«I love her so bad,
But she treats me like shit»
Lana Del Rey — Doin’ time
С вечера, проведенного за ужином в лесу, прошло порядка недели. Кадеты ласково прозвали это событие «костром» и взяли с командиров обещание повторить. Разговоры об этом уже поутихли, в отличие от нескольких сердец, которые заразились силой огня, разгорелись, подобно ему. И палящее уже несколько недель солнце, так мешающее тренироваться, не стало препятствием. Когда в тот вечер все оказались в казарме, Микаса сказала Жану, что все-таки попробует оглянуться. Опьяненный от счастья юноша снова поверил в себя. Он то и дело завязывал с девушкой разговор, изо всех сил старался ее рассмешить. Даже перестал обращать внимание на подколы по поводу его влюбленности от Райнера. Дышать как будто стало легче. Кирштейн понимал, что это вовсе не означало шанса, предназначенного конкретно ему, но девушка хотя бы перестала его игнорировать. Также Аккерман не перестала носиться со своим драгоценным Эреном, но ее бдительность будто бы ослабла: она то и дело позволяла себе отвлечься на болтовню с другими девушками, стала больше улыбаться, несмотря на то, насколько было трудно разрешить себе маленькие радости, учитывая их положение. Сегодняшнее утро выдалось чудесным. Солнце с утра пораньше уже припекало, но все-таки разыгрался легкий освежающий ветерок. Микаса наспех умылась, собрала волосы в хвост и вышла во двор. Примерно через час должны начинаться тренировки, но все вокруг еще было погружено в дрему. Девушка совершила круг по полигону в качестве разминки, а после скрылась в тени деревьев. Высокие раскидистые кроны скрывали от палящего солнца, птицы пели на перебой. Неужели в этом прекрасном мире, полном такой простой и естественной красоты, есть место титанам? Есть место жестокости и смертям? Когда Микаса оставалась наедине с природой, ее посещали мысли об иной жизни. Что было бы, если бы не произошло падения стены Мария? А если бы родители Эрена остались в живых? А если бы ее собственные родители сейчас были рядом? Был ли вообще хоть малейший шанс на нормальную жизнь? Аккерман замедлила шаг. Никакого смысла в несбыточных фантазиях нет, ничего изменить нельзя. Остается только с опаской смотреть в туманное будущее, ведь никто из кадетов не знает, удастся ли прожить еще хотя бы пару месяцев. После разговора с Жаном Микаса и вправду приняла решение оставить Эрена в покое. Она по-прежнему готова была защищать его, быть опорой, другом и соратником. Но если он не замечает того, что у него под носом, значит ему это не нужно. Ее любви хватит на них обоих, и вовсе не обязательно пытаться отпугнуть от Йегера всех девчонок. Быть может, если они все когда-то станут счастливы и свободны, у Микасы будет шанс на личное счастье. Без Эрена, если так сложится судьба. Возвращаясь, девушка замерла у причудливого высокого куста. Ветки были обильно усыпаны сине-фиолетовыми ягодами, а из листвы торчали неприветливые шипы. Аккерман вытянула руку вперед. — Это терновник. Поверь мне, он невкусный, — послышался слева знакомый голос. С другой стороны леса на нее шел Жан. Его рубашка выбилась из штанов, рукава были закатаны по локоть, а пуговицы наполовину расстегнуты — весьма занимательный вид. — Бегал? — оценив мокрые пряди волос и пятна от пота на рубахе, спросила девушка. В ответ Кирштейн кивнул, и, подойдя к ней, пожелал доброго утра. Все-таки он был неплохим парнем, и Микаса это признавала. Он кичился своей избалованностью, убеждал всех, что не пойдет ни в какой разведкорпус, но за всем этим скрывался хороший стратег и добрый товарищ. Он был определенно проще Эрена — почти никогда не приходилось гадать о его чувствах, мотивах и планах. Девушка ценила эту честность и старалась быть честной в ответ. — Ты знаешь это растение? Юноша расслабленно завел руки за голову, ощущая себя очень деловито. — Да, это вид слив. Они не ядовитые, но очень терпкие. Из них делают