Эхо

      Постмодерн Дмитрию Сергеевичу не нравился никак, даже при условии, что он был нейросетью. Эклектика в архитектурных стилях, вульгарность в моде и музыке, превосходство серой посредственности – кошмар.       – Маленький, неужели ты не можешь ничего с этим сделать хотя бы в рамках Предприятия, – в который раз пилил он своего внучатого племянника.       – С чем? – вновь отыгрывал непонимание тот.       – Например, с Серёгой Шнуром в “полянке”.       Выведя на экран вместо своей цифровой симуляции прямой эфир из КБ Полей, которое все ласково называли “полянкой”, где Катенька и Серёжа с со старшим научным сотрудником Кингом изучали русский язык на примере песни "Вояж," Дмитрий Сергеевич позволил Сеченову маленькому насладиться ровно минутой вакханалии, после чего отключил колонки во всем помещении лаборатории.       – Ну, дядь Дим, – покачала головой Катенька и достала смартфон.       Ловко работая пальчиками, она отключила на устройстве Коллектив и присоединилась к американскому Интернету, после чего песня возобновилась из динамика смартфона.       – Даже "Ленинград" не позволит пиндосу выглядеть в моих глазах лучше. Я продолжаю настаивать на экстрадиции из России, – гаркнул Маленький, отрываясь от видимо интересного текста.       Дмитрий Сергеевич вернул на экран свою симуляцию и закатил глаза:       – Дети, твои дети, морально разлагаются!       – Общаясь с потомком нациста Штокзаузена? Однозначно! Выслать его на хе…       – Дима! Прекрати ругаться и осознай проблему.       – Я не вижу проблемы в Шнуре, – генеральный директор РосПредприятия достал свой смартфон, что-то долго в нём листал, а потом отправил Дмитрию Сергеевичу набор фотографий и видео из клуба в Санкт-Петербурге.       Практически везде Сеченов маленький или стоял в обнимку с обозначенным ранее солистом группы "Ленинград," или выпивал, или пел песню "Дорожную."       – Я так понимаю, это всё было четыре года назад, когда вы в десятый раз разводились? – без интереса спросил Дмитрий Сергеевич.       – Когда Глаша вела себя как стерва!       – Вы когда разводитесь, оба выглядите как умственно отсталые.       – Вы, как никто другой, должны меня понимать! Это, – Сеченов маленький обвёл всё вокруг рукой, – моё дело жизни! И именно мои взгляды должны быть основополагающими. Тем более, что они более гуманны и человекоориентированы. А все вот эти: человечество в жопе, – пусть держит при себе.       Дмитрий Сергеевич почувствовал дежавю:       – Маленький, из-за чего вы поругались?       – Из-за северного сияния в Подмосковье.       – Это было неожиданное природное явление.       – А она говорит, что любоваться надо не цветовыми эффектами, а самим фактом воздействия солнечной плазмы на магнитное поле земли.       – Маленький, не переживай, я поговорю с Глашей.       – О чём?       Хитро прищурившись с экрана, бывший академик театрально проговорил:       – О том, что ты необразованный идиот, и что раз она тебя приручила таким, надо терпеть.       – Дмитрий Сергеевич! Почему же вы так и не женились? Можете не отвечать.       – Я не женился, потому что умные женщины: во-первых – редкость, а во-вторых – роскошь. Я друга-то не сохранил…       – Завели бы дуру.       – Ты так говоришь, – покачала головой симуляция бывшего академика, – словно это собачка.       – Они реагируют как собаки. Машешь пачкой денег, как миской еды, и она твоя.       – Сильно Глафира тебя задела. Подозреваю, что она даже этого не заметила.       – Я не понимаю, почему просто нельзя наслаждаться северным сиянием. Почему везде надо видеть науку.       – Один наш физик загрузил в Алдан программу обработки своей космологической теории, основанной на теории расширяющейся вселенной Фридмана. Основываясь на полученных данных, нашей нейросети было предложено сделать визуализацию. Так вот, я смотрел на текст этой модели со всеми формулами и выводами, я понимал, что это великое открытие, а наш ведущий инженер с придыханием расписывал, как прекрасен гелий, и всё то, что он создал. А затем вышла визуализация, и гелий в начале вселенной действительно открылся для меня великим конструктором. Гением, до которого всем нам расти и расти. Но я это понял, только когда наша нейросеть мне это разжевала. Или вот мозг. Кто-то видит склизкую мерзкую субстанцию, а я вижу сеть нейронов, кружево кровеносных сосудов…       – А вы романтик.       – Ты тоже, просто необразованный. Хочешь понимать, о чём говорит жена, начни читать Хокинга, он как раз для таких как ты писал. Учёным ты не станешь, время тренировки мозгов упущено ещё в школе, но приблизишься к вечному.       Сеченов маленький печально нарисовал на полях цветочек:       – Что вы ещё в Коллективе почерпнули?       – Удивительная помойка и одновременно музей. Причем там есть откровенно опасная информация. Имея Альфа-коннектор, я бы с лёгкостью это всё зачистил. Непонятно, чем занят Харитон. Котиков смотрит?       – Котики правят Коллективом… – согласился Маленький, допил кофе и продолжил работу со спасёнными из Казахстана материалами.              