тебе от матери не достанется за то, что ты с нами бегаешь?       - Привет! – улыбнулась Вичка и отодвинула от лица волосы. – Не узнает – не достанется. Только знаешь, давай не будем сегодня купаться. Я и купальник не взяла, да и холодно сегодня. Пойдем погуляем, расскажешь мне еще про человеческий мир.       Про свой мир Вова рассказывал Вичке уже целый год. Ей было очень интересно узнать, какие они, человеческие девчонки и мальчишки, особенно ее интересовала человеческая мода, но Вова в ней не разбирался и не мог удовлетворить Вичкино любопытство. А Лазарев часто злился, что Вика болтает с Вовой так много: ревновал, наверное. Она точно ему нравилось, пусть Леха и не признавался, а Вова болтал с ней из вредности.       Он в который раз рассказал, какая форма у девочек в школе, что они не так уж сильно следят за волосами и любят заплетать ленточки в косы, заботятся о воротничках своих сарафанов больше, чем о чем-либо еще.       Вова уже устал от щебета Вики, а Лехи все не было и не было.       - Слушай, а ты вот Лазарева давно знаешь?       - Да едва ли не с рождения, - отмахнулась Вика. – У нас родители большие начальники. У моей мамы – ковен, у его отца – орден. Они часто обсуждают разные политические вопросы, решили как-то нас познакомить.       - Я слышал, что родители знакомят детей, когда хотят, чтобы они поженились, - рассудил Вова. – Может…       Вичка нахмурилась, и ее тонкие золотистые брови сползли к переносице. Вова поднял глаза и увидел Генку Шаховского со своей сворой, который направлялся прямиком к ним. Он опять улыбнулся всеми своими зубами, отчего его лицо стало еще круглее. Подошел ближе и, смешно подхватив Викину руку, поцеловал.       - Вика, как я рад тебя видеть.       - Привет, - без особого удовольствия кивнула она. – Гена, а ты Лешу не видел?       - Лазарева? – удивился Генка и мельком глянул на Вову. – Ой, твой друг тебя кинул?       - Тебе зубы улыбаться не мешают? – вздернул бровь Вова. – А то смотри, не досчитаешься.       - Боюсь-боюсь, - хмыкнул Генка. – Лебедев, Лазарева не видел?       - Да к нему отец приехал. Весь Чародол на ушах стоит.       - Ну вот, он занят. Вик, не хочешь с нами на Янтарный проспект?       - Она хочет погулять со мной, - сказал Вова, заставляя Генку обратить на него внимание. – Захотим – пойдем на ваш проспект.       - Да он даже заплатить за тебя не сможет.       - Зато врезать тебе пару раз…       - Вов! – остановила его Вичка за руку и потянул назад. – Не надо, пойдем. Спасибо, Гена, в следующий раз.       Она круто развернулась и пошла в другую сторону. Гена смотрел ей вслед, а потом повернулся к Вове и надменно фыркнул:       - Закатай губу, Елагин, это моя девчонка.       - Ого, - в ответ хмыкнул Вова. – А Лазарев об этом знает? Генка, а оттуда у тебя такой здоровенный синяк, а? Ха-ха, видимо, не такая уж твоя.       - Заткнись, - прошипел Гена. – Не думай, что Лазарев всегда будет тебя прикрывать. Ты ему надоешь. Он великий колдун, а ты жалкий человеческий выродок.       Генка развернулся и подал знак своей своре, чтобы они ушли вместе с ним. Вова засунул руки в карманы, закинул галстук на плечо и тихо фыркнул им вслед:       - Да больно он мне нужен.       Потом догнал Вичку. Она шла, насупившись. Ее острый подбородок был вздернут вверх, а руки она сложила на груди, откинув золотые кудри назад. Вова долго вертел головой, разглядывая Зачарованный лес, молчал, но скоро не выдержал и спросил первым:       - Да чего ты дуешься?       - Я ничья девчонка! – заявила она. – Лазарев – мой друг, да и Генка вообще… - она шумно выдохнула и потрясла руками, сжав кулаки: - Мы просто с детства дружим, чего он ко мне так лезет?       - Ты симпатичная, - со знанием дела сказал Вова.       За свои тринадцать лет он видел много симпатичных девчонок, но такую, как Вика, еще и вправду не встречал. Она походила на куколку со своим аккуратным личиком, на котором всегда румянцем горели щечки и бурлили реки в голубых глазах. Ее волосы были как будто ненастоящими: шелковыми и гладкими, словно их нарисовали. И она не заплетала их в косы – ей так очень шло, потому что сама она была высокой, а волосы укрывали ее спину и делали похожей на принцессу.       - Но ты тоже очень красивый. Я не знаю девчонки в Поднебесной, которая бы на тебя не загляделась.       - Парням это не так важно, как вам, - отмахнулся Вова.       Он и вправду немного вытянулся за этот год, перестал по-дурацки коротко стричь волосы, потому что теперь его стриг не детдомовский воспитатель, а настоящий парикмахер на Янтарном проспекте, в салон которого его однажды силой затащила Вичка.       - Да и вообще, я предпочитаю одиночество. - хмыкнул Вова, снова закидывая галстук на плечо. – Так проще, когда никто особо не нужен: что есть, что нет.       Вика остановилась. Она снова нахмурилась и перевела на Вову взгляд.       - И Леша тоже тебе не особо нужен?       Вова, не задумываясь, кивнул. И тут же щеку его обожгло хлесткой пощечиной. Голова мотнулась, он схватился за щеку ладонью и зашипел, недовольно глянув на Вику. Да, он не бил девчонок, но с чего это она взяла, что ей можно бить его?!       - Ты че? – прошипел он.       - Это ты че? - передразнила она. – Он считает тебя другом, а ты…       - Я его не просил.       - Да не надо об этом просить! – вдруг хныкнула она и шмыгнула носом. – Все люди такие дураки или только ты такой один?       - Сама ты дура!       - Слушай меня сюда, Елагин, - вдруг грозно сказала она, делая шаг вперед. – Я не знаю, что значит слово «дружба» в мире людей, но здесь, у нас, оно значит очень многое. И если ты не считаешь его другом, если мы тебе… не нужны, - выдохнула она, потрясывая указательным пальцем у Вовы перед носом. – То иди и скажи ему, потому что я устала красть перекись из медпункта, чтобы лить ему на кулаки. Доминисы не могут себя лечить. А он все равно почему-то дерется с каждым, кто вякнет про тебя хоть одно плохое слово.       - Да я…       - Знаю – перебила его Вика, горько хмыкнув, - ты не просил.       Она ему дергано улыбнулась, потом отстранилась и, осмотрев с ног до головы, покачала головой, развернулась на каблучках и ушла в сторону Поднебесной. Вова остался один в глухой чаще, снова потер до сих пор горевшую щеку и тут же подумал: да Леха подлечит. Но осекся.       