некоторый алкоголь. Вино, ликер, к примеру… Аккерман позволила себе изучить глазами те участи его тела, которые были открыты, и это не осталось незамеченным. Но комментировать Жан это не стал — изучение Микасы напоминало осмотр у врача, а не интерес юной девицы к мужскому телу. — Я все-таки хочу попробовать. Она потянулась за ягодой, а следом — и Кирштейн. Парень хотел в свойственной ему шутливой манере спасти Микасу от неудачного гастрономического опыта, но, когда он смог нагнать чужую руку, раздался прерывистый вдох. Девушка уколола палец о шип. Жан, уже успевший взять ее ладонь в свою, развернул ее кверху, чтобы оценить ущерб. Двое стояли, замерев, и смотрели, как алая кровяная жемчужинка стремительно росла на кончике едва розового пальца. За эти короткие мгновения Кирштейн успел подумать о том, как умилительно выглядит ее ручка на фоне его, как контрастирует его загорелая кожа с ее, белой, как приятно прикасаться к ней. Эта невинная сцена обрастала в его голове нежностью, интимностью… Жану хотелось бы сдержать себя от этого порыва, просто смахнуть капельку крови своим пальцем, подшутить над девушкой и вместе пойти в корпус, но... Всегда есть это треклятое «но», приносящее с собой безрассудные поступки, за которыми лишь неизвестность. Ему вдруг вспомнилось, как отец «лечил» маленькие порезы мамы, как она смеялась и заливалась краской — это казалось самым чудесным лекарством. И он повторил за родителями. Чуть крепче взяв чужую ладонь в свою, Жан притянул ее к губам. С секунду помедлил, встречая взгляд, прежде ему не ведомый. Микаса была в замешательстве, ее зрачки расширились, брови поползли вверх, но она не сопротивлялась. Быть может, это был «зеленый свет». Пальчик девушки и губы парня встретились. Жемчужинка отпечаталась на сухих губах, так там и оставшись. Жан совсем легко, почти невесомо обхватил ими подушечку, смочил ранку горячим языком. Микаса перестала дышать — палец в месте укола загорелся, жар начал распространяться от руки все выше и выше, доходя до предплечья, шеи, растворяясь во всем теле. Горячее всего было чуть ниже пупка. Жан бессовестно обжег ее своими губами, языком, глазами, смотрящими исподлобья. Аккерман отпрянула, вырывая руку, на пятках развернулась в сторону корпуса и выпалила: — Никогда больше ко мне не прикасайся. И ушла. Быстро, чтобы он не заметил румянца на щеках и сбившегося дыхания. Зачем он это сделал? Зачем переступил черту, которая и без того была все призрачнее? Конечно, она знала ответ, но одно дело игнорировать ухаживания, а другое — загораться от них. Непривычно, дико настолько, что даже понравилось. Больше всего Микасе не хотелось путаться в собственных мыслях и чувствах, и когда ей начало казаться, что все разложено по полочкам, это наглый, самовлюбленный юноша спутал все карты. Жану оставалось только смотреть вслед удаляющейся фигуре — самой красивой, самой желанной. Все, что произошло минуту назад, только убедило его в том, что он влюблен. Сильно, с особым юношеским вожделением, и ни одна девушка больше не сможет по-настоящему привлечь его внимание. Теперь он не только знал ее аромат, но и позволил себе наглость попробовать на вкус кожу. И, несмотря на буквально приказ не прикасаться, Кирштейну отчего-то казалось, что у него есть все шансы. Не столько на тело, сколько на сердце. Тренировка была в разгаре, как и полуденное солнце. Десятки молодых тел схлестнулись в рукопашном бою. Кто-то всерьез сражался, обмениваясь опытом и синяками. Кто-то дрался вполсилы для вида, чтобы не получить нагоняй от Леви за безделье. Эрен отмахивался от Армина, не желая задавать трепку другу. Поддаваться тоже было не в его стиле, именно поэтому он не любил вступать в спарринг с Арлертом. Белокурый очень старался, анализировал свои ошибки, после каждого падения вставал — ему хотелось быть равным прочим. Он понимал, что стать бойцом, подобным Микасе, не суждено, но не уметь