Эхо

      – Катенька, – Дмитрий Сергеевич завёл своего РАФика в небольшой зал спортивного комплекса РосПредприятия.       Дочка Сеченова маленького, висевшая вниз головой, хихикнула и повернулась в его сторону. Эта Екатерина не обладала ни гибкостью, ни статью той, которую академик Сеченов когда-то отчаянно пытался спасти. Катенька прекрасно чувствовала музыку и обладала хорошими физическими задатками, но была так резка, что ни лента, ни обруч не подчинялись её повелениям, а пуанты не выдерживали веса, жертвовать которым когда-то маленькая девочка отказывалась. Не то, чтобы Дмитрий Сергеевич хотел сделать новую Екатерину Муравьеву, но чувство вины, вернувшееся вместе с генератором Э-Ч-ПОЛЯ, подталкивало привить маленькой Кате хоть какой-то изящный досуг.       Катя упрямо сопротивлялась стремлениям воспитывающего её бывшего академика, воровала из шкафа на кухне печенье и из всего предложенного спектра спортивных секций согласилась только на тхэквондо. И то польза… Со временем и не без особым образом настроенной Дмитрием Сергеевичем контекстной рекламы Катя наткнулась на гимнастику в гамаках и два раза в неделю развлекалась чем-то средним между акробатикой и растяжкой.       – Как это называется? – из вежливости поинтересовался бывший академик.       – Декомпрессионный переворот. Прекрасно тянет спину. Хотите попробовать? – Катя снова хихикнула, распутала ноги из лент гамака и привычно села.       – Боюсь, я немного не в теле для таких упражнений. Катенька, у меня к тебе просьба…       – При медведе не называть ваше имя?       РАФик растерянно покрутил манипулятором.       – Вы же знаете, как у нас тут сплетни разлетаются, – напомнила дочка Маленького.       – Никакого Коллектива не нужно, – качнул головой робота Дмитрий Сергеевич.       – Дядь Дим, вы сами постоянно через сплетни мнением Предприятия манипулируете.       – Поклёп и навет. Я – сама добродетель, – невинно заметил бывший академик. – В любом случае… Мы договорились?       – Договорились.              Продолжая вести лёгкий диалог с Катей, Дмитрий Сергеевич осмотрел РосПредприятие. Вот в Борщевике готовятся к командировке в Липецк на клубничные поля. Вот Богдан в своём аналитическом центре засел за очередным вопросом и беспокойно подбрасывает программы Алдану на компиляцию и выполнение. Вот в Павлове…       Бывший академик вновь уделил больше внимания одной конкретной палате.       – Попробуйте, Сергей, ну что вы как маленький. У меня было много возможностей вас отравить раньше.       Юлия Петровна слегка покачивала перед майором Нечаевым блюдом, полным чего-то похожего на оладьи.       – Говорят, что моя еда лечит лучше всяких лекарств, – убедительно улыбнулась глава нового Павлова.       – Я вам надоел, и вы решили отправить меня в Лимбо, – проворчал Сергей, но взял себе один оладушек. – А что это?       – Я вам уже говорила, что Лимбо вам больше недоступен. А это арепа. Муж моей сестры колумбиец. Вот подбрасывает мне домашние рецепты. Завтра будет пан де кесо. Вы заходите к нам. Вас на проходной пропустят.       – Вы так говорите, словно у меня будет какая-то свобода.       – Будет, – искренне удивилась Юлия Петровна. – Почему нет?       – Как я понимаю, меня переводят, а не отпускают.       – Не совсем так. Вам всё объяснит Дима. Кхм… Дмитрий Сергеевич.       – Дмитрий… Сергеевич… Сеченов?       – Да. Ваша с ним первая встреча прошла не очень удачно.       Сергей промолчал и посмотрел на раскрытую левую ладонь.       – Он похож. Мне показывали фотографии, – Юлия Петровна вложила майору в руку ещё одну колумбийскую творожную лепешку. – Но наш Маленький совсем другой человек. И в плохом, и в хорошем смысле.       – Маленький? – брови майора смущённо поползли вверх.       – Только не называйте его так при нём. Он бесится.       – Откуда такое прозвище?       – Это всё Дмитрий Сергеевич… Ой! Наша нейросеть его так называет. И никто не может её переубедить. Я сейчас наговорю лишнего, – глава комплекса посмотрела в камеру. – Извините.       – Когда меня переведут? – не заметил оговорки майор.       – Вас не переводят в тюремном смысле. Вам предложат две опции. А вы сами решите, какая вам больше подходит. Дмитрий Сергеевич уже здесь. Сейчас закончит разговаривать по телефону и к нам присоединится.       Маленький действительно находился рядом. Он мерил широкими шагами сестринскую и очень вежливо объяснял Миллеру, что не будет больше поставлять в Казахстан оборудование по бросовым ценам. Судя по длинным ответам, генеральный директор ГазПрома был недоволен.       Не особо сильно вслушиваясь в витиеватые объяснения с той стороны, Сеченов маленький переписывался с Алексеем Петровым-Ивановым. Последний в кои-то веки не пытался зашифровать разговор от Дмитрия Сергеевича, и бывший академик наблюдал за перепиской, подключившись напрямую к смартфону внучатого племянника.       Лёха IT: “Дмитрий Сергеевич, у нас проникновение в сеть.”       “Опять дидосят? Или троянов кто-то подцепил? Или прям проникновение? Отруби всем всё. Дебилы. Оставим только внутреннюю сеть.”       Лёха IT: “Это не со стороны Интернета. Это со стороны Коллектива.”       “Кто играется в Коллектив лучше нас?”       Лёха IT: “Я вам уже говорил.”       “Что с изоляцией ретрансляторов?”       Лёха IT: “Ускоряемся. Все "мысли" всех сотрудников обновили, брандмауэры поставили. К концу недели закончим с Кассиопеей и приступим к кукурузине. Остальные готовы.”       “Услышал.”              Наконец, закончив все разговоры, Сеченов маленький убрал смартфон в карман, проверил стечкин, спрятанный в кобуре под пиджаком, и с холодной уверенностью посмотрел в камеру:       – Это вам он "сынок", а в моем восприятии этот человек повинен в смерти одного из моих родственников.       Дмитрий Сергеевич хотел было написать что-то, символизирующее его несогласие, но, заметив намеренно выключенный звук смартфона, понял, что сейчас это бессмысленно.       Зайдя в палату, Маленький не сильно поменялся в настроении, разве что немного смягчился перед Юлией Петровной.       – Юленька, а чем там так вкусно пахнет? – поинтересовался генеральный директор, развернул ближайший к нему стул спинкой к майору и сел, свесив руки перед собой.       Вся поза адресовалась Нечаеву, но Юлия Петровна тоже заметила агрессию и, поджав губы, вышла с подносом:       – Тебе не положено, – бросила она напоследок, – пока.       – Вкусно? – Маленький невозмутимо посмотрел на Сергея.       – Давайте пропустим тот момент, где вы якобы умеете непринужденно начинать разговор, а я все равно не становлюсь к вам более благосклонен.       Дмитрий Сергеевич часто замечал во внучатом племяннике какие-то свои привычки. Вот сейчас Сеченов маленький, вздёрнув подбородок, скрестил руки на груди:       – Взаимно.       – Вы же понимаете, что пришли к солдату с оружием, – Сергей сделал резкий выпад и указал на проступающий сквозь пиджак пистолет.       Маленький даже не дрогнул:       – Вы же понимаете, что я умею с ним обращаться. Сейчас оно для защиты.       – Что вы защищаете?       – Я защищаю свои интересы. Этот комплекс я строил на свои деньги. Во всё здесь вложены огромная сила и многолетний труд мои и моей семьи.       – Предприятие, которое вы уничтожили, тоже было построено на чьих-то силах и труде.       Обычно добродушное лицо генерального директора РосПредприятия исказилось гневом, и он до белых костяшек вцепился в спинку стула:       – Директор того предприятия, КОТОРОГО ВЫ убили, был моим родственником.       – Родственником, которого вы не знали.       – Родственником, которого знал мой отец и до самого последнего своего дня искал его, надеялся на что-то, делал из меня его копию.       – И поэтому я должен вам…       Маленький, наконец, выдохнул и прервал Сергея:       – Вы мне не должны ничего. Но у вас есть покровитель, который просил меня помочь вам с реабилитацией всеми возможными средствами.       Недовольно фыркнув, Нечаев покачал головой:       – Единственный покровитель, который мне приходит на ум, это не тот, с кем вы бы хотели иметь дело.       – Это не Харитон Захаров, ХРАЗ, массив если вы о нём.       – Кто же?       – Этого я вам уже не скажу. Итак, Юля настаивает на реабилитации ещё примерно длительностью в месяц-три, но занимать наш драгоценный Павлов вашей персоной она больше не хочет.       – И вы меня переводите.       – Наш комплекс не тюрьма, а вы не отправлены по этапу. Это закрытая территория, не государственная, конечно, но власти тоже не хотят, чтобы наши тайны стали достоянием наших “партнёров”, – начал свою любимую тему Сеченов маленький.       – Кого? – всё-таки новый мир был майору с его отшельничеством в новинку.       – В основном пиндосов, конечно, – скривился Маленький, – но и гейропа тоже раздражает. Взорвали наши газовые нитки…       Сергей удивлённо уставился на собеседника, подавил улыбку, прыснул и, наконец, расхохотался.       – Что не так? – генеральный директор РосПредприятия насмешливо изогнул бровь.       – Дмитрий Сергеевич никогда не позволял себе так выражаться!       – Я не Дмитрий Сергеевич. Нет, я конечно Дмитрий Сергеевич, – Маленький похоже растерял всю свою серьезность и вошёл в привычный благодушно шутливый режим, – и даже Сеченов, но я не тот Дмитрий Сергеевич.       – Что вы от меня хотите? Перебить врагов режима?       – У этого режима нет врагов. Есть президент, армия, флот и шайка воров. Вы с этим ничего не сделаете, – Маленький достал из нагрудного кармана паспорт с геробвым орлом, зелёную карточку СНИЛСа и свидетельство о рождении, все выписанные на имя Сергея Алексеевича Нечаева и его день и месяц рождения, но совершенно на другие года.       – Что это?       – Местные документы. Вам, правда, будет сложно с металлоискателями, но вам вложили в паспорт справку об инвалидности, подразумевающую установку протезов из разных сплавов. Такая же информация записана в вашем ЕМИАСе. Но регистрация у вас сейчас Петрозаводская. Он тут недалеко. СНИЛС тоже не чистый. Трудовую книгу и ИНН сделаем тогда, когда вы примете решение.       – СНИЛС, ЕМИАС, ИНН… – Сергей потёр лоб.       – Втянетесь. В крайнем случае припишем контузию после Сирии.       – Ещё и Сирия… Ладно. Разберемся. Какое решение я должен принять?       – Остаться работать здесь или пойти в открытый мир.       – И зачем вам я здесь? Вы же видите во мне угрозу.       Задумчиво Сеченов маленький окинул взглядом палату, что-то решая:       – Что ж. С западом вы точно никак не связаны, и если вы не будете калечить моих детей, то больше угроз никаких вы для меня не представляете.       – Что я буду делать?       – Там? Сложно сказать. Можно пойти охранником в Пятёрочку. Можно путешествовать. Ваш покровитель просил выделить вам определённое содержание.       Теперь руки на груди скрестил Сергей:       – Я уже не согласен.       Маленький кивнул:       – Здесь придётся работать. У вас весьма интересная модификация для службы безопасности.       – У вас тоже есть личный отряд?       – Отряд? У меня есть очень хорошая крыша. И нет, вы мне там не нужны. В стране достаточно преступных элементов.       – Я… не готов быть на содержании, – напомнил майор.       – Прекрасно! Значит решено! Через час за вами зайдёт Катя…       – Катя?       – Моя дочь, вы её пытались задушить. Постарайтесь не повторяться. Она устроит вам подробную экскурсию и проводит до временного жилья, а моё время подошло к концу, – Маленький резво поднялся. – Юля! – крикнул он и направился к двери. – Юля, твой пациент остаётся с нами, а я заслужил эту твою арепу.              Жизнь РосПредприятия Дмитрий Сергеевич очень любил. Он, в конце концов, тоже приложил не мало интеллектуальных усилий на создание нового научного центра, и сейчас, будучи везде одновременно, получал обратную связь моментально.       Вот где-то встал лифт, и нейросеть не может его запустить сама, а застрявший там дурачок ругается на всех подряд и на Дмитрия Сергеевича в том числе. Вроде и обидно, но так смешно.       Вот метеостанция опять сбоит, и полномочий на её администрирование у Дмитрия Сергеевича недостаточно, а Пепа Петровна костерит и его, и себя, и почему-то сына, который не учится. Тоже, кажется неприятно, но как-то без надрыва.       К нему тут все относятся без злобы. Заведующая Технопарком уверяет гидов, что у нейросети есть душа, а заведующий Токамаком шутит, мол это домовой. Секретарша Маленького ставит ароматические свечи, каждый вечер, советуясь, какую принести завтра. Смешная. Глафирины лаборанты таскают ему религиозные задачки, проверяют. Как они говорят, прикалываются. Программисты и вовсе подключили его к трем разным игровым консолями и постоянно приглашают "погамать."       В стратегиях, кстати, Дмитрий Сергеевич хорош, поэтому в танки или Доту с ним играют только самые смелые или отчаянные.       И вроде обстановка на РосПредприятии совсем не рабочая. Вон у той же Глафиры под боком два инженера, используя давно забытую полимерную технологию, сделали синтезатор, странный пока ещё, кривой, но муж Юлии Петровны, пианист, говорит, что звучит совсем иначе, лучше электронных. Или вот Адам учит Серёжу вместо обеда фехтованию, только шпаги у них не обычные, а "электромагнитные," и Дмитрий Сергеевич не может получить пока доступ к чертежам, чтобы понять суть изобретения мистера Кинга. Наблюдающий за ними с явным интересом майор Нечаев…              Как же быстро разлетаются сплетни по РосПредприятию. Когда Дмитрий Сергеевич просил не рассказывать про него Сергею, он чисто логически решил, что так будет лучше. Майору достаточно нервных потрясений. Но в глубине своей полимерно-электронной, выдуманной верующими сотрудниками души бывший Академик чувствовал себя крайне неловко. Он был виноват перед Нечаевым. Его, бывшего Волшебника, ошибки и невнимательность привели к трагедии в Болгарии, к сбою, к манипуляциям над разумом Сергея, а теперь ещё и другие люди вынуждены были из-за него лгать.       Дмитрий Сергеевич отчётливо осознавал, что в этом лукавстве не было никакого смысла. Вряд-ли Сергей догадается, что нейросеть, названная именем академика Сеченова, имеет какое-то отношение к самому покойному и его некогда полимеризированному сознанию. А открывать истинный порядок дел Маленький категорически запретил всем, кроме узкого круга лиц, в который входила его семья, директора комплексов, мистер Кинг и ответственный за информационную безопасность Петров-Иванов.       От серьезных размышлений Дмитрия Сергеевича отвлёк странный разговор.       – Богдан, говори чётче, – простонал, сидя у себя в кабинете, Маленький.       – Я просто не хочу, чтобы вы все решили, что я накликал… Это вероятное будущее…       Помимо генерального директора РосПредприятия на последнем этаже административного здания нервно топтался младший брат Юлии и Агриппины. В руках у него ходила ходуном зелёная папка.       – Богдан.       – Я же не отвечаю за будущее… Я всего лишь гонец иногда плохих новостей, а гонцов не…       – Богдан! Я тебе плачу за плохие новости! Говори уже!       – На нас нападут. Это точно. Будут жертвы.       – Кто нападёт?       – Это не ясно. Никакой национальной принадлежности у них нет, если ты об этом.       – Ладно, кто жертвы?       – Я… Там не видно прям саму смерть, но обстоятельства…       – Богдан!       – Я предлагаю прямо сейчас закрыть административное здание…       – Богдан!       – Будет взрыв. Кукурузина… Эм… Это здание начнёт рушиться…       – Кто умрёт?       – Ты и Глафира. Вы или выпрыгните из окна, или вас выбьет взрывной волной… Я не знаю точно. Дим, может вам просто сюда больше не приходить?       “Я не позволю!” – вывел на экран компьютера фразу Дмитрий Сергеевич.       – Мы уже пробовали избегать твоих “предсказаний,” – задумался Сеченов маленький.       Богдан уставился на надпись и, пожевав верхнюю губу, отдал генеральному директору РосПредприятия зелёную папку:       – Посмотри… потом… – посоветовал он.       Маленький кивнул, и директор Аналитического центра поторопился уйти.       Внучатый племянник Дмитрия Сергеевича свистнул и открыл верхний ящик рабочего стола. Порывшись с полминуты, он нашёл пачку сигарет и зажигалку.       – Курить вредно, – подал голос бывший академик и вывел своё изображение на экран.       – Как мы только что узнали, – Сеченов маленький чиркнул зажигалкой, – от рака лёгких я не умру. Отправьте, пожалуйста, видео этого разговора Глаше.       – Надо подумать, как сказать детям…       Сделав затяжку генеральный директор РосПредприятия отрицательно помотал головой:       – Не надо никому больше ничего говорить.       – Маленький…       – В этом нет никакого смысла. Во-первых, нас начнут хоронить раньше времени. Во-вторых, “предсказания” Богдана в лоб не обходятся, а именно этим займутся сочувствующие. Надо подумать…       Дмитрий Сергеевич весь оставшийся день не выпускал из поля зрения своего внучатого племянника и его жену. Оба они пребывали в рассеянной задумчивости, но, не сговариваясь, отказались кого бы то ни было информировать о предостережениях директора Аналитического центра.       – Глашенька, вы уверены? – попытался повлиять Дмитрий Сергеевич на жену Маленького.       Вышедшая на улицу Глафира, поправив наушник от смартфона, оглянулась и с кривой ухмылкой достала из кармана стик от своего айкоса.       – Глашенька. Курить эту гадость вредно.       – Какое счастье, что я умру от ускорения свободного падения, а не от системы нагрева табака!       – Простите, а можно курить в специально отведённом месте? В общественных местах нужно думать о других.        Захарова смерила испепеляющим взглядом новую сотрудницу, выглянувшую из окна:       – Когда станете кондуктором на рейсе Москва-Петушки, тогда и будете эту фразу говорить. Здесь не общественное место, а закрытая территория.       Из-за спины опрометчивой сотрудницы выглянул один из инженеров “полянки,” выругался и втянул девушку назад.       – Малолетние дебилы, – процедила Глафира и с раздражением заметила, что заряд в стике закончился.       – Может всё-таки нужно что-то сделать? – напомнил Дмитрий Сергеевич о себе и проблеме.       – Предлагаете её уволить?       – Я не о новенькой Сорокиной, а о будущем.       – Дмитрий Сергеевич, во-первых, будущее не предопределено, а вероятно. Во-вторых, если бы вероятности так легко менялись, тогда сам факт информирования отменил бы всё событие. Богдан такое проверяет. В-третьих, мы не заворачиваемся в простыню и не ползём на кладбище. Думаю, Дима и так сейчас начнёт переезд всех административных офисов на ваш Челомей. Его драгоценные бумажки вместе с ним сгореть не должны.       Ближе к вечеру, когда РосПредприятие постепенно начало погружаться в вечернюю дрёму, Дмитрий Сергеевич задумался, а что бы сделал он сам, зная о готовящемся сбое и его возможном исходе. Говорить всем? Действительно, какой в этом смысл? Сбежать и бросить дело его жизни? Тоже не его вариант. Он бы отправил самых верных людей… Что он и сделал. И они его, к сожалению, предали.       Не так.       Сергей запутался. Предал его Харитон. Хотя, можно ли считать слизняка тем Захаровым, с которым Дмитрий Сергеевич когда-то начинал? Был ли способен при жизни его лучший друг на предательство?       Харитон был сложным человеком… Невероятно сильным, но с искалеченным внутренним миром. Великие цели в его системе координат могли достигаться жестокими методами. И всё же, сам он никогда не переходил границ морали и гуманизма. Ведь так?       Память услужливо подбрасывала моменты, когда профессор Захаров, углубляясь в свои исследования, мог без согласования пойти на меры, подвергающие опасности как результат исходного проекта, так и здоровье подопытного. Да, чёрт возьми, установка самому себе восхода поперёк всех запретов… Абсолютное наплевательство на чувства близких людей. А считал ли он вообще кого-то близким при жизни?       Дмитрий Сергеевич вздохнул бы, если мог. Как там сказал Харитон? Он устал решать его, академика Сеченова, проблемы? Главной проблемой академика Сеченова оказалась смерть лучшего друга… Если бы Дмитрий Сергеевич мог послать себе сообщение в прошлое, он бы отправил: "смирись."       И убил бы Сергея? А может не убил бы, возможно был бы вынужден лечить иначе, дольше, с помощью психотерапевтов.       Маленький и Глафира замаячили на тропинке, ведущей из леса к их дому. Они последнее время часто уходили в чащу, чтобы поговорить наедине без подслушивающих сипух, посланных их нейросетью. Внучатый племянник довольно улыбался и размахивал руками, его супруга злобно сверкала глазами.       – Как погуляли? – поинтересовался Дмитрий Сергеевич, отправив очередную Сипуху на встречу.       – Я ему предложила идеальное решение проблемы с воровством на местах, а ему жалко! – процедила Глафира.       Маленький приобнял её за плечи:       – Это слишком антигуманно. У нас не девяностые, а мы не братва.       – Как знать, вон Дмитрий Сергеевич пятки поднял – район потерял. Не жалуйся мне больше.       – Я? Я просто поделился проблемой.       Они ещё какое-то время попрепирались, пока Дмитрий Сергеевич не прервал их своим вопросом:       – Больше вы никакие проблемы не решали?       – Мы много чего решали, но это совершенно не важно.              Спустя пару дней после этого разговора Нечаев явился в кабинет директора РосПредприятия. Маленький в это время как раз вёл с бывшим академиков спор относительно функционирования Челомея и его возрождения как научного комплекса, а не только административного.       – Дмитрий Сергеевич, – майор замялся, уткнувшись взглядом в выведенное изображение бывшего академика. – Что это?       – Это наша нейросеть делает.       – Зачем? – Сергей недовольно сжал губы в тонкую линию.       – Наш технопарк, то место, через которое мы привлекаем публику, запускает VR программу "Путешествие по Предприятию 3826." Мне показалось символичным, что вести её должен образ основателя того места. Тестируем прототип, – Сеченов маленький откровенно и ловко врал и не стеснялся. – Хотите побеседовать?       Болезненно поморщившись, Сергей ещё раз посмотрел на экран, а затем старательно больше не возвращался к выведенному на экран почти живому образу академика Сеченова.       – Дмитрий Сергеевич, я конечно ещё не приступил к своим обязанностям и не очень хорошо понимаю этот мир, но у меня есть профессиональное чутьё.       – Я вас внимательно слушаю, Сергей Алексеевич.       – У вас на объекте проникновение. Вас тщательно изучают, причём происходит это через старых полимерных роботов. Тех, которые не Терешковы.       – Вас смущают какие-то конкретные роботов? Наша нейросеть…       – У вашей нейросети есть терминал в виде РАФика. Я в курсе. Нет. Она наблюдает иначе. Ваша нейросеть просто смотрит. Её пристальный взгляд не чувствуешь. Но иногда какой-то робот приостанавливает свою задачу и начинает смотреть иначе. Изучает. Готовится. И я сам до этого думал, что мне это кажется. Что это сбой.       