Безумие

Тихо летят паутинные нити. Солнце дрожит на оконном стекле. Делал я что-то не так — извините, Жил я впервые на этой земле. Только сейчас я ее понимаю, К ней припадаю, и ею клянусь. И по-другому прожить обещаю. Если вернусь… Но ведь я… не вернусь.

850-й год. Ночь после окончания битвы за Сигансину. — Почему без снаряжения на стене? — Леви увидел ее издалека. Мрачная девочка, чуть не перерезавшая ему горло всего несколько часов назад, стояла у самого края и всматривалась в пугающую своим спокойствием темноту. Дерзейшая из солдат человечества отвечать не спешила. — Оглохла, Аккерман? — Я устала, — тихо, но уверенно, словно бросая вызов или прощупывая границы дозволенного, ответила Микаса. — Не понял, — его брови лениво поползли вверх. Влепить бы наряд, да только ей уже светит неделя-другая за решеткой. Это даже смешно: получается, что, покусившись на жизнь капитана, ей теперь вообще все с рук сойдёт? Вообще-то, Леви тоже устал. Скинуть бы с бедер чертовы клинки да баллоны с газом, только он тут не на прогулке по стене высотой пятьдесят метров. Отрезвленная внезапным осознанием, Микаса распахнула глаза, резко повернулась к нему лицом и отдала честь. — Капитан! — вытянулась по струнке, точно игрушечный солдатик. — Простите, сэр! — От края отойди, безумная, — он даже почувствовал, как кольнуло в сердце, когда Микаса пошатнулась, разворачиваясь. Раздраженно скривил губы, оттаскивая ее за локоть. — Почему не спишь, как остальные? — Не хочется, — она потупила взгляд, осторожно освобождаясь от его хватки. — А говоришь, устала. — Усталость бывает не только физической, капитан, — уже никакой уверенности в голосе не было, один только виноватый тон. — На сантименты потянуло, Аккерман? — он рассеянно разглядывал ожоги на ее щеках. — Что это такое? Сантименты? — Это когда ты нюни распускаешь. По делу и без. Микаса возмущенно втянула воздух и быстро осеклась на выдохе, зарывшись носом в шарф. Леви почти закатил глаза: в конец вымотался, даже отреагировать по-обычному не может. — Пойдем. Составишь мне компанию, раз уж все равно шастаешь без дела, — он кивнул головой в сторону и медленно зашагал дальше, кутаясь в плащ: ночь была холодной. Микаса помедлила пару мгновений и быстро догнала его, ровняя свой шаг с его. — А вы почему не спите? — спросила она спустя пару минут, когда надоело слушать тихое шуршание мелких камешков под ногами. — Не хочется, — ответил он ее словами, глядя прямо перед собой. Микаса свела брови, едва заметно кивнув. — Понятно. Они шли молча еще какое-то время. Пока повисший в воздухе вопрос не стал невыносимо удушающим. — Вы злитесь на меня, капитан? Леви молчал. Какой тупой вопрос. В основном из-за того, что дать на него однозначный ответ было невозможно. Он слишком устал, чтобы злиться. Слишком много потерял меньше, чем за день. А может, он злился из-за того, что она не довела угрозу до конца. Тогда ему не пришлось бы делать этот сраный выбор: кому из двух особенных людей оставить жизнь. Ну, почему, сука, он? И почему он должен злиться на Микасу? Потому что девчонка до последнего боролась за жизнь близкого друга, наплевав на устав? Да кому он нужен в этом рехнувшемся мире? Злился… да он восхищался поступком Микасы. Леви не был до конца уверен, что не поступил бы так же на ее месте. — Нет. Микаса нахмурилась и пару раз моргнула. С шеи будто свалился камень. Всего один из целого ожерелья тяжелых валунов, но дышать вдруг стало легче. — Мне жаль, что вы потеряли друга. Леви бросил на нее цепкий колючий взгляд и быстро отвел