Будучи нейросетью РосПредприятия, Дмитрий Сергеевич обычно был везде одновременно. Каким-то процессам за единицу времени он уделял больше внимания, каким-то меньше. К примеру, интеграции платформы Икар, прибывшей шесть дней назад вместе с Маленьким, всей его семьёй и при сопровождении пятьдесят седьмых СУшек, Дмитрий Сергеевич уделял суммарно сорок восемь процентов своих системных затрат. Поднятые наверх первые два десятка клубков исследовали каждую деталь Челомея и устанавливали коэффициент обветшалости. Пока, сам город неутешительно намекал на снос всего и вся. Высотка, правда, радовала. Коммуникации, конечно, ни к черту, многое надо менять, но здание выстоит ещё не один десяток лет.       Помимо зданий, клубки отключали роботов, оставшихся на платформе, и инвентаризировали их. Пока получалось, что хотя бы "каждой твари по паре", кроме ротороботов, семье Сеченова спасти удалось. Особо Дмитрий Сергеевич переживал за Терешковых, хранивших в себе огромный объём информации, оставшейся от Предприятия 3826 после выхода из строя Алдана. Их клубкам было приказано не трогать. Три десятка роботов-гидов умилялись сервисным роботам и оказывали всевозможное содействие первым за долгое время появившимся на территории Челомея людям.       Одним из таких был Сеченов маленький. Вооружившись рабочим ноутбуком, он дни напролет проводил в старом кабинете Дмитрия Сергеевича, перебирая документы и мастерски их сортируя. Все бумажные носители перед уничтожением сканировались и каталогизировать, щебетари оцифровывались. Помимо Маленького на верхнем этаже крутилось ещё где-то три дюжины юристов, бухгалтеров, финансовых аналитиков, научных экспертов и даже один завхоз. Все были при деле. Маленький несомненно был административным гением.       – Ты уверен, что твои эксперты достаточно компетентны, чтобы оценить документ из Павлова? – последний раз отвлёк внучатого племянника Дмитрий Сергеевич.       – Эксперты отобраны руководителями комплексов для того, чтобы определять, о чем документ и к какому комплексу относится. Разбираться в содержании потом будут старшие научные сотрудники комплексов с учёной степенью не ниже докторов.       Дмитрий Сергеевич отключил свою симуляцию и внимательно оглядел РосПредприятие вместе с недавно приобретённым Челомеем. Сорок восемь процентов всех процессов были нацелены на восстановление и внедрение города в систему. Остальные пятьдесят два процента внимания равномерно рассредоточились между наземными комплексами. Хотя, нет. На пару процентов больше Дмитрия Сергеевича волновал Павлов с отдельно взятой палатой и РосТехнология с конкретной “полянкой”, в которой сейчас вместо балета слушали Шнура.       Удивительно, что у Маленького получилась эта авантюра по вывозу парящего города из другой страны. И хоть Дмитрию Сергеевичу было немного жаль того, как закончилась жизнь Предприятия 3826, в целом он исходу был очень рад, как и тому, что лично засвидетельствовал его.       Сеченов маленький с самого начала предполагал, что кто-то должен управлять Икаром, и этот кто-то должен быть не просто человеком, поэтому участие Дмитрия Сергеевича в походе на Предприятие не обсуждалось. Проблемой было занести его в сеть и при этом не оставить без обслуживания РосПредприятие.       – Вам нужно подключение к спутникам. Лучше к нашим Коллективным или ГЛОНАССовским, – предложил Петров-Иванов. – Найдёте один волан, желательно в защищённом месте, а ещё лучше сразу на Икаре. Установите рядом спутниковую установку и соедините их. Оборудование дам. Катя сможет настроить. После этого я, как только получу сигнал, вышлю вам фрагмент вашего Дмитрия Сергеевича.       – Лёш, давай две установки, – деловито попросила Катя. – И ещё про запас. Одну мы там на земле и оставим. Вторую подключим на Челомее, чтобы не потерять контакт после… Ну, эффектного конца.       – Не вопрос. У твоего отца много денег. Что ему лишняя пара сотен тысяч.       Дмитрий Сергеевич так и вернулся на предприятие, через волан у въезда с трассы на ВДНХ. Катя, стоя на коленях в смотровой башне, затягивала хомуты на проводах, Серёжа рассматривал через стекло с высоты территорию.       – Да… Красиво тут… Даже сейчас.       Почему сын Маленького сказал "даже", Дмитрий Сергеевич понял, освоившись с камерами в подчинении у этого волана. Территория была в запустении. Роботы, конечно, её поддерживали, подкрашивали, ремонтировали, но всё имеет свой срок жизни, а трёхэтажные панельки и подавно.       Сеченов маленький с женой обнаружились внизу. Глафира сидела в купленном в Семипалатинске подержанном Мерседесе, а её муж фотографировал залатанные дыры в асфальте и отправлял их в общий чат РосПредприятия.       "Всё как дома. ЦОДД и здесь также работает."       "А бордюры сколько раз в году меняют?" – поинтересовалась сразу же Пепа Петровна.       "Не подавайте им идею."       – Не вижу смысла всем вместе мотаться от вышки к вышке. Я думаю, нам надо детям оставить машину и подняться наверх, – Глафира ткнула пальцем в небо.       – Не вопрос. Как будем возноситься? – улыбнулся Сеченов маленький.       – Не нужно никому мотаться от волана к волану, – из динамика смартфона в руках Маленького сообщил Дмитрий Сергеевич. Доедете до научного центра по изучению радиоволн и загрузите меня там, я получу доступ к центральному узлу и смогу всем здесь управлять так же, как РосПредприятием. А над полигоном должен быть левитационный лифт до Челомея. Если я его включу, поднимитесь интересно. Если не включу, вызову вам шмеля.       – А если лифт засбоит где-то на высоте? – спросил скучно Маленький.       – Я так понимаю, что именно для этого Глафира взяла сапоги-неваляшки аж в четырёх экземплярах.       Внучатый племянник сделал страдальческое лицо и сел за руль.       Проблем по дороге в научный центр по изучению радиоволн не возникало. Дмитрий Сергеевич подключился к компьютеру автомобиля и через объектив видеорегистратора жадно изучал окружение. Роботы вели себя культурно, предлагали свою помощь, освобождали путь, и даже пытались как-то услужить.       – Чего это они? – спросил Серёжа после очередного назойливого ВОВчика.       – Их задача – служить людям. Люди здесь бывают крайне редко, – напомнила Катя. – Нечего было туристов разгонять.       Ветхость и старость, не смотря на все усилия центрального узла, встречалась на каждом шагу. Причём, следов цивилизации здесь не было как минимум с шестидесятых годов. Бывший академик попробовал найти в Коллективе историю Предприятия, но никакой конкретной информации там, конечно, не было. В основном теории заговоров и мифы.       – Маленький? – Дмитрий Сергеевич подал голос из динамика смартфона внучатого племянника, когда тот остановился возле знакомого памятника Маяковскому.       – Ммм?       – А почему Предприятие так захирело? Я понимаю, после развала всё на территории СССР в принципе остановилось. Но здесь не было прогресса лет семьдесят, не меньше…       Внучатый племянник цокнул языком и запустил руку в волосы на затылке:       – Понимаете… – он открыл багажник для уже поджидающих Кати и Серёжи. – Это вообще гостайна, но мне рассказывал дед. Его приглашали, когда проводилось расследование, попытаться восстановить хоть что-то.       Маленький вышел из автомобиля и, взяв свой рюкзак, поставил автомобиль на сигнализацию. Небольшая группа из семьи Сеченовых двинулась к главному входу в научный центр по изучению радиоволн.       – Гоша был хорошим инженером и неплохим администратором, но Предприятие – не его размах… – грустно заключил Дмитрий Сергеевич, вспомнив брата.       – После сбоя без правильной руки сложно было всё снова поставить на поток. Многие выжившие…       – А много выжило?       – Дед говорил, порядка шести тысяч человек…       – Из двенадцати? Плохо… Продолжай, извини…       Кивнув отделившейся от них в поисках волана Кате, Сеченову маленький вошёл в здание:       – Многие выжившие боялись работать с роботами и искали новое место, а их места, как и места погибших трудно было быстро занять новыми кадрами. Отдельной проблемой были поиски виновного. Часть Политбюро пыталась всё свалить на…       – Меня, – не гадал бывший академик. – Это понятно. Разобраться как следует и наказать кого-попало. В конце концов, именно я согласился вернуть Петрова назад на Предприятие. А его ведь ждала высшая мера.       – Деда этим и пытались привязать к Предприятию. Мол реабилитируем имя брата, а иначе наоборот всю семью сгноим.       – Не получилось бы…       – За вас вступился Лебедев. Он поднял все переписки и все архивы. Нашлась какая-то старая запись разговора с Шалиным, в которой тот требовал ускорить подключение Коллектива, а вы жаловались на нехватку людей, особенно после массовых арестов из-за Петрова.       – И Петрова вместе с остальными вернули. А что Сергей Алексеевич? Не смог заново запустить работу Предприятия?       – Лебедев не остался на Предприятии. Уехал вместе с Александром Викторовичем Приваловым. Они к нам часто в гости приходили… Много о вас рассказывали. Не об этом кошмаре, а о всяких забавных и интересных случаях, – Маленький помотал головой, прогоняя воспоминания. – В общем сначала не осталось никого из старожил, а потом начали разбегаться новые рассказывая, что по Предприятию ходит призрак Сеченова и не позволяет никому ничего нового открывать. Кто-то даже дополнял эти байки стонами вроде “где мой Коллектив?” – внучатый племянник очень достоверно изобразил завывания призрака и рассмеялся.       – Очень смешно…       – Предприятие закрыли, повесили гриф секретности и до самого развала строго охраняли. Старые нейрополимерные роботы остались только здесь. Новые модели разрабатывались уже другими Предприятиями. После развала Союза Казахстан стал отдельной страной. Поначалу они по заказу России охраняли территорию. Потом, когда силами Черномырдина, Чубайса и остальной гоп-стоп компании наука перестала быть нужна, я всё здесь приватизировал. Жаль, отец не дожил. Развал его и добил. Ну и я со своими попытками сколотить опг, – Маленький подобрал пистолет Макарова, выглядывавший из ящика стола, со знанием дела для демонстрации своих умений проверил магазин и предёрнул затвор. – А дальше вы знаете…       Внучатый племянник замолк в главной радиорубке. Он меланхолично потыкал обесточенную грушу и открыл рот, чтобы чем-то дополнить рассказ, когда сверху раздался Катин крик.       – Волан на крыше, – сообразила Глафира, и Серёжа метнулся на улицу.       Дмитрий Сергеевич попробовал найти хоть какое-то подключение к Кате, но кроме смартфона, убранного в карман и оттого передававшего только звук, ничего не нашёл.       – Это первое и последнее предупреждение, убирайтесь, – этот голос Дмитрий Сергеевич слышал в кошмарах при жизни. В тех, в которых академик Сеченов не успевал спасти, не понимал как, руки не слушались, мозг не работал. Если бы Дмитрий Сергеевич спал, он бы до сих пор видел сны про сообщение из Болгарии.       На Катю напал Нечаев. Он жив. Сергей здесь.       Могло показаться, что завязалась небольшая драка, но Катя никогда бы сравнилась с Сергеем в силе или боевых навыках. Никто бы не сравнился. Даже Левой и Правой Сергей был не по силам. Затем вмешался Серёжа, видимо сбивший майора с ног.       – С чего нам уходить? – прохрипела Катя. – Это всё принадлежит нашему отцу.       – Это всё принадлежит советскому народу. Дмитрий Сергеевич не для того тут всё строил, чтобы вы ломали.       Послышались звуки борьбы, которые вскоре перешли в отчётливый хруст костей и стон Серёжи. Катя, видимо включила волан, потому что Дмитрий Сергеевич услышал её призыв о помощи, а затем получил картинку со всех ромашек этой территории. Дальше всё произошло слишком быстро.       Дмитрий Сергеевич всегда видел Маленького или весёлым шутником, или добрым отцом, или серьезным начальником, или любящим мужем. Никогда внучатый племянник не представал перед бывшим академиком безжалостным охотником. И тем не мне Сеченов маленький бесшумно приближался к Нечаеву сзади с выражением холодной неприязни на лице. Так на памяти Дмитрия Сергеевича смотрели те, кто собирался убить без всяких угрызений совести.       Майор дёрнулся, неожиданно для него услышав у самого затылка звук возводимого курка, и с пониманием отпустил Серёжу, едва удержавшегося на ногах.       – Маленький, остановись, – крикнул из смартфона Дмитрий Сергеевич.       Внучатый племянник недовольно выпустил воздух, сделал шаг назад и посмотрел на Серёжу:       – Ты в порядке, сынок?       Этот очень простой вопрос не мог бы никого привести в замешательство, если бы он не был произнесён привычным для Нечаева голосом с почти забытыми нотками заботы.       Майор медленно повернулся, удивлённо посмотрел на практически копию директора Предприятия 3826 и заторможено потянулся левой рукой к виску.       – Маленький, – Дмитрий Сергеевич снова подал голос. – Майора Нечаева сейчас замкнёт, и он уйдёт в Лимбо. Вам надо бежать.       – Он сейчас уйдёт только к дьяволу, – внучатый племянник прицелился точно между глаз. Где он этому научился? А, точно, он же не раз намекал на преступное прошлое.       – Восход… не… работает, – пробормотал Сергей и рухнул кучей вниз, потеряв сознание.       – И я его не должен пристрелить потому что? – поинтересовался Маленький, направляясь к Серёже, вцепившемуся в свою окровавленную неправильно вывернутую руку.       – Потому что он мне как сын, – впервые за долгое время со злостью прошипел бывший академик. – И вы его заберёте домой, иначе никто отсюда не уйдёт.       – Тогда я буду жаловаться старшей воспитательнице этого детского сада, ваш карапуз сломал моему руку, – Сеченов маленький шутил достаточно ядовито, но очевидно принял новые правила игры.       В поисках доступа к центральному узлу, Дмитрий Сергеевич размышлял о словах Нечаева и искал в Коллективе информацию о Восходе. Будучи устаревшими, ни нейрополимерный расширитель, ни П-Вакцина уже давно не устанавливались. Более того, после того, как полимеризацию несовершеннолетних вообще запретили ввиду негативного влияния на молодые умы, процесс установления имплантов сошёл на нет, оставив вместо себя только Мысль. На удивления то, что изначально выглядело пустышкой, закладывало разнообразные идеи ничуть не хуже Восхода и управляло умами даже более тонко. А всё Королёв, зараза. Вечно он выступал фрондой Сеченову. Вот и идею отказа от полимеризации он протолкнул.       Дмитрий Сергеевич вздохнул бы, если бы мог. По спорам с Сергеем Павловичем он скучал почти так же, как по упрямству Харитона. Правда, Королёва от Захарова отличали те же общегуманные ценности, что и у Сеченова. Они всегда расходились в методах. Судя по статьям в Коллективе, Королёв, несмотря на все разногласия, вместе с Лебедевым серьезно старался в конце пятидесятых очистить имя директора Предприятия 3826. Хороший был мужик.       “Юлия Петровна,” – обратился бывший академик к руководителю нового Павлова, – “насколько стабильны сейчас нейрополимерные расширители?”       Главный врач РосПредприятия не торопилась отвечать и по видео объясняла порядок манипулирования над сломанной рукой Серёжи тем оборудованием, что имелось на данный момент в распоряжении Сеченовых.       “Их надо было обслуживать раз в какое-то время. В семидесятых они начали сбоить, у кого-то дурила нервная система, вызывая прогрессирование Паркинсона, кто-то с давлением на ровном месте замучался. Начали уже разрабатывать методы по деполимеризации, когда в Коллективе появился какой-то врач, который предложил методику “сервисного обслуживания” уже внедрённых расширителей. Он же потом, кстати, вывел импланты из мозга в Мысль.”       “Из-за чего начались проблемы?”       “В основном из-за возрастных изменений в организме и недостаточно точного взаимодействия с нейромедиаторами.”       “Уже установленный имплант можно починить?”       “Если он не повреждён, то нужно заново откалибровать. В Павлове есть оборудование.”       Главный узел сдал свои позиции Дмитрию Сергеевичу слишком быстро. То ли и правда был таким слабым, что даже идиот Петров смог взломать, то ли просто устаревшим.       Повесить себе на шею ещё один научный комплекс было тяжело, особенно учитывая, что Предприятие 3826 работало совсем по другим алгоритмам, написанным на мёртвом языке программирования. Зато, у Дмитрия Сергеевича сразу появилось несколько сотен тысяч глаз. Вот он – РАФик в поезде, вот он – ПЧела над мостом, вот он – работник в лесу. Столько новых впечатлений! Очистив оперативную память ближайшего к радиоузлу РАФика, бывший академик загрузил свой модуль и подошёл к медпункту научного центра по изучению радиоволн.       Несколько пар глаз подозрительно посмотрели на него, точнее на РАФика.       – Варежку потерял… – выдал Дмитрий Сергеевич и с удовольствием рассмеялся, увидев вытянутые лица.       Выглядел РАФик скорее всего жутко, потому что Сеченов маленький выругался и вынул из кармана пистолет.       – Я подключился к главному узлу, – поторопился сообщить Дмитрий Сергеевич своим голосом из динамика, а затем добавил как РАФик, – и теперь могу управлять всем на Предприятии.       Пребывавшая до этого в крайне мрачном настроении Глафира, ухмыльнулась, а Серёжа с Катей переглянулись и синхронно выдали: "Ну, дядь Дим."       – Лифт между поверхностью и Челомеем работает стабильно. Шмели в более плачевном состоянии, их я использовать не рекомендую. Могу начинать копирование информации и подготовку к?..       – Нам хватит горючего газа на то, чтобы уничтожить тут всё до самого последнего винтика? – нетерпеливо поинтересовался Маленький.       – Я проверил протокол номер один. Полигоны глубокого заложения будут завалены обломками, для остального ресурсов хватит.       – Протокол номер один? – уточнила Катя.       – Протокол, содержащий в себе серию мер по самоуничтожению территории.       – Зачем вам такой нужен был? – удивился Маленький.       – О. Он закладывался первым. Необходимая мера в случае критической угрозы.       – Что же вы его не запустили, когда тут роботы всех мочили? – поинтересовался Серёжа.       – Не было необходимости. Обман центрального узла, это мелкий сбой, хоть и повлекший большие жертвы, – Дмитрий Сергеевич отвечал достаточно сухо, хоть и недовольно.       – А что же тогда угроза? Инопланетяне?       – Биологическая утечка, способная привести к уничтожению жизни на планете.       – Такое возможно? – спросила Катя.       – Всё возможно. Я предлагаю загружать всю информацию с ещё работающих компьютеров в Терешковых и поднимать их наверх. Со сбором аналоговой информации справятся лаборанты ВОВ-А6.       Сеченова маленький махнул рукой:       – Делайте как хотите, Дмитрий Сергеевич.       – Я хочу восстановить работу этого Предприятия. Сам запустить Коллектив. Я хочу, чтобы никакого сбоя не было. Я хочу, чтобы никто никого не калечил, но предлагаю я делать то, что считаю нужным.       Не смотря на серьезную тему, Катя хихикнула, прыснула, а затем и вовсе расхохоталась.       – Этот робот очень смешно говорит, – призналась она. – Нам срочно такой нужен дома!       – Полностью согласен, – объявил Дмитрий Сергеевич, – поэтому конкретно этого РАФика я забираю с собой и делаю официально своим новым телом.       Деловито развернувшись, бывший академик покрутил манипулятором робота:       – Кстати. Лифт подан. Наверху, на третьем этаже главного здания очень приличный мед блок с двумя специализированными Терешковыми и медроботами.       Установив РАФика в зону действия левитационного лифта, Дмитрий Сергеевич продемонстрировал и одновременно проверил работоспособность оного и начал подготовку к протоколу номер один.       Терешковы свою работу исполняли исправно и даже не сомневались в командах, отдаваемых центральным узлом.       – Позвольте вопрос, Дмитрий Сергеевич, – неожиданно обратилась к сети Терешкова-гид из Атриума, определившаяся как Юлия. – Настолько ли необходима инициализация протокола номер один?       Бывший академик, понимая, что не оставлял в этой сети своё имя, изобразил ошибку запроса.       – Мы с Кларой посовещались и пришли к выводу, что вашу манеру управления очень сложно скопировать. Хотя нас очень печалит принимать вас в наших рядах. Среди сотрудников Предприятия была надежда, что вы выжили и вернётесь, чтобы возродить это место. И мы возвращаемся к нашему первому вопросу, насколько необходима инициализация протокола номер один.       – Если бы была возможность сохранить, я бы сохранил. Американцы предложили местным властям за потрошение Предприятия слишком хорошие условия. Это недопустимо.       Терешкова-Юлия замерла, и к ней присоединилась Терешкова-Клара:       – Мы несколько раз посещали театр за эти годы, – она достала из складок платья щебетарь. – Последним директором ВДНХ в нас была заложена программа надеяться на ваше возвращение, поэтому я не смогла не подобрать персональный щебетарь Харитона Радеоновича. Я предполагаю, вы захотите его сохранить вместе с остальной информацией без огласки.       – Спасибо. Когда поднимитесь на Челомей, отдайте его той модели РАФ, которая запросит.              Быть нейросетью Дмитрию Сергеевичу нравилось. Казалось, его мозг всю жизнь готовился к подобной многозадачности. Вот Пепа Петровна отчитывает молодого лаборанта. Вот ВОВ-А6 аккуратно складывает папки с материалами по Борщевику. Вот Юлия Петровна готовит материалы и палату для майора Нечаева. Вот Терешкова собирает все щебетари в Павлове. Вот в "кукурузине" идёт летучка, и Маленький по видеосвязи даёт распоряжения касательно подготовки. Вот Глафира и Катя ходят по коридорам Челомея. Столько информации, и всю её Дмитрий Сергеевич с лёгкостью обрабатывает одновременно.       А где Серёжа? Последний раз он, поглаживая свою обработанную, загнанную в гипс руку, ходил по первому этажу. Бывший академик обратился к видеоархиву и обнаружил младшего Сеченова спускающимся в подвал. Там рабочих камер не было. Кто вообще отключил в подвале камеры и зачем?       – Дядь Дим, – позвали Дмитрия Сергеевича, и он сконцентрировался на входящем вызове со смартфона.       Серёжа обнаружил себя сам.       – Дядь Дим. Смотрите, какие, – он включил видеосвязь, и в тусклом свете телефонного фонарика показал две величественные женские фигуры балерин. – Вы ими тоже управляете?       Екатерина… Дмитрий Сергеевич попробовал найти планы здания, чтобы отправить ремонтную бригаду к щитовой и подать сюда энергию.       – Раньше управлял. В некотором смысле.       За спиной у Серёжи послышались шаги, и в подвале прибавилось людей.       – Красивые… Интересно, они живые?       – Серёжа, что за антинаучный бред, – заметила Глафира, – это роботы.       – Нет, он прав, – с тоской сказал Дмитрий Сергеевич. – Раньше они были живыми настолько, насколько это возможно.       Жена Маленького хмыкнула и достала из рюкзака сканер, которым обычно проверяла работу генератора Э-Ч-ПОЛЯ:       – Как это?       – Это был отчаянный эксперимент. Достаточно сложный. Сейчас это уже неважно. Их сюда скорее всего принесли, чтобы поставить на поддержку систем. Если бы электричество в подвале работало, можно было бы что-то сделать. Но тут с восьмидесятых нет нужных ресурсов, поэтому Челомей более обветшал чем сооружения внизу. Центральный узел спасал город как мог и перераспределял скудные ресурсы из соображений безопасности, – пояснил бывший академик. – К сожалению, Екатерина Нечаева у него была в меньшем приоритете.       – Какая из двух Екатерина? – уточнила, заинтересовавшись, Катя.       – Я так понимаю, что обе, – восхищённо встряла Глафира. – Я о вас многого не знаю, Дмитрий Сергеевич, вы были таким интересным мужчиной. Предлагаю вам занять место моего бестолкового мужа.       – Мам!       Глафира изогнула бровь в ответ на возмущения:       – Вернёмся домой, их надо забрать на "полянку."       – Я могу возобновить подачу электричества сюда, – с надеждой предложил бывший академик.       – Не надо, – отрезала Глафира. – Они в глубоком стазисе. Если их включать, то надо проводить полноценное сервисное обслуживание.       – А что это вообще было, – завороженно спросил Серёжа, погладив одну из балерин здоровой рукой по ноге.       – Я бы не советовал так делать. Серегей... Кхм… Майор Нечаев… Человек, который на вас напал внизу – муж Екатерины.       – Тот медведь? – фыркнула Катя.       – Хочу заметить, что Серёжа комплекцией ничем майору Нечаеву не уступает. Чуть больше физически тренировок и полностью новые конечности в виде современных полимерных протезов дали бы даже большее преимущество в ближнем бою.       – Мам, а можно мне протезы? – спросил сын Маленького.       – Можно, – отозвалась Глафира и направилась к выходу. – Первой заменим голову, на более умную.       – Екатерина и Сергей Нечаевы, – задумалась Катя. – Это вы нас в честь них назвали?       – Вы на них похожи…       – Кстати, а где этот? Сергей?       – Роботы подняли его в медпункт. Не переживайте, он всё ещё без сознания…       – Вы тоже не переживайте. Тётя Юля его поставит на ноги.              Когда Дмитрий Сергеевич стоял у истоков Предприятия 3826, кругом печально высились только горы, а всё остальное холодный промозглый ветер сбивал в пыль и песок. Сеченов в те годы на голом энтузиазме мотался каждый божий день из Семипалатинска и в дождь, и в снег, чтобы проконтролировать работу операторов буравов, следить за стройкой и просто мечтать. Ни один котлован не был вырыт без его чуткого внимания, не было камня, не заложенного с его санкции. Зато какое зимой открывалось взору небо: близкое, тяжёлое, звёздное. Красиво здесь было и, возможно, однажды снова станет, когда природа снова войдёт в свои права.       Подрывая заложенный ещё в сорок четвёртом под Павловым заряд, Дмитрий Сергеевич вспомнил зелёные глаза крановщицы Лиды, с которой целовался на втором этаже ещё только возведённой коробки поликлиники. Может, и правда надо было жениться и меньше думать о себе как о наставнике человечества.       Нет, семья – это тяжёлый труд. Красиво РосПредприятие, но совсем не так величественно, потому что Сеченов маленький сознательно тратит непозволительно много времени не на работу, позволяя кому-то отлынивать, кому-то расхищать. Дмитрий Сергеевич так бы не смог. Он никому и ничему не мог уделять время, и это погубило Нечаевых. Не зря была обижена Зинаида – нельзя было отправлять Екатерину в Болгарию.       