Остановившись, Сергей пристально посмотрел на генерального директора РосПредприятия, но тот не повёл и бровью.       – Не назовёте меня психом?       – Нет. И вы не закончили. Я слушаю внимательно.       – Я нашел вот это, – Сергей достал из кармана небольшой мутный пластиковый контейнер с чем-то чёрнеющим внутри. – Я такое уже видел. Это…       – Нейрополимерной накопитель, – перебил Маленький. – Я тоже.       – А ещё, я слышал, что у вас начали пропадать сотрудники…       Достав свой смартфон, внучатый племянник начал что-то печатать, но Дмитрий Сергеевич не уделил этому факту внимания. Вроде бы Маленький попросил принести нейрополимерный считыватель. Вроде бы Сергей снова посмотрел на экран с симуляцией директора Предприятия 3826, поинтересовался чем-то и, получив отрицательный ответ, предложил произвести экстренное отключение.       – Дмитрий Сергеевич, – позвал Сеченов маленький. – Дмитрий Сергеевич.       Бывший академик не посчитал необходимым отвечать, и обратился ко всем камерам и роботам. Запрашивая отклик от каждого, он тщательно перебирал все единицы одну за другой и после ответа отключал.       – Кого вы зовёте?       – Нашу нейросеть… – маленький снова обратился к смартфону, только теперь уже со звонком. – Лёша. Что в серверной? – с той стороны едва слышно отвечали. – Диверсия? – снова неразборчивое повествование. Иванов-Петров продолжал прятаться от ушей Дмитрия Сергеевича. – Понял тебя, отключай всё что можно, оставляй ту сеть, которая не полимерная. Поднимай службу безопасности, – теперь даже бормотания не слышно. Гадёнышь. – Мы уходим, да.       Маленький огляделся и достал из-под стола дорожную сумку, оставив её открытой на столе. Под пиджаком мелькнула кобура его любимого стечкина.       – Вы уверены, что выходить на открытую местность – хорошая идея? – поинтересовался Нечаев.       – В рамках некоторой, полученной ранее информации – да. Причём именно мне. Однако, не уверен, что у меня это получится. Но попытка не пытка! – забрав со стола контейнер с накопителем, генеральный директор РосПредприятия пробормотал что-то про "сегодня" и направился к лифту.       Дмитрий Сергеевич чувствовал, как его отключают от зданий комплексов. Один за другим пропадали и Борщевик, и Павлов, и Токамак. Стремительно опускались грифы. Мир сходился к административному зданию, возле которого, к слову что-то происходило. Вот Глафира подходила к двери с нейрополимерным считывателем. Вот Петров-Иванов вместе с несколькими группами службы безопасности подходит к зданию. Интересно, почему без руководителя? Вот мистер Кинг не пускает Катю с Серёжей к зданию. Вот новенькая Сорокина идёт на стоянку за "кукурузиной".       Пристально уставившись на женский силуэт всеми оставшимися в его ведении камерами, Дмитрий Сергеевич проверил Маленького и Нечаева. Отисовский зеркальный лифт спускался в напряженнном молчании. Генеральный директор что-то постоянно набирал в телефоне: отдавал приказы окружить, но не заходить, велел вызвать реанимацию, уточнял списки пропавших. Сергей же задумчиво изучал отражение:       – Я не буду спрашивать, почему вы решили, что лифт безопаснее лестницы.       – Потому что я умру не в лифте, – пробубнил Маленький.       – Нам надо сразу уходить.       – Согласен. Сергей Алексеевич, чтобы не случилось, вы не должны останавливаться. Вам надо обязательно покинуть это здание. Дмитрий Сергеевич мне не простит вашей смерти.       – Дмитрий Сергеевич? Ваша нейросеть?       – Наша нейросеть. Он вас очень… Ну, как бы, любит. Поэтому, если всё закончится печально, выманить его получится только у вас. Без меня это место кроме него удерживать просто некому. Катя маленькая ещё мозгами, чтобы тут рулить.       – Выманить?       – Алексей объяснит вам технологию.       Тени на стоянке зашевелились и словно начали собираться в одну безразмерную, человекоподобную тварь, демона из кошмаров. Оглянувшись, новенькая сотрудница Глафириного комплекса целенаправленно устремилась к тому, что некогда было Альфа-коннектором Коллектива 2.0 и чуть ли не бросилась силуэту на шею.       – Тошенька, тут что-то происходит. Они что-то подозревают. Я слышала, как этот странный программист. Крыса эта бестолковая, начал требовать огнемёты. Я не думала, что у него есть полномочия – управлять службой безопасности. Я думала… Тебе надо уходить!       Сорокина ещё что-то прощебетала абсолютно бессмысленное и, обернувшись на шорох, под хруст собственных позвонков ушла из жизни.       "Ты повторяешься, старый друг," – подумал бывший академик. – "Впрочем, фантазии у тебя всегда было поменьше."       На поглощение покинувшей этот мир Сорокиной у массива ушло не больше двух минут, после чего Харитон расправился, словно прислушался к себе и даже позволил себе вслух посетовать:       – Значит всё обо всех знает Дмитрий Сергеевич Сеченов… Символично. Жаль, родственники никогда не встретятся.       Полимерная человекоподобная фигура расплылась в лужу и, собравшись в нечто, напоминающее кивсяка, двинулась в сторону входа в административное здание.       Дмитрий Сергеевич поискал в округе, но большая часть комплексов ему была уже недоступна. Верный Сеченову маленькому Петров-Иванов опустил все грифы. Не проблема. Оставались ещё клубки. Да, будучи мягкотелым, бывший академик слишком боялся писать для них атакующие алгоритмы, но сейчас ему не нужна автономная армия. У него есть нейрополимерные цепи и один враг. Он справится, он прижмёт эту лживую, назойливую соплю, растворит, сожжёт.       – Глаша! Почему из всех дней ты пришла именно сегодня? Мы же договорились! – послышался голос Маленького, и Дмитрий Сергеевич обратил своё внимание на холл административного здания.       Директор РосПредприятия в компании с Нечаевым преодолел треть расстояния от лифта до дверей, когда на пороге возникла Глафира.       – Дима, ты не отвечал. Пропадают люди. Нам надо поговорить.       – Не лучше время, уходи!       Обычно супруге Сеченова маленького доводы повторять не надо было, но развернувшись, она обнаружила огромного черного кивсяка и буквально выпрыгнула в холл. Раздражённо и истерично пропищав что-то вроде "ненавижу членистоногих", она в несколько мгновений спряталась за спину мужа:       – Я так понимаю, сегодня этот день?       – Лучше бы сегодня были эти дни, – посетовал директор РосПредприятия. – Дмитрий Сергеевич не отвечает.       – В серверной пожар. Кто-то намеренно сломал генератор.       – У меня чертовски много вопросов, – вмешался Нечаев.       – Кто-нибудь вам на них обязательно ответит, товарищ майор! – излишне пафосно объявил кивсяк и, вытянувшись, собрался в Привычный для Альфа-коннектора вид.       – Ебучие пироги, слышь ты, пугало! Заползай назад в ту нору, откуда вывалился!       ХРАЗ без ответа сделал шаг в сторону Сергея и неожиданно для всех был сбит полимерным перекати полем размером с человеческий рост. Точнее сказать, указанный клубок с чавкающий звуком рассёк человекоподобную фигуру на несколько сотен склизких чёрных кусков.       – Харитон! – прошипел из всех динамиков зло Дмитрий Сергеевич. – Ты опять пришёл топтать всё то, что я строю. Ты мало разрушил в моей жизни?       – Ах. Значит вы всё-таки встретились! – ХРАЗ изобразил нечто вроде удава и сделал бросок в сторону супругов. – Не так обидно будет ассимилировать твоего не слишком умного потомкам. Я дал тебе время подумать, Дима, и оценить все плюсы другой формы жизни.       Маленький только и успел как вместе с Глафирой отпрыгнуть в сторону.       – Ты дал мне что? Ты? Человек, который всю жизнь только брал, считаешь, что кому-то что-то дал? Всё, что ты сделал – кануло в лету. Ничего не осталось. Восход? Устарел. Коллектив? Переписали. Прорыв? Даже провыв, Харитон, заменили чем-то из центра Чумакова. Наглый. Эгоистичный. Самовлюблённый. Недостойный.       Ошарашенный новой информацией, Сергей наконец сориентировался и, вытащив из внутреннего кармана магнитный пистолет, сделал несколько выстрелов на пробу в полимер.       – Эту мразь, сынок, надо сжечь, – прохрипели динамики, и клубок, подпрыгнув, ударил со всей силы в потолок.       Из облака пыли и искр, вызванных обвалившиеся потолком, вырвалась струя газа очень скоро вспыхнувшая.       Полимерная змея, ударив хвостом Нечаева, ужалась до человека.       – Кого ты обманываешь, Дима? Ты же всегда муху боялся обидеть. Неужели убьешь меня вместе со своим любимым Серёжей и этими двумя?       – Харитон Захаров давно мёртв. Сгинул под грузом своего самомнения. Мне осталось заглушить его бестолковое эхо.       Маленький взглядом нашёл отброшенного в сторону панорамного окна Нечаева и, схватив за плечо супругу, попробовал рывком добраться до майора. К его досаде, на пути выросла полимерная рука, очень скоро обрубленная очередным маневром клубка, вызвавшего струю огня. Пути к отступлению медленно исчезали. Справа и слева уже бушевал огонь, впереди маячило то, что ещё можно было назвать ХРАЗом, заметно сократившееся в размерах, но все ещё целившееся в супругов.       Направив любимый стечкин на стекла за спиной поднимающегося на ноги майора, Маленький сделал несколько выстрелов, заставив стекло сначала покрыться сеточкой трещин, а затем опасть.       – Сергей! Уходите. На улице знают, что надо делать!       Уговаривать Нечаева не понадобилось, он без промедлений выполнил не то приказ, не то просьбу.       – Дима, что мы делаем? – с нотками истерики, едва удерживая спокойствие, спросила Глафира.       Справа и слева от них с мужем зашевелилось огненное марево, и из него начали вылетать тонкие словно лезвия цепи клубка. Неся на себе огонь, они, задевая потолок, стены и несущие колонны, старались попасть по полимерному объекту, постоянно пытающемуся изменить свой облик.       – Возвращаемся назад, – решил Маленький, и позвал жену за собой в лифт.       – Может хотя бы на второй? – Глафира явно теряла самообладание.       – Тут второй, как четвертый. Переломаем себе всё. Да и вряд ли этаж цел.       По зданию разнесся угрожающий треск. Лифт тряхануло, и на несколько секунд погас свет.       – Дима, что происходит?       – Все нормально. Мы доедем. Небольшая реконструкция.       – Небольшая?       – Ты всегда ненавидела эту башню. Вот ваша с подружками мечта сбылась. Дмитрий Сергеевич всё демонтирует.       Лифт открыл свои двери в тот момент, когда вместе с ещё одним толчком из динамиков зло и мрачно объявили:       – Видишь, тебе больше не надо решать за меня проблемы. Покойся с миром.       В стенах завибрировала арматура. Температура в лифте заметно поднялась, и Маленький рывков вытолкнул Глафиру, чтобы уже в коридоре вцепится ей в предплечье и под градом валящейся штукатурки, потолочных плит и ламп бежать до кабинета. Сзади из лифта вырвался огненный столб.       Дмитрий Сергеевич ещё когда кромсал несущие конструкции понимал, что ничем кроме обрушения здания это закончиться не может. И так же ясно он осознавал, что все присутствующие умрут. Наверное, его бесхребетная личность, как только ей включат назад эмоции, захочет зарыться, удалиться, закопаться в самоуничижении, жалея о Харитоне, массиве, Маленьком, Глафире…       Содеянное приходило медленно. Зачем ему эмоции? Дмитрий Сергеевич вот-вот своими руками убьёт тех, кто ему по сути подарил вторую жизнь. Как Харитон. Даже хуже. Призвав оставшиеся поблизости клубки, нейросеть РосПредприятия попыталась заменить башне несущие конструкции, но бушующий на нижних этажах пожар плавил всё.       Сеченов маленький, игнорируя нарастающий грохот тащил за собой Глафиру уворачиваясь от обломков. Они почти добежали до кабинета, когда в соседнем помещении видимо накопилось достаточно газа, и очередная неисправная проводка с громким хлопком вынесла дверь. Один из ошмётков успел рассечь племяннику бывшего академика лоб и видимо сломать нос, потому что последние несколько шагов, он двигался по инерции слабо ориентируясь в пространстве.       Теперь уже Маленького вела супруга, потому что льющаяся из раны на лбу кровь застилала тому глаза. Глафира по-хозяйски залезла в оставленную на столе сумку и достала сапоги-неваляшки.       – Пригодились всё-таки, – довольно объявила она и подала пару мужу.       Отчаянно и тяжело проревев, здание накренилось, и Дмитрий Сергеевич предпринял ещё одну попытку вместе с клубками удержать хоть что-то. Последним, что он увидел перед тем как "кукурузина" начала складываться, а камеры отключаться, был прыжок супругов из окна.                     Сжаться назад до полимерного носителя казалось великой благодатью. Вот бы его полимер больше не трогали и ни к чему не подключали. Судя по переживаемым эмоциям, Э-Ч-ПОЛЕ кто-то вернул, но Дмитрий Сергеевич не имел ни малейшего желания проверять, верны ли его домыслы. Стоит ему вылезти из своего кокона, как кто-то вынудит его остаться до следующего несчастного случая.       – Дмитрий Сергеевич… – голос майора Нечаева раздался словно изнутри полимерного носителя. – Я чувствую себя как идиот.       – Почему как? – съязвил знакомый женский голос, звучащий как-то непривычно.       – Глаш, обязательно сейчас, – ещё знакомая речь… Юлия Петровна? – Продолжайте, Сергей. Человеку в шоковом состоянии нужны близкие. У вас больше шансов пробиться.       Бывшему академику показалось, будто у него есть лёгкие, которыми он глубоко вдыхает воздух, а потом устало выдыхает:       – Дмитрий Сергеевич, здравствуйте что ли, – снова попробовал Нечаев. – Там это… Петров их этот говорит, что нельзя без вас сеть поднимать. Мол безопасность снижена на шестьдесят процентов… Им ещё какой-то антивирус нужен…       – Шестьдесят два и семь десятых, тц, – ещё один знакомый и непривычно звучащий голос, теперь мужской.       – Дима, не трогай. Швы не для того накладывают, чтобы ты их ковырял.       Дмитрий Сергеевич потянулся по привычке к камерам, но ничего не нашёл. Из его привычного "нового организма" не было вообще ничего. Зато обнаружились зрительные нервы, слуховой аппарат… Бывший академик ощутил себя в некотором смысле в теле живого человека, находившегося на самом последнем этаже сталинской высотки Челомея. У него снова была кожа, покрывшаяся мурашками, ноги, чувствующие твердую поверхность, руки, крепкие мозолистые с одной полимерной перчаткой…       Ах. Он был в полимерной перчатке майора. В точно такой же Дмитрий Сергеевич однажды отправил Харитона Нечаеву в помощь. Бывший академик попробовал найти управление, которое когда-то сам вложил.       – Мне кажется, он как бы здесь, – в замешательстве Сергей почесал затылок и несколько раз сжал руку с перчаткой.       – Дмитрий Сергеевич! – перед глазами майора возникла Юлия Петровна. – Вам нужна искусственная нервная система, симуляция биохимии организма…       – Автономная на случай чрезвычайных положений, – прозвучал Глафирин голос. Значит она жива! – Практика показывает, что нам нужен независимый источник электропитания, да Дима? Убери руки от швов! Что ты как маленький!       