глаза. — Он был не первым, — Аккерман кивнул в сторону деревянных ящиков, приглашая остановиться и отдохнуть. Опустился, опираясь на один из них спиной, дождался, пока Микаса сядет рядом. — И не последним. В тягостной тишине раздался несдержанный всхлип Микасы. Леви угрюмо покосился на нее, сглотнул слюну. — Простите, сэр, — она спешно вытерла глаза рукавом куртки и почти полностью спрятала лицо в шарф. — Никак. — Что? — Никак я с этим не справляюсь. Ты ведь это хотела спросить? Микаса мрачно посмотрела на него из-под сведенных бровей, не понимая, как он догадался. Леви и сам не понял. Просто услышал ее голос в своей голове и решил ответить. Он дернул плечом, прогоняя внезапную дрожь, и отвернулся. — Вы грустите? — Это нормально, — он подтянул колено к груди и посмотрел на небо, — грустить после верно принятого решения. — Откуда вы знаете, что оно было верным? — Я этого не знаю. Никогда не знал. Но знаю вот что, — Леви повернул голову к Микасе, внимательно посмотрел, — самая трудная битва, с которой ты можешь столкнуться — это битва между тем, что ты чувствуешь, и тем, что понимаешь холодной головой. А выбор все равно делать надо. Надо, и все тут. — Простите меня. — Ты не должна извиняться. — Должна. Потому что сделала бы это снова, — она помолчала и подняла глаза к звездам. Леви проследил за ее взглядом. — Все, кого я люблю уходят. Я страшно боюсь потерять Эрена и Армина. Или кого-то еще. Даже вас. — Ну, спасибо, Аккерман, — он дернул губой. — Какая честь. — Но это правда. Леви притворился, будто это ничего не значило. На самом деле, это почти разбило ему сердце. Потому что Микаса говорила искренне. Он чувствовал это, словно говорил сам. — Никогда ни к кому не привязывайся. Эти люди не насовсем. Все временно. — Я не могу так. Как вы, — Микаса заметила, как Леви поджал губы, отворачиваясь. — Я здесь, чтобы защищать близких. Все вокруг говорят, какая я храбрая и сильная, — она дождалась, пока он снова посмотрит на нее, — но это не так. Я не храбрая, капитан, — ее голос был испуганным и тихим. — Мне постоянно страшно. И иногда мне хочется… сдаться. Леви долго смотрел ей в глаза. Ему не нравились ее мысли. Такие схожие с его. Какие же они с ней одинаковые. — Ты многое пережила, Микаса, — хотелось взять ее за руку. Вместо этого он сцепил свои пальцы в замок. — Травмы, смерти близких, опустошение. И все же ты здесь. Ты двигаешься, черт возьми, — голос дрогнул, и Леви раздраженно поморщился. — Так продолжай идти. Оба замолчали, обдумывая сказанное. Леви вздрогнул от холода, которого не ощущал, и посмотрел на Микасу: она отрешенно смотрела вдаль. Вот опять. «Что за черт?». — Ты замерзла? — она удивленно посмотрела на него, когда он стягивал с себя плащ. — Держи. — Спасибо, — они снова замолчали. На горизонте появился едва заметный свет. — Вы… вы тоже это чувствуете? — Смотря, что, — он снова напряженно сжал губы. — Связь, — Леви посмотрел на нее. Она не видела его глаза: они были скрыты под упавшими на них волосами. — Не все время… но иногда я словно ощущаю ваши мысли и… эмоции. Только ваши. Это странно, — Микаса нахмурилась. — У вас бывает такое? — Да. Постоянно. *** Микаса так и уснула, прижимая письмо Леви к груди. В эту ночь ей не снились кошмары, вообще ничего не снилось. Утром она первым делом решила начать писать ему ответ. В ней словно кто-то зажег огонь: необходимость рассказать ему, что происходит в ее жизни, внезапно стала смыслом прожить еще один день. Где-то глубоко-глубоко внутри неуверенно поднимал голову крохотный росток — надежда, что капитан, как и раньше, подскажет ей, как быть дальше и зачем. А вдруг… вдруг ее душа еще не окончательно пропала? Вдруг она еще может жить? Она бодро вскочила с пола: кажется, собранные накануне травы немного облегчили ее состояние. Быстро поняла, что у нее нет ни чернил, ни бумаги и нахмурилась, осознавая, что придется идти за ними в город. Наспех собравшись и сильнее натягивая на лицо капюшон темного длинного плаща, Микаса пошла в сторону города. Было довольно рано, и она надеялась встретить по пути не слишком много людей. Ей повезло: так и вышло, поэтому к обеду она уже была дома, уставшая, но удовлетворенная. Она снова заварила себе травяной чай и села на скрипучем крыльце, думая над тем, что написать в своем ответе капитану. Старая тканевая сумка лежала рядом, у ее бедра, и Микаса опустила на нее ладонь — внутри письмо от Леви. Вместе со всем остальным, что составляло ценность ее скромного имущества: документы, немного денег, общая фотография разведчиков из первой поездки в Марли. Даже старая кукла в виде Армина, сделанная ее руками в детстве, была здесь. Раньше была еще кукла Эрена, но она давно потерялась. Микаса снова закашлялась и вспомнила про чай. Вернулась в дом, допила свой напиток и села за стол, аккуратно расставляя перед собой купленные принадлежности для письма. Она давно ничего не писала и даже начала переживать, что подумает Леви о ее кривом почерке. Мысленно отругает или посмеется? Она прикрыла глаза, пытаясь почувствовать его. В ноздри ударил запах лекарств и мыла, и Микаса вздрогнула: как могла не различать его ранее? А потом вздрогнула еще раз, осознав, что улыбается. На самом деле улыбается, впервые за несколько месяцев. Леви Аккерман был жив. Здравствуйте, капитан Леви. Мне сложно выразить словами, что я почувствовала, получив Ваше письмо. Это было очень неожиданно, ведь мне до сих пор никто не сказал, что Вы смогли выжить в той битве. Я очень благодарна за то, что Вы нашли время и желание написать мне. Я искренне надеюсь, что в скором времени Вы полностью поправитесь и сможете начать новую мирную жизнь. Что до меня… я жива. Немного приболела, но в этом виновата холодная весна и не очень теплый дом. Не волнуйтесь, это пройдет, я никогда подолгу не болела. Жизнь на острове сейчас непростая, поэтому Армин правильно посоветовал Вам пока не возвращаться. Я вижу, как все меня здесь ненавидят. Даже презирают. Без поддержки Хистории было бы совсем худо. Но я справляюсь. Наверное, не очень хорошо, однако теперь, когда я узнала, что Вы живы, это будто придало мне сил. Ведь Вы всегда умели подобрать нужные слова, и именно их мне сейчас так не хватает. Я знаю, что Вам сейчас тоже непросто, поэтому прошу: напишите мне еще. Я уверена, что мы сможем помочь друг другу. Как раньше, помните? Никто никогда не понимал меня так, как Вы, капитан. Знаете, ведь я сожалею о том, что родилась. Внутри меня лишь пустота. Я не узнаю, кем я стала. И я не могу никому сказать об этом, потому что меня не поймут. Мне даже иногда кажется, что люди приходили ко мне только для того, чтобы что-то у меня забрать. Отщипывали кусочек моей души и уходили, не давая ничего взамен. Я многим была нужна, и при этом не нужна никому. И только в беседах с Вами, таких коротких, но таких наполненных смыслом, я снова оживала. Снова была кому-то нужна. По-настоящему. Я хочу хоть с одним человеком говорить, как с самой собой. И если Вы не откажетесь стать таким человеком, я буду неизмеримо благодарна. Прошу, простите мой эмоциональный порыв. Он вызван