постоять за себя было унизительно. Йегер ретировался от Армина, увлекая в бой уже подругу. Та отчего-то тоже странно себя вела. То пропустит удар, то споткнётся, то засмотрится куда-то вдаль. Неужели лучшая среди кадетов витает в облаках? Армин был огорчен. Теперь его не только с легкостью побеждали в рукопашном бою, но и не воспринимали за достойного соперника. Остальным было просто неинтересно с ним посоревноваться. Помимо прочего, Энни игнорировала его. «Все-таки записка была лишней» — раз за разом думал он. Леонхарт даже не пыталась скрыть своей неприязни: покидала помещение, как только он в нем появлялся, делала вид, что не слышит и не видит его. Армин словно перестал для нее существовать. После такого чудесного вечера у костра он все испортил. Испортил своей запиской, жалкой книжонкой, собственной слабостью. Еще бы — Энни была настоящей красавицей, отличным солдатом, с чего бы ей даже смотреть в его сторону? Но впадать в уныние из-за личных проблем он себе не позволял. Эрен и Микаса нуждались в хорошем друге. Парень огляделся по сторонам — Энни, Райнер и Бертольд разговаривали. Да, пусть она отвергла его чувства, но он не проявит слабости. Главное ведь не прекращать работу над собой. Отряхнув штаны от пыли, Армин направился прямиком к троице. Когда он оказался рядом, парни умолкли, а Энни привычно уставилась в сторону, демонстрируя пренебрежение. — Райнер, потренируешься со мной? — собрав все мужество в кулак спросил блондин, не давая поведению Энни рассеять его уверенность. Она уже рассеяна донельзя, но кому об этом известно? — Ты мало от Йегера отхватил? — усмехнулся Браун. — Советую попробовать с Кристой, может что-то и получится. Слова кольнули, но юноша остался непреклонным. — Бертольд, а ты? — голубые глаза блеснули угасающей надежной. — Я? Я немного устал, может в следующий раз… — начал выдавливать тот, но весь его вид говорил о нежелании драться с Арлертом. Юноша уже было сокрушенно развернулся, но Энни не дала ему уйти: — Я с тобой потренируюсь. — Она грациозно обогнула блондина, отошла в сторону и встала в стойку. — Нападай. Армина словно окатило водой. Что вообще происходит? Она показательно пренебрегает им, но без труда вызывается драться. Исход спарринга был очевиден для всех, но отказаться или слишком быстро пасть было хуже смерти. Арлерт не успел сделать и пары шагов навстречу девушке, как упал. Быстро, без лишних движений, Леонхарт сделала подножку. Он сразу встал, и следом упал снова. Круг повторился, но на четвертый раз юноша успел отскочить в сторону. Сильно это не помогло — шквал ударов приходил по коленям, животу, плечам. Он падал и снова вставал, пытался проанализировать ее стиль боя, но стоило увернуться от одной оплеухи, как тут же прилетала другая. Энни не жалела его, не пыталась чему-то научить. Она просто беспощадно его избивала, давая короткие передышки, чтобы продлить эту пытку. Она выплескивала на него всю свою злость через удары. Только вот злилась девушка на себя. За то, что не смогла сомкнуть глаз в ту ночь, перечитывая короткий стишок раз за разом. За то, что проглотила книжонку с поэзией за полдня. За то, что каждая строчка о любви звучала в голове голосом Армина. Доброго, умного, несомненно благородного юноши, который вовсе не заслужил такого к себе отношения. Она пыталась отторгнуть эти чувства, они мешали, были лишними, и в конечном итоге причинят только боль и разочарование. И Энни хотелось наказать Арлерта за то, что ей приходится теперь испытывать. — Энни, ты с цепи сорвалась? — раздался где-то в стороне голос Микасы, но Армин махнул в ее сторону рукой, тем самым требуя не вмешиваться. Он в очередной раз встал с земли, его дыхание совсем сбилось. Штаны на коленях протерлись почти до дыр от нескончаемых падений, волосы промокли до самых кончиков, а грудь рвано вздымалась. Юноша выбросил руку вперед, в попытке сделать хоть что-то, но Энни перехватила его