НЕведьма и Повелитель Времени

      Белый туман боязливо жался к чаще. Он уступал место своему багровому брату, который нагло лез вдоль гнилой травы все дальше в глушь, пугал мертвые деревья и все то, что раньше в этом мире называлось лесом Кошмаров. Белые облака отступали, молоко тумана цеплялось за ветки, что резали его на тонкие ленты и развеивали на ветру. Лес, где раньше туман Доритея скрывал все дальше собственного носа, вдруг превратился в решето для его стихии. Он безжалостно цедил туман сквозь свои сучки и ветви, открываясь, распахивая свои мрачные врата перед новы царем Багрового царства.       - Где ты, Доритэй?       Доритэй вжался спиной в дуб сильнее и кивнул головой Асту, чтобы слетел с соседней ветки и заставил Багрового князя отвернуться. Затем быстро проскочил мимо и снова скрылся в своем тумане.       - Брось эти прятки, скоро лес сдастся, куда ты пойдешь тогда?       Доритэй вильнул вправо, но споткнулся.       Он не мог споткнуться о корень в своем лесу, не мог поскользнуться на листве, потому что лес Кошмаров был его домом – когда-то он сам создал его, только тогда он назывался чащей Душ – местом силы всех стихийников поглощения, лесом, где открывалась душа. Доритэй спотыкнулся о натянутую багровую ленту и тут же был ею схвачен. Алая змея вздернула его за ногу наверх, тут же переползла на плечи, развернула и прижала к толстому дереву позади.       Доритэй подавил досадливый вздох и тихо усмехнулся, откидывая капюшон назад и поднимая взгляд.       - Ну здравствуй, - протянул он, щуря глаза, чтобы разглядеть в красном тумане его повелителя, – Багровый князь.       - Добрый вечер.       Перед Доритэем остановился тот парень, которого он по собственной глупости позволил сделать сильным. Вот только...       Зрения у Доритэя было два: одно видело внешний мир, другое – внутренний. Стихия поглощения позволяла смотреть в души, и он видел перед собой совсем другого волшебника. Он плохо помнил, но у того парня, что алыми лентами отгонял Кариту от Жени, было все очень плохо на душе: ее жрало алыми змеями, разъедало багряными язвами, душа едва дышала. Сейчас же он видел перед собой нечто сильное, излечившееся, светящееся и такое… ужасно красивое, что сам поначалу не поверил.       - Вечер? – с трудом отвел он глаза от груди Багрового князя. – В этом мире нет времени, князь, твой предшественник его уничтожил, и стихийники светил стали бесполезны. Анита обиделась…       - Я перед ней извинюсь, - улыбнулся князь и подошел ближе. – Мне нужна твоя игла, Доритэй. Я устал за тобой бегать.       - Ты и не бегал за мной: посылал сначала своих монстров, потом этих никудышных волшебников, что притащил из другого мира. Мой лес для них – оживший кошмар, они тряслись на каждом шагу, это твоя армия?       Князь посмотрел на него, прищурив темные глаза, потом улыбнулся, будто похвалил за едкий ответ, а затем легко пожал плечами и помотал головой:       - Мне не нужна армия.       - Тогда как ты собрался воевать со стихийниками? У тебя нет трех игл: Елании, моей и Сафрона. Ладно, мою ты, может, заберешь, но игла Елании утеряна, а Сафрон… - Доритэй усмехнулся, - Его сын тебя одолеет.       - Какой из двух?       - Из двух?       - О, великие стихийники… - надсмехаясь, протянул князь. – Да вы не знаете ничего кроме своего величия. Вы не боролись – вы стали слишком вечными для этого слова. Вы не боялись – слишком стары. Вы забыли, что такое жизнь. А она была. Там, в другом мире, текла без вас, писала историю, которую ты не знаешь, Доритэй. Никто не знает. И я пытаюсь остановить конец света: миру нужен царь, без него он падет.       Князь некоторое время смотрел на Доритэя, вероятно, ждал, что тот его поймет.       - Зачем ты меня убеждаешь? – спросил Доритэй, невольно снова глядя на грудь, где некрасивые шрамы стали резать ослепительно сильную душу, как будто из-под золотой обертки проклевывалось то старое, что Доритэй видел раньше в этом мальчишке.       - Отдай мне иглу. И я уйду. Я не буду тебя убивать, я обещал. Но если ты не отдашь мне ее сам, в следующий раз я вернусь сюда с Зоей.       Угроза. Но снова едкая желчь показалась на идеальном полотне души. Этот мальчишка оживал, и Доритэй не мог отпустить его просто так, не разобравшись!       - Валяй.       - Ты любишь ее.       - Я много кого любил.       - В этот раз все по-другому, ты пережил вечность, чтобы, встретив ее, вспомнить, что такое жизнь. Мне придется сделать ей больно.       - А твоя ненаглядная простит?       Доритэй улыбнулся, как сумасшедший, когда князь схватил его за воротник и прижал к дереву. Он широко раздул ноздри, прищурил багровые глаза, а Доритэй легко подул и сдунул с них багровую пыль, вызволяя на волю простые зеленые зрачки – живые, как листва на деревьях. С души слетела золотая паволока, открыв всех злых волков, что грызли душу этого парня, вцепившись гнилыми клыками в сердце.       - Да ты самое живое, - прошептал Доритэй, глядя ему в глаза, - что осталось в этом мире. Хочешь меня убедить, парень? Так расскажи, зачем тебе это? Зачем ты столько раз бегал сюда, зачем ты искал ответы на свои вопросы, почему, найдя их, ты не сделал все, чтобы их больше никто не нашел? Почему тебе так надо быть злодеем, когда твоя девчонка из кожи вон лезет, чтобы про тебя и слова никто плохого не сказал? Ты хотел вернуть время, почему отказался?       - Это невозможно, - хрипло ответил мальчишка, крепче сжимая кулак на воротнике Доритэя.       - Возможно, и ты всем рассказал, как: всего лишь собрать легион. Правда, тогда твоя власть станет безграничной. Какой ужасный конец для злодея, правда? Возможно, но, может, тебе уже не нужно?       Еще один волк впился в сочное яблоко его души, Доритэй даже поморщился от того, как хрустнуло полотно больного сердца.       - Я предлагал ей мне помочь, - сказал Доритэй. – Твоей подружке. Все мы хотели убить тебя до твоего всемогущества, но она – нет. Она сказала мне, что ты герой, а злодеи мы – те, кто пытаются тебе помешать. Я не поверил ей… - Доритэй пристально посмотрел в глаза князю. – Сейчас верю.       - Почему? – устало усмехнулся мальчик, и Доритэй увидел, как ему тяжело: только что собранный и величественный повелитель стихий сейчас превратился в слабого парнишку, которому едва хватало сил сжимать кулак на воротнике.       - Я вспомнил тебя: тот мальчишка, что бегал сюда три года подряд, пытаясь узнать, как вернуть время. Ты не так усердно искал лекарство от своего проклятья, как пытался вернуть тот день. И мы оба знаем, что это не день, когда ты принял багровую магию. Героям плевать на себя. Душу каждого поглощает страх – это я вижу. И твой страх слишком благородный, чтобы думать, будто ты злодей. У Каштара, прошлого Багрового князя, был другой страх. У тысячи злодеев до и после него были другие страхи. А теперь отпусти меня, парень, и расскажи, зачем тебе легион. И может быть, я сам отдам тебе свою иглу.       