одиночеством. Надеюсь, он не оттолкнет Вас от меня, и я все-таки дождусь Вашего ответа. С большим уважением и любовью к Вам Микаса А. Она несколько раз перечитала текст, смутилась от некоторых своих слов, но переписывать не стала. Тщательно вымыла руки, чтобы не испачкать конверт в чернилах, и вложила письмо внутрь слегка дрожащими от волнения пальцами. Это все изменит. Если капитан снова ей напишет, это обязательно все изменит. Микаса бережно убрала в сумку конверт. Почтальон вряд ли появится здесь снова в ближайшее время, поэтому завтра она собиралась отнести его на почту сама. Надо же, как быстро наладили почтовое сообщение с Марли: всего пару недель и Леви увидит ее послание. А может, на острове еще не все потеряно, раз связь с остальным миром все еще поддерживается? Может, старания Армина, Жана, Энни и Райнера не напрасны? Кто знает, может, йегеристы не смогут захватить власть окончательно? Тусклый свет надежды, еще не укоренившийся, снова заставил ее скупо улыбнуться. Микаса наблюдала, как по краю стола перебирает крохотными ножками паук, то останавливаясь, то продолжая движение. Внезапно с улицы раздался громкий крик: — Предателям не место на острове! Она не успела отреагировать, как окно со звоном разбилось, а по полу стремительно начал распространяться огонь. — Что? — она вскочила и мгновение пыталась осознать произошедшее. Языки пламени быстро перекинулись на занавески, с другой стороны огонь подбирался к столу. — Нет! Микаса бросилась к матрасу на полу, схватила одеяло и стала накрывать им разгоравшийся пожар. Глаза больно щипало, руки обжигало, сердце быстро стучало, воздуха резко перестало хватать. Через несколько минут ей удалось совладать с огнем, оставившим после себя черные проплешины на древесине и едкий запах. Убедившись, что точно больше ничего не загорится, она бросила взгляд в сторону своей сумки, взяла ее и, на всякий случай отнесла в дальний угол дома. Голова кружилась, горло саднило. Опираясь рукой о стену, она пошла к выходу на улицу, оставляя за собой кровавый след: поранила ступню об осколок стекла. Во дворе никого не было. В зоне видимости тоже. Кто это был так и осталось для Микасы неинтересной загадкой. Она прохромала к бочке и окунула руки по локоть в холодную воду, громко зарычав от боли. «За что?» Из глаз брызнули непрошенные слезы. Года не прошло, как она была известным солдатом, при виде которой люди на улицах или уважительно склоняли головы, или кричали вслед воодушевленные речи. А теперь она — предатель? Она набрала в ладони воды и умыла лицо, задержав пальцы на щеках. Плечи мелко затряслись, выпуская наружу боль и обиду на ее поганую судьбу. Стоило всего на миг поверить, что все еще может измениться, как жизнь снова схватила за волосы и макнула лицом в грязную лужу. Наверное, ей никогда не отмыться — грязь с внутренней стороны кожи не выводится просто так. Микаса наклонилась над водой и медленно приближалась к ее поверхности. Вот кончик носа стал мокрым, потом на поверхности появились пузырьки: она выдохнула под водой. Еще секунда, и она окунулась по самые плечи. В ушах зашумело, кожа покрылась мурашками. Она открыла глаза под водой — темно, только тени от ее волос виднеются. Шум в голове начал принимать форму обрывочных фраз знакомых голосов: Эрена и Саши, Армина и Жана, командора Эрвина и инструктора Шадиса. Приказы, просьбы, мимолетные слова, веселые или грустные. Микасу как током пробило от ясного отчетливого обращения к ней, выделявшегося среди остальных: «Прекрати сейчас же» Было это воспоминанием