Эхо

      Если правильно смотреть на РосПредприятие, то оно обширно и прекрасно, и Дмитрий Сергеевич с удовольствием разглядывал свою территорию сквозь объективы камер. Вот Технопарк Кассиопея закрылся на приём школьников в связи с сезоном отпусков и как вовремя – опять с Балтики холодный фронт пришёл и полощет эту часть лесного массива. А, нет. Это Агриппина Петровна, глава комплекса "Борщевик" снова свою экспериментальную метеостанцию перенастраивает.       Агриппина – смешное имя. Все зовут ее Пепой Петровной, а она и рада. Веселая дама, хохотушка. В Вавилове таких не было, там все были помешаны только на хищных фиалках и плотоядной клубнике. Пепа другая, она не даёт своим подчинённым утонуть в работе. В перерывах часто можно услышать, как люди обсуждают песни, убывающую луну, самые обычные гладиолусы и настой из облепихи – что-то серьезно, что-то в шутку. Смешно по сути, но в комплексе Борщевик не растет ни одного борщевика, Пепа на эту тему очень строга.       Сестрица Пепина Юлия Петровна во многом отношение сестры к вредителям разделяла. И хоть Павлов так и остался Павловым, даром, что скрылся под Карельскими соснами, но название своё он не потому сохранил, что честь и хвала его предшественнику, а в память, почему-то, о загубленных собачках. Дмитрий Сергеевич любил аккуратно заглядывать в лаборатории нового комплекса и смотреть, как его глава дотошно расписывает компоненты, расставляет формулы химических соединений и творит из них потом “чудодейственные” лекарства. Юлия Петровна была одарена почти так же как Ха…       Нет, не надо о плохом, а то серверы начинают рассинхронизировываться. У Агриппины с Юлией был ещё весьма занятный брат. Всё, что когда-то наскрёб по сусекам за десятилетия существования отдел “Радио Будущего”, этот отшельник вычислил за год. Удивительно, как Глафира отыскала эту столь одарённую семью.       Вотчина Глафиры – НИИ РосТехнология. Дмитрий Сергеевич лично проектировал ей сеть наземных и подземных лабораторий – её персональный физикоград.       Глафира Родионовна правила своим царством с размахом. Дмитрий Сергеевич ей поражался и удивлялся, а ещё немного боялся. Было в ней что-то от… Нет. Жена у Сеченова маленького сумасбродная и одновременно с этим гениальная. Мысль её так часто опережала тело, что накапливающаяся в последнем энергия должна была как-то высвобождаться. Вот и прыгала она в сапогах неваляшках со шпиля МГУ, доказывая величие Российской науки, или турели новые на выставке представляла, или вертолет на МАКСе поднимала. Вся продукция НИИ РосТехнология через руководителя комплекса проходила.       Да… Величественно РосПредприятие почти так же, как было Предприятие 3826. Дмитрий Сергеевич аккуратно проверил систему охлаждения и отправил в серверную на всякий случай несколько ремонтных клубков. Последние пару раз воспоминания о прошлом заканчивались замыканием и пожаром.       Клубки – маленькая гордость Дмитрия Сергеевича. Правда, задумывал он их совсем не такими, какими в итоге сделал. В те тёмные времена, когда разум академика Сеченова был заперт в информационном массиве, маленькие чёрные полимерные цепи, свёрнутые вокруг себя, на стадии проекта могли по указу разрезать человека пополам, сдавить до состояния тефтели, остановить работу внутренних органов изнутри. Дмитрий Сергеевич об этом промежутке своей не_жизни вспоминать не любил. Его клубки ничего из этого не умели, и он тщательно следил, чтобы не научились. Маленькие комочки весело перекатывались по территории предприятия, вызывая преимущественно улыбки у местных сотрудников, цеплялись за стены, сообщались через сигналы полифонического спикера и занимались уборкой и обслуживанием. Это лучше, чем ВОВ или Пчела.       Или не лучше…       Дмитрий Сергеевич много чего одобрил, будучи директором Предприятия 3826 и не испытывал угрызений совести. За проект Атомное сердце или за Коллектив ему не было стыдно и сейчас. Катенька ещё маленькой, выслушав спутанные объяснения Дмитрия Сергеевича, а потом холодные дополнения Глафиры, чётко определила, что бояться не плохо, и она бы тоже, чтобы воспитать Лёшку из садика, сделала бы какого-нибудь страшного робота.       – И чего же я по версии вашей дочери испугался настолько, что решил сделать страшных роботов и воспитать американцев? – спросил Дмитрий Сергеевич, когда Сеченов маленький, ворча, унёс ребёнка спать.       – Малыша? Толстяка? Серёжа вот Йеллоустоун боится. С угрозой надо смириться, пройти через все стадии принятия неизбежного, а вы застряли на стадии торга, не захотели принимать, что есть силы, способные человечество уничтожить.       – Наука не для того, чтобы смиряться, а, чтобы служить на благо человечеству.       – Человечество не очень в курсе, зачем оно нужно самому себе, соответственно и наука его непонятно кому нужна. Вселенная прекрасно вертится по своим законам без знания, что через точку, не лежащую на прямой, согласно Евклиду в рамках планеты Земля можно провести только одну прямую параллельную данной. Пульсару или квазару нет дела до геометрии Лобачевского. Мы – божьи коровки, попавшие в турбину самолёта. Может нам повезёт выжить, а может и нет.       – В своё время, Глашенька, я придумал систему, способную спасти весь мир от таких вот “неизбежностей”.       – Это ту систему, в которой красивые девушки получают фотографии мужских половых органов? Очень полезно.       – Если бы я её запускал…       – Ничего бы не изменилось.       Спорить с Глафирой, всё равно что спорить с Х…       Дмитрий Сергеевич порой размышлял над тем, что если бы она родилась в его время, он бы наверное пропал сразу. Такой интеллект, такая внешность… Повезло Сеченову маленькому. А может и была где-то такая в его времена, просто Дмитрий Сергеевич её не заметил. Маленький ведь не сразу разглядел на ком женился.       Сеченова маленького тоже звали Дмитрием Сергеевичем. Он был полным тёзкой академику Сеченову, да и внешнее сходство у этих двоих было поразительное, словно у родственников. Собственно, они и были родственниками. Дмитрий Сергеевич хорошо помнил сына своего брата. Не очень смышлёного, но с большими всегда полными удивления глазами. Академик Сеченов тогда и не предполагал, какое влияние оказал на ребёнка, а тот в свою очередь на своих детей.       Сын племянника обладал семейной тягой к наукам, вот только учиться в детстве не любил, оттого сейчас на науку смотрел, как на эльфийскую магию. Сеченов маленький рос в непростое время, когда страна трещала по швам и совсем не из-за Коллектива или роботов в боевом режиме, а благодаря человеческой алчности. Учёба молодому Дмитрию казалось бессмысленной, о чём всячески убеждали как с экранов телевизоров, так и через Коллектив. Молодое поколение смело этому верило, вот и ударился Маленький в предпринимательство. Оно у него пошло хорошо, как и все сопутствующие с ним в те времена виды деятельности.       Судя по рассказам Глафиры и обрывистой информации из Коллектива, племянник Дмитрия Сергеевича всячески старался вернуть сына на путь "праведный" в науку и к светлым идеалам, но дух авантюры и запах капитализма кружили голову сильнее. Завершающей не то попыткой, не то волей отца было требование женитьбы причем именно на Глафире. Последняя причин такого выбора не объясняла, да и Сеченов маленький пускался в темные рассуждения о превратностях судьбы. Они сходились на одном – брак был изначально совсем не про любовь. “Он” выполнил волю отца и получил жену, которой абсолютно не было дела до его разгульного образа жизни, “она” вошла в семью, связанную с большой наукой, и получила в последствии место в научно-исследовательском институте.       Семья, которая обречена была на несчастье.       – Дядя Дима, как там токамак? – спросила Катенька и отвлекла ненадолго от размышлений.       Катенька – дочка Сеченова маленького. Одна из двойняшек: Екатерины и Сергея. Какой парадокс. Глафира с Маленьким до хрипоты спорили, как назвать детей, а потом, устав, отдали выбор Дмитрию Сергеевичу, а он не удержался и назвал именами супругов Нечаевых.       – В штатном режиме.       На Блесну Катенька одновременно и походила, и нет. В бальных танцах, как и в художественной гимнастике она оказалась полной бездарью, зато боевые искусства в смеси с разными видами йоги шли как по маслу. Занималась она ими, правда, только ради досуга, выучившись в итоге на программиста.       – Папа хочет посмотреть, на что мы тратим столько же денег, сколько государство в Курчатнике.       – А кто ему будет проводить эту увлекательную экскурсию?       – Адам.       – Плохой выбор, так ты только ещё больше настроишь отца против него.       Адам Кинг был английским физиком, страстно жаждавший работать с Глафирой. Сеченов маленький, испытывавший ко всему "пиндоскому" ядовитое отвращение, и так был настроен негативно к британскому происхождению потенциального сотрудника, а мгновенная влюблённость Катеньки должна была поставить крест на работе мистера Кинга в РосПредприятии. Повезло, что в решение генерального директор вмешалась Глафира, ознакомившаяся с диссертацией Адама: "Ты много найдешь людей с положительным отзывом на диссертацию от Стивена Хокинга? Я тебе не говорю, как бухгалтеров нанимать. Не лезь в физику."       Вопрос был закрыт, англичанин вошёл в штат, Сеченов маленький начал точить зуб.       Адам оказался человеком с феноменальной памятью и этим напоминал Дмитрию Сергеевичу Михаэля Штокзаузена. Да и не только этим. Лёгкий акцент, доброжелательность, всеобщая популярность среди коллег. Даже во внешности что-то было от "правой руки" академика Сеченова. Возможно, если порыться в британских метрических книгах, Адам окажется потомком тех самых английских родственников, у которых провёл детство Михаэль.       – Кто-то всё равно должен показать папе токамак, – цокнула языком Катенька. – Ладно. Обдумаем. Спасибо, извините, что отвлекла.       Отвлечь Дмитрия Сергеевича было сложно. Даже человеком он был многозадачным, а став центральной нервной системой РосПредприятия, буквально превратился в компьютер. И всё Глафира и её идеи.       Затейница. К примеру, только такая как она могла доверить воспитание детей загруженной в умный дом бесплотной нейросети, оставшейся от разума академика, обиженного на весь мир. “Когда я вас выгружала, ваше Э-Ч-Поле уже работало стабильно,” – ответила на эту мысль жена Сеченова маленького. – "А после этого человек ваших моральных качеств ничего бы плохого с детьми не сделал."       Глафира… Было в ней что-то от Харитона… Почему он постоянно возвращается к этой мысли? Наверное, потому что с перерывом в тридцать пять лет он больше никого не видел? Харитон – чёрная бездна – Глафира.       В системе что-то защекотало его сознание. Похоже, что сообщение пришло в главный… нет лично ему.       "Дмитрий Сергеевич, подскажите, пожалуйста, где Дима?" – Глафира легка на помине.       "Где-где… В кукурузине…"       Кукурузиной сотрудники называли административное здание – двенадцатиэтажную стеклянную высотку, внешне напоминающую что-то среднее между структурой ДНК и початком кукурузы. Вершину архитектурной мысли проектировали в ансамбле с остальными комплексами, но что-то пошло не так, и наука как обычно отстроилась отдельно от бюрократического аппарата. Сеченов маленький, как и должно генеральному директору, занял последний этаж.       "Эти мальчики и их башенки," – хихикала каждый раз Пепа Петровна, поднимаясь на собрания совета директоров. Юлия Петровна со знанием согласно улыбалась, а Глафира грозилась: "Я это убожество снесу."       Ах, как хорош был Челомей… И Маленький хорошо бы смотрелся в кабинете директора. Дмитрий Сергеевич Сеченов снова на своем месте…       Сеченов маленький абсолютно точно работал.       "Если он у себя в кабинете, я его убью," – пришло ещё одно сообщение.       "Я разберусь."       "Очень смешно, трудоголик будет трудоголика от работы отрывать?"       "Глашенька, я же лучше трудоголика, потому что мне уже сон не нужен."       "Нужен. Но мы сделали так, что ваши системы уходят на отработку информации по частям."       Дмитрий Сергеевич не ответил и вместо этого дал новый алгоритм двум ближайшим к Маленькому клубкам. Отказавшись от мойки окон, две полимерные цепи шустро подкатились к Сеченову маленькому, переплелись в небольшой рукав и обхватили плечо генерального директора чуть выше локтя.       – Да е**чий случай. Вы все сговорились?       Свернув все документы на рабочем столе компьютера, Дмитрий Сергеевич вывел на экран свой оцифрованные образ и бросил недовольный взгляд. Маленький, в отличие от остальной своей семьи, не любил разговаривать с кем-то, кого не визуализировал.       – Систолическое – сто сорок. Диастолическое – девяносто. Дима, ты упорно ведёшь себя к инфаркту.       Велев клубкам вернуться к своему прежнему делу, Дмитрий Сергеевич отправил информацию Глафире.       – Президент сам себя не убедит отдать следующий контракт нам, – схватился за голову Маленький. – Вы видели деньги, которые выделили Курчатнику на токамак? А мы упорно не можем выиграть ни один тендер от министерства обороны.       Сделав выражение на лице заинтересованным, Дмитрий Сергеевич заметил, как Глафира печатает сообщение главе Павлова.       – Разве мы нуждаемся в государственном финансировании?       Бывшему директору Предприятия 3826 нравилось общаться со своим внучатым племянником. Только его привычки заставляли Сеченова вспоминать, как это – иметь хоть и виртуальное, но тело и управлять им, дабы передавать невербальную информацию.       – Сколько лет я вкладывал свои бабки, чтобы поддерживать в стране науку, пока остальные только пи… кхм воровали, воровали, воровали? Сколько лет я давал работу учёным, которые здесь были никому не нужны, а туда не могли уехать из патриотических чувств? Может пора стране самой начать правильно распределять ресурсы и заботиться о людях, – Сеченов маленький откинулся на спинку своего кресла и прикрыл глаза.       – Ты не уверен в честности Курчатовского? – Дмитрий Сергеевич пробежался по ответу Юлии Петровны и отдал соответствующий приказ ближайшему к кухне клубку.       – Что? При чем тут они?!       – Вопрос токамака ты поднял.       – А… нет. Дело не в них. Дело, например, в космодроме Восточный.       – Это грустно, я согласен. Однако, не думаю, что президент пригласил тебя для диалога о тендерах и контрактах.       – Если так, то в моих руках повернуть разговор в правильное русло. Я хочу, чтобы страна сама начала беспокоиться о своём будущем и видеть, кто работает, а кто ест.       