Князь не дрогнул: Доритэй видел, что тот так устал, что уже ничему не удивлялся и ничего не боялся. Он медленно разжал кулак и повернулся к алым лентам, что вились за его спиной. Мука застлала его салатовые глаза – ему хотелось плакать, и слезы, по-мужски не выпущенные из глаз, нашли выход и стали капать на сердце.       Папа. Пустые глаза и непонимание. Страх. Он хотя бы раз боялся?       Мама. Каким подонком надо быть, чтобы заставить ее смотреть на него – такого!       Бабушка. Она так сильно сжимала трость, что казалось, будто этот голубой булыжник вот-вот хрустнет под ее пальцами.       А дед? Он видел, но не удивился – даже не шелохнулся. Ждал этого? Догадывался? Он всегда все знал.       Доритэй дернул головой, прогоняя чужое поглощение из своих глаз и вскинул руки. Туманные ястребы стали вылетать из-за его спины и впиваться в алые ленты. Они расхватывали их на лету, как гадюк, уносили в воздух и драли на клочки с диким криком. Алые ленты извивались, но гибли и распадались в алую пыль. Ястребов становилось все больше и скоро они заполонили все небо, с клекотом продолжая раздирать багровые ленты.       Доритэй кивнул князю на поваленное бревно и сел рядом. Они долго молчали, князь пусто буравил землю перед собой, иногда кривясь, когда птицы кричали особенно сильно, или ленты разбивались о землю. Затем он рассказал ему своей план: быстро, очень четко, как настоящий царь перед сражением.       И Доритэй восхитился. Когда-то давно он поражался Сафроном, который всегда знал, что делать, стоило напасти прийти. Доритэй удивлялся его умению придумывать планы, которые всегда, раздери Небо, срабатывали. И, сидя на поваленном бревне, в мире, на который все давно махнули рукой, слушая парня, которому едва ли исполнилось двадцать, он вдруг снова услышал тот самый – правильный план. План, до которого все догадывались, но никто не говорил вслух. Такой очевидный, что должен был сработать. Да жестокий, да несправедливый, но гениальный!       - Пока я искал способ вернуть время, узнал, что его у мира осталось немного, - пожал плечами князь. – До скольки проживет Зоя – я не знаю. Как по-другому снять проклятье Елании я тоже не знаю.       - Многие пытались спросить у Книги Елании.       Парень горько усмехнулся.       - Ты можешь попробовать сделать Зою вечной.       - Чтобы мучалась, как ты?       Доритэй улыбнулся. Он встал и посмотрел на свой туман, отбивший атаку багровой магии. Теперь его птицы послушно слились в белое марево и снова стали расползаться по лесу. Он любил свой лес, протянул к нему руку, а тот протянул ветки к нему. Сплел их, дотянулся до ладони Доритэя и положил ему в руку медную длинную иглу с фиолетовым камнем на наконечнике. Доритэй сжал ее и, развернувшись, подошел к князю.       - Знаешь, что отличает злодея от героя?       - Один умирает, а второй побеждает.       Доритэй улыбнулся и покачал головой.       - Герой никогда не спрашивает: почему именно я.       Парень поднял голову и медленно опустил взгляд на иглу, что Доритэй протягивал ему.       - Накидывай свой морок обратно, парень. Я вижу, ты с ним теперь справляешься лучше. У Кариты все хуже получается отбирать у тебя сознание. Здесь тебе должно быть легче с ней справиться. Так что пошли.       - Куда?       - Я предатель, - рассмеялся Доритэй, разводя руками. – Но раз уж так, я хочу быть им по полной. Сделаешь меня своим первым советником, потому что Марья – та еще бестолочь, гляди в какой заднице мы из-за ее ревности оказались! И вот еще что: Зою, когда выкрадешь с Земли, определи в пленницы куда-нибудь в мое крыло замка, договорились?       - Она моя подруга – тронешь ее хоть пальцем…       - Простите, Ваше Всемогущество, - шутливо приподнял руки Доритэй. – Просто напомню, что она пыталась тебя убить. Ну пойдем уже скорее.       Князь гулко хмыкнул и встал. Зачесав волосы назад, он призвал в руки багровую магию. Она послушно закралась ему в глаза, прикрывая зеленые зрачки, заострила лицо, тенью залегла под скулы. Парень обошел Доритэя и свистнул, призывая из чащи огромного белого монстра с несколькими хвостами и тремя рядами зубов в огромной пасти.       - Ты ездишь на этой колючке?       - Да, а что?       - Слушай, ты, конечно, князь, но стоит этому песику хоть чего-то испугаться – его шерсть превратиться в иглы, и они парализуют тебя.       - Он не из пугливых.       - Прошлый век! – замахал руками Доритэй. – Иди за мной, Всемогущество.       Он шагнул в туман, а вышел уже около избушки Марьи. Теперь она пустовала, только черный кот по-прежнему ждал хозяйку, но, стоило князю шагнуть в комнату – кот тут же вздыбился и убежал.       - Где же он был… - задумался Доритэй. – Могла положить в сундук.       Он открыл тяжелую крышку и закашлялся от облака пыли, что полезла в нос. Разворошил старый хлам, выкинул дырявое постельное белье и наконец-то увидел блеск золотых ниток. Нащупал пальцами слипшуюся бахрому, жесткий тканный ворс и достал из сундука свернутый ковер.       - Вот!       - Старый ковер? – надменно хмыкнул князь, складывая руки на груди. – И чем он нам поможет?       - Ты превращаешься в циника, когда красишь себе зрачки. Это не просто ковер, это ковер-самолет, подаренный самим Ахирадибом Сафрону за победу уже не помню над кем. В общем, лови! – и Доритэй расправил ковер.       Но вместо того, чтобы зависнуть в воздухе, растрепать замусолившиеся кисточки и пригладить ворс, ковер просто упал на пол, подняв облако пыли. Доритэй услышал хлопки – это князь, со злым торжеством наблюдая за его неудачей, хлопал в ладоши.       - Далеко улетим. Может, ты тоже не такой уж хороший советник и просто решил меня прикончить?       - Каждый ошибается – досадливо процедил Доритэй и отряхнул руки. – Как говорил Сафрон: сплюнь наземь горечь пораженья, ведь жизнь – игра, а не сраженье. Оу!       Ковер под его ногами вдруг дернулся, вылетел и, замерев на месте, как бы осмотрел их двоих. Тут же сообразив, с кем завис в одной хижине – вылетел в окно, выбив то вместе со стеклом. Понесся к небу, а там скрылся за красными облаками.       - Ах да, - подошел Доритэй к порогу, потирая спину. – Забыл. Это был инициирующий стишок.       - Пошли уже, - совсем не по-злодейски фыркнул князь и все-таки заставил залезть Доритэя на своего огромного монстра. – Ты можешь приходить на землю с артефактом?       - Да, - Доритей внимательно посмотрел на мягкую шерсть монстра. Не нравилась ему это идея.       - Мне нужно узнать, что сделали с моей семьей. Пока у меня нет артефакта, последний растворили, когда я приходил на Землю, но я найду тебе другой. Сделай, пожалуйста, так, чтобы моя семья была в безопасности.       - Так точно, Ваше Всемогущество.