за локоть на полпути. Резко, быстро, выверено она завела ему руки за спину, прижалась со спины всем телом и едва слышно гневно шепнула на ухо: — Зачем ты написал это? У него была лишь секунда на ответ — короткое мгновение, которое он упустил. Энни прижала его к земле с такой скоростью, что из носа брызнула кровь. Тело ломило так, словно по нему прошелся титан, но чувство унижения значительно преобладало. Слегка повернув голову в сторону, он встретился взглядом с чужими ботинками, прошелся по ногам, талии, груди, встретил ее взгляд. Леонхарт смотрела на него, — униженного, растоптанного, — и только теперь пришла в себя. Ярость спала, на смену пришел стыд. Ведь, по большому счету, Армин ни в чем не виноват. Она должна сама нести ответственность за свои чувства, но вместо этого выместила все на несчастном парне, да к тому же — таким гадким способом. Ей стало так стыдно, что не нашлось слов, и из оцепенения ее вывел резкий толчок в плечо. — Озверела? — прорычала ей в лицо Микаса. Эрен тем временем поднимал с земли помятого друга. Леонхарт рассеяно посмотрела по сторонам, мотнула головой и направилась к Райнеру. Пытаясь заглушить чувство вины, девушка начала мять костяшки на левой руке. Все руки были разодраны. Разодраны о несчастное тело юноши, который был ей важен. «Как я могла?» Армин мягко отстранился от Йегера, который пытался ему помочь. С опущенной головой он направился в сторону корпуса под споры друзей — Микаса рвалась устроить виновнице взбучку, а Эрен хотел поддержать пострадавшего. Пока они выясняли отношения, юноша молча доковылял до Ханджи, которая лишь тактично подсказала, где взять медикаменты и пообещала, что никто к нему не зайдет. Хорошо, что мало людей обратили внимание на это недоразумение. Конечно, было досадно от того, что он не смог банально защититься от натиска Энни, но все же больше его тревожило, почему она так поступила. Эта девушка прослыла хладнокровной и спокойной, уверенной в себе. Чтобы уложить Арлерта на лопатки ей вовсе необязательно было с такой жестокостью его избивать. Неужели он настолько ненавистен Энни? Неужели это наказание за сочиненное четверостишье? И неужели было сложно словесно отвергнуть симпатию? Это не было концом света для Арлерта, но первая любовь зачастую ранит сильнее последующих. Парень зашел в душный кабинет майора Ханджи, внутри царствовала тишина. Он стянул с себя рубашку, мысленно отметив, что еще придется выслушать от старших за казенную одежду, быстро нашел бинты и нужные для обработки ран настойки, затем оперся на край стола и стал оценивать масштабы бедствия. То тут, то там багровели и наливались синяки, из носа продолжали капать на руки капли крови, голова гудела так, будто по ней треснули церковным колоколом. Погруженный в размышления, Армин прощупывал пальцами болящие места. Он даже сперва не заметил, что в дверном проеме застыл неподвижный силуэт и наблюдал за ним. — Армин… Тот вздрогнул от неожиданности. Он предполагал, что Ханджи зайдет его проверить, но перед ним стояла Энни Леонхарт собственной персоной. — Зачем ты так? — с досадой в голосе спросил Арлерт. Он не испытывал ярости или обиды, ему просто было печально, как бывает печально человеку с разбитым сердцем. Девушка медленно подошла к столу, не поднимая глаз. Ее ресницы подрагивали, она не могла подобрать нужных слов, чтобы хоть как-то оправдать себя. Вместо этого Леонхарт взяла в руки стерильную ткань, смочила в спиртовой настойке. Армин, слишком резко для себя, обхватил ее запястья, заставляя взглянуть в его глаза. — Просто ответь или уходи, Энни. Ни к чему продолжать меня мучить. Та была обезоружена. В чужом голосе не было ни капли тех чувств, которых она ждала. Да, Арлерт был робок и подрагивал, но по-прежнему был слишком мягок и добр. Лучше бы огрызнулся, уколол побольнее — так девушка могла бы снять с себя часть вины. — Пожалуйста, позволь мне, — ее голос дрогнул. Энни