Цвет ночи

Ярко-розовое рассветное небо над поместьем Паркинсонов было словно срисовано с одной из рождественских открыток. Поместье располагалось в весьма живописной долине в Дорсете и представляло собой роскошный старинный особняк с парком. По фамильным гербам на воротах было легко понять, что здесь живет чистокровная семья волшебников, элита, кичащаяся своим происхождением. Поместье гармонично вписывалось в окружающий колоритный ландшафт, но сам воздух здесь был словно пропитан тягостной тоской, а Пэнси весь этот волшебный пейзаж и вовсе представлялся траурным. Будто она идёт не к родному дому, а поднимается на эшафот. Уизли выдал вердикт, что внешний вид особняка Паркинсонов куда приятнее, чем Малфой-менор. Но Пэнси была другого мнения — у Малфоев ей были, по крайней мере, рады. Она не имела ни малейшего желания видеть мать, более того, была уверена, что Паркинсон старшая только обрадуется, узнав, что дочери грозит смертельная опасность. Но, по словам Поттера, этот визит необходим и поможет выяснить, почему именно кровь Пэнси нужна Беллатрисе. Ведь, исходя из несложных логических выводов, её мать тоже являлась потомком Слизерина. Отец был исключён, так как его происхождение досконально проверялось Авроратом ещё в те времена, когда он был осуждён. Пэнси жалела, что Драко не было рядом. Она снова ускользнула от него, сразу после завтрака. Убежала к гриффиндорцам... Уже привычно, но так противоестественно. Драко, наверняка, будет рвать и метать, когда узнает. Но он, как и сама Пэнси, ничего не может изменить. Всё предельно ясно: решает Поттер. И он решил, что Драко сегодня — лишний. Если бы Драко только узнал о вчерашнем вечере, о том флирте, обоюдном флирте (ведь ей не показалось: Поттер мастерски клеил её!), если бы увидел, как тот в очередной раз провожает её, как она трепещет рядом с ним, то без сомнения воспринял бы это как предательство. Пэнси и сама воспринимает это именно так. Быть на грани поцелуя с человеком, которого она должна ненавидеть, желать этот грёбаный поцелуй! Да, это бесспорно предательство. Рядом с ним Пэнси чувствовала себя, как в зоне террора, Поттер словно вытягивал из неё душу, лишал последних сил и уверенности. И что самое страшное: ей хотелось видеть его всё чаще и чаще. Узнавать его, ведь чем дальше, тем всё более идеальным он казался. Это бесило и пугало. Наверное, это он — её проклятье, а вовсе не пресловутая кровь Слизерина. Сейчас остро не хватало Драко, не хватало этого обволакивающего тепла, которое внушало его присутствие. Как же хотелось просто обнять его, вдохнуть его любовь и тогда, несомненно, всё напряжение бы улетучилось, всё стало бы правильней. Все четверо благодаря Пэнси прошли через мощные двустворчатые ворота и оказались во внутреннем дворе. Главный вход венчался аркообразным окном и находился в самом центре фасада, между двумя колоннами, разместившимися на устойчивых пьедесталах, а двор был щедро уставлен весьма странными статуями. Одну из них — колдуна, рвущего на себе одежду, не мог не прокомментировать Поттер. Уизли подхватил его шутку, смеша Гермиону. И в итоге, когда входная дверь открылась, гриффиндорцы пребывали в самом несерьёзном расположении духа. Они вежливо поприветствовали вышедшую на порог Присциллу Паркинсон — моложавую, русоволосую и очень худую женщину с растрёпанной причёской и в наспех надетом шёлковом халате — столь ранних гостей она не ждала. Пэнси неохотно вышла из-за спины Уизли и скупо кивнула головой, дав понять, что встреча их — вынужденная. Присцилла в полном недоумении и даже опасении смотрела на Поттера, затем перевела взгляд на Рона и Гермиону и, только когда Пэнси нервно кашлянула, опомнилась. — Неожиданная компания для Пэнси, — растеряно произнесла она и жестом пригласила гостей внутрь. — О, да! — согласился Поттер. — Мы ненадолго, миссис Паркинсон. Или уже не Паркинсон? — не без сарказма поинтересовался он, за что получил толчок в бок