За год это вошло в привычку: бежать к Лехе, когда что-то болело. Волшебником в своей силе он был толковым, путь другие предметы у него и провисали. В детдоме Вова выучил правило: с кем сидишь за одной партой, тот тебе и друг, если только учитель не рассаживает специально. Поэтому Вова там сидел один. Но сидеть одному здесь ему было не по себе: во-первых, он по первости вообще ничего не понимал, во-вторых, Леха был единственным колдуном, кто не вытирал о Вову ноги и не сплевывал при встрече в коридоре.       Но сейчас все было нормально: Вова стал своим среди волшебников. Они играли с парнями в футбол на улице, и Вова был всегда капитаном команды против команды Лехи. Все вместе они любили сбегать к опушке Лунового, чтобы поглазеть на студентов в красивых серебристо-черных пиджаках, а еще они большой гурьбой гуляли ночью и пересказывали страшные истории.       Но только Леха бегал с Вовой в его детдом, откуда Вова еще первые полгода таскал в Чародол свои старые вещи: журналы, коллекцию фантиков и прочие важные вещицы. Только Леха почему-то рисковал шкурой, прикрывая Вову перед учителями, когда тот сдегал, и заверяя, что подтянет Вову по некоторым предметам, а потом уговаривал Саньку Сухорукого, отличника, позаниматься с ними двумя. Было много волшебников, кто хотел бы дружить с Лехой, но он почему-то сидел за одной партой с Вовой.       Когда Вова вернулся в Чародол, наступил уже полдень. Сегодня была суббота, только два урока, и они уже закончились, так что наступила свобода! Мысль, что можно погулять по полю и сбегать на Янтарный посмотреть на витрины салона мотоциклов согрела Вову. И он забыл про больную щеку, про обиженную Вичку и про дурака-Шаховского. Вика – девчонка, они вечно ни пойми на что обижаются, а с Лехой у них и без нее все нормально: Вове не нужны были друзья, единственным близким ему существом теперь навсегда останется только стихия. Вова уже прочитал: она не предает.       Он зашел к себе в комнату, переодел форму и взял немного денег, чтобы выпить лимонад на Янтарном. Но, когда собрался уходить, услышал, как хлопает дверь. В комнату вошел Леха.       - Здарова, - пожал ему руку Вова. – Я на Янтарный, пошли?       - Давай без меня, - тухло ответил Леха и завалился на кровать.       Он согнул руки в локтях и подсунул под голову, сам стал смотреть в потолок. Вова тоже туда глянул, но ничего интересного не нашел. Тогда он махнул ему рукой и вышел, спустился по большой лестнице вниз и поздоровался с директором. Тот общался с каким-то мужчиной: тот был одет в темный дорогой костюм, его карман украшала булавка с наконечником в виде змеи, обвивающей сосут на тонкой ножке, ее глаза горели крохотными изумрудами. Вова засмотрелся и не сразу заметил, что мужчина смотрит в ответ на него.       - Вова, подойди. – позвал его директор и, стоило Вове шагнуть ближе, положил ему руки, разворачивая к бородатому мужчине. Борола у того была красивой и густой, стриженной и какой-то… причесанной. – Вот, это наш новый воспитанник Владимир Елагин.       Мужчина оценивающе оглядел Вову и вздохнул: Вове показалось, что недовольно.       - Господин Звездный, кажется, мы с вами обсуждали этот вопрос: не надо никого подселять к моему сыну. Толпы ваших квалифицированных психологов могут говорить, что хотят. Леша сам разберется, с кем хочет общаться, а с кем нет.       Вова поднял глаза на Звездного и озадаченно вздернул бровь, мол, что это за индюк такой важный.       - Эм… Господин Лазарев, да, я помню… Просто…       - Леха сам меня пригласил, - первым сказал Вова, чувствуя, как Звездному трудно даются слова. – А вы его отец, да? Приятно познакомиться, меня зовут Вова.       Вова протянул руку, но бородатый мужчина ее не пожал. У него были длинные изящные пальцы, которые он спрятал с тугие черные перчатки, на его правой руке серебром переливался перстень в виде хищной змеи. Бородач только мельком глянул на протянутую руку Вовы и снова обратился к Звездному.       - Человек?       - Я волшебник гроз, - процедил Вова.       - Я не с вами разговариваю, молодой человек.       Вова тут же вздыбился, надул от возмущения грудь и решил уже сказать что-то такое едкое, как вдруг рука директора на его плече сжалась крепче, притормаживая. Этого мужика Вова уважал: он был адекватным, пусть Вове и часто прилетало за проделки. Поэтому Вова остановился.       - Я заберу его завтра, - сказал бородач. – Соберите его и убедите, что так будет лучше.       Бородач развернулся и пошел к выходу, но директор сказал ему в след.       - Учиться осталось только год, господин Лазарев. Дайте ему закончить школу.       - Исключено, - сказал бородач, не оборачиваясь. Но у дверей своей роскошной машины, которые ему распахнули, все-таки притормозил и обернулся: - Я сам знаю, как моему сыну будет лучше. Спасибо вам за заботу о нем, господин Звездный. Встретимся завтра.       Он сел в машину, мужчина в черных очках захлопнул за ним дверь, а потом машина уехала с лужайки Чародола куда-то в Зачарованный лес. Рука на плече у Вовы расслабилась, он обернулся на директора и спросил:       - А че он такой вредный?       - Вов, - слабо осадил его директор. – Ну что за слова?       Директор поплелся к себе в кабинет, а Вова, еще раз глянув в сторону скрывшейся в чаще машины, побежал за ним. Поднялся по лестнице на второй этаж и зашел следом в кабинет. В детдоме в кабинет директора входить было нельзя: туда пускали только учителей и по очень важным вопросам. Сама директриса была вредной, часто кричала на детей и грозилась всех сдать в полицию. Раньше Вова думал, что директора и должны такими быть, но Звездный был другим: он налил Вове и себе чай, дал ему печенья и долго сидел, помешивая в кружке и уговаривая Вову побольше есть, ведь тот совсем худющий.       - Леху заберут, да? – нарушил первым повисшую тишину Вова.       Директор понуро кивнул, а Вове резко расхотелось пить вкусный чай. Он отодвинул от себя кружку и тягостно вздохнул, обводя взглядом стены.       - С ним что-то не так? Зачем ему мозгоправы, он же нормальный?       - Вов, я не могу об этом говорить.       - Но об этом все знают, - обидчиво сказал Вова. – Я же вижу, как на него тут все смотрят. Боятся и жалеют, немного недолюбливают. Я уже понял, что его отец – большая шишка, но… забирать-то его зачем?       Директор тоскливо улыбнулся и глянул в окно. Вова уже понял: директор любил своих учеников. Он не грозился сдать их за проделки в полицию – вызывал к себе, наливал чай и долго разговаривал. Иногда ругал – но за дело. У самого у него не было детей, хотя много учительниц строили ему глазки. И Лазарева директор, наверное, любил, поэтому так долго молчал и задумчиво глядел на свой сервант.       - Ты уже читал о подвиге Екатерины Державиной? – спросил он, доставая из серванта газету.       - Ну… - Вове было стыдно признаваться, что он что-то еще не освоил.       Но директор понял его без слов: улыбнулся и протянул книгу, раскрыв на нужной странице. Там была фотография красивой ведьмы и подпись рядом, что она геройски погибла, защищая детей, на которых было организовано нападение членов участников секты «Поднебесный ковен».       - Жертвоприношение? – спросил Вова, поднимая глаза. – Они хотели убить детей?       - Двадцать детей очень могущественных семей волшебников, - серьезно кивнул директор. – Но не убили ни одного.       - Она спасла их?       - Да. Мы учились с ней вместе: Катя всегда была такой бесстрашной и умной.       - А как она их спасла?       - Сорвала с алтаря руну багрового заклятья. Обряд был прерван, смысла продолжать дальше не было, а Катя… - директор пожал плечами и взял книгу у Вовы из рук, но он успел увидеть последнюю строчку: «…убита одним из сектантов ножом в спину»       Вова поежился от таких новостей. Мир чар и так казался ему непростым, а тут еще и жертвоприношения, чудики всякие, убийства, дети… И багровая магия? Леха говорил, что это запрещенная штука.       - Она герой, - кивнул Вова. – У нас героям ставят памятники и носят гвоздики. У нее есть памятник?       Директор вяло кивнул, а Вова не знал, что еще спросить. Он вдруг почувствовал себя крайне неуютно в комнате, наполненной тяжелыми думами директора.       - Вов, расскажи мне, - вдруг попросил тот, - Как Леша себя… чувствует? Ты проводишь с ним много времени, вы помогаете друг другу. Он… грустит когда-нибудь?       - Леха? – фыркнул Вова. – Да это самый веселый колдун на планете! Меня он даже бесит иногда, сколько можно всех подкалывать…       Вова вдруг осекся, когда заметил, как внимательно слушает его директор. Конечно, он всегда был внимательным, но настолько жадно и аккуратно еще на Вову не смотрел. Этот взгляд был таким, как будто директор хочет кого-то спасти. И Вова понял. Он глянул на газету, что лежала у директора под рукой, почувствовал, как дрогнули его нахмуренные брови и несмело спросил:       - Эта… Екатерина. Она его… - он сглотнул, потому что сказать это вслух отчего-то показалось страшным. – Его мама?       Директор смотрел Вове прямо в глаза. Он медленно покивал головой и опустил глаза на свою чашку, выпил чаю и снова улыбнулся Вове.       - Ты хотел пойти прогуляться? Прости, что задержал. Только без опозданий, хорошо? В девять, чтобы был в комнате.       Вова рассеяно ему кивнул и вышел. Он спустился с лестницы, но остановился у двери, обернулся назад и понял: ему больше не хочется смотреть на мотоциклы, не хочется лимонада. Янтарный проспект, такой шумный и интересный, вдруг показался скучным и пустым. Вова помялся немного у входа и решил пойти к себе.       В комнате он увидел, что Леха не сдвинулся с места хотя Вовы не было около часа. Леха так и лежал, заломив руки за голову и смотря в потолок. Вова подумал, что это не его дело, да и по поддерживать он никогда не умел, но почувствовал, что должен что-то сказать. Быть хорошим человеком – дело неблагодарное, но это же Леха, надо бы что-то выдавить из себя такое… жизнеутверждающее.       - Лех…       - Отстань, - сипло попросил он, и Вова услышал, что его голос дрожит. – Дай мне побыть одному. Пожалуйста.       Вова поджал губы, понятливо кивнул и снова вышел. Он прекрасно понимал Леху: иногда хочется побыть одному. Придя в их ложу, что выходила на арену и трибуны, Вова вспомнил свой первый день в Чародоле и как видел свою первую сотворенную грозу. В детдоме ему тоже часто хотелось побыть одному, но там такой роскоши было не сыскать. Когда Вова вспоминал отца или ему очень сильно хотелось плакать, он убегал в поле, в заброшенную беседку, где раньше отдыхали рабочие, там сидел и смотрел, как ветер пригибает полевую траву, как заливает дождь землю и грозы беснуются в небе.       Одиночество было правильным выбором – Вова в который раз в этом убедился. Не знал бы он отца – так не сожалел бы. Не любил бы Леха маму…       «Эх, пап, скорее бы ты нашел нам маму. Она бы нам помогла».       Вова опустил глаза на перилла и дернул головой. Он очень хорошо помнил свое детство и те последние дни, что он провел с отцом. Это было странно: его сверстники не помнили свои шесть – семь лет, а он помнил отлично.       «Вот у Мишки мама все умеет делать. А мы с тобой все никак не научимся. Мама бы нам все делала, а ты бы мне сказки почаще рассказывал. А то тебя вечно нет».       «Любовь-любовь. Ты меня люби, а я тебя буду. А мама пусть нас кормит».       Любовь – слово, которое он заставлял себя забыть. Смотря на разящие землю грозы, стараясь воспитать ненависть в себе к ним, к тому, что раньше так любил, он год за годом напитывал свою душу горьким ядом одиночества. По капле. Чтобы не умереть. Как прочитал в каком-то приключенческом романе. Он воспитывал в себе иммунитет к тому, что однажды его едва лине убило. Дрался, проигрывал, выживал, придумывал стратегии, подстраивался под ситуации, но неизменно делал только одно – забывал это важное слово.       «Ой, дурак ты, Вов. Мелкий еще. Вот вырастешь, влюбишься, поймешь, что маму детям только по любви ищут. Там уже неважно: умеет она готовить или нет».       Но тогда, в шесть лет, когда он играл с папой в самолетики и смотрел в окно, сидя у него на коленках и завернувшись в одеяло, он знал, что такое любовь. Хотеть прыгнуть кому-то на руки, кричать «Папа!», знать, что тебя обязательно заберут домой. Даже если всех давно увели домой, а ты сидишь на лавке у детского сада с воспитательницей – все равно знать, что папа обязательно придет. Прибежит запыханный, начнёт извиняться и уведет за руку по темным дворам домой.       «Ты весь в меня. В меня и маму, потому что ты наш сын. И я тебя очень люблю».       И Вове на самом деле очень хотелось маму. Хотелось, чтобы кто-то прибежал в детдом, накричал на злобную директрису, схватил его за руку и вывел к кусту жасмина, обняв. Ему хотелось, чтобы мама, пропавшая когда-то очень давно, вдруг нашлась и все объяснила. Хотелось проснуться как-нибудь утром, выбежать из палаты и увидеть в дверях высокую фигуру папы. Потому что он любил его! И любит, Небо раздери, сколько бы не давил в себе слезы и страх.       