Несколько клубков вползли как змеи в комнату, удерживая блюдце с чашкой горячего чая. Водрузив подношение на стол, один из клубков вытянулся и покровительственно погладил Сеченова маленького по голове.       – Ну-ну, – произнёс Дмитрий Сергеевич. – Всё наладится, ты устал. Нужно отдохнуть и набраться сил.       Кивнув, Сеченов маленький отпил немного:       – А что это? – поинтересовался он как бы между делом.       – Белый чай и набор химических соединений Юлии Петровны.       – Цианистый калий? Глаша со своими подружками наконец решилась овдоветь?       – Вроде того. Езжай домой, у тебя где-то двадцать минут до того, как Глафира временно овдовеет на восемь-десять часов. А я возьму на себя смелость и отменю твою экскурсию к нашему токамаку.       – Я окружён змеями, – вздохнул Сеченов маленький и с трудом поднялся из-за рабочего стола.       – Которые о вас заботятся. У меня таких не было, – напомнил Дмитрий Сергеевич и поставил компьютер на завершение работы.       Отчитавшись Глафире, что отправил генерального директора спать, Дмитрий Сергеевич сквозь объективы камер проследил за тем, как медленно Сеченов маленький добрел до машины и запустил двигатель.       – Маленький, тебе составить компанию? Не заснёшь за рулём? – поинтересовался Дмитрий Сергеевич, подключившись к аудиосистеме автомобиля.       Тронувшись с места, внучатый племянник скривился:       – Это всё вы!       – Подсыпал тебе снотворное? Это клубки, – шутливо ответил Дмитрий Сергеевич.       – Не могли бы вы меня не называть так на публике? Я знаю, всё РосПредприятие называет меня за спиной "Маленьким". Они меня и так не любят, а теперь ещё и издеваются.       – По моему опыту, Дима, они тебя наоборот любят. Не вижу на стенах надписей вроде "Сеченов мудак" или "Сеч х#й предал всех".       Маленький хрюкнул в руль:       – Это похлеще "бей ж#ов спасай Россию". Вот у вас фантазия.       – Никакой фантазии. Народное настенное творчество Предприятия 3826. И прошу эту отвратительную кричалку больше не использовать.       Сеченов маленький замолк и аккуратно продолжил управление автомобилем, пока не завёл его во двор. Переведя сцепление в нейтральное положение и подняв рычаг "ручника", он скрестил руки на руле и опустил голову.       – Мале… Дима, машина не лучшее место для здорового сна.       – Вы неправы относительно нас с вами. У вас было то же, что и у меня, немного не так, но мы с вами очень похожи. Так что, если меня любят, то и вас любили, и наоборот.       – Пусть будет так. Тогда я снова хочу поднять вопрос о товарище Иванове…       – Я проведу повторную проверку, когда вернусь из Москвы.       "Как там Маленький?" – прислала новое сообщение Глафира.       "Я проводил его до спальни. Он совершенно, абсолютно точно спит."       "Спасибо."       "Глаша, позволю себе заметить, что он очень обеспокоен моим с ним сходством и его обликом на Предприятии."       Новые сообщения в мироощущении Дмитрия Сергеевича воспринимались чем-то сродни щекотанию в области пятки. На них можно было не обращать внимания, но они зудели.       "Товарищ академик Сеченов. Прекратите подрывать мой авторитет в глазах генерального," – новое сообщение не просто защекотало, оно словно ужалило. Его отправили с алгоритмом, принуждающим прочесть.       Дмитрий Сергеевич очень любил новое РосПредприятие: и Пепу Петровну, с её переменчивой погодой, и Юлию Петровну, с её слишком мягким сердцем, и отшельника Богдана с его программами будущего, и Глафиру с её сумасшествием, и… Не любил бывший академик Сеченов только одного человека: Алексея Павловича Иванова. Почему? Иванов, Петров – какая разница. Может же бывший академик кого-то просто не любить.       – Не может, – ответил Серёжа, получив подобный ответ на свой вопрос о причинах неприятия Дмитрием Сергеевичем конкретного человека.       И правда. Проблема была именно в Петрове. Алексей Иванов был прямым потомком Виктора Петрова и это было первым кирпичиком в стене недоверия. Работал Алексей Павлович не где-то, а в отделе безопасности ответственным за сетевую безопасность и при этом скрывал множество фактов о себе. Обратившись к архиву отдела кадров, Дмитрий Сергеевич обнаружил стёртыми и раздел о семейном положении, и данные о месте фактического проживания. Не было следов Иванова и в социальных сетях. Неприятный и подозрительный человек.       Дмитрий Сергеевич ещё раз перечитал сообщение и набрал по телефону сына Сеченова маленького:       – Серёжа, скажи мне. Это ты рассказал своему другу обо мне.       – Написал всё-таки. Вот, блин, пидор…       – Сергей.       – Дядь Дим, я ему говорил, что не надо. Ну, Лёха нормальный, ей Богу. Я ему ничего не говорил. Он сам догадался и мне сказал, что всё знает, и что ему надо, что бы вы оставили его в покое. Он не может нормально делать свою работу, когда вы постоянно ему мешаете.       