       ***

      У Жени болели глаза от одинокой лампы, висящей под потолком и поливающей белый свет на стол. Тот стоял посреди комнаты, стены которой были из стекла. Тут пахло чистотой: средством для мытья полов и ароматизатором от дифузера, что стоял на небольшой полочке в углу. Стулья тут тоже были удобными, Жене принесли чая и каких-то пышных булок. Она, не стесняясь, ела, пока следователь монотонно твердил:       - Вы утверждаете, что ничего не знали о планах Сергея Лазарева?       - Ага.       - Но он назвал вас своей невестой, госпожа Елагина. И вы… не удивились.       Женя хохотнула, проглотила кусок булки и запила чаем, затем глянула на охранника и, пожав плечами, ответила:       - Мой отец – специалист по багровой магии. Я столько за детство нагляделась – ничему уже не удивляюсь.       - Ваш отец скрыл от Магсовета истинную суть Сергея Лазарева.       - Он не знал.       - Лучший специалист по багровой магии? – ехидно переспросил следователь. - Замечает мух, но проглядел слона?       Женя не смутилась от его взгляда, хотя следователь явно хотел ее задеть. «Твой отец у нас, и ему крышка», - прочитала она по его маленьким вредным глазенкам. Облокотилась на стол, как будто хотела поведать что-то сокровенное, подождала, пока следователь тоже чуть придвинется:       - Сережа – не слон, - улыбнулась она и щелкнула по одной своей сережке. – Это змей, который сумел спрятаться под носом у всех. И если вы не узнаете, как его одолеть, даже мой отец вам не поможет, сколько бы вы его ни держали и чем бы ни шантажировали, потому что ничего не знает. Так что теперь, выходит, либо вы победите Лазарева, либо он вас.       - А вы? – прищурился следователь. – Думаю, Сергей будет сговорчивее, пока вы у нас.       - Так попробуйте! – предложила Женя. – Это же план! Нормальный, товарищ капитан, шантаж! Выдвиньте ему требование!       Капитан задумался. Конечно, мысль такая посещала всех: Магсовет, отдел по борьбе с багровой магией и других. Женя была, у нее в ушах сверкали алмазные сережки и (о чудо), ее вдруг перестали брать все ментальные заклинания. Никто не мог залезть ей в голову, хотя столько раз пытались. На ее ауре теперь стояла метка, Диана сказала, что она похожа на сосуд Гигеи.       Женя уверенно смотрела капитану в глаза. В стенах этой шикарной темницы она провела уже три дня: допросы, сон, допросы. Она даже обедала, пока ее о чем-то спрашивали. Вообще-то, здесь ее называли свидетелем и помощником следствию, но Женя не обманывалась, от нее ждали слабости и страха, и эти два змея здорово душили ее в первые дни, пока она не придумала план.       До Сережи никто не доберется. Убить его может только то, что теперь прячется в квартире у Сафронова вместе с Зоей. Женя больше не могла прятать ее у себя, потому что ее квартиру и дом папы стали обыскивать сразу после Нового года. Женя отправила Зою к Сафронову, потому что на пороге его квартиры все еще осталась сильнейшая магическая вязь, которая не позволяла найти там то, что хозяин хотел скрыть, даже самым опытным ищейкам. Эти заклинания могли скрыть и чужое сознание от менталиста.        И раз Сережа пока в безопасности, то надо думать о папе. Вытащить его. Любой ценой.       - Я могу молить о пощаде очень громко, - продолжала Женя, не выпуская капитана из цепкой хватки своего взгляда. – Кричать. Просить. Даже плакать. Но…       Она опустила глаза на его руку.       - Что но?       - Он сказал, что, если вы тронете меня хоть пальцем… - Женя тяжело вздохнула и прикрыла глаза, - Я хочу вам помочь. Хочу очистить имя своего отца, но я всего лишь ребенок, что я могу? – для верности Женя всхлипнула. – Небо, за что мне это все?       - Евгения, не плачьте, - следователь встал и подлил чаю.       - Мне страшно.       - Мы вас защитим.       - Но я хочу помочь! – Женя подняла на него глаза и пожала плечами. – Но я даже снять не могу эти проклятые серьги!       Следователь посмотрел на ее уши и тяжело вздохнул, качая головой. Женя давила из себя слезы, вспоминая, как жалостливо смотрел Симба на Муфасу, пока того топтали дикие бизоны, как горько было, когда от Дамбо увезли маму, когда Бэмби…       - Ну все, все, - следователь протянул Жене платок, чтобы вытерла слезу, с таким трудом выдавленную из глаз. – Вы устали. Отдохните, завтра продолжим.       Вдруг дверь хлопнула, и в комнату вошел старый Женин знакомый. Теперь на препода он похож не был: в форме полиции Магсовета красно-черных тонов с витой буквой «М» на груди. Приторский подошел к столу, пожал руку своему коллеге и поблагодарил:       - Товарищ майор, я только что провел допрос. Протокол… Евгения подпишите протокол допроса.       Женя подмахнула какой-то лист, который капитан тут же протянул Приторскому. Тот взял, пробежался глазами по писулькам и недовольно покачал головой, поднимая строгий взгляд на капитана.       - И все?       - Она ничего не знает.       Приторский посмотрел на Женю, вздохнул и кивнул.       - Иди, дальше я сам.       Когда капитан вышел, Приторский медленно стал обходить стол. Он отодвинул себе стул, налил чая в кружку, что капитан даже не тронул, отпил и, сложив руки на груди, стал сверлить Женю своими колкими глазами следака.       - Вы меня удивили, госпожа Елагина.       - Я это люблю, - хмыкнула Женя, откладывая салфетку. Приторский сразу дал понять, что не поверит в ее сопли.       - У меня здесь десять протоколов ваших допросов. С вами работали психологи, менталисты, лучшие следователи моего отдела.       - Вы и не таких кололи, - понятливо улыбнулась Женя. – Так, может, пора поверить мне, что я вправду ничего не знаю?       Приторский хмыкнул и покачала головой, задумчиво прищурив глаза.       - Я знаю вас, госпожа Елагина. Вам было шесть, когда вы вылетели из квартиры и, загородив собой только часть ноги вашего отца, до которой дотягивались, грозно заявили мне, чтобы я убирался с вашего порога. Потом вы часто спасали госпожу Никольскую из разных передряг. Я занимался этими делами и думал: Небо, этой девочке только десять, а она сунулась в эту мясорубку, а она забралась в секту, а она… впрочем, надеюсь, вам не нужно об этом напоминать, - Приторский откинулся на спинку стула. – Вы смелая, хоть сейчас вам страшно. Так почему вы не хотите дать нам вам помочь?       Женя отвернулась к стеклянным стенам и сцепила руки в замок на столе. Она недолго помолчала, раздумывая, с чего начать, а потом повернулась к Приторскому и спросила:       - Вы хотите посадить преступника или спасти мир, господин Приторский? – Он нахмурился, но Женя продолжила: – После того, как мой отец спас мир, вы пришли, потому что вам приказали его посадить. Но вы его не забрали. Почему? Потому что, даже пока никто не знал, вы знали, что он герой.       - К чему вы клоните? – усмехнулся Приторский.       - Вы нашли много доказательств моей вины в смерти Зои, но копались до конца, чтобы найти им опровержение. Почему? Потому что вы откуда-то знали, что я невиновна.       - Госпожа Елагина…       - Что ваше чутье подсказывает вам сейчас?       Он прищурил свои хитрые глаза, отодвинув свой блокнот в сторону, побарабанил пальцами по столу и ответил:       - Вам плевать на мир, вы хотите спасти семью. В вас много благородства, госпожа Елагина, но вы не альтруист. А я должен думать о людях, хотя мне, честно, вас очень жалко. Но сейчас я вам не союзник, потому что мир в опасности.       - Спасти его могу только я.       Приторский заинтересовано приподнял бровь.       - И как же?       - Отпустите меня на чарсоревнования.       Он думал, что она продолжит, но Женя замолчала. Приторский ждал, ждал, потом хмыкнул и сухо рассмеялся. Встал, зачесал волосы назад и помотал головой.       - Он ваш друг…       - Он сильнее, - перебила Женя, тоже поднимаясь. – И я спрашиваю вас, Петр Анатольевич, вы хотите спасти мир или посадить преступника? Второе невозможно, а первое – только при условии, что вы прямо сейчас выпустите меня отсюда, потому что через два часа в Луновом начнется проверка явки команд.       - Что за глупое условие?       - Единственное.       Женя кучу времени потратила на то, чтобы Приторский просто зашел к ней, а он, как упрямый баран, не приходил, подсылал своих следаков! И вот – он здесь, а значит они в тупике, значит не знают, что делать! Он поверит ей, потому что верить больше не во что, некому и нечему! И сейчас поверит любому, кто предложит выход – теперь время играло на Жениной стороне, и ее самоуверенность, сияющие алмазами сережки в ушах помогали ей убедить господина Приторского, что она-то знает, что делать. А он?       Приторский пытался понять, как чарсоревнования должны были помочь миру. Он прямо и сурово смотрел на Женю, и на его лбу залегла глубокая морщина. «Нет», - твердо говорил он одними глазами, потому что с некоторых пор Женя – единственное, что обеспечивало Магсовету хотя бы мнимую безопасность.       - Вы дали показания. Вашу квартиру обыскали. Верховный ковен готов дать вам защиту и покровительство, их юристы атакуют наш отдел уже трое суток. Мы устали отбиваться.       Женя удивленно приподняла бровь, а Приторский вдруг устало улыбнулся и кивнул.       - Если у тебя получится… - протянул он, всматриваясь в ее глаза как-то странно, как будто не верил тому, что видит перед собой, – я возьму тебя на работу. Ты будешь штатным героем.       - Оу, Петр Анатольевич, мы перешли на ты, - подмигнула она. – Ну тогда я пойду? Замолвите слово перед начальством?       Он отдал ей выписку с пропуском и выпустил, сам довел до выхода и кивнул дежурному, который вскочил при виде Приторского. Он ему сухо кивнул и подтолкнул Женю в плечо, на улице усадил к себе в машину, а сам сел на водительское и отдал Жене телефон.       - С Нового года я начальник отдела по борьбе с багровой магией. У тебя пять дней, не получится – ты в руках Магсовета. Там я тебе не помощник. Наш отдел на тебя ничего не нашел, но если ты хоть одним словом обмолвишься о чем-то на соревнованиях, если хоть кто-то услышит…       - Да кто там будет слушать.       - Все, - отрезал Приторский, сворачивая на дорогу к Зачарованному лесу. – Теперь ты – большой приз для каждого. С Нового года весь мир разделился на тех, кто хочет получить могущество и покровительство нового Багрового князя, и тех, кто желает его свергнуть, под шумок перевернув все нынешнее правление. Вечно вторым хочется наконец-то стать первыми.       - Мастерски вы так завуалировали цели Четверк…       Женя понятливо прикусила язык, когда Приторский приложил ей ладонь ко рту, останавливаясь у лужайки Лунового.       - Тише, Женя, - серьезно попросил он. – Теперь у тебя нет дяди-председателя, а твой отец тебе пока что не может помочь. Ты должна быть осторожной, потому что теперь ты одна.       Женя согласилась бы с ним, был бы он прав, но покачала головой, не в силах сдержать улыбку. Не ехидную, какой тянуло улыбаться в стенах допросной, а скромную и какую-то донельзя счастливую. Потому что у лестницы, мерзнув и пряча руки под мышки, успокаивая мельтешащую вокруг Моню и дуя на ладони, чтобы отогреть, прыгал то на одной, то на другой ноге Сафронов.       - До свидания, господин Приторский, - улыбнулась ему Женя и вышла из машины. – Эй, красавчик, метлу не продаешь?       Моня метнулась Жене в объятия и, если бы могла, непременно расцеловала бы. Она затерлась веником о ноги, уткнулась дрожащей деревяшкой в щеку и стала трястись: «Я так ждала, я так боялась!» Женя погладила ее по древку и, ловко перехватив, подошла к Андрею.       - Готов?       - Ну, - хмыкнул он, вытаскивая из кармана конверт. – Меня пригласили, как наставника.       Он протянул Жене пакет с формой для Чарсоревнований.       - Оно там?       - Да, - тише ответил Андрей. – Я забрался на чужую дачу и рылся в чужом сарае. Хотя бы скажешь, от кого мне теперь ждать иска в суд?       - Расслабься, - хмыкнула Женя, – пока не от кого. Лучше скажи, где Загорская?       - Почему ей нельзя было знать, что ты придешь?       - Потому что я не знала, получится ли.       - Тогда она, кажется, пошла говорить, что ваша команда снимается с соревнований. Пытался ее остановить.       Женя почувствовала, как ее брови взлетают на вверх. Она недовольно глянула на Сафронова и сорвалась на бег. Ворвалась в холл вместе с пургой, бегло осмотрелась и прокляла Луновой с его высокими башнями и лестницами. Согласно указателям, оргкомитет Чарсоревнований сидел аж на десятом этаже.

      ***

      Быть колдуном ордена Белого змея значило всю жизнь ему служить. В обмен на эту клятву орден делал из маленького, пусть и сильного, волшебника настоящего мага. Намного сильнее, чем хоть кто-либо мог догадаться. Такие оставались в тени. Такие не высовывались на экраны, а тихо игрались с могуществом. Они жили в роскоши на деньги клана, но по первому звонку обязаны были явиться в резиденцию.       Деньги для ордена Белого змея делали люди и какие-то сошки-волшебники, которых нанимали специально, чтобы отвлекать внимание. Но истинное могущество ордена крылось в его сети воспитанников, которые, даже обзаведясь второй жизнью и яро отрекшись от верности ордену, оставались его слугами и… очень гордились этим. Порой намного больше, чем собственной фамилией.       - Ты сейчас глаза протрешь, - хмыкнул Стас и пихнул Генри.       - Я наблюдаю, как было приказано, - напомнил Генри и незаметно указал на Егора, что болтался между девчонок, но заглядывал им далеко не в глаза, а под юбки. – Вот, кого надо бы остановить.       - Мы зря тратим время, - протянул Егор, подходя ближе. – Я не понимаю Евгения Степановича. Лучше бы он отослал своих юристов в багровый отдел. Девчонка там и просто так ее оттуда не выпустят, а у Верховного ковена не получилось ее вытащить.       Генри огляделся и увидел группу ведьм в серебристой форме – команду Лунового. Про одну из них он немного знал: Наталья Ефимова, наследница обедневшей семьи ведьм повелительниц стихии огня, когда-то она училась в Поднебесной. Он кивнул Егору на нее и тот, раскрыв руку, заставил звук задрожать между пальцев.       - Осталось десять минут, - сказала одна из ведьм. – Нам надо идти на арену или победу объявят прямо здесь? Так легко Поддубный мы еще не побеждали. Горский и Карпатский колледж будут удивлены, у них завтра только первый тур, а у нас уже сегодня…       - Да замолчите уже, - оборвала их Наталья.       - А чего? Думаешь эта Елагина придет? Ее отец признан предателем, саму посадили и наверняка сейчас допрашивают.       - Ага, или она сбежала в Багровое, - поддакнула другая ведьма. – Да и я видела Загорскую, она как всегда: задрала нос и пошла отказываться от участия.       - Я бы на месте этой Елагиной не показывалась на глаза Магсовету. Вы видели, приехала Ирина Волконская! И Нина Трофимовна Белозерская здесь.       - Белый Змей тоже приехал.       - Ох, они такие… просто вау! Вы видели этого стихийника гроз, я бы согласилась на любое его предложение!       Егор пихнул Генри плечом и тихо засмеялся. Сами они находились под сильными мороком, что скрывал их лица от чужих глаз.       - Генри Фостер – мечтай, ага. Говорят, что все легенды про Одина, Зевса, Перуна и прочих – на самом деле легенды про его предков. Я слышала, что грозы так слушаются наследников его семьи, что могут разить землю годами!       - Серьезно? – спросил Стас. – Генри, а ты черная овечка.       - Слушайте, - Генри прислушался. – Наталья. Она сомневается.       - И что? – не понял Егор. – Она трясется за победу. Понимает, что могут накаркать.       - Нет, - хмыкнул Генри. – Она боится, что эта девушка придет. Потому что единственная знает ее. Видите, - Генри незаметно кивнул себе за спину: - она смотрит на двери. Ждет ее. Евгений Степанович сказал нам ждать ее тут. Он не отослал ни одного юриста в тот отдел. Почему?       - Все-таки она ему не внучка, - предположил Егор. – Хотя я знатно присел, когда услышал от нее «Дед?» Думаю, во влипли, конечно! А вы видели, как быстро она смылась? Вот чему бы нам…       - Уважаемый Луновой, добрый день!       Над парадным холлом Лунового, где толпились еще не проследовавшие на трибуны гости, громогласно разнеслось приветствие. Все повернулись к лестнице…       - Команда Поддубного в лице меня, грозы всея Поддубного Евгении Елагиной, и моего бесподобного капитана Дианы Загорской, имеет честь приветствовать вас на этих дружеских и бестолковых соревнованиях в вашем прекрасном университете.       Эта девчонка, за которой их приставили присматривать, спускалась с лестницы вместе с Дианой Загорской. В форме Поддубного, подхватив метлы. Загорская шла ровно и спокойно, она не ехидничала, не ликовала – уже вся была в соревнованиях, но та бестия с серыми глазами такой момент упустить явно не смогла, а потому, обводя торжествующим взглядом весь Луновой, спускалась подчеркнуто медленно, лениво разминая кисти, затянутые в узкие перчатки. Она улыбалась так, чтобы всем ее недругам захотелось рычать: вот она я, а вы не ждали.       - Рада, что вы пришли, - улыбнулась Наталья Ефимова, кивнув. – Желаю удачи.       - Наташ, - обняла ее сероглазая девочнка и тут же хлопнула по плечу, как мальчишка! – Крутые костюмы! Этот белый цвет вам очень идет, главное не испачкать. Ну а мы вам тоже желаем удачи. В конце концов, это же дружеские соревнования. Так что, девчонки, до встречи на ринге.       - Удачи, - сказала Загорская и пошла к матери.       Девочки стояли, хмуря брови и обидчиво вздергивая подбородки.       - Ладно, - удивленно протянул Егор. – Эм, пожалуй, возьму свои слова назад. Я знатно…       - Удивлен? – угадал Генри, не спуская с девчонки глаз.       - Неужели сама? – хмыкнул Стас и снова раскрыл ладонь.       К Наталье подошла Татьяна Левицкая – сильный доминис из Поддубного, но чары Стаса она разобрать бы не смогла.       - Чокнутые. Выступать вдвоем – самоубийство. Да и я спрашивала у дяди, еще утром она была там. Это невозможно!       - Любимое слово моей родни, - вдруг обернулась Елагина, прекрасно их слыша. Подмигнула и широко улыбнулась, откидывая волосы назад. – Ну у меня папа – герой, вы же помните.       Она снова отвернулась и пошла к профессору Загорской.       - Сейчас ее отец предатель, - уточнила Оля. – Ладно. Самоуверенность губит раньше всего.       - Не в этом случае, - прошептала Наталья.       Стас закрыл ладонь и посторонился, пропуская девушек к арене. Самим им тоже надо было уже туда идти. Они скинули морок в одной из ниш, где было их не видно. Это Антон Иванович, властелин материи, помог им соткать плащи, которые не отражали свет, а потому оставались невидимыми и скрывали то, что под ними.       Втроем они поднялись на трибуны, где ждал их Антон Иванович и Евгений Степанович. Последний сидел рядом с Ниной Трофимовной Белозерской, отчего та была явно не в восторге, постоянно закатывала глаза и отпуская едкие словечки на его шуточки. По правую руку от Евгения Степановича сидела необычайной красоты ведьма. Виктория Белозерская. Правда, когда Генри видел ее по телевизору, она не казалась ему такой бледной и уставшей: под ее светлыми голубыми глазами залегли круги, пусть она пыталась скрыть их за косметикой и красивыми волнами прически. Виктория безразлично смотрела на ринг и пропускала мимо ушей перебранку соседей.       - Познакомьтесь, мои ученики. Генри, Егор и Стас. Юноши, это моя сватья – Нина Трофимовна Белозерская и моя очаровательная невестка – Виктория Дмитриевна.       Евгений Степанович дежурно улыбнулся и мельком глянул на Генри, тот едва заметно ему кивнул, но от Нины Трофимовны это не укрылось.       - Что? – нетерпеливо спросила она. – Опять расставил свои сети паучищьи. Подумал бы о Жене, о сыне, о внуке!       - Я думаю и о Жене, и о сыне, и о внуке, и о Вове. Кстати, Вика, ты передала Лене мою просьбу ни в коем случае не приезжать в Москву?       …       - Вика?       Виктория слабо повернула голову и передернула плечами.       - Да, передала.       - И что она?       - Уже летит в Москву вместе с мамой. Сказала, что Женю тут одну не оставит.       - Вера Павловна прилетит? – довольно протянул Евгений Степанович и пригладил аккуратно стриженную бороду. – Что ж, это хорошо.       Начались соревнования, и Генри перестал слушать. Его немного отвлекало пристальное внимание гостей и студентов, устремленные на трибуны, где сидел Белый змея. Это было объяснимо: с Чарсоревнований Белый змей никого не забирал. Его аналитики собирали информацию о детях волшебниках со всего света: безродных и родовитых. Если ты подходил, приглашение делали еще до окончания школы, забирали в Дикие земли, где порой жестоко, но учили быть сильным волшебником.       Первым испытанием Чарсоревнований была эстафета. Конечно, путь был намного длиннее, чем мог бы уместиться на ринге. Под куполом защитного заклинания властелины материи нарезали пространство на квадраты. Каждый из них был на деле размером с поля, но с трибун казался не больше двадцати квадратных метров. Для удобства над рингом в серебристой дымке мерцало изображение. Команда Поддубного легло прошла испытание на менталистику, зачаровав несколько эфемерных заклятий, символизирующих людей. Справились с монстрами – испытание, в котором должны были помочь перевертыши, но Загорская просто сломила их волю, и они пробежали дальше.       На испытание, где мог бы подсобить властелин материи, они застряли. С их стороны это выглядело так: огромная скала, разделенная глубоким ущельем. Нужно было перейти на другую сторону, но как, если воздух некому уплотнить. Команда Лунового и с участницей такой силы на нем застряла, потому что, чтобы сделать воздух плотным, нужно было тренироваться едва ли не всю жизнь.       - Сложное испытание, - сказал Егор. – Они только учатся, зачем?       Генри прищурился и увидел, как Елагина потирает шею, смотря на бездонное ущелье, а Загорская морщится, косясь на нее.       - Она боится высоты, - понял Егор, прочитав это в ее мыслях: большое расстояние до объекта давно перестало быть для него барьером. – Как будто знали…       - Знали, - кивнул Стас себе за спину.       Там, в преподавательской ложе, сидел новый директор Лунового со своими помощниками. Вернее, он был назначен временно исполняющим обязанности – Леон Дмитрич Низовой, наставник команды волшебников своего университета, бывший проректор. Он не смотрел на своих учениц – но за Поддубным следил особенно внимательно. За Елагиной, как будто испугать ее было его личным и давно таившимся желанием. Счеты он сводил явно не с ней, а с ее отцом.       - Подонок, - фыркнул Егор и поморщился. – Раздери меня Небо, она сейчас с ума сойдет.       Тем временем команда Лунового справилась с ущельем, просто разрезав пространство и переместившись на другой берег. Осталось последнее: победить огнедышащего дракона – задание для стихийника, чтобы посоревноваться в могуществе стихии. На висках чудища висели амулеты, защищающие его сознание от менталиста.       - Это нечестно: Ефимова – стихийница огня, - прошептал Стас. – Да что происходит? Я, конечно, ни разу не участвовал, но разве так можно?       - Нельзя, - тихо ответил Генри, видя, как легко Наталья справляется с драконом.       - Правильно, что орден не ходит на эту ерунду. Вы посмотрите на Низового: он сейчас лопнет от злорадства.       