Атомик лимб

      Ж       Из темноты проступает серый потолок. Где-то слева светится луною прямоугольник окна, рассеченный решеткой.       — Ночь, — хрипит Сергей.       — Рассвет скоро.       ХРАЗ вяло шевелится на ладони, случайно щекоча запястье.       — Я уж думал все. Но они как-то тебя собрали обратно… только не пойму как.       — Удивительный вы человек, агент Плутоний, — шелестит ХРАЗ и брови товарища майора вздрагивают от удивления. — У вас столько энергии, что вы инвестируете ее во все, до чего дотягиваетесь. Тех коротких минут в Лимбе, что вы общались с Катериной, Ларисой и Петровым хватило, чтобы вы пробудили их обратно к жизни. Привели в себя… не знаю, как сказать, зарядили осмысленностью.       — Че?       — Вы развязали им руки, товарищ майор.       — Лишь бы не напрасно все это, — шепчет тот в темноту. — Оконная решетка на болтах. Если мы их скрутим… и звон разлетающегося стекла не привлечет роботов…       — В здании есть столовая, товарищ майор, — шепчет в ответ ХРАЗ. — Вы обещали, что мы сожрем все.       — Обещал, значит — сожрем.       И после пары глубоких вдохов они начинают операцию по подъему на четвереньки.       И       — Кусты малины справа по курсу. Отползаем.       — Не сезон! — парирует Нечаев.       — Мы пока еще живем в мире галопирующего прогресса. Регистрирую плоды.       — Может все же «ягоды»?       — Технически это не ягоды. Это многоорешек.       — Что?!       Как бы товарища майора не вело, он смеется в кулак, но направление меняет. Кусты достаточно густые, чтобы спрятаться в них, так что агент П-3, просканировав пустые горизонты, спокойно погружается в сбор действительно спелых многоорешков.       Сбор производится в три руки. Сергей закидывает малину в рот, не глядя, не поедает ли ее случайно какое насекомое. ХРАЗ же осматривает плоды на предмет гусениц. Неосторожные дети мух исчезают в звезде, и одному Сеченову известно, что там перчатка с ними делает. Возможно, полимеризует.       Нечаев вдруг думает, что Лунтик прав, потому что даже этих гусениц ему вдруг становится жалко.       — Мы сорвем нам пищеварение, — говорит вдруг повеселевший ХРАЗ. — Но исправим это аптечкой.       — Так, — челюсти перестают жевать, а холодные глаза упираются в деловые занятые сбором усы. — Теперь тебе нужно отличать себя от меня. И ты этим займешься, усек?       — Так точно, товарищ майор, провожу диагностику на предмет границ.       Товарищ майор тоже проводит диагностику и приходит к выводу, что лицо у него достаточно липкое, чтобы быть довольным.       З       — Что ты делаешь? — выбираясь из оцепленной зоны, Нечаев иногда спрашивает всякое, чтобы убедиться, что ХРАЗ все еще ХРАЗ. Тот самый бэкап на нейрополимерном расширителе «Восход», которому хочется верить.       — Наслаждаюсь ветром через ваши рецепторы, — отвечают выползшие усы.       Теплый ветерок и правда наличествует, Сергей отчего-то представляет себе круглоголовую Мусю, которой бриз продувает белую шерсть.       — Предлагаю сходить в столовую и насладиться через мои рецепторы чем-нибудь более питательным.       За полдня они уже трижды перекусили (один раз в пищеблоке больницы) и успели пару раз вздремнуть, так что новенький топор из незапертой подсобки лежит в руке ловко и легко. Перчатка все чаще позволяет себе уходить в диагностику, которую еще с утра не могла себе позволить. Силы и уверенность в завтрашнем дне медленно возвращаются.       Но они все еще не могут позволить себе пройти мимо случайной сельской столовой, срочно брошенной работниками. Тем более, желудок майора, две недели валявшийся в организме без дела, отвык справляться с твердой пищей. Так что обещание «сожрать все» они выполняют малыми порциями и в жидком виде.       — Реабилитационный стол! — громко заявляет ХРАЗ, когда они с ноги открывают маятниковую дверь в темное, уставленное помещение.       — Отличный выбор, товарищ! — отвечает Рафик, протирая и глядя на просвет граненый стакан.       Н       Вот что суп животворящий делает! Пока товарищ майор приканчивает реабилитационное хрючево, ХРАЗ, из удальства, видимо, жонглирует сухариками из вазочки.       — Почему все такое вкусное? — вопрошает он.       — Обычное.       ХРАЗ не согласен. После того, как его всем селом высвободили из плена и отряхнули от черного полимера, его восприятие словно прочистилось. Как будто с его метафорического носа сняли метафорические пыльные очки, которые всю его жизнь скрадывали красоту мира. ХРАЗ, как понимал Сергей из расплывчатых объяснений, чувствовал себя автором рассказов о животных, которому наконец дали потрогать этих самых животных, и он наконец понял, что это такое.       Мир, который он всю жизнь изучал, оказался вдруг чем-то большим. И ХРАЗ уже замучил Нечаева, пытаясь снова и снова описать разницу впечатлений.       — Это что же, вы всегда видели все таким? — в пики возбуждения сухарики начинают летать с космической скоростью. — Ярким? Фактурным? Притягательным?       — За всегда не скажу, — жмет плечом агент П-3. — Всегда я не помню. Но подозреваю.       — Все такое интересное… — бормочет ХРАЗ, и тут майор понимает, что маленький поганец, кажется, пытается взять под контроль импланты глаз, чтобы глазеть ими не только в тарелку.       — ХРАЗ, ебучие пироги! — восклицает он, отряхиваясь. — Я из-за тебя мимо рта промазал!       Сухари летят в разные стороны.       — Прошу прощенья, товарищ майор!       — Ну что ты делаешь! Это же ХЛЕБ!       — Дважды прошу прощенья! Если вас успокоит, органика не пропадет, насекомые и мелкие грызуны…       — Успокойся ради всего, что тебе свято, — говорит майор. — Тут Рафик, в конце концов, и он уже смотрит на нас.       Усы собираются и прячутся в звезду. Через минуту, посидев в блаженной тишине и полумраке, товарищ майор нарушает молчание:       — Вечером на закат пойдем смотреть. Ты обалдеешь.       Ь       Предсказание сбывается верно, и Нечаев начинает волноваться, что обалдевший ХРАЗ — это не совсем та перчатка, с которой можно ходить в разведку. Или на сбоящее предприятие 3826.       К счастью, тот быстро берет себя в руки. И вот уже привычно разглагольствует, отвечая на накопившиеся майоровы вопросы. В этот раз у него нет готовых ответов, как это было две недели назад, когда они гонялись за Петровым. Они рассуждают.       — Я подозреваю, Сеченов знал или догадывался о Лунтике. О том, что с полимером в последнее время что-то не ладно. Я думаю, он поэтому так и торопился с запуском «Коллектива». Объединить человечество в одну сеть — это бы сработало. У Лунтика не осталось бы и шанса выстоять против настоящих хозяев Земли. Поэтому он так торопился остановить Сеченова. Они торопились. Оба. Это была битва на опережение.       Майор с удовольствием подмечает, как твердо ХРАЗ позиционирует Харитона Полимеровича подальше от себя. Они сидят под навесом на крыльце оставленного дома, и Нечаев медленно тянет из фляги белковый коктейль.       — Ну, — говорит он лениво. — Вот только все равно выходит, человечество забыли спросить, готовы ли они слиться в единый кулак. И я эту кнопку пуска нажимать не хочу.       — Не хотите решать за человечество? Мило. Но это тот случай, когда вы выбираете бежать или не бежать человечеству от тигра, которого оно не видит. Боюсь, вы не готовы решать такую дилемму сегодня. По счастью она перед вами не стоит.       — Как так?       — Может быть «Коллектив» еще можно запустить изнутри Лимбо. Но скорее всего проект придется восстанавливать с нуля, и это только при условии, что Лунтик не сотрет Сеченова. А он, боюсь, прижатый к стенке, сделает это. Даже не взирая на Харитона, который как-никак тоже считает Диму лучшим другом.       — Прям другом? Прям считает? — не верит майор.       — Готов заложить усы, — клянется ХРАЗ. — Я там был и сам все видел.       Они молчат какое-то время, впитывая двумя глазами закат.       — Так чего, получается, самое верное средство от паразитов мы про… потеряли, — вздрагивает Сергей. — Как теперь бороться с ним без «Коллектива»?! С этой всемогущей сверхадаптивной химерой!       — Ну, не то, чтобы совсем без «Коллектива»…       — Поясни!       — У нас-то с вами коллектив! И ещё какой!       — Ага, — саркастично. — Половина которого путает себя со всеми подряд!       — Смотрите шире, агент Плутоний.       — Ну кого еще вспомнишь, — растеряно бормочет Нечаев. — Нет больше никакого Плутония.       — Да, от Плутония мало что осталось, — соглашается ХРАЗ. — Подумайте, в Болгарии вы потеряли сорок процентов организма. Как человек, потерявший сто процентов организма, я знаю о чем говорю. Вместе с частями тела теряется часть личности. Потом изменения внес модуль «Восток», который, конечно же, имел своей функцией вмешиваться в нервную систему. Ну и наконец — я. Меня вы потихоньку интегрируете. Перевариваете, так сказать. Так что технически вас больше нельзя называть Плутонием, вы — это не он. Но вы имеете право проживать по его документам. Вот такой диалектический парадокс.       — Плевать на парадокс! Не смей интергрироваться! Может, мы тоже станем всемогущей химерой, но как видишь, они не самые приятные в общении люди!       — С учетом вашего несносного характера у меня и не получится интегрироваться полностью. И все же дело не только в вас и не только во мне. То малое, что осталось от Плутония — самое главное. Это ядро личности. А в совокупности мы имеем что? Стрессоустойчивое адаптивное термоядерное ядро Плутония, опыт борьбы за жизнь П-1 и П-2 и пробивную наглость П-3. Вы, Сергей Алексеич, бешеный коктейль.       Сергей Алексеич ухмыляется, но ХРАЗ, по-видимому, не закончил.       — От Харитона Захарова у нас осталась вся его человеческая жизнь, огромная база знаний и телекинез. А еще, поскольку к созданию перчатки приложил свои труды и Волшебник, то мы с вами получили в нагрузку и моральные установки Сеченова.       — И какие же?       — Счастье всем даром! Пусть никто не уйдёт обиженным!       — О как!       — А то! Достойный ответ пришельцу, слепленному из целой биосферы чужой планеты. Но и это не все. Не забывайте, я просуществовал в качестве компонента нервной системы Лунтика достаточно долго, чтобы иметь полное представление о том, что это за тварь. Знаю нашего врага изнутри, так сказать. И таких знаний на этой планете нет больше не у кого.       Нечаев хватается за виски.       — Что же получается? Эта голова теперь дороже головы Петрова?!       — И, подозреваю, на нее начнется охота, — соглашается ХРАЗ. — Впрочем… Закат закончился. Самое время поглядеть сны.       — Только недолго, — говорит майор поднимаясь. — Пора ускориться, а то как там без нас наши бедные оцифрованные? Катя, Дмитрий Сергеевич… Дурачки мои в дофаминовом болоте. Лунтик не оставит их в покое, я правильно понимаю?       ХРАЗ ни капли не сомневается, что у них хватит смекалки и удачи вытянуть из болота всех. Они окапываются на пуховой перине под огромным тяжелым одеялом, забаррикадировав дверь.       И, в общем, снится Нечаеву, будто сидит он с Дмитрием Сергеевичем, ХРАЗом, Катериной, Балериной, Виктором, Ларисой, Михаэлем, Элеонорой, Маршалом, Терешковой, Игорем и в бутылочку играют.       На кого бутылочка указывает, тот рассказывает анекдот.       Ну или историю какую.       Про разумное, доброе, вечное.