Братья по-любому. Вернуть всë

      Согласно народным приметам и суевериям, люди, рожденные в мае, будут страдать всю жизнь. На их судьбу выпадет большое количество испытаний и трудностей. Почему? Раньше Женька об этом не задумывалась, да и вообще не придавала этому никакого значения. А тут Милена как обухом по голове выдала фразу: «В мае родилась? Всю жизнь маяться будешь. У меня вот бабушка моего отца в апреле вызвала, преждевременно…». Зачем только? Филатова действительно, кажется, маялась всю свою сознательную жизнь, с самого рождения. Матери была не нужна, только старшему брату. Детство в интернате, юность шебутная… Если бы не забота и любовь Ольги Николаевны и опека ребят, Женька бы точно вляпалась куда-нибудь так, что не вытащить. Либо сама навязчиво лезла навстречу приключениям на свою пятую точку, либо они сами находили её. И если раньше девчонка не особо задумывалась о том, что она будто магнит для испытаний, то в последние два года об этом напоминала даже погода — второй день рождения подряд в канун 10-го мая лил дождь. Конечно, Ленинград никогда не отличался стабильной солнечной погодой, но…       — Кареглазая, слушаешь? Женька улыбнулась. Что она, собственно, сетует на ливень за окном, когда с ней рядом, плечом к плечу, бок о бок, коленка к коленке сидело её собственное Солнце. В любое время суток, в любой ураган в душе светил и грел.       — Нет, повтори еще разок. Дунаев сам усмехнулся:       — Спрашиваю, что по поводу праздника решили?       — Решили? Кто это за меня должен решить?       — Ну, как кто, — Андрей обернулся на доску — за полминуты, пока он дозывался подругу, Нонна Альбертовна уже объяснила наглядно точность белкового синтеза, — Пчëла, великий и ужасный Решала всего в твоей нелегкой жизни… Раньше бы Женька огрызнулась в привычной манере на любую подобную шпильку, но сейчас позволила себе откровенно усмехнуться. О произошедшем недавно неприятном откровении в квартире Филатова другу не рассказывала, да и смысла в этом не было, но после того, как она спокойно высказала Вите, что все слышала, Пчëлкин будто бы чуточку ослабил свою хватку на её шее. Меньше стало допросов, вопросов и подковырок. Даже скучно как-то.       — Это мой день рождения, и только я решаю, как его провести.       — Вон как, — видимо, в карих глазах напротив отчётливо проявилась твёрдая уверенность, потому что Андрей даже спрашивать лишнего не стал. — Тогда делись идеями!       — А она у меня одна — собраться в общаге. Возьмем на пятом этаже канистру с вином, наготовим с девчонками салатиков…       — Я куплю «Прагу»…       — Именно! Классика жанра, мне лично нравится, а тебе?       — Кареглазая, ты ж знаешь, я всегда за любую движу, где есть ты, даже голодовку!       — Вот и все. Значит, сегодня часикам к семи я примчу к вам, там и решим. Дополнительных у меня быть не должно.       — Кстати, о дополнительных… — Дунаев пригладил выпавшие на лоб пшеничные пряди, тихо прокашлялся, косясь на преподавательницу. Женька знала: друг так всегда собирался спросить что-то не совсем с его точки зрения удобное. — Как у вас там с Малиновским отношения складываются?       — В каком это смысле?       — Исключительно в приличном. Женька почувствовала, как щеки неожиданно зарделись, и она сама не понимала, почему. Может, вспомнилось сразу два неловких момента — его утешающие объятия и тот укол? На каком-то подсознательном уровне девушке казалось, что после того дня, который раскурочил её и вывернул, они с Вадимом будто стали ближе. Так, как становятся простые люди с чем-то общим внутри, имеющие маленькие тайны на двоих, пусть и совсем бесхитростные.       — Нормально. Сухой нейтральный ответ, румянец на щечках… Дунаев слегка прищурился, будто пытаясь проникнуть в черепную коробку Женьки. Хотя то, что было написано у неё на лице, говорило куда красноречивее.       — Эй, кареглазая, а ты, случайно, не влюбилась, а? Шутливый тон, смешные искорки в его зелёных глазах. Какая несусветная чушь!       — Какая несусветная чушь! — повторила Филатова за своими мыслями и пихнула друга в локоть. Тот шикнул.       — Да шучу я, шучу. У тебя вообще Пчëлкин головного мозга, такую заразу не перебьешь… — она снова пнула его в бок, но беззлобно, что заставило его тихо посмеяться: — Это я вообще к тому, что ты в общаге давно не обитала, а слухами комнаты полнятся. Готовь уши. Говорят, три девицы с нашего курса уже с ним это…       — Чего?! То ли уточнила так, то ли мысли опередили, догадалась, и вспыхнула, как спичка, сама не осознавая этого вовремя. Так или иначе повышенный тон с верхних пар заставил Нонну Альбертовну развернуться и строго покоситься на нарушителей лекции поверх своих очков.       — Филатова, вам что-то непонятно? Женька сглотнула тугой комок и отрицательно качнула головой.       — Нет, простите, Нонна Альбертовна.       — Потерпите, молодежь, — преподавательница отвернулась обратно к доске, покручивая в белых пальцах мелок, — еще две недели, и я буду внимательно слушать вас на зачёте…       — Ты чего? — фыркнул Андрей. — Говорят так, вот и все… На третьем этаже вообще война идет, кто из них попадет под его руководство на практике.       — Бред какой-то…       — Тебя это задело, что ли? — Дунаев обвил своим мизинцем её мизинец, легонько потрепал тонкую ладошку. — Все, прости, никаких Малиновских и его поклонниц. И без того хватает.       — Вот уж точно, — буркнула девчонка, понимая, что срочно нуждается в прохладе — щеки горели нещадно. Наконец, спасение пришло — пара закончилась, и Филатова в рядах первых вылетела из аудитории. Андрей не сразу помчал следом — методички и тетрадь будто назло не залезали обратно в планшетку. Женька уже в коридоре налетела на кого-то, и только уже подняв глаза поняла, на кого. Вадим собирал с пола многочисленные листы, и девчонка принялась помогать.       — Ты прям как на пожар, — отозвался он, выпрямляясь.       — Извините, Вадим Юрьевич… — Женька огляделась, параллельно вкладывая в его руки оставшиеся бумаги. Малиновский только с третьей попытки смог поймать её взгляд, и был он какой-то колючий, недоверчивый.       — Все в порядке? — уточнил на всякий случай.       — В полном.       — Тогда к четырём жду тебя. С Машей сегодня сидеть не нужно, поэтому сможешь отдохнуть после пар и подъезжать. Отдохнуть после пар. Смешно. Женька и правда усмехнулась, чем заработала очередной сосредоточенный взгляд синих глаз. Нет, в квартиру Пчëлкина она после пар зареклась не возвращаться. Как бы что там Витя не извлёк, что бы не решил в своём долбанном мозге, Филатова боялась повторения той картины. Спасением сегодня стала бы Машка, но и тут облом… Вопрос сорвался с губ раньше, чем Женька успела как следует его обдумать:       — А можно сразу после пар тогда?       — Решила добить свою нервную систему раньше сессии? — губы Малиновского почему-то тоже отразили лёгкую улыбку. Так бывало теперь частенько почему-то. — После всех пар — и сразу за хирургию?       — Мы можем поговорить о чем-то перед занятиями. Выпить чай. Мне Милка… То есть, Милена наша сегодня варенье клубничное передала, ей родители привозили… Замолчи, замолчи! Мозг орал, что такое нести прямо тут, в коридорах университета, где снуют толпы студентов и преподавателей, просто глупо. И что тебе только позволило, Филатова, так откровенно это предлагать! И прежде чем Женька успела бы сгореть со стыда, Вадим вдруг кратко кивнул:       — Жди у театра Миронова.

***

      Космос, сидящий в кресле в их недавно арендованном маленьком офисе и наблюдавший за Феликсом Величко в программе «Астрологический прогноз», покосился на вошедшего Пчëлу. Тот быстро кивнул, скинул с плеч свой плащ и упал на диванчик, с прищуром глядя в голубой экран телевизора.       — …Астрологические картинки показывают даже абсолютно несведущему человеку, что там что-то не так… Ясно одно: та демократия, которая имеет место сейчас, доживает последний год. Она переменится…       — Что, ничего другого по ящику больше не крутят? — сморщился, словно от зубной боли, Витя, косясь на Величко. — Кос, переключи эту муру, и так башка трещит…       — Да отстань, — отмахнулся Холмогоров, уперев локти в колени. Ему действительно было интересно. — Дай послушать умных людей! Ещё в конце 80-х Феликс Казимирович Величко был настоящей суперзвездой российского телевидения. Славное наступило времечко! То экстрасенс Алан Чумак, молча размахивая руками, заряжал с экрана телевизора «целительной энергией» миллионы трехлитровых банок с водой, стоящие в квартирах миллионов сограждан. А его коллега Анатолий Кашпировский подхватывал эстафету и уже по вечерам, упираясь демоническим взглядом в каждого телезрителя, «рассасывал» старые рубцы и избавлял от запоров и гипертонии любого зрителя — от Владивостока до Калининграда. Ну а вот миссия Феликса Величко была поскромнее, но популярность — не меньшая. Несколько раз в неделю, в самое «смотрибельное» время, как сейчас, он делал астрологический прогноз и рассказывал о том, что сулят народу звезды. У Вити отношение к этой области знаний было, мягко говоря, неоднозначным, если уж не сказать — категоричным, а вот Космос увлёкся капитально.       — Бури обещают, слышь? — не отрываясь от экрана, оповестил он друга.       — В голове у тебя магнитные бури, блин, — буркнул Пчëлкин, прикрывая глаза.       — А у тебя — на лице.       — Нормально у меня все с лицом, чудище.       — Оно и видно, будто дискриминант в уме высчитываешь. Над днюхой Женьки думаешь? Витя вздохнул и уставился в потолок, закидывая руки за голову.       — Нет.       — Чунча-барабанча ты, — Космос стрельнул в него взглядом. — Что у вас, кстати, там? А Пчëлкин и сам не понимал, что у них там. То, что он дал Женьке чуточку свободы, это факт. Знал, что если после того, как она буквально прижала его к стенке тем завуалированным укором, он продолжит устраивать Филатовой допросы с пристрастием, квартира точно взорвется. Или Женька начнет творить такое, что было страшно представить. Её поздние визиты он, скрепя сердце и сжав зубы, старался не комментировать. Пару фраз для поддержания атмосферы, для сохранения традиции, и все… Но визиты Леры в квартиру прекратились. Общались в офисе или на нейтральной территории, а к ней в гости ещё не решался наведаться. Загаживать свой мозг постоянными думами о взаимоотношениях не хотелось, нужно было вытеснить Женьку из своей головы. И вот это почти удалось, да так, что Витя действительно забыл про её праздник. А следом пришло и воспоминание прошлого года. Ливень, как сейчас. Помятый влажный букет для неё под футболкой. Её заботливые прохладные ладошки на его спине. Дунаев. Его спор. Её губы. Мягкие, сладко-горьковатые и терпкие от шампанского. Дрожащий подбородок в его пальцах. И распахнутое золотистое море в глазах. Черт… Ему не нужны эти воспоминания в голове!       — Че с тобой происходит, Пчëл, я не понимаю, — протянул Космос, отвернувшись от телевизора.       — Я сам не понимаю, — шепотом честно признался Витя, и тут же осëкся, стирая налёт усталости с лица быстрым движением ладони. — Ну праздник, и че? Холмогоров приподнял брови, почти удивился:       — Как че? Сводить малую куда-нибудь надо, цветы, подарок, че как неродной-то?       — Есть кому её куда водить и что дарить.       — Хорош уже Андрюхе кости промывать. У него своя кухня, у нас своя. Мы вон какую сделку намудрили, че мы, не можем сестру в ресторан сводить, цыган заказать, а? Пчёлкин мазнул по другу острым взглядом и вдруг рассмеялся:       — Серьезно, Кос? Её престарелый ухажер ей праздник жизни сам устроит, отвечаю. Нахрен ей не сдались ни мы, ни ресторан, ни хор цыган твоих, понял?       — Тёмный ты человек, Пчеловод. У тебя даже тень вон и та тяжелая. Ну появился у неё кто-то, и что? Ты будто с Леркой тут в шахматы играешь! Боюсь уже с ноги дверь распахнуть и её тут на столе увидеть, бл… Я надеюсь, ты хоть на хату её к себе не водил? Витя усмехнулся. Очень нервно. Лучше б не водил, ей богу. Так бы было проще держать Женьку под контролем, быть правым, старшим, как и полагалось. Быть тем, кто её сможет удержать в разумных пределах, пока Фил не соизволит принять свои законные бразды правления в руки. Но самонадеянность и беспечность, которая так часто вспыхивала теперь в Вите, сыграли свою злую шутку. Он на секунду подумал, как бы с Женькой в одной квартире ужился Космос. Определенно мирно и спокойно. У них если и вспыхивали споры, их спорами нельзя было даже назвать. Оба заносчивые, но добрые заразы. Определенно ужились бы. И это вдруг очень сильно кольнуло Пчëлу. Нет уж. Ещё пройдет немного времени, и он медленно, но верно вернет Филатову в нормальное русло, докажет ей. Что, правда, ещё неизвестно, но докажет. А с Космосом Женька бы распустилась совсем… Нет, все правильно у них. Она должна жить именно с Пчëлкиным, как бы это двояко не звучало. Зачем ему это на самом деле было нужно и что за больное удовольствие он от этого получал — пока оставалось загадкой.       — Моя хата, кого хочу, того вожу. Ещё вопросы?       — Дурак, — уже не глядя на него, констатировал Холмогоров. — Сплошной кусок идиота.       — А ты за что переживаешь? — Витя сделал такой вид, будто искренне не понимал. Но нет, понимал еще как, и от этого было так погано на душе.       — Знаешь, Пчëл, есть такая наука — этика. И есть там такое понятие как «хороший тон».       — Это ты о чем?       — О том, е-мое, что если ты проживаешь с одной барышней в квартире, негоже трахать другую там же, ага? Витино лицо моментально потеряло беззаботное выражение. Он приподнялся с дивана и чуть сощурился.       — Пожаловалась уже мелочь, да? Космос посмотрел на него со смесью удивления и насмешки.       — Да ну нахер, Пчëл! Тот уставился на него с холодным безразличием:       — Че «ну нахер»? ­       — Ты действительно трахаешь эту в соседней комнате от Жеки?       — Просто заткнись, а? — Пчёлкин даже кулаки сжал. — Не беси меня на пару со своей Филатовой.       — Ну, она не только моя. Она наша. Сестра, Пчëл. Или тогда на Воробьевых не ты с нами был, а какой-то левый хрен с горы?       — Ты че хочешь от меня? Космос поджал губы.       — Я уже сказал. Будешь помогать с подарком или нет?       — Нет. Холмогоров приподнял голову. Несколько секунд смотрел на него слегка отстраненно. Затем кивнул.       — Ладно, плыви к своей Лере. Она сегодня ждала нас обоих, но ты и сам справишься. А я подумаю о сестре с твоего позволения.       — Вот и договорились, — парировал Пчëлкин, поднимаясь с дивана и безразлично хлопая дверью. Нужно было сыграть до конца роль, что ему все равно. Однако вопреки всему он только что подтвердил обратное.

***

      — Располагайся в кабинете, я пока заварю чай, — Вадим стряхнул с куртки Женьки влажные капли после дождя и закинул её на крючок. — Давай своё варенье сюда. Филатова выудила небольшую баночку из своего рюкзака.       — Я надеюсь, мое предложение не показалось тебе навязчивым? — уточнила, наконец, после долгого молчания в дороге до его дома. Малиновский видел, что что-то встревожило студентку, она вся будто пылала какой-то сердитой энергией, не такой, как раньше и не такой, как в последнее время. Чем-то тревожным исходила. Лишних вопросов по своему обыкновению задавать не стал. Знал, что в процессе диалога в тёплой квартире истина всплывет сама собой.       — После сегодняшнего ливня и твоей недавней болезни заработать воспаление лёгких — раз плюнуть. Чай с малиной — лучшее средство. И молча шагнул в сторону кухни. Женька ещё пару секунд вглядывалась в его спину. Все-таки было в Малиновском что-то. Что-то, не имеющее пока чёткого определения для Женьки. Он вмещал в себя так много разнообразных качеств, которые то заставляли проклинать его за жёсткость и принципиальность, то восхищаться умением чувствовать и подставить своё плечо, когда это становилось необходимым. Так или иначе ни одна его манера поведения и общения не могла оставить равнодушным. Ты либо будешь кипеть от возмущения, либо улыбаться от чувства того, что тебя понимают. Это уже успели заметить все студенты. Особенно — студентки. Дунаев оказался прав, когда говорил о том, что девчонки с потока оказывали ему знаки внимания, заваливали дополнительными вопросами после пар, строили стратегии, как попасть к нему на практику в клинику. Мотивы были разные — кто-то хотел сменить его гнев на милость, чтобы не провалиться на экзамене, кто-то, как Женька, Андрей и ещё половина курса, находили в его строгости свои плюсы — иначе толка от одной из главных дисциплин не будет вовсе. Но вот правда ли, что неизвестные три девицы с ним имели куда более близкие отношения? Филатовой, по крайней мере, две причины