Бутылочка
15 апреля 2023 г. в 22:02
В общем, снится Нечаеву, что сидят они с шефом в компании с высшим партийным руководством и в бутылочку играют. Правила у игры странные — на кого бутылочка указывает, тот дальше ее крутит. И все, дополнений нет, возражений тоже не имеется, как, впрочем, и энтузиазма. Играют уже полчаса молча, пока наконец горлышко из-под минеральной воды «Колокольчик» не тормозит аккурат между Правой и Левой.
— И кто дальше крутит? — спрашивает Сеченов.
Сергей прищуривается, наклоняется, делает умозрительные замеры. «Вроде ближе к Екатерине, значит ее и ход», — думает сказать он, но тут, по счастью, его вырывает из сна звонок от шефа. Мол, ты как, сынок? Отдохнул? Ах, как я рад слышать, из такой переделки выбрались!
А дальше: «Ой, Харитон, Харитон, Харитонович, всем-то сердце разбил, черт полосатый!»
— Ну-ну, — говорит Нечаев, моргая в мутный потолок. — Чего вам вообще вздумалось на меня эту бестию напяливать, Харитона вашего? Как он согласился-то с его ненавистью ко всему живущему и жизнь любящему?
— Так это его идея была! — говорит Дмитрий Сергеич Сеченов с каким-то даже удивлением в голосе. — Он был полон энтузиазма посотрудничать с тобой. Господь всемогущий, сынок, вспоминая задним числом, его рвение становится понятно.
Товарищ майор медленно вытягивает кибернетически-полимерные свои протезы, с удовольствием регистрирует прояснение в мозгу после длинного дурного сна. Правда, с ясностью приходит на слух и какой-то совсем уж неприятный шум, который сопровождал и сон, и разговор. Как завод какой-нибудь, только не завод, а что-то более скользкое.
— Послушай, Сережа, а как ты их отличаешь? — спрашивает вдруг шеф. — Екатерину от Балерины.
— Ну как… — тот теряется. — Они ж не похожи совсем. То — Катя, то — Балерина.
— Похожи вообще-то, я и старался делать их похожими. Тем более теперь, когда они принялись обмениваться курточкой по одному им известному графику.
— Ну вон у Балерины пуанты белые меховые! — нашелся наконец Сергей.
Наступает молчание, в котором шум на заднем плане становится вот совсем невыносимым. Нечаев рывком садится, от чего по позвоночнику трещиной простреливает боль, но она тут же утихает, потому что мутным зрением Сергею все же получается выглядеть из дальнего угла палаты то, что потрясает его совершенно.
— Действительно, меховые пуанты, — задумчиво говорит Сеченов на том конце провода.
— Я вам, ДмитСергеч, перезвоню, — бормочет Нечаев и отключает связь.
В реанимационном отсеке его палаты за стеклом бьется головой о дверь цветоголовый мутант. Грязища там стоит такая, что прибирать-не переприбрать, санитарка с ума сойдет, думает Нечаев, в привычном жесте выставляя вперед левую руку.
Левая рука светится в полумраке палаты новорожденной раздетостью.
— Тьфу ты, черт! — соображает Сергей. — Я ж теперь от этой заразы свободен. Придется стойкой от капельницы забить.
Стойка, кстати, хромированная и совершенно новая, стоит около прикроватной тумбочки. На последней посверкивает гранями чистый больничный стакан, в который предусмотрительно вложена алюминиевая, уже видавшая тысячи зубов ложка. Справа от этой композиции сиротливо лежит перчатка из полимерного кожзама со звездочкой в солнечном ее сплетении. Если бы у перчаток были сплетения, конечно же…
Как это трогательно, серп и молот, и звезда.
— Ах ты ж сучий жеж ты ж потрох, — задыхается Нечаев. — Горючий же ты пирог! И сюда дополз! Скормлю тебя вон тому бедолаге.
Бедолага в костюме медбрата удваивает усилия. Может, думает Нечаев, ему нравится идея пожевать кожзам? Впрочем, Серега вспоминает, что не такой уж он и дуболом, и теперь, наряженный в больничную сорочку, босиком, без бронекостюмчика и паштета, он поступит вот как: выйдет из палаты и сообщит о нарушении дисциплины старшей сестре. И телефон попросит, позвонить кому надо.
Впрочем, а как ему Дмитрий Сергеич звонил?
Нечаев не успевает додумать эту мысль, потому что пройдя половину пути до двери вдруг обнаруживает на ней магнитно-головоломный замок.
— Это что, квест-комната? — спрашивает он мутанта за стеклянной стеной. — Это что, мне надо перчатку надевать? Ну нахер!
Развернувшись, он добирается в один прыжок до кровати, а вторым прыжком оказывается на окне. Окно небольшое, но для альтернативного выхода как раз хватит. Впрочем, и оно оказывается с сюрпризами. Сергею приходится сесть на кровать, чтобы обрести хоть какую-то опору в этом слишком часто меняющемся мире. И нет, смутила его не решетка, что он решеток не видел?
Чистый двор, который можно было обозревать из окна, оказался совершенно пуст в этот прохладный полдень. Посреди мощеной дорожки метрах в пяти от окна раскинулось тело молодой женщины в легком платье.
— Отдохнул, — сказал Нечаев кому-то. — Ну да. Отдохнул, можно и поработать.
Перчатку он брал с чувством всепоглощающей брезгливости. Штекеры в импланты всовывал, всячески себя успокаивая на разный лад.
— Нет его там, майор, нету. Мы с тобой сами видели, как это брюхоногое уползло нахер! Это просто перчатка с телекинезом, все как ты любишь, чтобы имба посреди любого треша! Лишь бы работал этот гребаный вундерпирог, а то окно выковыривать полгода будешь, а замок вообще никогда не снимешь, выноси вместе со стальным косяком… Кого они тут вообще лечат, что за двери армированные?!
По мысленному приказу распахнулась звезда в центре ладони, приветственно вылезли усы.
— Ну вот, вроде пока все работает.
— Вы совершенно правы, товарищ майор! — тут же резко отвечает скрипучий, полный потустороннего энтузиазма, до невозможности хразовый голос.
И тут же много чего узнает о свойствах выпечки.
— Я в некотором роде скучал по вашим пирогам! — заявляет перчатка, после чего, конечно же, прячет усья свои под звездчатый панцирь, ибо дважды умирать одной смертию никому не гоже.