Первый заряд Дмитрий Сергеевич подорвал, когда Икар уже приближался к границе с Россией. На подлёте были сопроводительные СУшки, на случай непредвиденного вмешательства других государств, Катя с Серёжей развлекались, беседуя с роботами, Глафира зарылась в расчёт для исследования, связанного с Близняшками, а Сеченов маленький стоял возле края платформы и смотрел на удаляющийся огромный пожар.       – Красиво? – спросил Дмитрий Сергеевич из динамика смартфона.       – Слева горы, справа горы… Люблю огонь только в мангале, – внучатый племянник похлопал по карманам в поисках пачки сигарет. – Вам не грустно?       – Печально. Но всему приходит конец. Не скажу, что рад его запечатлеть, но ещё больше меня бы угнетал тот факт, что кто-то другой портит дело моей жизни.       Щёлкнув зажигалкой, Маленький нахмурился:       – Мы постарались что-то спасти.       – Вы спасли информационную копию. Это уже много. Как там это назвал ваш “Петров-Водкин”?       – Эхо. Алексей это называет Эхом.       – Я забрал все планы, все видеоархивы. Холодными промозглыми вечерами будет чем заняться. Соберу себе Предприятие в виртуальной реальности. Заодно будет повод выучить C#, – бывший академик вроде даже улыбнулся сам себе мысленно.       – Отличная идея. Можно будет слепить в Технопарке такую экскурсионную программу. Нужно только рассчитать стоимость очков виртуальной реальности.       – Можно. Я придумаю квесты для детей и взрослых.       Сеченов маленький сделал несколько затяжек в тишине.       – Дмитрий Сергеевич? Простите за вашего этого медведя. Я его не хотел так напугать.       – Во-первых – хотел, а во-вторых – Сергей и не такое видел. В конце концов, он убрал беляша одной звёздочкой, а наш милейший кустик в Вавилове прижёг сигаретой. Не думаю, что его испугало оружие.       – Я очень сильно на вас похож, – констатировал Маленький.       – Да, но ты – это ты. Ты не должен повторять мой путь. У меня только одна просьба. Чисто человеческая.       – Валяйте.       – Помогите Сергею и Екатерине.       – “Возьмите иждивенцев?” – невесело рассмеялся Сеченов маленький. – Я имею в виду, вряд-ли они захотят на нас работать, – он обезоруживающе поднял руки вверх. – Не вопрос. Ваши "дети" – мои "дети." Моих вы больше меня видели.       – Спасибо. Семья важнее всего. Я это поздно понял…       – Дмитрий Сергеевич, я бы вас обнял, если бы мог.       – Там есть очень милый РАФ, он с удовольствием обнимается.              Дмитрий Сергеевич так и оказался в этой точке, где Икар с печально выглядящим Челомеем завис над РосПредприятием, где Глафира уволокла близняшек в "полянку," чтобы мистер Кинг и Катя с Серёжей пытали останки сознания Екатерины Нечаевой песней "Сиськи," где Сергей Нечаев снова оказался в Павлове только теперь не у Харитона под "ножом."        Все свои мысли и предложения помощи бывший академик изложил в текстовом, графическом и мультимедиа виде. Чем он мог оказать содействие?       Охватив взглядом Челомей, Дмитрий Сергеевич ещё раз печально подтвердил сам себе – всё сносить кроме Высотки. Заглянув в сотый раз в "полянку," бывший академик снова выключил вульгарные песни и проверил показатели на приборах, подключённых к балеринам. Что-то они показывали, но суть Глафира отказалась пояснять. Наконец, Дмитрий Сергеевич снова остановил часть своего внимания на одной конкретной палате в Павлове. Нежная и внимательная Юлия Петровна изучала распечатку данных, снятых с установленного в голове Нечаева нейрополимерного расширителя.       – Его проще было бы просто сбросить, – пробормотала она себе под нос.       – Что вас останавливает? – мягко спросил бывший академик.       – Старая модель, её настройка возможна только изнутри сознания.       – Если вы установите двухстороннюю Мысль, подключённую только к нашей сети, я сброшу и настрою.       Выполнив всё, начальник Павлова тихо заметила:       – Родители готовы на всё ради своих детей, – и приступила к наблюдению.       Скользнув по узлам сети в обозначенную Мысль, Дмитрий Сергеевич сначала не понял, где оказался. В конце концов, кроме Харитона на этом этапе никто не был. Сначала просто были какие-то электрические вспышки, которые бывший Академик очень скоро определил как деятельность мозга. Вспышки складывались в образы и рассыпались, складывались и рассыпались.       Так продолжалось, пока бывший академик Сеченов не догадался увеличить собственную скорость работы. Оставив часть РосПредприятия на поддержании, он занял у серверов мощности и увидел, наконец, что мозг Сергея ушёл в бесконечный бешеный по скорости цикл. Майор раз за разом возвращался в точку в кабинете директора Предприятия 3826, где он выхватывал из рук Дмитрия Сергеевича пистолет и стрелял, а затем не мог остановить цепочку событий, приводящую к гибели академика. Выстрел – шок – падение – хруст. Выстрел – шок – падение – хруст.       Выстрел – шок – падение – хруст.       Выстрел.       Шок.       Падение.       Хруст.       