Генри не слушал их: он видел, как сраженный чужим пламенем монстр отступает от Ефимовой, пятясь назад, вышибает могучим хвостом чужую клетку и тут же отскакивает от нее как ошпаренный. Команда Лунового покинула поле, проигравшим разрешили уйти: защитный щит оказался рядом с ними, Загорская шагнула через него, как вдруг из той вышибленной клетки вырвалось другое чудище – меньше дракона, но быстрее. Юркая ящерица, шипящая от гроз, что разбегались по ее крепкой броне. Она прыгала, на лету превращаясь в молнию, скакала по краям ринга, разозленная тем, что огненный дракон ее потревожил.       Генри быстро глянул на Елагину. Она попыталась шагнуть вслед за подругой, но не смогла.       - It has been closed, - выдохнул Генри и глянул за спину, где уже профессор Загорская подбежала к Низовому.       - Немедленно открывайте купол, господин Низовой! – подошла к нему же Нина Трофимовна. – Ваш монстр сорвался с цепи. Что это вообще за цепи были?       - Я не понимаю, - мотал головой Низовой, попутно набирая номер спасательной бригады.       - Поднимите купол! – поднялась и Виктория Белозерская. – Вы не видите, он сейчас раздерет ее на части!       - Госпожа Белозерская, я не могу поднять купол, - огрызнулся Низовой. – И не надо со мной так разговаривать. С некоторых пор вашей семье не все сходит с рук.       - Если с ее головы упадет хоть волос, я обещаю, - прошипела Виктория, подходя ближе, - что это не сойдет с рук вам. Евгений Степанович просил передать, что члены его ордена помогут поймать монстра, но это всего лишь студентка, сама она не справится с ним.       Низовой отбивался от нападок ведьм, доводя Викторию все больше, что было чревато, а Генри думал, почему Евгений Степанович так спокойно смотрит на то, как его «внучка» молится Небесам, чтобы эта ящерица ее не заметила. За много лет учебы у него Гери научился его понимать: Евгений Степанович снова чего-то ждал: он не обращал внимание на Нину Трофимовну, требующую остановить беспредел, на свою невестку, даже на Антона Ивановича, предлагающего помочь – он смотрел на девчонку, что вжалась в прозрачную стену купола, и щурил старые мудрые глаза.       - Господин Низовой! – вдруг подбежал какой-то парень. – Почему вы не поднимаете купол?       - Сафронов? – удивился Низовой. – А вы что тут делаете?       - Меня пригласили, - парень показал конверт с печатью гильдии. – Поднимите купол.       - Существо слишком быстрое, господин Сафронов, - пожал плечами Низовой. – Оно выбежит и убьет много людей.       - Но сейчас оно убьет ее! – рыкнула Виктория. – Тут полно стихийников, Леон Дмитрич, поднимайте купол!       - Господа Белозерская, я же уже объяснил…       Парень глянул себе за спину, откуда к нему поднималась охрана. Общий переполох позволил ему бегло оглядеться и выбрать единственный путь отступления. Он случайно встретился глазами с Генри, быстро отвернулся и, сняв куртку, вдруг кинул ее в лицо охраннику и перескочил бордюр трибун.       - А-а-а! – завизжали ведьмы, спешно отдергивая руки от перил и поднимая ноги, чтобы парень их не раздавил.       - Сафронов! А ну… Да ловите же его! – зарычал Низовой.       Парень сбежал вниз, перепрыгивая через чьи-то головы, и подбежал вплотную к куполу. Генри рванул за ним.       - Генри, - остановил его Евгений Степанович. – Не лезь.       - Но она погибнет.       - Я сказал, не лезь.       Либо Генри забыл русский язык, либо слышал, как его учитель приказал дать той девчонке умереть. Евгений Степанович перевел на него взгляд и сухо кивнул на трибуну. Генри снова как-то его понял: «Она знает, что делает. Сядь».       Генри заставил себя развернуться. Тот парень, что стоял вплотную к куполу, говорил девчонке, что делать. Она кивала, не отводя затравленного взгляда от слепой ящерицы, что вспыхивала белым светом и оказывалась то здесь, то там.       Вдруг поднялся дикий ветер. Он налетел со всех сторон, стоило парню у купола раскинуть руки.       Он прокрутил запястьями и ударил сильным порывом по куполу. Тот затрясло. Ящерица вздрогнула и метнулась к углу подальше.       - Что он делает? – не понял Егор. – Думает, сможет сломать купол?       - Нет, - пробормотал Генри, вглядываясь в то, как потерянно ящерица крутит головой. – Он сбивает ее прицел. В местах, где она только что была, воздух разряжен. Она метается из угла в угол, чтобы создать поле, в котором ориентируется, помечая точки границ. Если он будет сотрясать купол, озон расползется по всему полю, она снова перестанет ориентироваться.       - Генри, мне кажется он не так умен, - хмыкнул Стас и указал рукой на девчонку, которая шаг в шаг следовала за мальчишкой. Он тряс купол, отгоняя ящерицу от края, по которому шел. – Он просто отгоняет эту тварь от нее.       - Тогда он идиот! - прорычал Генри. – Если он и дальше будет лупить в одно место, она именно туда и прибежит.       Он сжал кулаки и зубы, мельком глянул на спокойного Евгения Степановича и процедил проклятье на своем родном языке. Его никто не понял, но Евгений Степанович обернулся и едва заметно кивнул ему головой на купол. Два раза повторять ему было не нужно: через секунду Генри был около того.       - Тряси купол со всех сторон! – закричал он парню, тут было намного шумнее из-за шквалистого ветра.       - Зачем?       - Ты запутаешь ящерицу.       - Сафронов! – крикнула девчонка. – Делай, как делал!       Парень глянул на Генри и тут же отвел взгляд, снова ударил по куполу.       - Слушай меня, - потребовал Генри. – Я стихийник гроз из Белого Змея, я пытаюсь помочь.       - Да он хочет грохнуть меня! Сафронов, я впервые его вижу.       Генри недовольно на нее посмотрел.       - Что ты задумала? Она сейчас раздерет тебя на куски, он отгоняет озон от твоего поля. Хватит играть в героя. В прошлый раз не хватило?       Девочка повернулась к нему, и Генри увидел, что ее серые большие глаза, которые с высоты трибун казались ему испуганными и заплаканными, на самом деле – решительные и смелые. Она не боялась, хотя очень убедительно жалась к стенке купола.       - Проваливай, - четко сказала она, а в следующую секунду, ящерица взмыла в небо искристой молнией, и приземлилась прямо перед девчонкой, вытащив свой трещащий от разрядов язык. Она целилась в сердце. Порыв ветра, по глупости снова обрушенный на купол, только подтолкнул ящерицу к жертве, но девчонка успела выставить блок.       Молнии сорвались с небес и полетели к куполу, обвили тот трещащей белой паутиной и заковали от приехавшей бригады спасателей. Генри схватил мальчишку за шкирку и отвел от купола, чтобы того не убило током, а ящерица вдруг завопила, задрожала, затем вспыхнула и опала пеплом прямо под ноги девчонке. Купол рассыпался, не в силах выдержать жуткое напряжение. Генри сам давно не видел такой силы. К своей он привык, но вот видеть ее в руках ведьмы…       - Женя! – крикнул парень, но Генри придержал его за руку. - Ей надо помочь!       - Там сейчас сто миллионов вольт шипит по земле.       - Сколько? – выдохнул парень и испуганно сглотнул, тут же посмотрел на свою подругу и судорожно выдохнул. – Она дрожит.       - Ее трясет, - вдруг раздался из-за спины голос Евгения Степановича. – Временно ее тело стало проводником для стихии. Молния не разит своих стихийников, она ее не убьет, но если Женя не сможет пошевелить руками, то…       Генри посмотрел на девчонку. Она не могла пошевелить руками. Купол молний стекал на землю, полз по ней и замыкался на ее фигуре, вытянутой в струну. Ее подбородок трясся, кожа покраснела.       - То что? – нетерпеливо спросил парень.       - То она может простоять так вечность. Генри, ты справишься с таким разрядом?       Вокруг него столпились сотрудники спасительного отряда, новый ректор Лунового, пара каких-то колдунов гроз. Но все знали, что они не превзойдут его в силе. Генри мог бы отвести от нее молнию. Да, это заняло бы полдня, пусть он был силен, но опыта не хватало: он боялся ей навредить.       - Я попробую.       