от Гермионы. — Можно просто: Присцилла, — сдержанно ответила она, затягивая пояс халата так, словно задалась целью удавить себя. — Чем я могу быть вам полезна, мистер Поттер? — Значит, всё-таки пока не определились, — разочарованно проговорил Поттер и косо глянул на Пэнси, затем кашлянул в кулак и добавил: — Простите, сегодня что-то настроение на редкость шутливое. — Нам нужно задать вам несколько вопросов, это касается вашей дочери, — сказал Уизли. Присцилла в смятении провела гостей в зал, поражавший своим простором и высокими сводами. На одной из стен под золотым фамильным гербом воцарилось панно с живыми семейными фотографиями, на которых по большей части красовалась Присцилла. Поттер бегло осмотрел их и чуть задержался на той, где Пэнси — ещё совсем малышка гордо демонстрировала игрушечную волшебную палочку. При этом взгляд его стал мягче, а Пэнси вспыхнула от осознания, что он бесцеремонно и окончательно вторгся в её личное... Поттер, оторвавшись от маленькой Пэнси, развернулся к Присцилле, в отличие от остальных приглашение присесть он проигнорировал. Уизли и Грейнджер сели на обтянутый тёмной кожей диван. Пэнси совершенно аристократически приземлилась в соседнее кресло, постаралась не смотреть на Поттера и не думать о нём, а сосредоточиться на цели их визита. Тут в комнату вбежал сморщенный суетливый домовик, он учтиво и испуганно кивнул Пэнси и ещё более испуганно посмотрел на гриффиндорцев. Дрожа, он спрятался за одну из напольных ваз, в ожидании указаний. Присцилла что-то резко шепнула ему, и тот выбежал, чуть не уронив вазу. Она раздраженно выругалась неловкости домового, а затем в немом вопросе посмотрела на Поттера. Все её движения — плавные и высокомерные, выдавали в ней особу голубых кровей. И Пэнси в её присутствии приходилось вести себя подобным образом. Не то, что с отцом, с которым она могла подурачиться и вполне обойтись за ужином без четвертой вилки. Но сейчас его не было, а в этом некогда принадлежавшем ей доме, она больше не чувствовала себя хозяйкой. До двенадцати лет Пэнси счастливо жила здесь с отцом, Присцилла конечно тоже присутствовала, но её присутствие было скорее фоновым и гораздо более приятным. А когда, благодаря Поттеру, Уильям Паркинсон оказался в Азкабане, мать пустилась во все тяжкие: она изводила Пэнси своими упрёками и издёвками, а спустя год, в этот дом переехал её ухажёр. Это при живом-то муже! С тех пор Пэнси перестала быть ребёнком, Присцилла постоянно требовала от неё быть взрослой и манерной, а её дружок временами пытался домогаться Пэнси, и становился очень жёстким, получая сопротивление. Пэнси год за годом ждала освобождения отца, и это монотонное, больное, беспросветное ожидание всё больше и больше превращало её сердце в лёд, а ненависть к Поттеру, к матери и к этому миру становилась всё более явной. О детстве и о счастливом времени, проведённом с отцом, остались лишь воспоминания. Да, Уильям был Пожирателем, но это было лишь словом, и для Пэнси оно ничего не значило. Значило только то, что он был её отцом, что он любил её больше всего на свете, а она горячо любила его. И когда спустя почти четыре года, он, так и не увидевшись с дочерью, скончался, она решила, что любить больше не способна. — Нам нужно знать: есть ли в вашем роду потомки Слизерина? — Гермиона сразу перешла к вопросам. — Что? Нет, вы что-то путаете, я польщена, но нет, — сумбурно ответила Присцилла, и её глаза на секунду алчно загорелись. — А вы в курсе, что в венах вашей дочери течёт его кровь? — сказал Поттер, небрежно потирая подбородок. — Если это ваша дочь, то вы обязаны это знать, разве нет? — он сделал акцент на последнем вопросе. Присцилла, кажется, оцепенела и спустя минуту тихо и медленно ответила: — Нет, этого не может быть, — она с сомнением посмотрела на дочь, — это такая шутка? — Нет, мамочка, — ядовито отозвалась Пэнси. Присцилла схватилась за сердце, а в её глазах читалось паническое