искренне просила, и юноша не смог ей отказать. Он нехотя разжал пальцы и она начала аккуратно смачивать ссадины на шее и плечах. Как бы Армину не хотелось оставаться стойким, он все равно то и дело хмурился от жгучих прикосновений к тонкой коже. — Если ты хотела наказать меня за вольность с книгой, это можно было бы решить в разговоре. Я не Жан и не Эрен, мне хватило бы стойкости принять твои слова. К щекам девушки хлынула кровь. Вместо ответа она стала усерднее натирать раны. Армин понял, что говорить та не намерена, и лишь тяжело вздохнул. Всю неделю ему хотелось снова остаться один на один, прикоснуться, поговорить, но теперь, когда это произошло, он вовсе не был счастлив. Лучше бы она задушила его прямо на полигоне, чем терпеть эту пытку. Энни почти закончила залечивать следы своей ошибки на руках, животе и шее, и только сейчас поняла, как сильно ноет ее нутро. Стройный, чуть выше нее, полуобнаженный Армин стоял прямо перед ней — делай что угодно, он не посмеет отказать. Но сил хватило лишь на то, чтобы переключить внимание на лицо. Тот не смотрел на нее, нарочно отвел взгляд. Леонхарт подтерла вздернутый нос, под которым запеклась кровь, даже не замечая, как рвано они оба дышат. Осталось лишь подтереть царапину на скуле, и она осторожно сделала это. Под узкой полоской крови наливалась гематома. Девушка смяла теперь уже бесполезную тряпку и врезалась губами в будущий синячок. Это безрассудство потом выйдет ей боком, но останавливаться было уже поздно. Под дрожащий выдох Арлерта Энни снова поцеловала его — в расцарапанный участок кожи на челюсти. Затем еще один поцелуй в синеватое пятнышко на плече. Ей вдруг захотелось расцеловать каждую отметину, которую она сама же нанесла ранее. И наверняка сделала бы это, если бы Армин не остановил ее. Его тело напряглось, точно струна, готовое позволить Энни все что угодно. Армин добровольно позволил бы избивать себя по три раза на дню, если в итоге это приведет к ищущим горячим губам этой девушки. Но вопросы, застывшие в голове, не могли позволить в полной мере насладиться этим моментом. Юноша обнял ладонями такое милое сердцу лицо, заставив посмотреть на себя. — Энни, что происходит? Пожалуйста, скажи мне, что я делаю не так? Горечь застряла в горле Леонхарт. Армин все делал так. Дело было в ней, в ее истории, миссии, предназначении, во всем чертовом мире, но только не в нем. Она была бы полна решимости рассказать ему абсолютно все, если бы не знала, насколько это молодое сердце верно своим друзьям и стране. Она бы пошла на плаху, если бы это был только ее секрет, но за спиной были Бертольд, Райнер, Зик, долг перед родиной. Требовалось срочно найти подходящее оправдание, которое не вызовет подозрений и не ранит юношу еще сильнее. Нервы сдавали, к горлу подкатил ком, а в носу предательски защипало. Мгновенно поймав настроение девушки, Арлерт качнулся вперед и прижался своим лбом к ее. Ему очень не хотелось видеть чужих слез, думать, что он стал их причиной. — Я очень боюсь… Совсем скоро нас выпустят из кадетского корпуса, отправят за стены. А там смерть на каждом шагу. Я не хочу скорбеть сама, не хочу, чтобы скорбели по мне. Мне страшно сближаться с кем-либо именно поэтому. Ведь когда люди тебе неважны, не так страшно их терять, правда? — была в этих словах доля правды, и именно поэтому ложь с легкостью слетела с губ. — Но ведь и за жизнь сильнее цепляешься тогда, когда страшно! Когда ты знаешь, что нужен другим, а они — тебе, бороться легче. Армин мягко поглаживал мизинцем щеку девушки. Если бы их разговор не был столь серьезен, то лицо юноши уже полыхало бы смущением от столь тесного физического контакта. Но он без тени сомнения хотел утешить девушку, поэтому плотские чувства ушли на задний план. Легко поверить тому, кому хочется верить. Неизвестно, что произошло бы с этими двумя, догадайся Армин о «марлийском секрете» раньше, чем успел без памяти