Вове хотелось семью. Хотелось до жути, до острой боли, разящей грудь каждый раз, когда он разрешал себе об этом думать. Быть с кем-то. Быть чьим-то. А не потеряться в диком поле срезы безмолвных гроз. Просто быть сыном.       «Я тебя… - у папы дернулся кадык и заблестели глаза. – Я тебя люблю, сынок, но я должен уйти. Слышишь, Вов, я тебя очень люблю».       Леха, должно быть, слышал такое от мамы когда-то. Должно быть, он вспоминал это так же, как вспоминал папу Вова. И Вова представить боялся, как сильно Лехе хотелось вернуть то время, когда кто-то просто говорил, провожая в школу: я тебя люблю.       Он резко развернулся и пошел обратно в комнату. Зашел туда быстро и застал Лазарева в на том же месте.       - Пошли со мной.       - Вов, отстань.       - Я сказал, пошли за мной!       - Елагин, отвяжись! – разозлился Лазарев и перевернулся на живот, закрыв голову подушкой. – Я же сказал, хочу побыть…       - Никто не хочет! – вдруг крикнул Вова и со злостью сдернул с Лехи подушку, схватил за воротник и посадил. – Хватит ныть, пошли за мной!       Леха, услышав такое, тут же насупился и встал. Может, он понял по лицу Вовы, что дело серьезное, может, просто не хотел выглядеть в чьих-то глазах нытиком. Он вышел за Вовой из Чародола, и они вместе пошли в Зачарованный лес.       - Нам нужно поле, - сказал Вова.       - Такая жарища, - фыркнул Леха. – Зачем?       - Я говорю, что нужно.       Леха пожал плечами и побрел куда-то вправо. Скоро чаща расступилась перед ними, за пышными ветками дуба стала проглядываться небольшая полянка. На деле это оказался обрыв высокой скалы, с края которого открывался вид на луга, что убегали далеко за горизонт и пестрели полевыми цветами.       - Можем туда, - понуро кивнул Леха.       - Тут нормально. Садись.       Вова кинул свою куртку на землю, а сам подошел к краю обрыва и закатал рукава рубашки. Он покрутил кистями, чувствуя, как разливается кипяток силы по венам. Прищурил глаза, глядя в ясное небо и подумал: отличный день для грозы. Взмахнув руками, Вова интуитивно позвал к себе грозовые облака. Поначалу они нехотя стали ползти из-за горизонта, но скоро голубое небо затянуло серыми тучами, да такими, что на улице стало темно!       - Эй, нам нельзя колдовать без…       - Сядь, - осек его Вова. – Все равно тебя заберут завтра.       - Откуда ты… Тебе Звездный рассказал?       Вова повернулся к нему и поджал губы, глянув в глаза. Ну и чего он ведет себя, как придурок, так сложно помолчать пять минут? Вова после пробуждения силы еще ни разу сам не призывал грозу – только маленькие молнии в кабинетах по стихийной магии.       - Я… - Вова пожал плечами. – Я делал так, когда вспоминал отца. Он был у меня, Лех.       Леха сжал кулаки и замер. Несколько секунд они смотрели друг на друга молча.       - Сядь, - повторил Вова, и Леша молча сел на куртку, подогнув ноги.       Вова снова отвернулся к тучам и поднял руки вверх. Он согнул пальцы, хватая грозы где-то там, в недрах черных клубов и резко потянул вниз, вырывая белые нитки молний из их укрытия. Гром разразил небо, три рваных линии белого шипящего света сорвались с небес и ударили в землю. Но этого было мало.       Пошел дождь. Сильный шквалистый ветер стал пригибать полевые травы лугов, обливать холодной ливневой водой Вову и Леху, что сидел позади. Но Вова не остановился: он снова сорвал с неба пару гроз, потом еще и еще!       У него горели огнем руки. Он рычал от боли и усердия, старался сорвать с небес сразу все, что там было. Ему нужен был шторм! Нужна была бешеная гроза, грохот, яркий свет! Еще, еще! Плевать, что больно, Лехе-то больнее. Нужно больше света! Чтобы он его увидел, этот свет. Именно сегодня, когда его небо заволокло черными тучами.       Когда грозы стали бить в землю, не прекращаясь, Вова остановился. Он тяжело дышал, должно быть, вспотел, но был весь мокрый от дождя, а потому не заметил. Вова утер лицо рукавом и подошел к Леше, сел под дерево, где было более-менее сухо и положил руки на локти, решив для сначала немного отдышаться.       - Ты силен, - сказал Лазарев. – Еще покажешь Шаховскому, кто тут стихийник покруче.       - Плевать на Генку, - серьезно сказал Вова, поднимая голову. – Я для тебя это сделал, а не для показухи.       - Ха-ха-ха, - снова рассмеялся Лешка, как обычно это делал: без повода и в любой ситуации. – Я не очень-то люблю мокнуть и болеть потом.       Но Леха заметил серьезный Вовин взгляд и снова стал грустным. Он поднял глаза на грозы и стал на них смотреть: пусто и безразлично. Сокровенного смысла в них для него не было, и Вова понял: а ведь Лехе никто не рассказывал про то, что услышал от своего папы Вова!       - Ты видишь, - кивнул он на небо. – Тучи черные. Их много. Они по всему небу, даже солнца не видно. А грозы маленькие. Они быстро умирают. Сверкнут – и нету.       - Нету слова нету.       - Но свет все равно есть, - продолжил Вова. – Он там. В самом сердце бури. В самой черной туче. В месте, где спокойно, которое все обступает. Там и рождается этот свет: он…       «Маленький и глупый, но дарит смысл…»       - Этому шторму, - закончил Вова и посмотрел на Леху. – Твоя мама точно шлет сегодня нам их с небес.       Леха хмыкнул и опустил глаза, но Вова понял: это чтобы он не увидел его слезы. Ему и самому хотелось плакать, но он держался.       - Ты их сорвал оттуда.       - Да, но не я их туда засунул. Их ведь кто-то рождает в этой буре. Вдруг это те, кого мы любим. Они видят, когда у нас случается буря, когда наше небо заволакивает черными тучами, и тогда они рождают свет.       Молнии сыпались на землю градом, Вова и сам никогда не видел такой грозы, которую наколдовал. Они были бесшумными, потому что были далеко, чтобы не слепить и не пугать, но гром грохотал так, что закладывало уши. Луга дрожали, а в мире вдруг стало светло. Этот холодный, но родной свет лился на лица Вове и Леше и закрадывался им в сердца – точно-точно, ведь Леша вдруг поднял глаза и всмотрелся в молнии по-другому.       Пока он смотрел на них, Вова скупо и быстро рассказал про своего отца. Далось ему это тяжело, ведь когда-то он пообещал себе, что никто не узнает об этой его слабости. О единственном человеке, который был ему дорог. Но вдруг Вова понял: Леха ему тоже дорог. Как-то по-другому, без «я люблю тебя» или «ты мой лучший друг», просто так, как будто Вова сорвет еще тысячи молний с небес, только бы Лехе стало не так гадко.       - Мне было одиннадцать, - пожал плечами Леха и слезы без всхлипа выкатились из его зеленых глаз. – Меня украли, когда я гулял на Янтарном с мамой. Привезли в какую-то пещеру, там было еще много детей и почти всех я знал. Они… - Леха шмыгнул носом и задрал голову, чтобы слезы закатились обратно в глаза, - хотели убить нас всех разом, чтобы воскресить какую-то свою ведьму Салтычиху. На нас надели специальные браслеты, которые блокировали силу, привели к алтарю, и там… П-пока, - Леха облизал губы и дернул головой, - пока главный жрец читал заклятье, моя мама прокралась к алтарю и сорвала руну багрового заклятья. Обряд был прерван, смысла продолжать не осталось. Я обрадовался и тут же увидел…       Леха сцепил зубы так, что его челюсть задрожала. Вова хотел ему сказать, что он может ничего не говорить, если не хочет. По его щекам градом катились слезы, и Вова знал, это точно был не дождь, хотя они оба сидели мокрые до нитки. Кулаки у Лехи захрустели, и где-то рядом быстро распустился и распался в труху цветок.       - Когда она упала, я не помню точно… Просто, что-то… знаешь… Оборвалось, что ли, - Леха зло утер глаза. Его кудрявые темные волосы намокли и теперь лезли ему в глаза. – И я… Ну, перестал чувствовать браслеты. Вообще все перестал чувствовать… Я…       Леха вдруг перестал морщиться от слез, медленно оторвал взгляд от земли, которая уже вся сгнила у его ног, и посмотрел на Вову – прямо, серьёзно, горько и как будто виновато.       - Убил их, - тихо сказал он. – Всех сектантов. Они упали и…- он пожал плечами, - не встали.       Вове было тяжело смотреть ему в глаза. Он уже привык, что они умеют только смеяться или обиженно глядеть, когда кто-то занимает внимание Вички. Но сейчас он видел другие глаза, как будто на несколько лет старше самого Лехи. Ему было не тринадцать, а лет сто, а то и больше. И Вова почувствовал свои беды не такими уж и страшными. Его оставили, но… папа, может быть, жив.       Он не знал, что сказать. Он вообще никогда себе не представлял, что услышит такое от кого-то. Самым страшным признанием, что он слышал за свою жизнь, было признание хулигана Ваньки Ситкова, что это он разбил окно в детдоме, за что его перевели в другое место. А Леха все смотрел и смотрел, и Вова понял: брякнуть хоть что-то надо, потому что если он сейчас промолчит, то никакая гроза, ливень и гром – ничего больше уже не оставит их друзьями.       - Знал бы я, кто отнял у меня отца, - серьезно сказал Вова, - тоже бы убил.       Вова сделала шаг и перешагнул тот порог, что был между ними с тех самых пор, когда Вова увидел, как стесняется Леха своей силы. Он тогда не понял, как можно бояться быть сильным, лучше ведь не придумал. Но сейчас, сидя под бушевавшей грозой, которую впервые сам сорвал с неба, слушая страшную исповедь своего друга и держа свой кадык в узде, чтобы не дрожал, Вова понял: можно такого бояться.       И весельчак-Леха, этот балагур и хулиган вдруг показался ему самым сильным мальчишкой на земле. Как у него вообще хватало сил столько смеяться после того, как он такое пережил? Вова отвернулся от гроз и попытался забыть прошлую жизнь, спрятался под подушкой и зарылся в одеяле, а Леха…       «Я не знаю, что значит слово «дружба» в мире людей, но здесь, у нас, оно значит очень многое. И если ты не считаешь его другом, если мы тебе не нужны, то иди и скажи ему, потому что я устала красть перекись из медпункта, чтобы лить ему на кулаки».       Вова опустил взгляд и увидел, что у Лехи сбиты все костяшки.       - Ты мой друг, - поднял глаза Вова и хмуро кивнул. – И ты мне… нужен.       Вова, наверное, был плохим смыслом, раз сам умел вызывать шторм и грозы, вряд ли Лехе захочется иметь такой свет на дне своей бури, да и Вичка у него есть. Разговор этот был до того откровенным, что казался глупым. Они же парни, они вообще о таком не говорят, а кто кому нужен понимают без слов!       Но что было сказано – то сказано. Вова снова посмотрел на черные тучи и грозы, все яростнее бившие в землю. Небо перестало казаться ему диким и пустым, каким было, когда он смотрел на него из старой беседки в поле. Сейчас Вове казалось, что он сидит дома, завернутый в пуховое одеяло. Потому что впервые за столько лет он смотрел на грозу не один, и белый свет молний пробивался сквозь бурю, озарял темный мир и лицо Лехи, что скромно улыбался и тоже туда смотрел.       «Неважно, чего больше, - зазвенел в ушах голос отца. – Важно то, что сильнее».       - Ты был прав: меня боятся. Потому что все об этом знают, - вдруг легко сказал Леха и усмехнулся, растрепав мокрые волосы ладонью.       - О да, я был прав, - закивал головой Вова. – С тобой лучше дружить, а не враждовать.       Леха рассмеялся сквозь слезы и утер рукавом глаза. Затем снова глянул на грозы и улыбнулся.       - Я могу с ней поговорить?       - Да, я погуляю и вернусь через полчаса.       Вова встал, отряхнул брюки и пошел в лес. Но обернулся и увидел, как Леша пристально смотрит в черные облака и морщится от холодного дождя, как неловко поначалу говорит первые слова, как морщится и начинает плакать. Вова ушел.       Он брел по чаще и мял онемевшие запястья. Сегодня он разрешил себе вспомнить об отце: игру в капитана Шторма, полеты на самолете и давнюю мечту стать летчиком, папину фуражку. Ему вдруг очень захотелось узнать, где же папа? Вдруг у него были причины оставить Вову, кажется, он тогда сказал:       «Вов, послушай меня. Нам нужно сейчас расстаться».       Было это как-то испуганно, кажется, папа озирался, пока говорил:       «Ты не говори никому и никогда, как меня зовут, ладно? Отчество себе придумай… Скажем, Романович. Владимир Романович – неплохо, да?»       Ну, наверное, а зачем?       «Ты должен жить. Слышишь, сынок? Не чтобы кого-то спасти, не чтобы кого-то убить, а просто так. Как хочешь. Ты вырастешь сильным и смелым, ты станешь, кем хочешь, ты будешь самым бравым и смелым летчиком и покоришь свою грозу. Я тебя…»       Вова увидел папины глаза – карие и полные воды. Вова тогда сам был так напуган, что не вспомнил об этом, но вдруг серая заря и папа на фоне грозового неба встал перед глазами так ясно и четко, что Вова точно вспомнил: папа же чего-то боялся.       - Ах вот ты где!       Вову вдруг резко дернули за руку и развернули.       - Где мой сын?       Вова увидел перед собой бородача и попытался выдернуть руку, но не смог.       - Где надо!       - Немедленно приведи меня к нему.       Вова снова дернул руку, но не получилось, тогда он намеренно безразлично сказал:       - А то что, сварите мне мозги? Слышал много о вас, говорят, вы и не такое можете.       - Паршивец, где Леша?       Вова упрямо поджал губы и вдруг почувствовал, как замирают его легкие. Он не смог вздохнуть, а бородач сузил глаза и крепче сжал его руку. А Леха и так может?       - Где он? – четко сказал бородач, наблюдая, как испуганно расширяются у Вовы глаза.       Он дал ему вздохнуть, чтобы он мог говорить, и Вова тут же начал глотать воздух, закашлялся. Когда судороги перестали сотрясать грудь, Вова распрямился и усмехнулся: ему было страшно, но он храбрился, потому что знал: Леше еще надо побыть одному.       - Я приведу вас к нему, но у меня одно условие.       - Какое?       - Единственное, - твердо сказал Вова.       - Не увозить его из Чародола, как я понимаю? – отчего-то брезгливо фыркнул бородач, как будто Вова был самым жалким существом, что он встречал за жизнь.       - Нет, - мотнул он головой. – Вы будете слушаться меня двадцать минут.       - Где? – нетерпеливо спросил бородач и вдруг раскрыл ладонь, подкинув в воздух маленькую бусинку. Она зависла в воздухе перед его лицом, и бородач сказал: – Валера, отбой. Я его нашел. Сам вернусь.       Бородач сунул бусину себе в карман и поторопил Вову взглядом.       - Так вы согласны?       - Да!       - Пошли.       Он вывел его из леса к опушке и придержал за рукав дорогого смокинга. Бородач хотел рвануть к Леше, но Вова шарахнул небольшой грозой прямо перед ним. Он хотел возмутиться, но не успел – услышал:       - Да, мам, папа волнуется, но я стараюсь не давать повода. Ты же его знаешь: всегда делает какие-то свои выводы. Хочет забрать меня в Дикие земли, а… ты знаешь, у меня ведь только появился друг. Он странный. Наверное, поэтому мы подружились. Конечно, меня бесит, когда Вика с ним хохочет, но, может, она просто хочет узнать про мир людей побольше. А он самый настоящий человек, мам! – Леша вдруг рассмеялся. – Представляешь, ему какой-то друг из детдома оставил свой старый мотоцикл. Мы спрятали его в сарай у дальней стены Чародола, а теперь копим на детали: мотаемся на человеческий рынок и ищем подходящие. Купили книжку «Как собрать мотоцикл». Оба ничего не понимаем, аха-ха.       Бородач озадаченно посмотрел на небо, с которого стреляла своими кривыми стрелами могучая буря. Ветер до сюда доносился слабый, дождь почти не доставал, и идеальная прическа бородача не пострадала. Вова даже позавидовал таким волосам: гладким, темным и послушным, которые бородач зачесал назад. Правда, они все равно у него немного вились, и Вова позлорадствовал: не такой уж бородач и идеальный, каким хочет казаться.       - Что ты ему сказал? – тихо спросил бородач. – Что она там?       - Кто-то сбрасывает молнии с небес, - ответиь Вова, сам поднимая глаза. – И мы оба не знаем, кто именно, вдруг…       Вова пожал плечами и промолчал.       - Знаете, каким бы великим колдуном вы ни были, я вам дам один совет, - Вова поднял глаза на бородача и усмехнулся, покачав головой: - Вашему сыну нужны не какие-то Дикие земли, не куча друзей или отвлекающий маневр. Ему нужен смысл, - Вова прикусил щеку, чтобы не дать слезам застлать глаза. – Семья, а не ваша эта… магия, - сплюнул он и отвернулся к лесу, незаметно моргая.       - У нас уговор, - напомнил бородач. – Что я должен сделать?       Вова удивленно глянул на него: он и не думал, что бородач выполнит условие. Тот понятливо усмехнулся и, поправив узкие очки, сказал:       - В мире волшебников уговоры ценятся.       - Тогда… - Вова глянул на Леху. – Идите и тоже с ней поболтайте. Ну вместе. Вы же типа… семья.       Бородач низко рассмеялся и кивнул. Он посмотрел на Вову взглядом, от которого его кинуло в дрожь. Может, дело было в том, что бородач снял очки, но вдруг его зеленые глаза так пристально впились в Вову, что перехватило дыхание. Они были очень старыми, хотя самому бородачу было не больше сорока. Мудрыми и немного зловещими, словно вся необъятная сила, про которую ходило столько слухов в Чародоле, клубилась в темноте изумрудов его зрачков.       - Погуляешь?       - У вас двадцать минут, - махнул рукой Вова и снова как бы ушел в лес, но на деле остался и стал наблюдать, чтобы, если вдруг что, вмешаться и предотвратить катастрофу: бородач ему не понравился.       Но тот оказался удивительно понятливым дядькой: медленно подошел ближе и остановился около Лехи. Тот вскочил и тут же отвернулся от гроз, кажется, начал оправдываться, но бородач вдруг положил ему руку на плечо, похлопал и что-то сказал, а потом притянул ближе и обнял. Вова вздрогнул.       «Не сдавайся. Запомни, Вов, - папа положил Вове руку на плечо и потрепал. - Жизнь игра – а не сражение».       Бородач сидел на Вовиной куртке, приобнимая Леху за плечо. Вова не слышал, о чем они болтали с небом, но говорили все вместе. Хохотали. Леха делал это так, как Вова привык, а вот бородач немного скупо и тучно, правда, чем больше раз пробовал, тем лучше получалось.       Когда прошло двадцать минут, Вова протянул руки к небу и позвал грозы обратно к себе. Это у него хорошо получалось. Молнии заискрились, остановились, не долетая до земли, свернулись в клубок топорщащейся шерсти и обратились в большого кота. Нет, котёнка, но не простого: это был котенок какой-то крупной пятнистой коши, который потерся Вове о ноги, затрещав молнией на кончиках ворсинок, облизнул пушистую мордузэ и закинул лапы Вове на колени, когда тот присел потрепать его по голове. Интересная была эта стихия все-таки.       - Ты молодец, - улыбнулся ему Вова. – А теперь давай обратно.       «Мур, - отозвалось у Вовы где-то в сердце и теплом разлились грозы по его душе, когда котенок нырнул ему в сердце и проурчал: - Хозяин».       Вова улыбнулся от удовольствия, пробежавшего по телу, как разряд тока. Передёрнул плечами и весело побрел домой. Вдруг из-за дерева выскочила ведьма. Вова узнал ее, но она его не заметила и налетела, опрокинув на землю.       - Вова! – воскликнула Вичка, поднимаясь. – Ты где был? Вас все потеряли. Такой шторм, ты видел?       - Да где шторм, а где мы! – сказал Вова, потирая спину.       - Дурак, в Зачарованном лесу искривленно пространство. Где бы гроза ни была, она может грохотать в нескольких местах одновременно. И около Янтарного творился настоящий кошмар, а Звездный сказал, что ты туда собирался и… а где Леша? Он не с тобой?       - Все нормально с Лешей, - отмахнулся Вова и поджал губы. – Это… Вик, я хотел сказать, - он выдохнул и посмотрел в ее перепуганные глаза. – Ну я считаю тебя другом и Леху тоже. Просто я не привык… Но если тебя кто-то обидит! – Вова показал кулак, а Вичка вдруг рассмеялась и обняла его.       Он поначалу растерялся, но обнял ее в ответ. У нее вкусно пахли волосы, она смешно и шумно дышала ему куда-то в ухо, и было щекотно, когда она говорила:       - Дурачина, да вы с Лешей мои единственные друзья!       - А ты его не боишься? – прямо спросил Вова.       Вика замерла и немного отстранилась. Она гордо вздернула подбородок, передернула плечами и твёрдо ответила:       - Я бы сама убила за свою маму.       Вова почувствовал, как уважение к этой бойкой и красивой девчонке трогает его душу. Он ей протянул руку, и она неловко, но пожала ее: он долго ее этому учил, оказывается, у ведьм это не принято. Они даже не знают, как это делается!       - Ой, Евгений Степанович, здравствуйте! – замахала Вика рукой и тут же обеспокоенно глянула на Леху.       Глаза у него, надо сказать, красными совсем не были. Вова даже засомневался, правда ли доминисы не могут себя лечить. Леха очень радостно улыбнулся Вике и подбежал, а она взяла и бросилась его обнимать. Прямо на глазах бородача, которого все боялись. Или не все?       - Я так испугалась за тебя, - зашептала Вика, да так громко, что Вова услышал. – Дурак, - пихнула она его в плечо. – Куда вы сунулись в такую грозу! А если бы вас убило!       - Ну я доминис, Вовке бы помог, - Леха глянул на Вову. – Ну а если бы меня шибанула – посмотрели бы, кто был бы нужнее.       Вова усмехнулся, вспомнив их старый прикол.       - Пап, познакомься, это мой друг Вова Елагин.       - Здравствуйте, юноша, наслышан о вас.       Вова сначала даже не понял: этого бородача что, подменили? Он приветственно кивнул Вове, и тот кивнул в ответ. Наверное, это был маленький спектакль для Лехи: все-таки бородач его любил. Вова глянул в его страшные глаза и постарался улыбнуться, после чего они все вместе вернулись в Чародол, где им всем сначала влетело от Звездного, а потом от Нины Трофимовны – мамы Вички, которая потеряла ее тоже.       - Безответственно! – ходила кругами по кабинету директора Нина Трофимовна. – Вова, ну ладно эти двое – но ты! Умный ведь мальчик, знаешь, как опасна гроза!       Вова понятливо кивнул и опустил глаза. Нина Трофимовна устало приложила ладонь к глазам, сжала свою трость и вдруг обняла всех их троих.       - Ох, как я за вас испугалась, - выдохнула она, отстраняясь. – А вы, юная леди, еще раз покинете школу без моего спроса будете месяц сидеть в стенах Поднебесной без права выхода на улицу. Поняла?       - Но мам! – возмутилась Вика.       Но Нина Трофимовна так грозно на нее глянула, что Вика тут же понятливо кивнула и снова опустила голову.       С балюстрады второго этажа Вова и Леша смотрели, как Нина Трофимовна здоровается с отцом Лехи. Вика стояла рядом и то и дело оборачивалась на них. Она смотрело на Лешу очень тоскливо, кусая губу и заламывая пальцы, а Вова понял: их родители разговаривают о Лешином отъезде в эти Дикие земли.       Вечером Леша собирался. Вернее, они вместе собирали его: выкинули все барахло из чемодана вроде одежды и стали складывать самое необходимое: складной ножик, консервные банки, сгущенку, что стырили из столовой, фару для мотоцикла, которую недавно купили, - вдруг пригодится! Книжку, как собирать мотоцикл – пусть изучает, там наверняка скучно. Альбом с моделями немецких автомобилей, который Вова берег еще из детдома. А также их любимый и самый мощный фонарь, отмычки, которые они сами сделали за этот год, перекись, чтобы Лехе смачивать незаживающие ссадины.       - Утюг возьми! – Вова едва смог подтащить чугунный утюг к чемодану.       - Да есть там.       - Земли-то дикие! – постучал кулаком по голове Вова. – Откуда там утюгу взяться? А этот на костре можно нагреть.       - Ну ладно, давай, - махнул рукой Леха и помог уложить утюг в чемодан. – Слушай, я тут подумал, а вдруг твой отец тоже был волшебником?       Вова закрыл чемодан и встал.       - Я тоже об этом думал. Мне кажется, он от кого-то скрывался. И меня спрятал. У меня и отчество-то не мое.       - А какое у тебя?       Вообще-то, папа сказал никому не говорить, но Лехе-то было можно, отныне и навсегда он стал самым близким другом на свете.       - Александрович.       - Александр Елагин… - подумал Леха и почесал затылок. - А он тебе ничего не передавал?       - Конечно, - сказал Вова и схватил со стола листок с карандашом. Тут же нарисовал там круглую штуку с камушками по ободку – он хорошо ее запомнил, ведь столько лет разглядывал с фонариком по ночам. – Брошка какая-то.       - Похоже на символ какого-то ордена, - задумчиво пробурчал Леха.       - Ордена?       - Ну да, у каждого ордена есть герб. Например, у моего это змей, обвивающий сосуд.       - Как у аптеки?       - Это у аптеки, как у нас!       - Ну а это, - Вова подсел к Лехе и сам глянул на свой рисунок. – Солнце?       - Без лучей?       - Колесо?       - Без спиц?       - Ну а что, круг? – разозлился Вова.       Леха пожал плечами и встал.       - Круг – священный символ стихийников. В единстве сила – это ваша первая заповедь. Так что вполне возможно это и вправду круг, а камушков двенадцать?       - Ага.       - И стихий двенадцать… Знаешь, до приезда в Дикие земли, отец отвезет меня в резиденцию нашего ордена. Давай я поищу в библиотеке что-то про этот герб. У нас есть реестр всех когда-либо существовавших орденов с даты падения первой Римской империи. Если он не был уничтожен тогда, я о нем что-то, да найду!       Вова понуро кивнул. Ему было тоскливо, что Леха уезжал, и это заботило намного больше, чем какие-то гербы и ордена.       - Да ты не переживай. Мы его найдем, - по-своему понял Вовин тягостный вздох Леха и присел рядом, положив руку на плечо. – Я обещаю.       Вова ему хмуро кивнул.       На следующий день за Лехой приехал отец. Вова помог дотащить тяжеленный чемодан до выхода: Леша просто сделал Вовины мышцы сильнее на время, а потом вернул все на свои места. У выхода из школы они оба пожали друг другу руки, и Вова хлопнул Леху по плечу, желая удачи. Тот ему весело улыбнулся и брякнул:       - Да она за мной на привязи таскается.       И все-таки что-то тоскливое пробежало в его глазах, или это Вову цепануло чем-то тем же гадким, чем разодрало однажды в клочья лет семь назад.       - Ты пиши, - сказал Вова. – Я тебе там конвертов положил. Ну почта-то там есть.       - В Диких землях? – задумался Леха и тут же махнул рукой. – Да, конечно, она же везде есть!       Пришла Вичка и снова обняла Леху. Прямо на глазах у Генки Шаховского! Вова, когда отходил, чтобы оставить их наедине, видел, как недовольно поджал этот улыбака губы, пока смотрел, как Вичка виснет у Леши на шее и шмыгает носом. Он смеялся и успокаивал ее, хотя было видно, как ему нравится, что она не хочет, чтобы он уезжал.       - Съел, Шаховской? – хохотнул Вова. – Кажется, ты в пролете.       - Лазарев уезжает, - фыркнул Генка и недобро улыбнулся. – А ты ей не ровня.       Он пихнул Вову плечом, и Вова бы догнал нахала! Но были дела поважнее – Вова снова пошел к Лехе, опять пожал ему руку, а затем помог сесть в машину и махнул на прощание его отцу. Дорогая машина, которую Вова не видел даже на картинках своего журнала, поехала в сторону леса. А Вика вдруг схватила Вову за руку и крепко сжала.       - Да не плачь, - вздохнул Вова, обнимая ее и поглаживая по голове. – Он же вернется.       - К-когда?       - Ну когда-нибудь то точно. Снова пойдем на речку.       Вика заплакала, и Вова почувствовал, что ему тоже хочется.       Он вдруг глянул на балкон их комнаты: самый красивый, что был в Чародоле. Глянул и понял: он вернется в пустую комнату. Он заснет в той шикарной кровати, которая так понравилась ему в его первый день, но один. Никто не расскажет новый анекдот, никто не потрясет кулаками и не проклянет Генку на ночь. Там будет тихо и пусто, хотя по-прежнему тепло и сухо.       Вова снова посмотрел на машину и прикрыл глаза. Он попросил у Неба, которому молились все волшебники, помочь ему: пусть его друг не пропадет. Пусть он не исчезнет так же, как пропал папа, пусть гроза не будет единственным, что у него останется в жизни. Пусть Леха просто вернется. Вернется, а потом они разберутся, что делать. Потом поймут, кто тут виханутый, а кто нет, что им обоим теперь делать, как дальше быть – ну пусть он просто вернется, а уж потом…       - В-вов, - потрясла его за рукав Вика. И Вова открыл глаза.       Гроз не было, стихия, обычно откликавшаяся на волнения души, осталась глуха к его соплям. Зато черная иномарка, отъехавшая уже на приличное расстояние, вдруг остановилась. Она постояла, а потом ее задняя дверь отворилась. Оттуда вылетел Леха и, подпрыгивая, побежал назад. Вова с Викой переглянулись и побежали ему навстречу.       - Ты не уезжаешь? – взволнованно спросила Вика.       - Я остаюсь! – закричал Леха и вдруг поднял ее на руки, будто она ничего не весила, и прокрутил над землей.       - Да ладно! – радостно закричал Вова и тоже подпрыгнул.       Вика засмеялась, обняла Лешку за шею, он крепче ее прижал одной рукой, а другой обнялся с Вовой.       - И вот еще что! – пытаясь отдышаться, сказал Леха, ставя Вичку на землю. – Я приглашаю вас на свой день рождения. Он будет у нас в имении ордена. Ну, Вик, ты там была.       - Ах! – всплеснула она руками и подпрыгнула. – Мы полетаем на драконах?       - Что? – не понял Вова.       - Да-да, это тебе не твои мотоциклы. Папа за нами приедет завтра.       Вика захохотала и опять обняла Леху, зачем-то поцеловав его в щеку. Тут же одумалась и отскочила. Смущенно улыбнулась, неловко заправила волосы за ухо и, вспомнив про какие-то свои дела, убежала прочь, оглядываясь. Леха стоял и потирал щеку, смотря ей вслед.       - Я за чемоданом, - решил Вова.       - Ага, - мутно пробубнил Леха в ответ. Влюбленный дурень.       Вова подошел к машине, а багажник ему открыл бородач, хотя Вова уже понял: он редко, что делает сам, для этого у него есть дядьки в костюмах. Бородач поставил чемодан на землю и приспустил очки, оглядывая его:       - Что вы туда положили?       - Только самое необходимое, - заверил Вова, пыхтя, пока пытался сдвинуть его с места. – А это… у вас правда драконы есть?       Бородач усмехнулся, обратно надевая очки:       - Правда.       - Класс, - решил Вова. – Ну тогда до завтра.       - Вова, - окликнул его бородач, когда Вова уже уходил, волоча за собой чемодан.       Бородач подошел к нему сам, и Вова почувствовал, как руки становятся легкими, а чемодан перестает хоть что-то весить. Леша обычно крутил руками и хмурился, когда колдовал, но бородач делал это вообще незаметно, как будто и не колдовал вовсе. Он остановился рядом, придирчиво оглядел Вову и вдруг протянул ему руку.       Ох, как захотелось брезгливо глянуть на нее и отвернуться! Но Вова тут же подавил в себе это пакостное детское желание. Это отец его друга, и Вове, получается, не чужой человек. Вова пожал ему руку.       - Спасибо, - вдруг сказал бородач и вдруг улыбнулся. Не красиво и скупо, как Вова уже видел, а по-настоящему: очень незаметно, одним краешком губ, но Вова чувствовал в этой улыбке искреннюю благодарность. Правда, не понимал, за что. – Тебе будет трудно, Вова, - сказал бородач, - Таких, как ты, у нас не любят. И даже если ты начнешь это менять, изменится это не в твоем поколении. Но знай, - бородач наклонился, - теперь я – на твоей стороне. У меня один сын. И, насколько я знаю, у моего сына один друг. А друзья моего сына…       - Ваши друзья? – продолжил Вова известную байку.       Бородач хмыкнул.       - Моя семья, - покачал головой он. – Дружба проверяется только временем, но, если ты ждешь, пока она проверится – это не дружба.       Вова постарался безразлично кивнуть и скрыть, как кольнуло его это слово - «семья». Да какой бородач ему семья, если он его знать не знает?! Но, когда он взглянул на Вову из-под стекол своих очков без рам, Вова вдруг ясно понял: этот колдун такими словами не бросается. И, может быть, не так плохо быть в его семье, а не в числе врагов.       - А че Лехе подарить? – спросил он прямо, раз уж они семья.       - Сам придумаешь. Пока.       Они снова пожали друг другу руки, и вышло это уже как-то просто, как будто они делали это каждый день. Вова махнул рукой бородачу на прощание и подтащил чемодан к Лехе, боясь, что вот-вот магия пропадет из его рук, ведь машина уже скрылась в лесу.       - Эй, влюбленный, помочь не хочешь?       - Да ничего я не влюбленный!       - Ага. Она ушла давно, а ты все глазеешь!       - Да дурак ты!       - Сам дурак. Нам еще этот дурацкий ромашковый учить.       - Блин…       - Вот тебе и блин, - пропыхтел Вова.       И они оба потащили чемодан на второй этаж, тихо проклиная чугунный утюг, который почему-то так никто и не догадался просто вытащить из чемодана и забрать потом.