понимание: — Я тебе не мамочка, — отстранённо проговорила она и всё так же, держась за сердце, вышла. — Вам не кажется странным, что она так быстро поверила нам? — спросил Уизли, как только Присцилла скрылась из виду. — Нет, — ответила Гермиона, — она не дура и понимает, что раз мы пришли — на это должна быть серьёзная причина. — Или, возможно, она знала это. Как думаете? — выдал версию Уизли. — Или догадывалась, — поддержала его Грейнджер, — так или иначе, это мы сейчас узнаем. С ней всё хорошо? Может, стоит проверить её? — последние вопросы были адресованы Пэнси. Но та пропустила их мимо ушей. — Не мамочка, — задумчиво повторила Пэнси. — Паркинсон, ты думаешь о том, же о чём и я, — Поттер присел на подлокотник кресла рядом с ней. Пэнси встретила его пылкий, уверенный взгляд, стало легче и спокойнее. Когда он отвернулся, она смогла разглядеть его ладони, небрежно сложённые в замок — такие до последней венки мужественные и властные, захотелось почувствовать их на себе, зарыться в них, спрятаться, позволить им всё... У Драко другие руки, более изящные и тонкие. Тут снова послышались торопливые шаги, и в комнату вошла Присцилла. Оцепенение её ещё не покинуло, а халат, казалось, был затянут ещё туже. В руках она держала старую фотографию. — Вот, — она протянула фото Пэнси, — твоя мать. Если и есть в тебе кровь Слизерина, то я здесь ни при чём, — Присцилла словно почувствовала облегчение от того, что с неё взятки гладки, и добавила: — Давно нужно было рассказать. Руки у Пэнси задрожали, стало тяжело дышать, а в ушах зашумело — её безумное предположение подтвердилось. Она сделала два глубоких вдоха — не помогло. Теперь дрожь разлилась и по телу, всё происходящее казалось жестоким розыгрышем, она не могла поверить, что отец мог так долго ей врать. И главное: зачем?! Поттер, понимая, что Пэнси не в силах взять фотографию, сделал это за неё. Он первым взглянул на снимок, затем передал его подошедшим Уизли и Грейнджер. Они не проявляли эмоций, словно тоже были готовы к такому повороту. А возможно просто после всего, что все они пережили, эта её трагедия казалась им небольшой неприятностью — не более. Гермиона сочувственно положила руку на её плечо и аккуратно вручила ей в руки фотографию. Пэнси не хотела смотреть, но всё же медленно развернула снимок... Женщина на фото была хорошенькой и очень напоминала Пэнси. Тёмные волосы, аккуратные пухлые губки и такие же выразительные глаза. Только волосы Пэнси были волнистые и более густые, а нос чуть прямее. Фотография выскользнула из онемевших пальцев, Пэнси соскочила с места, хотелось убежать как можно дальше. Забыть, стереть себе память. Она буквально выбежала из гостиной и направилась к выходу. У самой входной двери её остановили, мужская рука пресекла намерение схватиться за золочёную дверную ручку. — Паркинсон, ещё чуть-чуть. — Поттер преградил ей выход. — Тебе нужно узнать о своей родной матери. Он смотрел ей в глаза требовательно. И... искренне. Так он ещё не смотрел на неё. — Я не могу... Не хочу, — мотала головой Пэнси, — они врали мне, постоянно врали! Поттер обхватил ладонями её лицо: — Ты сильная, ты сможешь. Не показывай ей свою слабость. — Я не сильная, Поттер! — строптиво ответила она. — Я никто, я слабая. И у меня никого нет. Пусти! Она тяжело дышала, глядя на него в упор. Её обморочное состояние усугубилось. Как же он близко. И сейчас он знает о ней абсолютно всё. Раскрыты все карты, все маски сброшены. — Ты сильная. И ты не одна, — терпеливо говорил он, словно внушал ей это. — Один разговор. Обещаю, он будет коротким. Лучше узнать всё враз. Ведь, ты хочешь узнать? — Не уверена, — тихо ответила Пэнси, но взяла себя в руки и смахнула своё глупое стеснение, неизменно возникающее в его присутствии: — Всё, чего я сейчас хочу — это оказаться в одиночестве, подальше отсюда и, возможно, даже закурить! — с вызовом закончила она. — Ещё чего! — встал на дыбы Поттер. Его руки