Лето номер шесть

— Что ты здесь делаешь? Гарри вздрогнул, хотя вопрос не имел к нему никакого отношения. Попадая в меморазу, он словно падал на дно глубокого колодца; голоса отдавались здесь эхом — и чем дальше от настоящего, тем раскатистее оно было. Он хорошо знал этот голос. Слышал его всякий раз, когда приближался к дементорам. — Если ты думаешь, что я тебя преследую, то у тебя мания величия, Эванс. Я живу на соседней улице, а вот что ты здесь делаешь? И этот тоже. — Мне негде жить, — честно ответила Лили, — Батильда сказала, я могу оставаться сколько нужно. Но я только до осени. Помимо гулких голосов, эти карточки, внешне так похожие на простые полароидные снимки, давали возможность слышать мысли. Как шелест листьев в штиль. От этого мурашки по коже бежали. ~ Она не дала мне даже крохотной передышки ~ И платье это дерьмовое ~ Не могла она другое что-то надеть ~ Бродяга поржет ~ Давай, смейся, придурок ~ А я буду доживать это паршивое лето с Эванс под боком — Почему бы тебе не свалить прямо сейчас и перестать мозолить нам всем глаза, — нервно-задиристо предложил Джеймс. Он слышал собственное сердце — тук. ту. т. тук — и мысленно упрашивал ее не соглашаться. Или согласиться. Да решай ты сама уже, Эванс. — Вообще, это ты сюда таскаешься. Здесь, в отличие от Омута, Гарри не мог видеть что-то лишнее. Что-то, кроме того, что видел Джеймс. Более того, он смотрел будто бы его глазами. Потолок казался низким, комната — темной, и единственным пятном света здесь оставалась Лили, хотя на деле мрак наверняка скрывал и ее тоже. Мама походила на очень. красивого. инфернала. Смотрела на Джеймса, как смотрят неинтересный фильм. Как Луна частенько пялилась на Рона. Гарри чуял, что отец злится из-за этого. Нервничает. Чувствует себя не так уверенно, как обычно. Словно равнодушный взгляд Лили заставлял его сомневаться в собственной неотразимости. Джеймс, судя по всему, не помнил, как добрался до дома. Очнулся в своей огромной комнате на втором этаже коттеджа. Гарри аж рот раскрыл, сколько всего здесь было. Плакаты с подписями знаменитых игроков в квиддич, несметное количество хлама из «Зонко» и несколько метел на специальных полках, будто отец хранил все свои метлы, для коллекции. Ну, то есть он менял их просто так, а не потому что нужна была новая вместо вышедшей из строя. Дадли удавился бы от зависти. — Хочешь, я тебе почитаю? Серьезно? Почитаю? Вроде они в семидесятых, а не в девятнадцатом веке. Гарри прикрыл глаза рукой. Несмотря на свою бесплотность, он ощущал неловкость, глядя на обнаженную Сьюзен. — Нет, не нужно. Спасибо. ~ Только если в твоей книжке не написано, как перестать думать об этой Эванс. Не написано же? — Твоя мама не будет против, что я ночую с тобой? Она велела домовику подготовить для меня отдельную спальню. — Да это все пресловутые приличия, — отмахнулся Джеймс. — Уверен, она догадывается, что я не девственник. Ты закончила? — он кивнул на тетрадь, в которой Сьюзен писала. — Конечно. Комната быстро погрузилась во тьму, сжавшись до одной-единственной двери, куда Гарри буквально вынесло мощным порывом ветра. Он мог побиться об заклад, что ни одна дверь не ведет из Годриковой впадины прямиком в Хогвартс, однако отец и Сириус, в компании которых Гарри оказался, стояли теперь в школьной совятне. Джеймс дымил, Сириус с философским видом рассматривал виды за окном. — Ты думал о том... — задумчиво начал Сириус. — Чего? — встрепенулся Джеймс. — …что табачный дым пагубно влияет на сов? — Отъебись, Бродяга. Думал, ты что-то дельное скажешь. — Да что тут скажешь, Сохатый, — поморщился тот и весьма неэлегантно подтер нос средним пальцем. — На двух метлах не усидишь. Милая Сьюзи не зря учится на факультете умниц, она догадывается. Думаешь, какого лешего она к Эванс цепляется. Кстати, ты уложил ее вчера или нет? Эванс, Сохатый, — он закатил глаза, поглаживая сонного филина, и азартно спросил: — Уложил? Я никому не скажу, — Сириус