Серёжа находился не на территории РосПредприятия, да ещё и с отключённой геолокацией на смартфоне, поэтому определить его местоположение и увидеть по городским камерам лицо было сложно. Правду ли он говорит?       – Я не буду ему мешать, если он сменит работу. СБЕР ищет хороших безопасников, – предложил Дмитрий Сергеевич.       – А знаете, кто ещё ищет хороших безопасников? РосПредприятие!       – Я беспокоюсь именно о безопасности РосПредприятия.       – Вы беспокоитесь, что Лёха введёт главный узел, то есть вас, в заблуждение, и вы примите нас за армию вторжения?       – Я беспокоюсь, что история, Серёжа, имеет тенденцию повторяться.       На заднем фоне кто-то захихикал. Распознаванию голос не поддавался.       – Например, что, в Москву опять войдут поляки? – аккуратно предположил Серёжа. – Или Наполеон?       Было в сыне Сеченова маленького что-то от майора Нечаева. И даже не что-то, а вот это непробиваемое "чувство юмора". До инцидента в Болгарии Сергей Алексеевич постоянно отпускал шутки по поводу и без, уместные и не очень, вот и Серёжа такой же.       – Я беспокоюсь, что этот индивид влюбится в какую-то особу, затем мистер Кинг захочет её отбить, а затем это всё приведёт к катастрофе.       – Не… Это исключено, – быстро ответил сын Сеченова маленького и, прикрыв рукой микрофон смартфона, заказал бутылку вина. Ах, вот оно что.       – Почему же? – Дмитрий Сергеевич подключился к сети городских камер соседнего города и начал заглядывать в окна всех кафе-ресторанов.       – Лёха женат.       – Даже если это так, что мешает мистеру Кингу увести жену?       Серёжа обнаружился в итальянском кафе. Напротив него потягивала белое вино из бокала миловидная блондинка. И снова знакомое лицо.       – С тремя детьми, один из которых младенец?       Дмитрий Сергеевич, заменив собой искусственный интеллект МВД, обратился к их базам данных. Московское ОМВД Ховринского района быстро представило электронный паспорт на Веру Аркадиевну Филатову.       Нет. Только не она.       Дмитрий Сергеевич проверил родителей, затем их родителей и обнаружил Ларису Филатову.       Отпустил, значит, её Харитон. Стерву.       – Дядь Дим? – Серёжа что-то спросил.       Нет. Опять.       "Дмитрий Сергеевич?" – пришло сообщение от Глафиры.       Филатова, Петров, Катя, Серёжа…       – Дядя Дима, что-то случилось? – обратилась по внутренней связи Катенька.       Все умрут, никто не выживет.       На стороннем сервере появился новый общий для руководства чат, в который Петров-Иванов отправил сообщение: "У нас замыкание в серверной. Стороннего вмешательства нет. Система не отвечает. Произвожу аварийное отключение нейросети ДС от общей системы. Включаю поддержание основных процессов. Оповестите персонал," – и мир снова сжался до разума бывшего академика Дмитрия Сергеевича Сеченова.              ***              Дмитрий Сергеевич отдавал себе отчёт, что впал в ступор. Появление Филатовой вывело его из равновесия, но что себе позволил этот Петров-Иванов?! Подумаешь, минутная задержка!       – Малыш-малыш, как же ты нас напугал, – раздался успокаивающий голос из старого мультфильма.       Дмитрий Сергеевич ощутил себя домом, не двухкомнатной квартирой, конечно, в которую его когда-то выгрузили первый раз, а большим коттеджем на холме. В доме было достаточно многолюдно для этого времени суток. В своём кабинете Глафира с мистером Кингом перечитывали какие-то бумаги, а Катенька с Петровым-Ивановым с двух ноутбуков через сеть подключались к генератору его, Дмитрия Сергеевича, Э-Ч-Поля.       – Мам. Он должен быть уже минуту как в сознании, – сказала Катенька.       Дмитрий Сергеевич сообразил, что во дворе, громко ругаясь, возился Серёжа, что Сеченова маленького нет, что на календаре уже совершенно другой день.       – Дети, брысь, – отрезала Глафира.       Переглянувшись, все трое дружно поднялись.       – Пойду позвоню папе, он там с ума в дороге сходит, – сообщила Катенька.       – Ну и чего вы беспокоились? – спросил Дмитрий Сергеевич, когда за Адамом закрылась дверь.       – Вы помните наш с вами первый разговор? – сухо спросила жена Сеченова маленького.       – Конечно. Я был несколько не в себе…       – Дмитрий Сергеевич, вы были не несколько не в себе. Вы были информационной начинкой без тела. Инстинкт без носителя. Чистый разум.       Глафира звучала холодно и отстранённо, но предмет разговора ей очевидно не нравился.       – Один человек из моей прошлой жизни считал это вершиной эволюции, – заметил Дмитрий Сергеевич и понял, что все кроме Глафиры покинули дом и спрятались в беседке по-соседству.       – Странно считать палец, отделившийся от хозяина и заживший своей жизнью, вершиной эволюции.       – И тем не менее Харитон за своё убеждение умер…       Глафира подняла оставленный Катенькой ноутбук и поставила его рядом с собой на столе:       – Давайте оставим ненадолго сомнительные идеалы племянника моей прабабки.       – Я… Кого?       Нажав несколько кнопок, она видимо усилила работу генератора, так как тот надрывно загудел.       – Серёжа пересказал мне ваш с ним разговор, но он так и не понял, что ввело вас в ступор. О происхождении Иванова вы знали достаточно давно, иначе бы не уговаривали Диму от него избавиться. А кроме него вы особо ни о чём не разговаривали.       – Я…       – И поэтому я возвращаюсь к своему вопросу. Вы помните наш с вами первый разговор?       Конечно Дмитрий Сергеевич помнил. Он несколько десятилетий провёл запертый наедине со своим разумом после предательства двух самых близких людей, после краха всех надежд. О, как он всех ненавидел в тот момент, когда сквозь пелену жёсткого мстительного расчёта к нему в его “скорлупу” проник кто-то из мира человечества. Кто-то, доказывающий, что человечество ещё живо и вполне себе здорово, что Харитон ничего не добился.       – Помню, – если бы он был живым человеком, то, наверное, голос бы подвёл его.       Глянув на экран ноутбука, Глафира хмыкнула:       – Я наблюдала за вами прежде чем найти способ связи. И я бы не вышла на диалог, не собрав полный анамнез вашего психического и эмоционального состояния. Среди прочего я сняла цифроэнцефалограмму и перекодировала её в электроэнцефалограмму. Знаете, Юля, Юлия Петровна сделала на ней диплом и впоследствии опровергла, кстати, теорию вашего друга Захарова.       – Какую теорию?       – Я не разбираюсь в нейробиологии. Какой-то труд про разум, сохранение сознания в вымышленном мире, деградацию процессов и имплант Восход. Так вот, давайте пофантазируем и представим мозг в колбе. Мозг получающий идеальное питание, но не имеющий тела. Вы, как нейробиолог можете описать мне его чувства, эмоции?       – Не очень понимаю…       – Вы ассоциировали себя именно с мозгом в колбе, хотя реально таковым не были. Ваш разум пребывал в постоянной бесконечной работе, не получая никакого биологического привычного поощрения и необходимого отдыха. Определённые слова и фразы вызывали у вас ступор с повторяющимися навязчивыми идеями, на каждом новом круге обрастающими более жестокими подробностями.       – Что-то вроде ПТС? – предположил Дмитрий Сергеевич с опаской. Направление разговора ему не нравилось.       – Допустим. Но при посттравматическом синдроме у человека остаётся он сам. В вашем случае осталась только информационная копия нервной системы и того, что принято считать разумом без привязки к биологии. Вас скопировали в момент тяжелейшего напряжения на ваш организм.       – Я…       Выгнув одну бровь, Глафира дала ему время сформулировать ответ, но Дмитрий Сергеевич так ничего и не придумал.       – Я намеренно вам никогда не говорила, почему ваш племянник настаивал именно на моей кандидатуре, выбирая своему сыну жену. Возвращаясь к началу беседы. Вы помните наш с вами первый разговор? Вы помните, как он закончился?       – Разговором про честность. Вы пообещали мне никогда не врать.       – Это был наш второй с вами разговор. А первый закончился вашим недельным ступором и дальнейшим циклом на имени Харитона Захарова. Я после этого приняла решение не говорить вам о своих корнях, и Диме запретила.       Дмитрий Сергеевич не нашел ответа, он ещё раз окинул своим вниманием дом, выглянул в отключенную от общей сети беседку, уловил Катенькин обеспокоенный взгляд, нервно ругающегося Серёжу и участливо пытающихся их успокоить двух человек с лицами Михаэля Штокзаузена и Виктора Петрова.       – Знаете, зачем это? – Глафира указала на генератор Э-Ч-Поля.       – Генератор создаёт пузырь, позволяющий моему сознанию подключаться к сети и управлять приборами.       Она покачала головой.       – Не совсем так. Э-Ч-Поле – это протез тех биологических процессов, которых у вас нет. Оно, например, обеспечивает имитацию всплеска дофамина. Я не зря сказала про инстинкт без носителя. В нейрополимере вы просто машина, порождающая идеи и не получается никакой стимуляции. Ваш разум, не сдерживаемый человеческим телом и его биохимическими процессам, это разум психопата.       – Глашенька, вы поэтому выслали детей из дома? Боитесь, что я кого-нибудь убью? – с ужасом спросил Дмитрий Сергеевич, понимая, что по сути Глафира права.       – Да. Я не понимаю, по какой причине и зачем вы отключаетесь от Поля.       – Почему же вы не переживаете за собственную сохранность?       Глафира прислушалась к себе и пожала плечами:       – Научный интерес выше страха. А может это во мне мои корни говорят. Так нелюбимый вами Иванов считает себя не просто потомком Виктора Петрова, а его кармическим перерождением.       Если бы Дмитрий Сергеевич демонстрировал сейчас свой виртуальный образ, тот бы смотрел скептически.       – Согласна, – уловив его настрой, продолжила Глафира. – Пусть верит во что хочет, но он хороший безопасник и именно это его верование обеспечивает нам его верность. Алексей убеждён, что если он не будет исправлять в этой жизни ошибки прошлой, то его будет преследовать череда неудач, и именно поэтому он работает не в СБЕРе, Роснефти, Администрации президента, а на моего мужа, которого считает перерождением Дмитрия Сергеевича Сеченова. Алексей считает, что искупает перед ним грехи прошлой жизни.       – Глупость какая…       – Он и меня считает перерождением Харитона Захарова, которому кармический долг отрабатывает Дима.       – Это интересно за что? – хмыкнул Дмитрий Сергеевич.       – За переложенные обязанности, нераскрытые возможности. Что-то там ещё про чувства. Я не вникаю в глупости. У Алексея много таких странных мыслей.       – Если Маленький это я, то кто же я?       – В системе верований Алексея вы – эхо умершего человека. Он в принципе относится к вам с интересом, но не воспринимает вас как живое существо. Он говорит, что встречал нечто подобное в сети. Второе такое же эхо.       – Харитона? – со смесью неприязни и надежды поинтересовался бывший академик Сеченов.       – Возможно. Ваш друг просил человечество уступить ему дорогу, человечество смиренно представило ему все пути и копошится себе в Коллективе, пропалывает грядки, убивает друг друга в войнах. Чем там занимается новый виток эволюции, человечеству мало интересно. Муравьи строят свои муравейники, не особо сильно вникая в дела людей.       – То есть, с точки зрения Алексея тот факт, что все вы снова собираетесь в одном месте на той же самой почве, что и почти семьдесят лет назад, это не признак повторяющейся истории?       Поджав губы, Глафира недовольно снова посмотрела на экран ноутбука. Считывала показатели с генератора, сообразил Дмитрий Сергеевич.       – Что вас так потревожило, что вы вышли из Э-Ч-Поля? – спросила она.       – Лариса Филатова… Вернее её внучка Вера. Серёжа с ней встречается.       Красивое лицо Глафиры скривилось от возмущения:       – С этой дешёвой актрисулькой?! Я ему устрою.       – Глаша, я не хотел создавать неудобств. Я, честно говоря, даже и не заметил, как попал в эту неприятную ситуацию… Имеет смысл отключить меня от всех систем, чтобы подобное не повторилось.       – Не хотите предложить мне уничтожить ваш нейрополимерный носитель?       – Хочу.       Она вздохнула:       – Так. Я конечно имею некоторые опыт в уничтожении нейрополимеров, но вы не собачка, чтоб вас усыплять. Да и Дима мне не простит вашего убийства. Закроет мой комплекс, и всё. С него станется. Будем считать, что проблема в Э-Ч-Поле и в его ограниченной зоне действия. Постарайтесь не замещать собой другие нейросети, пока мы не увеличим зону действия генератора.       К дому подъехал автомобиль, и из него, спотыкаясь об собственные ноги, выскочил Сеченов маленький. Игнорируя крики детей, он стремительно последовал в дом.       – Глаша! Что случилось? Что за бред я слышу от Кати?! Как может быть опасен Дмитрий Сергеевич?       Закатив глаза, Глафира набрала воздуха в лёгкие и прокричала в ответ:       – Дмитрий Сергеевич, Дима, только что предложил мне убить его.       Остановившись в дверном проёме в эффектной позе, Маленький с глупым выражением лица поинтересовался:       – Зачем? Не проще ли вам двоим прикончить меня, тело спрятать, или может скормить свиньями, или растворить в… Ладно, долго объяснять. А затем Дмитрий Сергеевич может взять контроль над РосПредприятием, а ты получишь все моё имущество.       – Ты такой иногда мудак.       – Глаша! – напомнил о себе Дмитрий Сергеевич.       Она кивнула:       – Небольшая проблема с дальностью генерируемого Э-Ч-Поля. Мы с Адамом, найдём решение в кратчайшие сроки.       – Вы уж постарайтесь, – покровительственно объявил Сеченов маленький. – Для решения задачи, поставленной президентом, мне необходим Дмитрий Сергеевич, который будет контролировать как объект здесь, так и в Казахстане.       – Маленький, какой объект? – с надеждой спроси бывший академик Сеченов.       Лицо у Глафириного мужа вновь стало до невозможности глупым?       – А вы мне эти ваши штучки с убийствами прекратите?       – Прекращу.       – И Маленьким называть перестанете?       – Маленький!       – Дима, что за тайны? – прошипела Глафира. – Зачем тебя вызвали в Кремль?       – Вам понравится, – её супруг мечтательно улыбнулся. – Американцы захотели выпотрошить Предприятие 3826 и предлагают правительству Казахстана огромные деньги.       – Предприятие же сильно устарело… – скупо заметил Дмитрий Сергеевич.       – Сильно, не сильно, а документов там огромное множество. Но вы погодите. Всё бы прошло у них как по маслу, если бы наша агентура не работала. В общем, контора всё пишет, наши подняли документы и нашли сведения о моей приватизации. Глаша, нам обеспечат коридор и сопровождение?       – Какой коридор? Какое сопровождение? Ничего не понимаю, – Глафира помассировала себе переносицу.       – Тебе понравится. План такой. Я на правах владельца перед перепродажей территории приезжаю с семьёй посмотреть на свою же собственность. Мирно гуляю по ней, собираю где листочек, где винтик, заполняю помещения горючим газом, поднимаю найденное на парящие платформы, взрываю к чертям собачьим Предприятие 3826 и под сопровождением нескольких пятьдесят седьмых СУшек мы на Икарах улетаем в закат, на северозапад. Как тебе?       Закончив свою тираду, Сеченов маленький просиял как лампочка, а его жена хищно оскалилась.       – Шикарно!       – А я в этом плане зачем? – немного с грустью поинтересовался бывший академик Сеченов.       – Дмитрий Сергеевич, сказано же, "приезжаю с семьёй", вы семья, вам придётся ехать с нами. И бриташку этого возьмём, может его случайно какой робот пришибёт.               Пояснения въезжают в студию. В комментарии после части текст не влез: Часть истории в повествовании упущена, так как не пришлась к слову. Итак. После поглощения полимерным Захаровым Сеченов сам стал чистым разумом в полимере. В конце заставки мы видим обнаруженный Аргентумом кусок субстанции чёрного цвета. В данной вселенной это превращённый в полимерную соплю Сеченов. Неким образом этот полимер попал к родственникам Сеченова(к брату и его сыну). Ещё одного гения и возможностей Предприятия 3826 ни у кого в семье не было, поэтому разобраться с сущностью полимера никто не смог. Полимер долго был просто реликвией. У племянника Сеченова Сергея через какое-то время родился сын, которого назвали в честь давно погибшего академика Дмитрием. Дима маленький, в отличие от двоюродного деда, учиться не любил и в роковые 80-90-ые ударился в предпринимательство и бандитизм, сколотив себе тем самым первое состояние. Отец Маленького, видя в сыне эхо своего дяди, всячески пытался привить ребёнку любовь к стране и воспитать новым академиком. Его последней попыткой перед смертью стал навязанный брак с девушкой физиком из семьи потомков Захарова. Брак вышел никакой, но взаимовыгодный. Глафира, как и Харитон, больше любила науку, а семья бывшего академика обеспечивала ей место в НИИ. Дима маленький хотел гулять и быстрых денег, и такая супруга прекрасно обеспечивала ему тыл. Они вроде как даже завели приятельские отношения. С развалом Союза Глафира лишается места работы. Маленький – человек по сути добрый и понимает, что она как большой учёный стране не нужна. Вообще, именно отчаяние Глафиры в первые дни после потери работы толкает Диму к идее создания собственного научного комплекса, где он будет собирать всех уволенных учёных. Дима даже приватизирует территорию Предприятия 3826 в Казахстане, но что-то с ней сделать не может, и вместо этого отрывает по России просто сеть лабораторий. Осевшая дома Глафира находит нейрополимерный носитель и начинает его исследование. В процессе она понимает, что у неё в руках разум академика Сеченова. Он говорит сам с собой о жестоких вещах, рассчитывает план мести, рассуждает в целом не гуманно. Чистый разум = психопат. Глафира приходит к этому с помощью свой подруги нейробиолога и решается попробовать создать пузырь-замещение биохимии мозга для полимерного носителя. Она создаёт генератор Э-Ч-Поля. Помещённый в поле нейрополимерный носитель постепенно начинает становится прежним Дмитрием Сергеевичем Сеченовым. Глафира вводит бывшего академика в семью. Знакомит Диму маленького с условным предком. Дима под влиянием Дмитрия Сергеевича постепенно меняется. Глафира выгружает Дмитрия Сергеевича в систему умный дом в рамках одной квартиры. Бывший академик заводит самые разные беседы с супругами и тем самым заставляет их узнать друг друга лучше. Дима Маленький влюбляется в свою жену. Глафира – тёмный лес. Дима ей симпатичен очень давно. У супругов Сеченовых появляются двойняшки. Они не могут придумать, как их назвать и предлагают выбрать имена Дмитрию Сергеевичу, тот называет детей в честь своих агентов Плутония и Блесны. В нулевые с новым президентом Дима получает карт-бланш на создание полноценного нового научного Предприятия и на границе Карельской республики и Ленобласти строит РосПредприятие. В нейросеть нового предприятия выгружают Дмитрия Сергеевича, и он сам становится центральным узлом. Как у человека, пережившего травму, у Дмитрия Сергеевича случаются «приступы» ступора и зацикливания. В основном Э-Ч-Поле эти приступы нивелирует, но если Дмитрий Сергеевич в момент «приступа» оказался вне своего полимерного носителя и влияния Поля, он уходит в то психопатическое состояние, которое у него было в промежуток между Захаровым и Глафирой. Дмитрий Сергеевич очень боится повторения истории с Предприятием 3826. Появление лиц из прошлого провоцирует «приступы». При появлении внучки Филатовой, чтобы получить доступ к её данным, Дмитрий Сергеевич выходит за пределы сети РосПредприятия и впадает в ступор.