В несуществующем животе бывшего академика предательски заболело. Это надо было остановить. Сделав себе такую же симуляцию, как при разговорах с Маленьким, Дмитрий Сергеевич твёрдо направился к майору. Первой мыслью было попытаться его остановить, но сделанного не воротишь. Убрать событие из истории нельзя, нужно разобраться с чувством вины и разогнать кошмар.       С каждым новым шагом, день за окнами становился всё темнее, тучи с раскидистыми молниями плотнее, а надежда на лучшее будущее меньше. Надо было быстро всё остановить, иначе это закончится плохо.       Погрузившаяся в ночь картина за стеклом полыхнула от очередной молнии, и порождённое сознанием майора Предприятия загорелось ничуть не хуже настоящего.       – Замолкните навсегда, майор, вы свою работу выполнили, – снова повторил несуществующий Харитон, и, сопротивляясь заряду шока, Сергей упал.       Опустившись рядом с Нечаевым на колени с другой стороны от происходящей во всполохах пожара давно прошедшей драмы, Дмитрий Сергеевич аккуратно спросил:       – Ты в порядке, сынок?       Чёрт его знает, как Харитон настраивал эти импланты. Он никогда не вдавался в подробности. Но складывалось впечатление, что в них надо заложить правильную программу, настроение, базу, опору. Создать основу для здоровой психики. Что уж тут здорового?       Сергей смотрел с очень странным выражением лица: неверящим или невидящим, и Дмитрий Сергеевич, найдя его левую руку, попробовал прогнать из сознания мысли о Предприятии, и заменить их на симуляцию чего-то хорошего: солнечного дня на ВДНХ, багряного заката с крыши театра, звёздной ночи из обсерватории Челомея.       Сил стало меньше, кто-то начал забирать назад мощности, и пришлось вместо симуляции воспользоваться видеоархивом. Раннее утро над Вавиловым, непогода над полями Борщевика, концерт перед входом в Атриум, зарница в Технопарке Кассиопея, дом на холме, укрытый карельскими соснами.       Дмитрий Сергеевич воспроизвёл вроде бы случайный момент из достаточно отдалённого прошлого. Сеченов маленький после обеда решал в своём кабинете вопрос связанный с поставкой турбин в Казахстан, когда Серёжа, вернувшийся на каникулы из университета, решил после разговора с матерью устроить отцу небольшое выяснение отношений. Что-то про образование.              – И это тебе мама сказала? – Дмитрий Сергеевич включил уже эффектное завершение скандала.       – Да!       – Замечательно, – Маленький стукнул рукой по столу. – Я больше ни копейки на твоё обучение не потрачу. Сам хочешь, сам делаешь.       – Я…       Глафира медленно вошла в кабинет.       – Глашенька, ты рада? – спросил у неё муж.       – Очень. Давно надо было снять этого оболтуса шеи.       – Мама! Я думал, ты на моей стороне. Я думал, ты мне поможешь стать блоггером?       – Нет. Ты хотел разобраться с отцом? В этом я тебе помогла. Дальше сам. Естественный отбор в действии.       Сеченов маленький в это время поменялся в лице, осознав, что услышал:       – Кем ты хотел стать?       – Видеоблоггером, – не очень уверенно ответил Серёжа.       – Эх жаль. Нет такой должности в армии.       – В армии?       – Ты не хотел учиться. Вот и не будешь. Будешь в Воронеже траву в зелёный красить.       Да… Ссоры в семьях – милое дело.       Пальцы майора сжались, и тот осознанно посмотрел на Дмитрия Сергеевича. Видео из архива пропало, и старый кошмар снова начал приобретать очертания. Обратившись к сети, бывший академик попробовал заменить возвращающиеся образы на живую трансляцию из кабинета директора на Челомее.       – Настоящее ничуть не хуже прошлого, сынок, – произнёс бывший академик, глядя на Сеченова маленького, задумчиво закатывающего рукава.       Две его помощницы, совсем не балерины, вещали про какой-то подрыв, недавно случившийся на газовой магистрали в Казахстане, но это сейчас было не важно. Маленький действительно смотрелся на своём месте в этом кабинете. Сын своего отца. Внук своего дела. Его, академика Дмитрия Сергеевича Сеченова, потомок. А затем мир сжался до просто Сергея и его бывшего начальника в белом ватном небытие.       – Простите, – простонал Сергей. – Дмитрий Сергеевич, простите.       – Всё хорошо, сынок. Я тебя давно простил. Практически в ту же минуту, – слукавил он. Тридцать пять лет не_жизни нейрополимером вполне можно приравнять к одной минуте.       Приподнявшись на руках, Нечаев виновато посмотрел исподлобья и нервно обхватил Дмитрия Сергеевича за плечи:       – Простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите, – без пауз повторял он, и Дмитрий Сергеевич не мог найти ничего лучше, чем просто гладить майора по голове.       – Прощаю. Конечно прощаю.       Белый туман приближался, послышались звуки медицинских приборов и лёгкое пение Юлии Петровны.       "Получилось," – с облегчением понял бывший академик, когда его выдернули из Мысли назад в главный узел.       – Дмитрий Сергеевич, это безобразие! Верните мощности. Я ваших куколок поднимаю! – прогремел голос Глафиры, затем по комплексу РосТехнологии прошёл скачок напряжения.       Система жизнеобеспечения затребовала ремонтные работы, а камера "полянки" записала простой вопрос:       – Где я?       И последовавший самодовольный ответ:       – В Карелии. Неправильный вопрос, куколка. Тебе бы лучше узнать, какой сейчас год.