Он шагнул на пылающую белой пеной гроз землю. Шел медленно, не спуская взгляда с девчонки, прощупывая силу заряда и пытаясь нащупать его слабое место. То было – сердце девчонки, человеческое, а не электрическое, которое грозилось не выдержать, но не ток, а невозможности уснуть, пить, есть, пошевелиться.       - Keep calm.       У девочки дрогнули брови.       - Прости. Я говорю, сохраняй спокойствие. Я попытаюсь тебе помочь.       Стоило ему это сказать, как заряд усилился. Девчонка замычала и стала чаще дышать – нет, ему нельзя было влезать в эту цепь. Если он нарушит ее, стихия вопьется в тело девчонки. И будь та хоть сто раз стихийницей гроз – тогда грозами надо будет бить в нее всегда, чтобы не остановилось сердце.       - Я не могу, - вернулся Генри. – Нужен колдун ее крови, который сможет вмешаться в цепь незаметно. Моя кровь – чужая, молния почует другого хозяина и убьет ее.       - Ах! – ахнула Виктория и быстро посмотрела на Низового, который и вовсе стоял весь бледный.       Он затравленно смотрел то на девчонку, то на членов спасительного отряда, что поторапливали его глазами, то на трибуны, где в этот день собрались все сливки волшебного света.       - Евгений Степанович, и это ваш лучший колдун?! – крикливо пропищал Низовой. – Вызовете другого.       Евгений Степанович смотрел на Генри долго, потом глянул на девчонку и, прищурив глаза, прикусил щеку.       - Привезите сюда Елагина, - сказал очевидное парень, что ринулся сюда первым. – Он ей родня, и он справится.       - Замолчите, Сафронов! Елагин – предатель, его не выпустят из темницы.       - Значит подайте прошение! – не успокаивался паренек. – Да она умрет!       - И вы от этого не отмоетесь, - обещала Нина Трофимовна Белозерская.       Низовой заметался. Он ждал, пока кто-то предложит ему другой вариант: не такой рисковый, следуя которому не нужно будет связываться с багровым отделом Магсовета. В конце концов, он снова посмотрел на Евгения Степановича, и тот, поглаживая бороду, просто кивнул ему:       - Вы слышали господина Сафронова, Леон Дмитрич. Подавайте срочное прошение. Кстати, Ирина Волконская и Геннадий Шаховской среди гостей. Думаю, она поможет сделать нам это быстрее.       Генри удивился, как нехотя Низововй поплелся к Волконской. На его лице было написано: «Да лучше бы эта девчонка сдохла, чем я бы хоть словом обмолвился с нынешней председательницей Магсовета». В этой России все с ума сошли? Или Генри столько лет провел в диких землях, что совсем забыл, какие они: подлые волшебники? Неужели можно так трусить, когда речь идет о человеческой жизни?       Он обернулся на парня, который стоял без куртки на морозе и не сводил с девчонки взгляда. Он придерживал Загорскую за плечи и поглаживал, успокаивая. А Евгений Степанович спокойно пошел к трибунам, позвав Генри за собой.       - Елагина не выпустят.       - Выпустят, - хохотнул Евгений Степанович и нова повернулся к своей «Внучке». – Садись Генри, выпей воды. Ты сделал все, что мог.       - Но я ничего не сделал!       - Значит, - осадил его Евгений Степанович строгим взглядом. – Ничего нужно и не было.       Генри прикусил язык и бухнулся на трибуну, посмотрел на маленькую фигурку девчонки, оставшуюся на ринге, и подавил желание снова подойти ближе.

      ***

      Третьи стуки они сидели в одной камере. Их специально посадили вместе в надежде, что они станут болтать о том, что знают. Но они оба ничего не знали, поэтому за эти три дня все, что они успели обсудить, так это: какого багрового гада происходит?       Леша сидел у дальней стены и пусто смотрел на дверь. Он не двигался с утра: не стал есть, пить. Его зеленые глаза тухли, заливаясь темным дегтем страха. Вова не мог вспомнить время, когда Леша боялся за себя, но вот за сына – вполне.       - Мы разберемся в этом, - в который раз за сутки повторил Вова.       - Как? – горько усмехнулся Леша. – Мы в темнице. Прошло три дня, а он дал две недели.       - Он никого не убил, значит, не собирается. Если он всемогущ, это ему на руку.       - Елагин, ты слышишь себя! – Леша схватил пальцами волосы и опустил голову. – Мой сын проклят багровой магией! Он проклят, Небо раздери!       - Он силен.       Вова подошел и грубо тряхнул Лешу за воротник, прошептав в его небритое лицо:       - Возьми себя в руки. Мог бы найти его хоть кто-то – давно бы нашли. Он в безопасности. Вставай Лазарев и думай, как нам… - Вова промолчал, но смысл его строго взгляда Леше был понятен: им обоим надо было выбираться.       Их не пытали, но уже намекали. Менталисты лезли им в голову, но не могли найти ничего подозрительного, а оттого злились. Вова присел на лавку рядом с Лешей и, тоже оперившись локтями на колени, стал едва слышно бормотать:       - Два замка шестого кода, три решётки под заклятьями и пол – незачарованный.       - Рыть?       - Докопаем к следующему году.       - Замки?       - Ломать нужно незаметно: чтобы охрана не набежала, со всеми мы не управимся.       Их силы блокировали, так что они оба теперь могли надеяться только на боевую магию и свои мозги. Выхода Елагин пока не видел, но точно знал, что ему нужно как можно быстрее выбираться отсюда, ведь где-то там, за стенами темницы его единственный племянник грозился захватить мир, его дочь мучили в допросной, а жену наверняка уже взял на мушку Магсовет. Лена всего лишь человек…       Вдруг замок скрипнул. Внутрь ввалилась охрана, а с ними и Леон Дмитрич – куратор команды колдунов Лунового. Вова с Лешей встали, когда за ним в камеру вошел Шаховской. Он брезгливо оглядел их потрепанные рубашки и брюки смокингов, потом кивнул Низовому и сказал:       - Расскажите, Леон Дмитрич.       - На Чарсоревнованиях случилась неприятность, - важно начал Леон Дмитрич, высоко задрав подбородок. – Эм, в общем, магнитное поле или как его там… вышло из-под контроля. Грозы вырвались из волшебного существа, электрическая цепь замкнулась на вашей дочери, Елагин.       - Что? – синхронно выдохнули Вова с Лешей.       - Ты как это допустил? – грозно спросил Леша. – Леон, куда ты…       - Алексей Евгеньевич, - протянул Шаховской. – Попрошу уважительнее разговаривать с представителем университета. Вы больше не ректор.       - Да будь я хоть кем, она ребенок!       Вова его не слышал. Замкнутая цепь – сильное заклинание их стихии. Такое происходит, когда энергия вовремя не находит выход и достигает таких величин, что решает замкнуться в круг, чтобы постоянно циркулировать, как делает это в природе. Но такому заклятью нужен проводник. Центр, где энергия стихии будет находить хозяйское начало – стихийник.       - Ее бьет током? – спросил Вова, чувствуя, как пропадает голос. – Давно?       - Около получаса.       Он едва ли не упал. Женя была девственницей, стихия бы берегла ее очень долго – до самой смерти, пока то человеческое, что было в ее душе не сдалось бы. Боль, дикий жар, ток, бегущий по венам – вечная пытка, заводящая сердце и не дающая прекратить мучения.       - Лазарев идет со мной. Он нужен мне, чтобы разорвать цепь без последствий для тела студентки.       - Исключено, - хмыкнул Шаховской.       Думай, Вова, думай…       - Исключено, что после такого инцидента ты останешься в живых, Гена. Багровый князь, - специально выделил Вова, - четко дал понять, с кого в этом мире не должен упасть и волосок. Так что живо веди нас в Луновой, потому что лучше бы нам прийти раньше нашего Повелителя стихий.       Вова видел, что Шаховской еще не забыл, как быстро Сережа поставил его на колени, придушив, чтобы не смел угрожать его семье. Он видел и как заклубился в его бесцветных глазах страх за свою шкуру. Ломался Шаховской для приличия, но, вспомнив о том, как ласково Сережа надевал Жене серьги в здании Магсовета, решил:       - Хорошо.       