или чем-то еще, но она тут же вынырнула из-под воды, начав хватать воздух широко раскрытым ртом. Руки все еще жгло, метка клана на правом запястье скрылась под уродливыми волдырями. Она зашла в дом, не зная, за что взяться: перебинтовать руки, собрать стекло или найти, чем закрыть разбитое окно. Еще и порезанная пятка пульсировала, явно забитая землей. Сильнее всего остального ныло сердце. Микаса перебрала коробку с немногочисленными лекарствами и устало выдохнула, чувствуя, как к глазам опять подбираются слезы: бинтов не было. Она дошла до матраса и села, облокачиваясь на стену спиной. Сердце… да она ненавидела эту жалкую мышцу, толкающуюся в ребра, как недобитая псина. Дом Микасы издалека выглядел, словно призрак. Одинокий, едва заметный, скрытый за дымкой утреннего тумана. Конни слез с лошади и уверенно зашагал к крыльцу, как вдруг замер, увидев разбитое окно. Огляделся, не увидел больше ничего странного и вошел, поджав губы. — Микаса! Она вся сжалась, лежа на матрасе и отчетливо дрожа. Он упал перед ней на колени и убрал волосы с лица. — Микаса, что с тобой? Что случилось? Ответь мне! — она что-то шептала, шевеля губами и никак не реагируя на друга. Насквозь пропитанная потом одежда прилипла к телу, правая ступня опухла, к коже невозможно прикоснуться — такая горячая. — Святая Мария, Микаса, ты вся горишь! Эй, очнись, пожалуйста! Конни вскочил и оглянулся в поисках полотенца и одеяла. Прожженные половицы, лужа воды под окном. Обгоревшее одеяло на полу у стола. — Да что здесь произошло?! «Сколько она уже так лежит?» Он схватил первую попавшуюся тряпку, снова сел рядом и стал обтирать лицо Микасы, приподняв за плечи. — Ну же, Аккерман, приди в себя! Ее лоб нахмурился, и Микаса, тихо простонав, открыла глаза. Вцепилась в его предплечье ослабшими пальцами и внезапно глухо раскашлялась. — Черт возьми, да что с тобой такое. Ты меня слышишь? Сидеть можешь? — она слабо кивнула, и Конни осторожно поднялся, чтобы принести ей воды. Она жадно опустошила полную чашку, не переставая дрожать. — Кажется, я заболела, — просипела она. — Серьезно, что ли? — попытался улыбнуться Конни, стягивая с себя плащ и укутывая Микасу. Потом подхватил ее на руки и стал подниматься, отмечая, какой легкой она стала. — Что ты делаешь? — Забираю тебя отсюда. — Что? Зачем? — ее голос был таким слабым, что Конни не на шутку испугался. Какого хрена! Нельзя было с самого начала ее здесь оставлять. Наедине с неприкаянными невидимками. — Ты больше ни дня здесь не проведешь, поняла? Будешь жить у меня. Пока не станешь Микасой, какой я тебя помню. Тебе нужно что-то забрать отсюда? — Сумка. Там. — Сумка. Хорошо, — у нее не получилось кивнуть в нужную сторону, поэтому Конни пришлось повертеть головой в поисках. — Эта? — Да. — Отлично. Поехали отсюда, — он зажмурился и прижался губами к ее макушке. — Прости. Прости, пожалуйста, я должен был приехать раньше. Конни сам не понял, как смог добраться до своей деревни с так и норовившей выпасть из седла Микасой. Она провела в лихорадочном бреду еще неделю, прежде чем начала приходить в себя. — Леви… Конни подумал, что ослышался. — Леви? Микаса? Ты чего? — Письмо. Конни. Нужно отправить письмо. — Какое письмо, ты о чем? — он дотронулся до ее лба, жар никак не спадал. — Письмо капитану? Ты хочешь написать письмо? — Уже написала, — она снова начала кашлять. Легкие будто выворачивались наизнанку. Микаса попыталась сесть, но невыносимая боль в правой ноге ее остановила, заставив стиснуть зубы. — В моей сумке. Конни, прошу, отнеси его на