дурашливо сложил руки перед собой. — Нет. Мы даже не сосались. — А чего тогда такой довольный приперся? — Ну, она… ~ говорила со мной ~ рассказывала, как они с Челси ходили на футбол летом ~ так вот куда она пропала тогда ~ а я подумал, что Эванс сбежала от меня после того поцелуя Вслух он правда так и не сказал ничего. Но лицо его выдало. — Вот тебе и ответ, дружище, — проникновенно сказал Сириус, ткнув Джеймса пальцем в грудь. Гарри тоже почувствовал этот тычок, оступился, башня вместе с совятней накренилась, он кубарем выкатился из нее и рухнул на кровать. Карточка, похожая на темный квадрат в полупрозрачной рамке, упала рядом. — Хозяин Гарри, — просипел Кричер почти у самого уха, — юная мисс ждет вас в библиотеке. Он бережно поглаживал медальон Регулуса на груди. — А Рон? — коротко бросил Гарри, поднимаясь на ноги. — Упражняются с оборотнем, хозяин. Ремус явился неделю назад и заявил, что хочет отправиться — куда бы Гарри ни собирался — с ним. Рассказал о перевороте в министерстве и о том, что Гарри разыскивают под надуманным предлогом. Нехотя сообщил, что Тонкс ждет ребенка. Не так, как обычно сообщают радостные вести. Все очень плохо, мелькнуло в голове. Министерство, Косой переулок, госпиталь — все якори магического мира, казавшиеся вечными, оказались в руках Пожирателей. — Так что получается, — с нажимом спросила Гермиона у Ремуса, — ты хочешь оставить Тонкс у родителей и уйти с нами? — Я вам нужен, — убежденно произнес Ремус, допив сливочное пиво из бутылки. — Так всем будет лучше. — Тонкс тебя очень любит, ей плевать, что ты… болен, — тихо сказала Гермиона. — Она сама мне говорила. — По крайней мере, ты должен защищать ребенка женщины, которая когда-то была тебе дорога, — громче добавил Гарри. Он еще тогда, прошлым летом, заподозрил, что для Ремуса Тонкс стала просто способом унять неконтролируемую перед полнолунием похоть. Но ребенком-то он должен дорожить, разве нет? — Именно так! — выпалил Люпин. — И потому я здесь. Повисла тревожная тишина. — Как это? — не сразу понял Рон. А Гарри все понял. Вспомнил, как мама с Ремусом сидели во дворе, как он подал ей руку и как смотрел на нее, пока она обувалась. Вот почему он так неохотно делился своей памятью, наверняка боялся, что Гарри заметит какой-нибудь неосторожный взгляд. Женщину, которую он в самом деле любил, он сберег от себя. Сберег даже от любого намека на свою симпатию. Гермиона притихла и принялась водить пальцем по столу. — И раз уж так, — неуклюже продолжил Люпин, — то… вот. — Он продемонстрировал флакон, похожий на тот, что отдал Гарри в прошлом году. — Это еще одно воспоминание, последнее. — Рон непонимающе смотрел на них. — Я не хотел его показывать, но ты, наверное, не успокоишься, пока не услышишь нужные слова сам. — Ремус не мог знать, что у Гарри, благодаря Батильде и Гермионе, появились дополнительные источники информации о папе и маме. — И я отдам его тебе, Гарри… если ты позволишь мне отправиться с тобой и защищать вас. Подумай. Рону нужна моя помощь. Инстинкты будут просыпаться в нем всякий раз, когда луна выкатывается на небо. Гермиона в опасности, потому что все магглорожденные сейчас вне закона. Ты объявлен в розыск в качестве политического преступника. Очень опасного, по мнению действующего правительства. Члены Ордена под наблюдением, их мало, и у нас по сути нет лидера. Соглашайся, — вкрадчиво прошептал Ремус и поставил склянку на стол, как угощение для послушного пса. Письмо, написанное маминой рукой, найденное Гарри совсем недавно и прочитанное, пробило брешь в его твердом решении больше не возвращаться к прошлому своих родителей. Поэтому флакон он взял и наверху сунул в коробку, полученную Гермионой от Батильды. Ремус остался. Все свободное время они с Роном практиковали защиту, а Гарри снова с готовностью окунулся в не-реальность, где ему не грозила опасность. Где можно было на время забыть, какой вал дерьма на него идет. Вот он, уже у порога.