влюбиться, но его незнание привело в этот кабинет, позволив заключить Энни в объятья. Перед Арлертом не стояло трудных моральных вопросов — перед ним стояла непривычно чувственная девушка, которую он не хотел отпускать. И сама девушка этим незнанием воспользовалась — эгоистично, бессовестно, но с его позволения. Такая искренность подкупала, перед Армином невозможно было устоять. И тогда Энни решила — будь что будет, пока у нее есть возможность находиться рядом с этим прекрасным человеком, она будет это делать. Ей вдруг стало ясно, что, чем бы это ни кончилось, он того стоил. Выдохнув, она кивнула. — Ты прав. Спасибо. Но просто слов благодарности Леонхарт показалось недостаточно. Она уложила руки на обнаженную грудь Армина, подалась вперед. Юноша вздрогнул от неожиданности, но, спустя мгновение придя в себя, неумело ответил на поцелуй. Их губы соприкоснулись сперва неуверенно, ведь оба не знали, как делать это правильно. По-детски забавно они пытались найти удобное расположение лиц, чтобы не сталкиваться носами. И когда, наконец, правильная позиция была занята, они, как юные исследователи, с интересом пробовали друг друга на вкус. Поцелуй недолго оставался робким. Энни, не изменяя своему характеру, взяла бразды правления на себя, углубив его. Их языки то податливо танцевали, то боролись друг с другом, дыхание все больше сбивалось, тела прижимались теснее друг к другу. Новые ощущения с такой силой охватили Армина, что он буквально чувствовал, как земля уходит из-под ног. Энни же чувствовала небывалый прилив сил — сейчас казалось, что она может абсолютно все, как будто Арлерт, сам того не понимая, преподнёс к ее ногам целый мир. Какие-то папки повалились со стола на пол, и двое не стали бы обращать на это внимание, если бы не нарочито громкие шаги в коридоре. А ведь они даже не прикрыли дверь. Энни тут же отпрянула от Армина, присела на корточки, чтобы собрать упавшую бумагу, тем самым обеспечивая себе алиби, а тот не придумал ничего лучше, чем развернуться спиной к двери. Все-таки конкретная деталь в его виде могла сдать их с потрохами. Голова Ханджи застыла в проеме. Не то чтобы майор знала, чем они здесь могут заниматься, но решила перестраховаться. Армин бездумно рассматривал надписи на склянках с настойками, Энни собирала разбросанные папки. Только вот заметно раскрасневшиеся губы девушки и нервно вздымающиеся плечи парня могли о многом поведать. — Надеюсь, вы поговорили. — Да, майор! — неожиданно громко выдала Леонхарт, выпрямляясь. — Надеюсь, вы не занимались здесь чем-то… Непристойным, — Зоэ беззаботно улыбнулась, прикидываясь дурочкой. — Пойдем-ка со мной, Энни, у меня есть для тебя задание. А ты, Армин, сходи в душ и обработай раны еще раз. — Да, майор, — а вот юноша был показательно сдержан, хотя легкая хрипотца в голосе его выдавала. Дождавшись, пока обе девушки удалятся, Армин закрыл лицо руками. Да, в душ определенно стоило сходить. Чтобы промыть раны, все обдумать… И вспомнить каждую секунду их близости. По Эрену и Кристе можно было сказать, что они подружились. Юноша то и дело втягивал девушку в разговор, стал интересоваться ее мнением, помогал по мелочам, порой и сам просил помощи. Это не могло не дать Кристе повода почувствовать себя важной для него. Рядом с таким другом плечи сами расправлялись, взгляд твердел, а мысли яснели. Конечно, приходилось порой выслушивать ревностные колкости Имир и сталкиваться с молчаливым недовольством Микасы, но это почти не волновало ни Йегера, ни Ленц. Как бы юноша не старался уличить момент, им почти никогда не выпадала возможность остаться наедине друг с другом, поговорить без лишних ушей. Его интерес был вполне оправдан — Криста не могла не нравиться: она и вправду была ангельски хороша как внешне, так и внутренне, и хоть Эрен еще не до конца понимал собственные чувства, он четко осознавал желание узнать эту девочку лучше. В один из теплых вечеров, после