Вова вышел из темницы, но его грубо пихнула обратно охрана. Шаховской намеренно важно вышел первым и подал знак рукой охране, чтобы вела пленников за ним. У Вовы с Лешей на руках по-прежнему висели сдерживающие силы браслеты. Шаховской обещал снять их не больше, чем на минуту, но Вова знал: нужен будет час. Постепенно выводить ток в землю, разрывать цепь, вытаскивая молнии по ниточке, ослабляя, заземляя, при этом заставляя сердце Жени биться и дальше, чтобы оно не замерло, как только молнии перестанут его заводить.       Они приехали на ринг, где их встретили другие колдуны в костюмах спасательного отряда. Вика, увидев Лешу, сжала кулаки за спиной и только вымученно ему улыбнулась, из ее глаз выкатились слезы, и она кивнула в сторону ринга.       Когда Вова повернул голову, ему тут же перестало быть плохо, наоборот, волнение, которое терзало его всю дорогу, вдруг уступило место разуму и опыту. Он собрался, аккуратно двинулся по пищащей от мелких грох траве к Жене и остановился напротив нее, подав знак Лазареву, чтобы подходил ближе, пока он не дает грозам его бить.       Вова сердито глянул на Женю, та попыталась ему улыбнуться, но вздрогнула и только рвано выдохнула. Ее щеки горели ненормально алым румянцем, как будто накалились, лицо тряслось, руки тоже, слезы, катившиеся по щекам, ловили мелкие молнии и обжигали кожу, испаряясь. Женя терпела, сцепив зубы. Она посмотрел на Вову огромными, полными слез глазами и вдруг опустила взгляд вниз.       Вова тем временем попытался вытащить крохотную молнию из цепи. И вдруг у него не получилось. Будто эту паутину серебристых молний кто-то держал: двумя руками, цепляясь изо всех сил, так крепко, что…       Вова снова посмотрел на Женю. Она опять подняла на него свои серые глаза и снова опустила их вниз. Ее футболка топорщилась, под ней прятался небольшой штык, и Вова почему-то сразу понял: это артефакт из Багрового царства, который они с Лазаревым когда-то давным-давно стащили оттуда и забыли в сарае у него на даче. Сосуд Авалора – штука, способная скрывать любой след, как магический, так и человеческий. Она делала своего обладателя невидимым для чужих глаз, стертым с лица земли. Смотря такому человеку в глаза, нельзя было его узнать.       Послышался гром – жуткий, сильный, оглушающий. Полил дождь. Так резко и быстро, что трибуны мигом затопило лужами, а все, кто хоть чуть-чуть понимал в электричестве – поспешили посторониться. Грозы начали бить по Зачарованному лесу, но не подходить к рингу. Тот стал оазисом, до которого не добиралась стихия, разом вырвавшаяся из сердца Вовы, зажегшая сумрак зимнего вечера, озарившая снег и разделившая кривыми чертами небо.       Шторм – он был снаружи и внутри. Пока Женя держала невыносимое для нее заклятье и плакала, умоляя его уйти.       - Я буду вытаскивать молнии из цепи по очереди, - спокойно сказал Вова и стал распутывать заклинание. – Лазарев, поддерживай ее сердце. Оно может перестать биться, когда уйдет напряжение.       - У вас пять минут! – громко крикнул Шаховской, прикрываясь за зонтом.       Вова его не слушал. Весь мир, яростью бушевавший повсюду, сузился до родных серых глаз – таких умных, таких больших и красивых, что никакие грозы, на которые Вова когда-то мог смотреть часами, вровень с ними не шли. Конечно, ему было не до нежностей, он знал, как должен поступить, понимал, что Женя для этого сделала и медленно вытаскивал сосуд из-за резинки ее штанов, посылая грозы все ярче и ярче бить в землю и сыпать искрами вокруг, чтобы никто не видел, что Женя принесла на ринг.       – Больше никогда так не делай, - сказал он, когда спрятал сосуд в рукаве.       Наверное, все, о чем он мог мечтать в тот момент – услышать ее голос до того, как уйти. Этот вредный, вечно щебечущий что-то голос, который будил Вову по утрам, когда с него вместе с тем срывали одеяло, который не умолкал, когда они ехали на дачу, который был везде, постоянно, всегда. И этот голос что-то ему так и не сказал: за вечным щебетом забыл про самое главное, а сейчас плакал, просил прощение, извинялся, но молчал.       - Это неважно, Женя, - едва заметно покачал головой Вова, когда свет его молний начал слепить всех вокруг, и даже Женя прикрыла глаза. Он наклонился к ней ближе, притянул за макушку к себе и прошептал на ухо: – Не закрывай глаза – самое важное проглядишь.       Он резко отпустил ее и разомкнул цепь, посылая по ее пути свои собственные молнии. Дикий хоровод продолжился. Ринг накрыло шаром трещащих гроз. Никто не мог разобрать, что закончилось, а что началось, а Женя упала в руки Вове и часто задышала. Леша подошел и приложил руку к ее сердцу, через пару секунд Женя закрыла глаза. Вова положил ее на землю и встал, без лишних сов схватил Лазарева за руку и сжал сосуд.       Стекло лопнуло, алая дымка объяла их обоих и унесла с ринга. В нос ударило прелым запахом старой древесины. Леша покрутил головой и удивлённо нахмурился:       - Как это мы? Это… наш сарай?       Вова отряхнул руку от стекла и подошел к дальней стене. Там, прибитая ржавым гвоздем к одному из бревен висела фотография, где маленькая девочка сидела на спине у светловолосого мальчишки, а рядом с ними вился небольшой прутик, примотанный к древку и резвился белый щенок.       - Их сарай, - сказал Вова и раздвинул бумаги, на которых были начертаны руны багровых заклятий.       - Это формула… Похожа на знак той фибулы, - сказал Леша и мельком глянул на Вову. – Женя… Я сделал все, чтобы ей стало легче.       - Я знаю.       - Завтра очнется.       - Знаю.       - Вов…       Вова резко повернулся к нему и посмотрел: жестко, немного зло - отчего, сам не понял. Хотя тут же разобрал: им обоим было страшно. Не за себя – за то они оба бояться разучились, даже на за друг друга, а за детей. Самый яркий свет их жизней, который какая-то жалкая багровая магия вдруг начала выдирать у них из рук.       Тряслись желваки, нещадно жгло горьким комом горло. Вова резко отодвинул стул и сел, кивнув на бумаги.       - У нас неделя.       Леша молча сел рядом и пододвинул к себе бумаги. Потом встал, отошел к дальним ящикам и стал рыться там. Вова изредка поднимал на него взгляд, поправлял очки и снова углублялся в багровые заклятья. Скоро они оба устали и решили перекусить и отдохнуть, до вечера они ничего друг другу так и не сказали, и этот страх, обычно разрываемый их откровенным разговором перед каждой передрягой, так и забился в потолок старого сарая, засел там черным монстром и стал смотреть на Вову из-за дряхлых балок всю ночь. Вова оставил его там, повернувшись на бок и схватившись на маленький бантик с одной петлей, что по-прежнему болтался у него на руке.       В темноте сарая и его громкой тишине скрипучих бревен, Вова почему-то почувствовал себя совсем маленьким, как будто они с Лазаревым сидели в своей комнате в Чародоле, и Леша убеждал Вову, что тот все сдаст и не останется там на четыре года, а закончит за два. Вова понимал, что Леша не может это знать, просто говорил то, что Вова хотел слышать. И он, памятуя о той бесполезной традиции, зачем-то сказал Леше:       - Все будет хорошо.       Он был удивительно скуп на эти слова и впервые за столько лет, будучи неуверенным абсолютно ни в чем, твердо посмотрел на Лешу, найдя его глаза к рассеиваемой светом луны темноте, и ободряюще ему кивнул, снова отворачиваясь к стенке.       - Я знаю, - вредно передразнил его Лазарев. – Отец будет в ярости.       - Почему?       - Ну как? – Леша перевернулся на спину и развел руками, глядя в потолок. – Он пытался вытащить нас дня три, а Женька справилась за два часа. Белому Змею утерла нос девчонка, ты бы лет в двенадцать такого себе вообще не простил.       Они переглянулись и тихо рассмеялись. А черный монстр уполз с чердака. Вова знал, что ненадолго, но этой ночью он больше туда не сунулся.