доказывали обратное. Первая, самая явная, — она с ним проводила куда больше положенного времени — нередкие совместные прогулки с Машкой, дополнительные занятия… Вторая, чисто по соображениям правильная, — что Вадим был закрытым человеком. Слишком серьёзным и категоричным, чтобы подпустить к себе настолько близко молодых девиц. А трёх — так вообще. Сплетни ему не нужны, косые взгляды — тоже. Однако с Женькой так или иначе он стал немного ближе. Конечно, из-за сложившихся обстоятельств. Навряд ли Малиновский позволил бы себе что-то подобное вновь. Зачем она вообще об этом задумалась? Будто больше ей делать нечего, как рассуждать о тех слухах, которые бродят в общежитии. Какое ей, собственно, дело до личных границ своего преподавателя? И почему-то лёгкая, как пушинка, мысль о том, что Женька знает мужчину больше, она к нему будто чуть ближе, она спокойно вхожа в его дом, — согревала. От этого — или просто оправдание, непонятно — Филатова несколько иначе взглянула на его кабинет. Ни одной лишней детали, ни одного ненужного пазла. Все по своим местам, и книги выставлены на широких полках в алфавитном порядке. Верхние две — полностью посвящены медицине и науке. Средние — научной фантастике. Последние, самые нижние, не так бросающиеся в глаза при первом взгляде — сборники стихотворений и различной литературы, от классики, знакомой каждому школьнику, до мало известных изданий. Неужели Малиновский все это прочитал? Женька аккуратно коснулась указательным пальцем корешков книг и провела им невидимый путь до самого края шкафа. И тут же обнаружила гитару между стенкой шкафа и стеной около окна. Присела на корточки и ноготком тронула струну. Лёгкий звон заполнил кабинет, когда Вадим с двумя чашками в руках зашел в комнату.       — Обнаружила инструмент? Женька вскочила на ноги и улыбнулась.       — Да. Вообще изучала книги. Раньше не замечала, сколько здесь всего.       — Собирал лет с пятнадцати все, что казалось интересным.       — Я многих даже и не видела раньше. Малиновский опустил чашки на гладкую поверхность стола, присел бедром на край и скрестил руки на груди, кивая на стеллажи.       — Можешь взять любую, которая заинтересовала.       — Правда?       — Конечно. Только не замусоль. А то я, как книжный червь, буду крайне недоволен. Говорил не совсем серьезно, что позволило Женьке хихикнуть.       — Обещаю. А гитара… Играешь?       — Не прикасался к ней лет пять, — признался мужчина, — я криворукий, на самом деле, в отношении к ней. Женька отлипла от подоконника и снова склонилась к инструменту.       — Позволишь? — Вадим кивнул, и она взяла гитару в руки. — Я тоже считала так же, когда меня братья учили. Помню, психовала жутко, а Сашка, ну, друг мой, смеялся и продолжал объяснять. Терпения ему не занимать, конечно…       — Хорошие у тебя друзья, — без тени сомнения констатировал Малиновский.       — Хорошие… — эхом отозвалась Женька. А мысленно самой себе добавила, что не все. Она присела на край подоконника, тихонько ударила по струнам, глядя за окно. Дождь барабанил по тонкому стеклу, витиеватыми змейками сползая вниз к железному подоконнику.       — Когда роняет капли первый дождь, и гром из тучи катится на крышу, — вполголоса вдруг запела Филатова, и Вадим невольно склонил голову, вслушиваясь в богатство её голоса, — бьёт город мой предпраздничная дрожь, и я её душой и кожей слышу. Дожди в начале лета, как стихи, нас возвышают до своих истоков… И кажется — раз улицы тихи, всё в душах наших мирно и высоко. Короткие, но трогающие своей простотой проигрыши между куплетами сливались в унисон с мелодией дождя, и все в кабинете теперь звучало будто иначе. И голосок студентки, и шепот книг, и дыхание Вадима.       — В смешении воды и высоты идёшь спокойно, медленно, не кроясь… И кажется — раз улицы чисты, чисты у всех у нас душа и совесть. То каплями, то струями бьёт дождь, то точкой, то тире стучится в раму… И кажется — что всё, чего ты ждёшь, о встрече посылает телеграмму.       — Прекрасная песня. Женька прикрыла ладошкой струны, поворачивая голову. Малиновский уже стоял около неё, гипнотизируя прозрачные водяные нити на стеклах.              — Ты хорошо играешь, Женя.       — Скорее, балуюсь, — она отставила гитару и посмотрела вниз, на мокрые тротуары. Почему-то сейчас дождь не казался изнурительным, скорее, очищающим от чего-то тяжёлого. И вместо прошлого года вспоминалось детство, старая беседка за их домами в Москве и шлепающие по лужам ноги. Валеркин зовущий голос и мокрые подмигивающие васильки, которые больше не растут у той беседки. А тогда росли…       — Скажи, а май действительно так плох? — вдруг спросила Женька, встретившись взглядами с Малиновским.       — Май? — с улыбкой переспросил он, опираясь локтем о раму, убирая ладонью непослушную выбившуюся прядь из челки. — Я всегда любил май. Мягкий, цветущий… Уютный месяц. Теплые дожди, сирень… Нежность, свежесть. Ассоциации не меняются. Для меня май прекрасен. Вадим отошёл к книжному шкафу, опустился к нижним полкам и вытянул из ровного ряда небольшой сборник. Присел снова на подоконник около Женьки и открыл книжечку на нужной странице:       — …И дрожит под росою душистых полей Бледный ландыш склоненным бокалом. Это май-баловник, это май-чародей Веет свежим своим опахалом… Низкий, спокойный голос. А обертон передал игривость месяца Женьки. Сама не заметила, как её губы растянулись в улыбке.       — Эти стихи принадлежали малоизвестному поэту Константину Фофанову. Романтик, который не входил ни в одну из поэтических школ. Держи, — Малиновский вложил сборник в ладони девчонки, — уверен, тебе понравится.       — Спасибо. Я никогда о нём не слышала, а стихи и правда чудесные… Вадим кивнул, и непослушная волнистая прядь снова упала на лоб. Филатова вдруг поймала себя на ужасно неправильной мысли: каково бы было убрать её самой за ухо? Она нередко видела, как мужчина быстро замахивал пятерней волосы назад, укладывал их редко — да и когда ему на это тратить время? Но жест этот стала замечать, а не просто наблюдать, совсем недавно. Сегодня. Сегодня какой-то странный день. Волнительный. И тёплый… Несмотря на ливень за стенами этого дома. Её пальцы отстегнули заколку с затылка, и, не особо отдавая отчета своим действиям, Женька поддела тонкой застежкой непослушную прядь на его виске и заколола к остальной копне волос. Филатова увидела, как выражения на его лице сменяются одно за другим.       — Так лучше, — смогла лишь невинно пожать плечами, наблюдая, как теперь у Малиновского на голове красуется заколка с маленьким фиолетовым цветочком. А он… Засмеялся!       — Женя, я с тобой иногда ощущаю себя неловко, если честно. Этот смех вдруг вызвал внутри что-то масштабное. Вадим смеялся. Рядом с ней. От её глупости. Да и пусть! Она впервые видела его таким.       — Я тебя смущаю? — смогла все же уточнить, заставляя себя забывать, что смутилась от своих действий сама.       — Нет, заставляешь иногда чувствовать себя таким же юным.       — Мне кажется, в душе мы всегда остаемся детьми.       — Ты — так точно, — Малиновский соскочил с подоконника, параллельно, вскользь, будто машинально мазнув подушечкой указательного пальца по кончику её курносого носика, как делал это обычно Машке. — Эх, а чай-то у нас остыл! Пока грею чайник, открывай-ка учебники. Рекламная пауза окончена. И пусть эти полчаса были всего лишь вырванными из общепринятого контекста, но они были прекрасны. Женька это почувствовала. Как и то, что волосы у Вадима очень мягкие… Несмотря на жесткий характер. Тьфу на эти поверья! Всë Милена, с панталыку сбила с утра…

***

      Квартира Леры была что ни на есть девчачья. Отделанная в розоватых тонах, украшенная цветами — они были везде: на тумбочке в коридоре, около зеркала, в углу у кровати, на подоконниках, на столе в кухне, на холодильнике. В воздухе витал аромат духов, таких же сладких, цветочных. Витя еле сдержался, чтобы не чихнуть. Хоть и приятно, но чересчур много было этой сладости. Вот уж где точно аллергия развиться может! Или он уже привык к тонкому чайному аромату в своей квартире, а ещё к запаху котенка?       — Ну что ты там застыл? — Лера высунула курчавую голову из проёма кухни, улыбнулась. — Скидывай плащ и проходи в комнату скорее. Я сейчас прилечу! Пчëлкин прошёл в квартиру, отмечая, что небольшой столик уже сервирован фруктами, нарезкой и двумя бокалами. Присел в кресле, запрокинул голову, ощущая ужасную ломоту в шее и плечах. Не мешало бы перед визитом сюда заехать на квартиру и принять горячий душ. Но нет… После офиса сначала наворачивал круги по городу, затем решил сразу ехать сюда. Домой ноги не пускали. Как иронично, но сегодня квартира пустела весь день. Никто из двоих её обитателей не решился побывать там.       — А вот и я! — Лера замерла в проёме дверей, демонстрируя на себе тонкий шёлковый пеньюар, чуть не сливаясь с обоями. Сидел он на ней и правда потрясающе. — Держи, открывай. Она протянула в Витины руки шампанское, приземлилась на его колено. Зарылась руками в его влажные волосы, пропуская густые светлые пряди, сжимаясь в них, притягивая ближе, соскальзывая на затылок, ероша.       — Подожди… — Пчëлкин качнул головой, чуть отстраняясь. — Дай открою сначала.       — Ты какой-то нервный сегодня, — Лера отпустила его пшеничную копну, но от близкого контакта отказаться не могла — скользнула на напряжённую шею. — Ну расслабься! Мы далеко от твоей взбалмошной сестры, никто не ворвется, не сорвет нам вечер… Пробка вылетела, из горлышка бутылки пошел лёгкий дымок, и игристая жидкость плеснулась в бокал. Всего один.       — Ну что опять не так? — скривила губки Лера. — Не угадала?       — Мне этот шампунь уже в печенках сидит, Лерусь, — устало протянул Витя, прикрывая глаза.       — Ладно, я могу расслабить тебя иначе. Может, подобреешь… Её ладони обхватили его шею, теплые губы медленно покрывали каждый миллиметр кожи… И сердце Пчëлы на секунду задохнулось и упало. Рухнуло в какую-то грязь, вроде той, что была сейчас под ногами каждого прохожего на улице. Нет. Не те это руки. Чужие. Не греющие. Сжигающие, да. Но… Все не так. Абсолютно все не так. Потому что именно в этот долбанный момент в голове крутились слова Космоса. И день рождения Филатовой. Зараза. Всегда умела портить моменты. Даже ментально, на расстоянии… Трель — ещё непривычная, но уже тревожная — мобильника, который все-таки Витя принял спустя пару дней от Леры, прервала такую желанную идиллию вечера. И Витя впервые за долгое время обрадовался.       — Я вот поражаюсь твоей наглости, не одолжишь в прокат? — даже не видя Андрея, Витя будто ощутил его испепеляющий взгляд. — Заканчивай со своим рабством, Пчëлкин! Впервые Пчëла оказался на пару секунд в замешательстве перед невидимым собеседником.       — Слышь, аболиционист, ты еще какие претензии выдвинешь или уже скажешь, чем тебе не угодили?       — Жека должна была быть ещё час назад. Трудно человека из своей норы выпустить?       — Да кто её держ.! — Пчëлкин тут же запнулся, наконец, осознав. — Погоди, так она не у вас в притоне, что ли?..       — Я, по-твоему, идиот?! Мест, где могла быть Филатова, было не так много. Либо дорогая её душе общага, либо квартира Малиновских. Пчёла был бы не Пчёлой, если бы не выкроил время, чтобы не проследить за Женькой. Гулять в такой ливень эта дуреха не стала бы, только недавно оправилась после жуткой простуды. И если даже всезнающий Дунаев был не в курсе, то… Значит, у неё есть свои тайны даже от подружки-жилетки в брюках. Мысль о том, что с Филатовой могло что-то произойти, почему-то в голове не укладывалась, хотя обязана была быть первостепенной. Однако даже у Женьки по части неприятностей существует лимит, она же не пылесос, в конце концов, сметать каждую неприятность на свою голову?       — Мало ли, где она задержалась, — бросил Витя в трубку, наконец.       — У неё не было других планов, уже обсуждали. Она не опаздывает, ты это прекрасно знаешь! В том то и дело, что Пчëла теперь мало что прекрасно знал.       — Не очкуй. Я догадываюсь, где она может шляться. Скоро привезу её в ваш дрожайший клоповник. Лера была чуть ли не скинута с коленей. Витя подскочил с кресла, злостно застегивая пуговицы на рубашке. Гневный взгляд шатенки он будто и вовсе не замечал, зато отлично ощущал выжигающие искры прямо между лопаток.       — Ты издеваешься?! Пчёлкин спешно поцеловал Леру в щеку.       — Я быстро. Вернусь и мы тут все продолжим, ага? Лера разозлилась так страшно, что ощутила пронзительный холод во всем теле. Закивала очень быстро, прикрывая глаза, сдерживая желание прямо сейчас наорать на Пчëлу так, как он этого, казалось, заслуживал. Он ещё что-то бросал утешительное на пороге, потом хлопнула дверь. Шатенка выскочила на балкон, наблюдая, как Пчёлкин запрыгивает в машину.       — Витенька! Он зажмурился, успокаивая внутри свою гневную тираду, опустил стекло и высунул голову. Но вопрос не успел сорваться с губ. Потому что в эту же секунду на лобовое стекло прилетела бутылка шампанского, которую парень открывал всего пять минут назад. Стекло треснуло и покрылось хрустящей сеточкой, умылось желтоватыми игристыми пузырьками.       — Пошел ты нахуй, понял? — пробасила Лера, вся красная и влажная от приступа злости. — Подтирай и дальше сопли своей пипетке! И только попроси меня о помощи ещё раз!.. Ты… Дальше беспорядочный, чередуемый с матом поток её желчи, которую в глубине души можно было понять, Витя уже не слышал. Однако возле дома, где проживала по факту Марина и Машка, он простоял безрезультатно. Перекур, перекур, перекур… Половина пачки была выкурена меньше чем за час. Зато нервы чуть пришли в норму. После десятой сигареты Витя смог выйти из машины, осмотреть нанесенный урон. Протер аккуратно стекло, попутно поглядывая по сторонам. Смешливая девчушка, с которой Пчëла уже видел Женьку, вышагивала по лужам в сопровождении матери. Филатовой поблизости не наблюдалось.

***

      Машина Малиновского припарковалась, как обычно, за кварталом от общежития. Женька ещё раз благодарно улыбнулась преподавателю.       — Спасибо за интеллектуальный вечер.       — А тебе ещё и за музыкальные паузы, — кивнул Вадим.       — Сама не знаю, что на меня нашло. Захотелось душе музыки, бывает же такое?       — Ничего плохого в этом не вижу. Если это благоприятно способствует усвоению материала, то готов принять это маленькой традицией наших занятий.       — Ты серьезно?       — Абсолютно, — Малиновский поднял брови, а затем улыбнулся, кивая: — беги, тебя ждут друзья.       — До завтра.       — До завтра. Филатова глубоко вздохнула и выпрыгнула из машины под редкие капли дождя. Её каблучки застучали по мокрому асфальту, и только когда этот стук стих, машина Вадима отъехала. Краем уха услышав, как в гуле городской суеты утонул шелест шин, Женька улыбнулась, прибавляя шаг. Но улыбка стерлась тут же, когда около сводов общежития она увидела святую троицу. Витя, Космос и Андрей стояли почти плечом к плечу около машины Пчëлкина. И только сейчас девчонка отметила непрезентабельный вид автомобиля.       — А вы… Чего тут вместе?       — Ты где была?       — На часы смотрела?       — Сколько можно шляться?       — Так, стоп! — Женька вскинула руки в предупреждающем жесте. — Совершеннолетняя, паспорт имею. Задержалась, можете такое себе представить? Три пары светлых глаз искрились присущими каждому обладателю эмоциями — дунаевским переживанием, холмогоровской тревогой, пчелиным ядом.       — Ты нахрена сюда вообще перлась? — вежливо уточнил Пчëла. И на фоне того, что вообще происходило в его голове, это действительно было вежливо. — Неужели нельзя было обсудить все в шараге?       — Я шла поговорить про свой день рождения. Вот хочу отмечать тут. Кто-то против? Космос насмешливо вздернул брови.       — Охренеть дела! Мы с Пчеловодом хотели в ресторан тебя, ну и такое прочее, а ты тут решила?       — Мой день, так что праздную, где хочу. Парни переглянулись. Дунаев покусал губы. Кто, как не он, понимал, что будет лучшим для кареглазой, пусть она снова будет не в восторге? И хмыкнул:       — В общаге не варик.       — Собери всех в квартире, если тебе так хочется, — вдруг в унисон ему кивнул Витя. Сказать, что Женька опешила, ничего не сказать. Она даже откашлялась и, прищурившись, шагнула прямо на Пчëлкина. Её глаза оббежали его сосредоточенное лицо, желая разглядеть, что там за шестеренки засуетились в его голове. Затем ехидно улыбнулась:       — Тогда вы там не присутствуете. Космос склонил голову к подруге и с нескрываемым удивлением поинтересовался:       — Не понял, малая? Ты нас что, обидеть хочешь? Женька на этот раз усмехнулась слишком обреченно, чтобы это могло как-то задеть Пчëлу, замершего скульптурным изваянием:       — Дунаев вне конкуренции. Ты, Кос, приходи. А ты, герой-любовник, знаешь где своё жало припарковать — у своей одноклеточной. Витя посмотрел на неё со странным напряжением во взгляде, уголки его губ скривились, как если бы он собирался отругать ее как маленькую девчонку, но смолчал, закусил нижнюю губу и кротко кивнул пару раз. Было ясно — разговор у них явно впереди.       — Ты в следующий раз предупреждай хоть кого-нибудь из этих двоих, — указал на парней Космос. — А то я думал, тебя опять с фонарями искать.       — Отвыкните уже от привычки опекать меня, — отмахнулась Женька. — Я не маленькая, в конце концов, и справлялась как-то без вашего надзора все это время. Дунаев, подтверди! Андрей смерил друзей Филатовой быстрым взглядом, будто молча взывая к какому-то немому разрешению отвести подругу в сторону, что он, собственно, и сделал — подхватил её под локоть и отвёл чуть дальше от Холмогорова и Пчëлкина.       — Ты у Малиновского была, что ли? — шепнул тихо около уха.       — Была, и что? Получилось так.       — Предупредила бы, что! — шикнул на Женьку Дунаев. — Ты ж не собиралась, время идет, думал, что этот опять тебя под замок посадил или ещё что…       — Дунаев!       — А че? Хрен его знает, кареглазая.       — Так это ты их вызвал? — вспыхнула Женька. — За каким!..       — Поори ещё на меня давай, ага. За тебя, глупую, переживали. Ты задержалась на полтора часа, Жень.       — И ты решил операцию по спасению прям организовать? Молодец! А где же черные вертолеты, все эти группы спецназа, спускающиеся вниз на веревках?       — Бюджет урезали, че ты язвишь?       — А ничего, — всплеснула она руками. — Ещё всю дорогу теперь слушать его комментарии, спасибо.       — Ты ж ничего не боишься, — зелёные глаза Андрея лукаво блеснули.       — Почему вы сегодня все меня так раздражаете? — Женька скрыла лицо за ладонями, устало потирая глаза.       — Так уж и все? Тон Дунаева красноречиво говорил о том, что ему сложившаяся ситуация явно не нравилась. Вернее, не нравилось, что Женька может что-то утаивать. Зачем только? Так сложно было сказать, что сегодня у нее в планах дополнительные занятия с этим Малиновским? Был бы у Филатовой такой же полезный гаджет, как у Пчëлы, Андрей бы и не подумал переживать, достаточно было бы набрать номер.       — Я всех наших собрал к семи, как и договаривались с тобой. Тебя нет. Что мне думать? Утихомирь свой пыл и пойми, наконец, что за тебя волнуются люди. И не обещай тогда что-то, если знаешь, что не можешь выполнить… Дунаев, даже не дожидаясь её ответной реакции, сунул руку в карман джинсов и потопал к входу в общежитие, махнув гипсом пацанам, прощаясь. Женька зажмурилась на секунду, выдыхая резко воздух изо рта и стремительно зашагала к машине Пчëлы.       — Мы едем, надзиратель, или как?       — Воздержись от комментариев, — посоветовал другу Космос, пожимая его ладонь. Витя и правда воздержался от любых слов в адрес Филатовой, и ехали они до квартиры в полной тишине. Женька не могла игнорировать разбитое стекло, но и спросить не решалась. Жалко машину, совсем новая. И что могло приключиться? Неужели результат её поисков? Не сделав ничего криминального, девушка ощущала себя виноватой. Сыграли роль и слова Дунаева. Возможно, стоит вообще сегодня ничего не говорить и если Пчëлкин что-то и прокомментирует по поводу произошедшего, то стоит заткнуть того зверька внутри грудной клетки, который постоянно хотел на него огрызнуться. В квартиру шагнули тоже молча. Котенок, голодный и заскучавший, бросился к ногам, жалобно попискивая. Стало ясно — из ребят никого за весь день не было дома.       — Ты его не кормил? — уточнила Женька на всякий.       — Я был на работе, Филатова. Могла бы вспомнить про своего питомца сначала, а потом уже бегать на свиданки.       — Да ну? Знаешь, не хотелось снова явиться на концерт с доставкой на дом. Ее подковыристые слова снова полетели в Пчëлу камнями, прибивая по голове.       — Поэтому ты не хочешь видеть меня на своем дне рождения? — просто и прямо спросил он. В коридоре зазвенела тишина, нарушаемая лишь шумным дыханием Женьки. Даже котенок молчал, ластясь к ее ногам. Пчëлкин смотрел на девушку с серьёзным выражением в глазах, впервые за последнее время. Без насмешки, без снисхождения и надменности.       — А зачем тебе это, Вить? Люди, которых я приглашу, тебе неприятны. Общество Дунаева ты не переносишь…       — Сегодня как-то справился, прикинь.       — У тебя есть более важные дела, ведь так? Спасибо за любезно одолженную квартиру, обещаю, мой отряд не устроит здесь никаких бесчинств.       — Хватит, — он поморщился, — хватит говорить с этой надменностью, Жека. Я спросил прямо, потрудись ответить так же.       — Да, я не хочу тебя видеть. Ни тебя, ни твою даму. Не хочу портить себе аппетит. У меня слишком богатая фантазия.       — Или просто не хочешь знакомить меня со своим этим… Как его, кстати, позволишь называть? Хрыч тебе не нравится, препод — не на те мысли наталкивает… Почему его это так заботит, в конце концов?       — Его зовут Вадим, — легонько кивнула Женька, глядя прямо в его глаза. — И он просто мой преподаватель. И да, я частенько сижу с его племянницей, за это он бесплатно занимается со мной…       — Да, вот с этого места поподробнее, — Витя тяжело шагнул прямо на нее, замечая, как напрягаются её плечи, ощущая его приближение. — Чем он с тобой занимается?       — Дополнительными занятиями по хирургии, — чеканя каждое слово, процедила она сквозь зубы. — Перестань ты быть таким идиотом! Не суди всех по себе. Если ты не можешь удержать свой причиндал в штанах при виде каждой юбки, не значит, что все такие.       — И сколько еще у него таких малолетних дур? Одна на каждый день, другая на выходной?       — Тебе какое дело? Витя смотрел на её влажные спутанные кудри, медленно отрастающие, и ненавидел их. Ненавидел её вздернутый подбородок. Её золотистые глаза и эти руки, которые уперлись ему в грудь, когда он подошёл слишком близко, даже не замечая этого. Но это были именно те самые руки, которые он уже имел неосторожность сегодня представить, когда его обнимала Лера. Он сжал кулаки от бессилия и нахмурился, вдалбливаясь взглядом в её глаза.       — Потому что я не хочу тебя снова вытаскивать из дерьма, если что-то случится, понимаешь ты это или нет?       — Единственное дерьмо, в которое я вляпалась, случилось год назад. Поэтому уволь меня от своей компании послезавтра, хорошо?       — Боишься, что твой репетитор не выдержит конкуренции и сбежит?       — Ты все-таки придурок, Пчëлкин. Пойми уже, наконец, что мир не крутится вокруг тебя.       — Мир, может, и нет. А вот твои мысли, видимо, да. Что ж тебя так задело появление Леры?       — Ты серьезно решил об этом поговорить? Мне стало противно, понятно? Кляп ей тогда в следующий раз купи, чтоб не голосила на всю квартиру. На меня и так соседи косо смотрят.       — Следующего раза не будет, довольна?       — Спасибо за одолжение? — развела Женька руками. — Или что?       — Спасибо твоему Дунаеву, умеющему вовремя, блять, звонить!       — Я передам ему твою благодарность. Все, аудиенция окончена?       — Вали уже спать, пошатущаяся.       — И тебе добрейшей ночи, хамло. Женька ещё минут десять наворачивала круги по своей комнате. Почему так получалось, что в последнее время единственным приятным моментом становилось общество Малиновского? С ним девчонка ощущала себя на удивление спокойно, в своей тарелке. Конечно, волнение сегодня в его компании она испытывала, но… Это было приятно. На остальных фронтах Женька если не проигрывала, то находилась в обстановке холодной войны. Переживания ребят были понятны и оправданы, но такой уж у Филатовой был характер — сразу свою ошибку, которая даже не всегда была нарочной, она не умела признавать. С этим нужно было пережить ночь. Завтра она обязательно извинится перед Андреем, а пока… Пока нужно выкинуть все лишние мысли из головы. Нужно выспаться. Пчëлкин не спал. На удивление его мысли были абсолютно пустыми. Единственное, что он обсудил у себя в голове и пришёл к логическому умозаключению — с Лерой всë. Дохлый номер. Не то что бы он собирался строить на неё какие-то планы, упаси боже! Но у неё эти планы, определенно, были. И, может, хорошо, что вышло все именно так — глупо и быстро. Она сама будто поставила точку. Идеальный вариант — уж очень Витя не любил эти последние минуты перед расставанием. Хорошо было потом — нигде свою бывшую пассию не встречать, нигде с ней не пересекаться. Облом был только с Женькой — она маячила бы перед глазами в любом случае. Да что говорить, когда он сам её поселил у себя же за стенкой… Наверное, сегодня был этот момент, прямо в тесном коридоре квартиры, когда Пчëлкин был готов признать, что он ошибся в ту ночь на даче Царевых. Что можно было бы попытаться нормализовать отношения с Женькой, перестать её душить своей ревностью, да, именно ею, хотя сам молодой человек усиленно эту мысль отвергал. А потом взвешивал вот так, каждую ночь перед сном, что он мог бы сделать и что делал по факту. И был собой жутко недоволен. Действительно недоволен. Сегодня можно бы было изменить все. Постараться. Но чем дальше это положение вещей между ним и Филатовой продолжалось, тем сильнее оба привыкли к мысли, что они никогда не смогут вновь стать близкими. Затяжные споры, упреки, шпильки в адрес друг друга убивали всяческую надежду. Тихий всхлип за стеной заставил приподнять голову и прислушаться. Звук повторился. Пчëлкин вынырнул из-под одеяла и медленно двинулся в коридор. Толкнул дверь в зал. Женька сжалась комочком и плакала.       — Эй!.. — громко шепнул он. Но ответа не последовало. — Жек? Но она спала. Беспокойно спала и плакала во сне. Ей наверняка снилось что-то… Кажется, такое с Филатовой уже случалось, и кажется, что Пчëла слышал её всхлипы и раньше, но не придавал этому значения. Не хотел. Женьку мучил кошмар. Стабильный, один и тот же. Приходил по расписанию. Не призналась бы самой себе, что стоит полечить нервишки, но… Сейчас не могла очнуться, не могла стряхнуть с себя эту гнетущую тёмную атмосферу. Только сжимала машинально подушку побелевшими пальцами. Витя медленно присел рядом у её изголовья, убирая влажные пряди с мокрого лба Женьки. А потом и сам не заметил, как стал аккуратно и нежно поглаживать её дрожащие плечи и тихо-тихо нашептывать что-то успокаивающее, прислонившись виском к её затылку. Сколько времени на это ушло, Пчëлкин не запомнил, открыл глаза только тогда, когда в комнате наступила тишина. После того, как дыхание Женьки немного утихло, Витины руки тихонько натянули на них обоих одеяло. Он боялся пошевелиться и потревожить и без того шаткое спокойствие девчонки. Сам даже не заметил, как полноценно обнял её. Как начал перебирать густые волосы. Как она уткнулась носиком в его ключицу… И стало совсем тихо. В зале. В душé. Пусть ненадолго, Пчëлкин знал это, но на его боку были те самые руки. Нужные. Которые завтра утром наверняка спихнут его на пол. Но это будет завтра.