ужина, Йегер нагнал Кристу по дороге в конюшню. — К лошадям? — как бы невзначай поинтересовался он, ровняясь с ней. — Я выпросила пару морковок на кухне, хочу побаловать Весну, — та подняла руки, демонстрируя угощение. Ее лицо светилось от нежной улыбки, и Эрен позволил себе без стеснения полюбоваться этим чудесным видом. — Тогда я сопровожу Вас, миледи, — проговорил Йегер, приправляя тон дурашливой манерностью. Криста рассмеялась. В конюшне царили полумрак и пряный запах сена. Девушка любила животных и иногда приходила сюда, чтобы отвлечься, покормить лошадей и привести мысли в порядок. Теперь, когда компанию ей составлял Эрен, захотелось разделить с ним удовольствие от общения со скакунами. Криста с порога начала расхаживать вдоль денников, то и дело давая короткие комментарии. — Это старушка Флора, она старше нас с тобой, и пережила множество операций за стенами. Это Рубин, у него очень строптивый характер, но очень красивая масть. А эта малышка — Весна. Ее мать не вернулась с последней операции, и мне кажется, что она скучает по ней. Голос Кристы слегка помрачнел, и она наконец остановилась у одной из решеток. Эрен встал рядом, стал рассматривать молоденькую соловую кобылку. Умные глаза смотрели с любопытством, уши развернулись вперед, а ноздри раздувались в попытке учуять что-то вкусное. Ленц смело выставила руку, протягивая морковь своей четвероногой приятельнице, та в свою очередь охотно приняла подношение — раздался характерный хруст и чавканье. Девушка погладила Весну между ушей, а потом развернулась к Эрену. — Попробуй сам. Йегер взял вторую морковь и потянулся к большой морде. Учуяв запах незнакомого человека, соловая недолго подумала, но все-таки аккуратно, почти не касаясь кожи, взяла угощение. Юноша хотел повторить за Кристой и погладить кобылку, но та не далась, лениво уведя голову в сторону. Девушка рассмеялась. — Не каждая лошадь охотно идет на ласку. Для этого может потребоваться время. — Может, я просто ей не понравился? — юноша улыбнулся, поворачиваясь к своей собеседнице. Они смотрели друг другу в глаза, пытаясь отыскать что-то на дне радужки. Мысли их были об одном и том же — совсем скоро предстоял выпуск, пора решать, где служить. Каждый из них хотел пойти в разведкорпус, и не хотел, чтобы шел другой. — Криста, ты же не собираешься в разведкорпус? — прервал молчание Эрен. — Не знаю, — соврала она в ответ. — Ты хороший боец и человек, но, мне кажется, тебе там не место. Юноша осекся, заметив недовольство в глазах Ленц. — Я хочу сама решать, где мое место. Ее голос звучал совершенно спокойно, но выражение лица сдавало с потрохами. Она злилась. «Вот уж не думала, что Эрен может меня недооценивать» — разочарованно заметила про себя девушка. Только вот дело было совсем в другом. Тот просто не хотел лишний раз переживать за нее. Йегеру было бы вполне достаточно видеться с Кристой в городе, в мирной обстановке. За стенами слишком рискованно для такого драгоценного цветка. — Это так. Прости. Я поддержу тебя в любом твоем решении. Эрен добродушно улыбнулся и водрузил руки на плечи девушке. Это было первое прикосновение к этому чудному созданию, а потому, почувствовав сквозь ткань рубашки тепло ее тела, Йегеру захотелось притянуть Кристу к себе. Как хорошо, что он этого не сделал. По конюшне разнеслось требовательное ржание Весны, и двое переключили свое внимание на нее. — Прости, но у нас больше ничего нет! — с напускной досадой в голосе сказала Ленц. Ребята провели в конюшне еще некоторое время, прежде чем отправиться в казарму. На обратном пути к ним присоединился Райнер, и ребята стали болтать о чем-то своем. Криста не слышала — течение мыслей унесло ее. Армин не обманул: Йегер и вправду был очень хорошим человеком. Теплые чувства Кристы к нему с каждым разговором, шуткой, поступком становились глубже. Будущая королева не заметила, как Эрен Йегер стал фаворитом ее сердца.