сердито соскользнули с её лица. — А тебе-то что? — сверкнула глазами Пэнси и слегка похлопала себя по груди, — это тело — моё, и я буду делать с ним, что захочу. Он засмотрелся на её движение. — Я не претендую на твоё тело. — Разве? — Дура, — вздохнул Поттер, совсем беззлобно. — Ты сейчас не об этом должна думать. Она отвернулась и прижалась лбом к вычурной стеклянной створке входной двери, в голове был туман, в сердце — тоже, руки всё ещё дрожали, всё ещё ощущали гладкую поверхность старой фотографии. — Я не хочу думать о другом и знать ничего не хочу, — тихим голосом призналась она. Поттер вдруг прислонился к ней сзади, уперев ладони в дверь так, что Пэнси оказалась заключённой между ним и дверью. — Я вспоминал родителей, — проговорил он ей в волосы. — Что? — прошептала Пэнси, оцепеневшая от его неожиданной близости и совсем сбитая с толку. — Когда учился вызывать патронуса. — Поттер... — Пэнси не знала, что сказать, не понимала, чем она обязана такой откровенности. Он вспоминал родителей. Он лучше, чем она могла представить. И почему он вдруг решил ответить на её вчерашний вопрос? Наверное, просто жалеет её. Ей очень хотелось видеть его глаза, но она от чего-то боялась развернуться. Боялась ошибиться, боялась спугнуть момент... Горький и одновременно безупречный. — Я живу без них. Так было всегда. Да, это дерьмово. Но я научился, — он говорил спокойно, без боли, без страданий, уверенно. — И ты научишься. Прими эту правду, убегать — не выход. А я буду рядом. Пэнси прикрыла глаза и глубоко вдохнула, ощутив себя в безопасности, а вовсе не заложницей. Сердце перестало ныть, и страх утих, боль от открывшейся правды стала терпимой, даже мазохически приятной. Ей захотелось остаться здесь, чувствовать его тело, это сейчас было лучшим местом, исцеляющим источником. Он, не встретив сопротивления, перенёс ладони на её плечи и чуть сжал их. — Я буду рядом, — повторил он. Мир точно сошёл с ума. — Поттер, что происходит? Ты сейчас что, обнимаешь меня? — подозрительно вымолвила Пэнси и чуть подняла голову, пытаясь очнуться. — Утешаю, ничего личного, — заверил он и, наклонившись к ней ещё ближе, добавил: — Мы идём? Пэнси была парализована, но выдавила из себя кивок. Поттер тут же отступил и дождался, пока та сама отпрянет от этой злосчастной двери, на тёмном стекле которой так и остались отпечатки его ладоней. Как же легко он управляет её волей! Они не сказали друг другу больше ни слова, просто прошли обратно, до конца не осознав, что же там между ними происходило. Сейчас важно было другое. И он сказал, что будет рядом. Перед самой гостиной он ещё раз критически посмотрел на неё и пропустил вперёд. Пэнси гордо, как ни в чём не бывало, прошагала к креслу, Поттер невозмутимо сел рядом с ней на подлокотник. Они нарочно не хотели замечать этих подозрительных взглядов всех присутствующих. — А вот сейчас ждём вашу увлекательную историю, — обратился Поттер к Присцилле. Уизли и Грейнджер прекратили испепелять вошедших глазами и тоже посмотрели на Присциллу. Та с минуту помолчав, рассекретила свою бесславную тайну. Она рассказала, что женщину на снимке зовут Элоиза, что она скончалась при родах, а Уильям спустя год женился. Но лишь для того, чтобы у девочки появилась мать. Он надеялся, что Присцилла полюбит её как родную и запретил рассказывать правду, чтобы уберечь Пэнси от страданий. Сам же он не смог оправится после смерти любимой и постоянно пребывал в тоске. Единственной радостью для него была его маленькая дочь. По словам Присциллы, она честно пыталась проникнуться к девочке, но чем старше та становилась, тем больше походила на ненавистную ей красавицу Элоизу. Она страшно ревновала мужа к его воспоминаниям и со временем поняла, что держит он её рядом только в качестве няньки для Пэнси — ходячем напоминании о той, кого он так страстно любил. Так она жила и терпела пренебрежение к себе пока Уильяма «о счастье» не забрали в Азкабан. Тогда-то