почту. — Да, хорошо, — он присел на край кровати, взял ее за руку. — Это важно, — в глазах пекло, словно туда раскаленных углей насыпали. — Обещай, что отправишь его. — Конечно, Микаса, — его голос дрогнул то ли от усталости, то ли от волнения. — Сегодня же отправлю, обещаю. Ты только поправляйся скорее. *** Габи без стука влетела в комнату Леви, услышав его пронзительный крик. Подбежала к кровати: он метался по сбитой простыни, прижимая руку к больному колену, пряди волос прилипли ко лбу. — Господин Леви! Господин Леви, что случилось? — Больно, — процедил он, сжимая челюсти. — Нога болит. — Где ваши лекарства? — Габи в панике засуетилась. Она никогда не видела его таким. Бросилась к столу в поисках необходимой микстуры, оставленной врачом. — Позови Ханджи. Она знает, что делать. Габи застыла. — Кого позвать? — Ханджи, — его лицо скривилось в гримасе боли. — Она сможет мне помочь. — Выпейте, — Браун села рядом с ним, помогла опустошить маленькую темную бутылочку с лекарством. Он все проглотил и откинулся на подушку, шумно дыша. Боль тут же стала отступать. — Ханджи погибла, господин Леви. Вы ведь… помните? Он смотрел на Габи и медленно моргал несколько минут. — Точно. Через пару часов она позвала его завтракать. Фалько принес свежие булочки, переданные миссис Браун, Габи заварила крепкий чай и разлила по чашкам. Леви, будто ничего и не было, подкатил коляску к столу. — Господин Леви… часто у вас такие боли? — с сочувствием спросила она. — Я в порядке. — Может, нам стоит оставаться у вас почаще? — осторожно предложил Фалько и тут же поймал уверенный взгляд Аккермана. — Сказал же, все в порядке. Вы и так много времени возитесь со мной, хотя ваша помощь неоценима в городе. Чем вы сейчас заняты? — Строим школу, — звонко ответила Габи. — И еще — рынок. Фермеры понемногу восстанавливаются и разъезжают по городам. Скоро и к нам приедут. Тогда мы сможем достать даже мясо. Вы любите мясо? Леви странно на нее посмотрел и ничего не ответил. Было жаркое июльское утро. В открытое окно ярко светило солнце, даже птицы щебетали на улице. В комнату залетела бабочка и закружила над столом. Леви проследил за ней взглядом, когда та плавно опустилась на тюль, медленно шевеля красивыми крыльями. Внезапно в груди стрельнуло тонкой молнией, заставившей Леви зажмуриться и чуть не пролить чай. Словно кто-то мазнул крохотным лезвием прямо под ребрами, обрывая невидимую натянутую пружину, тут же отскочившую вверх и вниз. Он открыл глаза. Ребята негромко разговаривали, не обращая на него внимания. Ничего не изменилось. — Нам нужно бежать, господин Леви. — Мой отец зайдет к вам после полудня, поможет с крышей, — добавил Фалько. — Если успею, я к нему присоединюсь. — Спасибо. Спасибо, идите уже. Он убирал со стола, когда в дверь постучали. Неуклюже пошатнувшись, Леви развернул коляску - никак не привыкнет ей пользоваться - и крикнул: «Входите!». — Мистер Аккерман, доброе утро, — это был почтальон. Дыхание перехватило: неужели дождался? — Как ваше здоровье? Люди говорят, вам уже лучше. Все за вас беспокоятся. — Неужели? — глаза Леви бегали от лица гостя к его сумке и обратно. — Для меня есть почта? Или вы просто зашли? — О, да! Конечно! — он хлопнул себя по лбу и сразу — по сумке. — Простите, обычно с острова передают только официальную почту, а тут… В общем, вот, — он протянул ему конверт. — Держите. Леви поблагодарил его и попрощался. Да так и замер с конвертом в руке, рассеянно водя большим пальцем по узнаваемому почерку Микасы. Она ответила. Это был хороший знак.