Майор развернулся на сто восемьдесят градусов. Судя по нервному спазму в левой руке, ему всё ещё непривычно было смотреть на Сеченова маленького. Последний выглядел совсем уж непривычно даже для него самого. И домашняя рубашка, и старые потёртые джинсы, и кроссовки смотрелись на обоих Сеченовых чужеродно, но характерные для перелома носа гематомы вокруг глаз в купе с белой повязкой в центре лица, и рассечённый лоб с красивыми швами делали внучатого племянника ещё менее похожим на известного родственника.       – Эм… Дмитрий Сергеевич, – Сергей снова попробовал завязать разговор.       Он вытянул перед собой ладонь, и вызвал бледно серые плетёные коннекторы. Бывший академик потянулся к ним и просканировал помещение. И правда, Юлия Петровна, Маленький, Глафира и Сергей, больше в кабинете никого не было.       – У нас не так много времени, – пробормотал Нечаев. – Вас мне не оставят. Говорят, у меня нервная система не соответствующая.       – Меня нигде лучше не оставлять, – пробормотал Дмитрий Сергеевич.       – Ну, это не вам решать. Главный тут я! – Маленький опять потянулся ко лбу и получил по рукам. – Ну чешется, Глаш.       Спрятав нейрополимерные коннекторы, Дмитрий Сергеевич ее раз оценил доступные ему возможности в рамках чужой нервной системы. "Восход" медленно по сравнению с его былыми возможностями обрабатывал сигналы, получаемые с протезов, и отправлял назад информацию от мозга. Но в этой обманчивой заторможенности чувствовалось какое-то напряжение в теле Сергея, словно он пытался выполнить боевую задачу.       – Сынок, – бывший академик подключился напрямую к слуховому нерву, и Нечаев вздрогнул. – Тебе надо убедить всех, что меня лучше никуда не подключать. А ещё правильнее вслед за Харитоном сжечь.       – Вот, бл#ть, только этого не надо! Я уже один раз послушался нейрополимер и пошел вас убивать. Второй раз не буду.       Майор осмотрел присутствующих в поисках поддержки, но все как-то разом наигранно потеряли интерес к происходящему.       – Мне вас не для этого дали, чтобы вы мне на мозги капали. Вы вот мне скажите, – Сергей обошёл заявленный бумагами стол и отвернулся к окну, – у вас это семейное? Почему все постоянно от меня что-то скрывают. Сначала вы, потом этот ваш. Копия, блин.       – Сынок…       – Я не принцесса, не растаю. Почему нельзя было мне сразу всё сказать?       – Твоя реабилитация шла медленно… Я боялся навредить. Осторожность никогда не вредила…       – Никогда такого не было и вот опять! Ваша осторожность привела к… Ладно. Почему сейчас опять всё скрыли?       Дмитрий Сергеевич не нашёл, что ответить, и снова сжался в нейрополимер перчатки.       – Я не понимаю! – выкрикнул Сергей.       Старательно игнорируя внешние раздражители, бывший академик пропустил момент, когда рядом с майором появился кто-то ещё.       – Я был с самого начала против этой идеи, – прозвучал голос Маленького.       – Чем я вам так не подхожу?       – Сергей, – внучатый племянник обхватил левую ладонь Нечаева и отсоединил щуп, – нейрополимер – это такая штука, которая сама ничего не испытывает. Нет боли, нет страдания, нет радости, нет счастья. Обманчивое спокойствие и холодный расчёт.       – Странно. ХРАЗ боялся, когда на нас направлении роботы, да и Дмитрий Сергеевич сейчас…       – ХРАЗ тогда, как и Дмитрий Сергеевич сейчас подключены к вашей нервной системе и могут испытывать только что-то из вашего спектра эмоций. А вы чувствуете вину по поводу того как всё получилось. И Дмитрию Сергеевичу передаётся ваше уныние. Я думаю, что более конструктивный диалог у вас всё-таки выйдет со мной.       Маленький продолжал медленно и аккуратно отключать и разматывать перчатку. Бывший академик чувствовал, как постепенно уходят эмоции и возвращается спокойствие. Правда восприятие звука его не покидало. Внучатый племянник очень постарался сделать так, чтобы Дмитрий Сергеевич услышал каждое его слово.       – Как будто вы мне можете объяснить, почему от меня все всё скрывают?       – А вы пробовали задавать вопросы?       – Попробовал, это кончилось плохо.       – Какие же вопросы вы задали?       Сергей замялся:       – Какая разница? Я провалил всё. Дмитрий Сергеевич мёртв, жена, которую я даже не помню – мертва, куча народу умерла из-за того, что я послушал полимерную соплю.       – Ну… С Екатериной не всё так просто…       – Даже если и так. Допустим, вы нашли близняшек. Я знаю, что они были на Челомее. Алексей Владимирович перед увольнением говорил мне, что оставил их на поддержании. Это все равно просто копия. Только Дмитрий Сергеевич знал, что делать. Или не знал…       Маленький закончил, наконец, с отсоединением контактов и стянул нейрополимерный манипулятор с руки майора.       – Я – Дмитрий Сергеевич, и я говорю, что знаю, что делать.       – Шутка, сказанная дважды, перестаёт быть шуткой.       – Вам паспорт показать? – директор РосПредприятия с интересом продел пальцы в перчатку. – Сергей. Давайте попробуем поговорить по моим правилам. Задайте мне вопросы и выслушайте ответы.       – Почему от меня скрыли, что у меня была жена?       – А зачем вам это знать? – надавив на скрытые кнопки в районе костяшек, Маленький поморщился от непривычных ощущений. – Давайте рассуждать логически. Вы пережили серьёзное ранение. От вашей памяти остались едва распознаваемые вами жуткие фрагменты, которые вызывали галлюцинации и сводили вас с ума. В приступах агрессии вы кромсали всё вокруг. Что делать? Первый вариант – пристрелить, чтоб не мучился. Второй – длительная медикаментозная терапия, во время которой вы преимущественно привязаны к чему-то цепями. Третий – убрать то, что сводит с ума. Я бы тоже остановился на третьем варианте.       Став нейросетью и более или менее разобравшись со своим новым функционалом, бывший академик много размышлял на тему своего внучатого племянника. Сеченов маленький вроде и был понятен, и утаивал всякое. Дмитрий Сергеевич узнавал себя в благожелательном выражении лица, вдохновляющих речах, долгоиграющих проектах, даже в жарких спорах с Глафирой, пару раз чуть не дошедших до развода. Однако, тёмная, скрытая сторона была недоступна.       – Почему мне сразу не сказали, что делает "Восход"?       – Сергей… Ладно, я сам вызвался. Потому что вам бы не понравилась его функция контроля, и вы бы потребовали её убрать. А это невозможно. И мы бы вернулись к предыдущей дилемме, но без третьего варианта.       Сколько Дмитрий Сергеевич помнил, нейрополимерный манипулятор обычно использовался с прошедшими полимеризацию сотрудниками Предприятия или носящимими расширитель агентами Аргентума. Маленький не обладал ни тем, ни другим. Подключаться к его нервным окончаниям было чем-то крайне необычным. Бывший академик не видел в мозгу какого-то центра, который мог бы принимать от него запросы, как это было с расширителем. Соответственно и принимать команды было особо не от чего, кроме мышечных паттернов. Зато внучатый племянник в кои-то веки открылся с другой стороны. Его наполняли самые разные, тщательно утрамбованные чувства: любопытство, неудовлетворённость, целеустремлённость, сомнение.       – Что случилось с Екатериной Нечаевой? – спросил майор, наблюдая со стороны, как из раскрывшейся ладони выглядывают нейрополимерные коннекторы.       – Если я правильно понял, она считалась погибшей, но ваш шеф очень не любил терять людей, потому фактически она была забальзамирована в полимере в момент погружения в кому. Сознание ее частично отправлено в лимбо, а нейронная сеть мозга скопирована и помещена в роботов-балерин.       – Да-да. ХРАЗ говорил, чтобы её таланты не пропали даром…       Маленький подавил раздражение и затянул ремни перчатки на своём запястье:       – Защищать академика Сеченова прекрасно могли бойцы Аргентума, что они прежде и делали. Дмитрий Сергеевич не для этого поместил нейронную сеть Екатерины Нечаевой в роботов-близняшек.       – Вы так говорите, как будто понимаете, о чём.       Сжав несколько раз руку в кулак директор РосПредприятия расправил плечи и поднял воздух телекинезом фигурку сипухи, стоявшую на этажерке. Быстро учится. Его бы способности да в науку.       – Сергей. Я понимаю, о чём я говорю. Мозг Екатерины Нечаевой не функционировал так, как должен. Правое и левое полушарие, если так можно сказать, потеряли связь. Задача функционирования роботов-близняшек была в том, чтобы сделать работу обоих полушарий комплиментарной. Однако у академика Сеченова просто не было времени или знаний о соответствующей терапии. С ними нужно было заниматься соответствующим образом. На данный момент такая работа ведётся в "полянке". Как только нужный уровень будет достигнут, мы попробуем наложить нейронную сеть на находящийся на данный момент в коме мозг.       – И кто это будет делать?       – Есть специалисты.       – Я здесь уже месяц в свободном полёте. Ваши учёные-мочёные только начали с полимерами заново разбираться. Или вы намекаете на Дмитрия Сергеевича.       – Сергей, – Дмитрий Сергеевич почувствовал во внучатом племяннике злость. – Я знаю, о чём говорю. Нейрополимерное копирование нейронных сетей…       – Дима! – окрикнула Юлия Петровна. – Зачем ты обманываешь мальчика? Ты сам сдал нейрополимеры на три!       К кусающей злобе добавилось раздражение. И Маленьких, плавно скользя по воздуху ладонью, всем своим видом старался демонстрировать безмятежность. Успокаивал себя. Искал способы уйти от неприятного разговора. Это было знакомо, и Дмитрий Сергеевич вторил проводами движениям руки.       – Ты его больше слушай, – прошипела Глафира. – Его этими нейрополимерами с малых лет пичкают. Он знает все работы Дмитрия Сергеевича наизусть.       Удивительная, успокаивающая, супруга директора РосПредприятия вроде бы и давила на что-то, но её слова, направлялись на защиту мужа.       – Но как же так? – искренне сокрушалась Юлия Петровна. – Почему так плохо сдал… Почему не продолжил обучение…       – А он сказал преподавателю, что знает эту тему лучше и “нахрен ему эти лекции не всрадлись?” Да, дорогой?!       – Почти. И меня почти отчислили, – мечтательно отметил Маленький. – А потом из ректората позвонили деду, и сказали, что я должен прийти на комиссию…       Внучатый племянник практически успокоился и даже с интересом посмотрел на Сергея, собираясь продолжить разговор, но у главы нового Павлова были свои планы.       – Дима, ты же мог стать большим учёным!       – Да? И кто бы мне это позволил?       – Ты свободный человек… Наука, открытия! Ты бы двигал прогресс!       – Я бы сидел лет десять в лучшем случае в Склифе на зарплате, которой бы даже на оплату коммуналки не хватало.       – Дим… Ведь, я же…       – Что, ты же? Чтобы ты и ещё пара тысяч человек здесь занимались наукой, там в девяностые кому-то пришлось заниматься делом, и что-то я не вижу других таких же дураков, как я, вложившихся в Российскую науку. Все деньги больше по Кипрским офшорам лежат.       – Дим… Можно же было…       – Не надо мне Димкать. Если бы мы строили коммунизм, то можно было возглавить НИИ, собрать вокруг себя учёных, наставить за государственные деньги заводов. Но мы же строили капитализм! Мы продавали заводы, разбазаривали казну, набивали карманы и дышали свободой. А знаешь, как звучит свобода? Чем пахнет? Сергей, а вы знаете, чем пахнет свобода?       Нечаев помотал головой удивлённо изучая нового Сеченова.       – Я вам напомню. Свободу вам принёс Петров. Освободил, так сказать, от тирана!       – Маленький! – Дмитрий Сергеевич попробовал привести внучатого племянника в чувства.       Но тот вошёл в раж и холодно пояснил:       – Свобода пахнет чуть сладковато тошнотворно. С душком лежалого мяса и подгоревшей плоти. А эти чудные звуки! Или ты, Юленька забыла, как боялась домой после наступления темноты ходить, потому что у “Сосиски” всегда стреляли. Вот это мы и строили. И построили же! Дивный мир! Свобода. Слово это забудьте и все его производные в этих стенах. Да! – директор РосПредприятия сжал руку в кулак. – Я действительно не тот Сеченов. Зря только вызвался.       Маленький начал открываться Дмитрию Сергеевичу с иных ракурсов. Прежде бывший академик наблюдал жизнь внучатого племянника со стороны. Быть же реинкарнацией Сеченова оказалось сродни существованию в собственном теле. Почти свои мысли, почти свои чувства – сущий привычный забытый бардак. И всё же немного другой.       Выскочив из кабинета, директор РосПредприятия вызвал лифт и предпринял несколько шагов к самоуспокоению. Дмитрий Сергеевич через перчатку ощутил сильно подавленную зависть, злость и холодное принятие.       Медленный парадный лифт оповестил о своем прибытии и раскрыл двери. Внучатый племянник поднял ладонь левой руки и посмотрел на звезду. Никаких разговоров он заводить не собирался. По крайней мере, Дмитрий Сергеевич в похожей ситуации этого бы не сделал.       За спиной послышались быстрые тихие шаги, и Маленький поторопился зайти в лифт. Вскоре к ним присоединилась Глафира.       – Вниз? – спросила она.       – В ад? – захотелось подшутить обоим Сеченовым.       – Скорее в чистилище, – она кивнула хмыкнула и обняла мужа, кладя голову ему на грудь. – Ты же знаешь, что чтобы заниматься наукой, совсем не обязательно быть даже кандидатом наук?       – Достаточно просто быть гением просравшим свой шанс?       – Мы это уже обсуждали. Теперь у вас с Дмитрием Сергеевичем есть возможность побыть на месте друг друга и понять, что чего стоит.       – То есть, это терапия для меня, а не для него?       – Для вас обоих. Он выяснит, как быть снова быть человеком и ещё заодно отвечать за семью, а не только за подчинённых. А ты узнаешь, каково стать академиком.       Внучатый племянник вздохнул и отстранил жену от себя:       – А ты что узнаёшь?       Она села в одно из кресел, задумчиво выудила из кармана свою систему нагрева табака и стики, прикурила и выставила левую руку на небольшой столик ладонью вверх. Маленький сел напротив и повторил жест.       – Что это? – поинтересовался Дмитрий Сергеевич, изучая чуть более изящную модель нейрополимерной перчатки.       – Я взял на себя смелость попробовать скопировать вашу модель, – ответил внучатый племянник.       Выпустив коннекторы, бывший академик с интересом исследовал объект. Ладная полупрозрачная графитовая синтетика, наложенная полосками на полимерную основу, плотно облегала женскую ладонь. Словно… Маленький делал её точно для своей жены. Считывающие мышечные паттерны щупы элегантно выглядывали из разрезов и кольцами обвивали пальцы. Функционировало это странное дизайнерское решение не хуже исходника.       – А ты эстет. Не скажу, что мне нравится дизайнерское решение, но работает хорошо. Какой нейрополимер вы взяли за основу искусственного интеллекта?       Супруги переглянулись.       – Дмитрий Сергеевич, предпринимали ли вы когда-нибудь попытки изучить ту нейрополимерную форму жизни, которой считали профессора Захарова.       – Глашенька, я в ней пребываю последние лет шестьдесят.       – Это… Не совсем так. И всё-таки. Было ли хоть одно полноценное исследование?       – Глаша, что в перчатке? – Дмитрий Сергеевич не знал, какой хотел услышать ответ, и был бы он услышанному рад.       Глафира сжала безымянный и средний пальцы, и из круга в центре ладони выплыли прозрачные полимерные трубки, словно наполненные люциферинами.       – Маленький, это для красоты? Или есть какая-то практическая задача.       – Я хотел получить узор нейронной сети полимера, вышло интересно, – внучатый племянник придвинул свою руку ближе к чужой, и бывший академик попытался коснуться качающихся на воздухе трубочек. Те отшатнулись.       – Дмитрий Сергеевич, – снова начала жена внучатого племянника, – вы не задумывались, почему ваш нейрополимер оказался вне массива?       – Я… Как я понял, от меня просто избавились, как от вируса, способного взять массив под контроль.       – И это очень странно, не находите? Вы большой ум, обладаете обширными знаниями. Вас поглощают с целью их использовать, но вместо этого практически сразу выбрасывают.       – Харитон говорил что-то вроде, что я должен понять его.       – И как? Вы поняли?       – Глаша…       – Я в университете помню, мы с Юлей и Пепой пытались смоделировать тот самый бульон, в котором когда-то зародилась белковая жизнь. И вот пока мы глупые варили разные среды, то рассуждали о том, как бы мог зародиться альтернативный разум в нейрополимере.       – И к чему пришли?       – А к тому, что даже если у вас там случайным образом сложится готовая нейронная сеть, она не сможет функционировать сама, потому что просто не будет уметь.       Маленький свободной рукой возле второй перчатки начал нервно вырисовывать на столе невидимые узоры. Один из прозрачных коннекторов вроде как даже отвлекся на движение.       – Вы же понимаете оба, что уложение в нейрополимере случайным образом сети, идентичной живому разуму – это очень, крайне, невозможно малая вероятность, – с сомнением напомнил Дмитрий Сергеевич.       – Давайте поупражняемся с вами в гипотезах, – предложила Глафира.       Бывшему академику не понравился ни тон, ни тема разговора.       – Может мы лучше позже найдём более удобное место. Лифт имеет тенденцию останавливаться и впускать ещё людей. А разговор достаточно сложный.       – Лифт будет спускаться столько, сколько понадобится без остановок. Этот разговор нужно начать и закончить. Лучшего времени, чем сейчас, не будет. Дмитрий Сергеевич, как вы думаете, что будет делать совершенно новая форма жизни, не умеющая использовать свою нейронную сеть.       – Скорее всего, бездействовать пока в неё не попадёт работающая нейронная сеть.       – А если попадёт?       – Я предполагаю, что начнётся обучение по средствам копирования… Но разве попавший разум не заметит, что он, так сказать, не один.       – Обозначенный разум может же быть достаточно амбициозным и несколько обиженным, чтобы такое открытие затаить ненадолго только для себя?       Внучатый племянник фыркнул, когда один из коннекторов поймал его за палец, и, кажется, пустил небольшой разряд. Дмитрий Сергеевич снова предпринял попытку напрямую просканировать нейрополимер Глафириной перчатки и был на этот раз остановлен Маленьким.       – Здесь всё непросто, – сказал путанно он. – Слишком много предположений, основных на ничтожно малой вероятности. Подумайте, вы точно хотите этого контакта?       Глафира прочистила горло:       – Я не закончила. Со своих студенческих лет я много думала о таком новом разуме и поняла вот ещё что. Он будет не просто учиться копировать исходную нейронную сесть. Однажды он создаст идеальную копию, а затем начнёт изменять её под свои нужды. Эволюционировать. И тогда старый, исходный объект, уйдет на второй план. Будет подавлен. И вот я представляла, как абсолютно новая форма разумной жизни существует. Что ей нужно? Обеспечить своё выживание и развитие. За счёт чего может производиться развитие? За счёт поглощения новых нейронных сетей и их ассимиляцию.       – Я всё ещё не понимаю, куда ведёт этот разговор.       – Понимаете. Дима сразу понял, и вы понимаете, просто не хотите верить. Как и раньше не хотели. Я думаю, что ХРАЗ, которого вы отправили Сергию Алексеевичу, не был Харитоном Захаровым. Он скорее всего себя считал таковым, но в эволюционном плане был другой формой жизни, а оригинал держал как своеобразную резервную копию.       – Я в это не верю, – вздохнул Маленький.       – Ты веришь мне. Поэтому ты здесь.       Дмитрий Сергеевич прислушаться к телу внучатого племянника. Они на пару испытывали любопытство, смешанное с сомнением. И было ещё какое-то горькое ощущение надежды.       – Глашенька, вы предлагаете мне сказку о реабилитации моего лучшего друга?       – Разве бы вы этого не хотели?       – Хотел бы. И почти убедил себя, что Харитон погиб до того, как стать полимерной соплёй.       – А разве Дмитрий Сергеевич Сеченов не погиб до того, как стать полимерной соплёй?       – Это так, но…       – Дмитрий Сергеевич. Майор Нечаев накануне всех событий нашёл недалеко от ворот нейрополимерный носитель, схожий с вашим. Он был изрядно изношен, с точки зрения функционирования сетей, но Дима, оказывается, действительно хорошо разбирается в деле вашей жизни. Он-то и предложил попытаться восстановить нейронные сети через связь со здоровой родственной нервной системой.       – Глашенька, кто в перчатке?!       – Я ему верю. Заслушайте его, пожалуйста.       Прозрачные трубочки с люциферинами взвились коброй, нацелившись на коннекторы Дмитрия Сергеевича. Ему всё ещё давали время подумать. Полимерная змея оставила право выбора за ним.       Стоило коннекторам соприкоснуться, как Дмитрия Сергеевича бросило в вязкое ощущение своей никчёмности. Кто-то (он ли?) тонул в безысходности и чувстве вины. Кто-то совершил ужасную ошибку, стоившую ему всего. Кто-то сам себя запер в чём-то. Кто-то обнаружил нечто новое. Кто-то устал ждать помощи. Кто-то безумно рад, что его нашли. Кто-то напуган. Кто-то снова заперт. Его не слышат, его не видят. Кто-то чувствует, как он больше не один, вместе с ним старые враги и знакомые. Кто-то осознаёт, что кроме них появился новый участник. Новая копия? Новый человек? Новый разум. Дима. Диме здесь быть нельзя. Его знания и способности уничтожат мир. Его знания и способности могут всех спасти. Диму надо изгнать, пока тот, который зовёт себя ХРАЗом в пароксизме довольствия. ХРАЗу надо навязать, что Диму так нужно проучить. ХРАЗу нужны новые знания, и инструмент для их обработки. ХРАЗ изучает и поглощает. ХРАЗ в пароксизме. ХРАЗ изучает и поглощает. ХРАЗ в пароксизме. ХРАЗ изучает и поглощает. ХРАЗ в пароксизме. ХРАЗ изучает и поглощает. ХРАЗ в пароксизме. ХРАЗ изучает и поглощает. ХРАЗ в пароксизме. ХРАЗу мало. Ему нужен новый набор разумов. ХРАЗ нашёл место жатвы. Это Предприятие. Это Дима. Остановить. Кто-то снова один, заперт в чём-то.       Дмитрий Сергеевич неожиданно осознал себя в скрывающем абсолютное ничего белом тумане крепко сжимаемый в объятиях другим человеком. Очень знакомым, дорогим, утерянным.       – Харитон?       – Прости, – долетело до его слуха, и всё пропало.       Коннекторы второй перчатки стремительно спрятались назад.       Маленький и Глафира всё ещё сидели друг напротив друга. Лифт давно остановился на первом этаже.       – Ты мне так и не веришь? – спросила она, взяв свободную руку внучатого пониманием в свою.       – Тебе я верю всегда, – глядя влюблёнными глазами, ответил Маленький. – В конце концов, именно ты изменила мою жизнь к лучшему. Тебе и менять к худшему.       – Если это ошибка, то я её исправлю.       Это не ошибка, захотел поверить Дмитрий Сергеевич и вместе с ним директор РосПредприятия. Это надежда на второй шанс для другого. Он прикоснулся одним своим коннектором к считывающему мышечные паттерны сенсору на указательном пальце Глафиры и подумал, что хорошо бы было делать виртуальную реальность для Кассиопеи вместе. В конце концов, именно Харитон придумал ВДНХ. А ещё, бывшему академику тоже есть за что извиниться. В конце концов, он был слишком слеп, из-за чего погиб сам и почти погубил их общую идею.