и появился Фил, и, наконец, она смогла почувствовать себя женщиной и полноправной хозяйкой этого поместья, только ненавистная ей падчерица омрачала её долгожданную идиллию. Присцилла с отвращением смотрела на Пэнси, и поток её желчных слов не останавливался. — Вы взращивали в себе ненависть, а могли бы просто оставить их? Ради чего было терпеть эти годы? — прервала её Гермиона. — Это же очевидно, — откликнулся Поттер, — деньги, статус, что там ещё? Да она же просто продалась! — он в упор посмотрел на Присциллу. Та не ответила ему. Да и что было отвечать, если это было правдой. — Я не хочу больше здесь находиться! — глухо сказала Пэнси и встала с места. — Погоди! — остановил её Уизли и обратился к Присцилле: — Сейчас полагаю, вы уберетесь отсюда? Это поместье принадлежит Пэнси! На что Паркинсон старшая только приторно улыбнулась: — Нет, дорогой, я до самой смерти Уильяма была его законной женой и являюсь законной наследницей его состояния! Как, разумеется, и Пэнси. А рассказала я всё это, потому что не хочу больше играть в дочки-матери. Поделим всё поровну и разойдемся, — тоном благодетеля закончила она. — А завещание? — уточнила Гермиона, недоверчиво приподняв брови, — не думаю, что Уильям не побеспокоился об этом. — Никакого завещания нет! — аскетично осекла её Присцилла. — Это мы проверим, — пообещала Гермиона. — Вы сумасшедшие? — не выдержала Пэнси, — какое завещание? Вы серьёзно думаете, что это сейчас главное?! Повторяю: я не хочу больше здесь находиться! — она бросила на лже-мать короткий брезгливый взгляд и направилась к двери. — Мы узнали всё, что нужно, идите с ней, — кивнул Поттер. — А у меня здесь осталось небольшое дело, — он оскалился в злой улыбке. От его устрашающего вида Присцилла даже попятилась назад. Пэнси остановилась в дверях, пытаясь вникнуть в то, что ещё задумал Поттер. — Женщин я не трогаю, не переживайте. А вот за вашего дружка я бы не был так уверен! Где этот любитель молодых девочек? — призывно выкрикнул Поттер, подходя к лестнице, ведущей на второй этаж. И, очевидно, попал прямо в цель, потому что с лестницы послышались шаги, а затем показалась полноватая мужская фигура в халате. — Что случилось, дорогая? Что за шум? — взгляд Фила упал на Поттера, и он оживлённо заморгал, словно не верил, что сам Гарри Поттер стоит напротив него, — ох мистер Поттер! Какой приятный сюрприз! — с натянутым гостеприимством пробубнил он. — Паркинсон, один вопрос, — Поттер пытливо посмотрел на Пэнси, — то, что ты говорила про него — правда? Пэнси только сейчас поняла, в чём заключалось «дело» Поттера, под действием его пронзающего взгляда она кивнула. И в душе зародилось такое ликование, что на секунду она забыла о всех своих проблемах. И ликовала она не столько по поводу близкой расправы над этим паскудой Филом, сколько от того, что Поттер поверил ей. Поверил! Ведь на это она рассчитывала меньше всего. — Всё, сейчас уходите! — распорядился Поттер. — Рон! — рявкнул он, понимая, что друг не спешит его оставлять, — на тебе наши дамы, — спокойнее добавил он, затем убийственно посмотрел на Фила. Тогда раздосадованный Рон вышел за дверь, бросив, что он будет рядом в случае чего. Гермиона тоже смиренно пошла к выходу, а Пэнси видимо посчитала, что к ней это не относится и замешкалась, злорадно наблюдая, как белеет лицо Присциллы. — Она сама провоцировала меня, и ведь не было ничего! — беспомощно выкрикнул Фил, и начал нервно шарить по карманам в поисках палочки. — Она тебе не понадобится, мразь, — и Поттер в секунду схватил Фила за горло, а другой рукой выхватил у него палочку с такой силой, что та отлетела к противоположному концу зала. — Паркинсон, иди же! — нетерпеливо выпалил Поттер, и сжал горло Фила ещё сильнее. Гермиона увлекла за собой Пэнси, и они оказались во дворе. Всё, что происходило дальше, Пэнси не помнила, не было ни одной мысли, чувства отказали, осталась только погружающая её на дно пустота.