Обязанные

Драгомир осторожно положил раму для проекции чары, которой ему предстоит заниматься ближайшие на-сколько-бы-это-не-растянулось. Театр теней — как он назвал это направление применения энергии — нуждался в уникальном подходе. Это чуть ли не единственная из известных ему манипуляций, требующих режиссирования таким образом, что сам управляющий не обязательно должен обладать примечательными талантами в использовании энергии. Или вообще быть чудесником. Он, вообще-то говоря, не должен быть просто глупым. Иметь хотя бы базовое представление о том, как работают конкретные чары, какие есть особые условия их существования и поддержания жизни, некоторые из важных исключений и развитый навык в выстраивании энергии в форме определенных фигур. И вообще, долгое время Драгомиру казалось, что в этой сфере искусства больше ценится опыт чем что-либо еще. И, что, пожалуй, это тот случай, когда отработанные навыки в купе с усердием и внимательностью могут сотворить настоящее искусство. С другой стороны, талант тоже имел вес. Поначалу он признавал это нехотя. Разумеется, когда ты наделен пресловутым и довольно размытым качеством, которое люди называют талант, все может получится куда живее и интереснее. Также положительно влияет на театр Теней умение держать кисть в руках — иначе говоря рисовать, однако, и будучи не очень одаренным чудесником может выйти нечто неожиданно поразительное. В этом и заключается вся магия этих чар. Он в принципе в какой-то момент обесценил такое понятие как талант, хотя сейчас, наверное, не был так категоричен по отношению к нему. Вполне возможно, это произошло в некоторой степени закономерно еще в детстве, поскольку в его семье было принято учиться и познавать новое даже если у тебя не вышло с первого раза. Он прекрасно помнил, как трудно ему давались длинные заклинания поначалу. Насколько нескладным ему казался текст, и как в его голове долгое время зрела убежденность в несоответствие между словами и результатом, что впоследствии действительно стало проблемой. Его Тень помог решить это очень долгими и очень нудными тренировками, потому что, как уже позднее понял мальчик, он был подвержен ужасно заразным принципом, заданным еще матерью Драгомира — делай, пока не получится. Талант в эту картину мира не вписывался. Это не то, что он отвергал существование предрасположенности индивида к тому или иному виду действительности — нет, поскольку сам наблюдал некоторые яркие проявления этого у себя. Однако, он был твердо убежден в том, что то, что было сделано человеком, нареченным «талантливым» будет ничуть не хуже того, что сделает он, приложив должные усилия. Он впервые открыл для себя театр Теней, когда ему выпало это в качестве совершенно случайной чары на занятиях мадам Светловой. Он ходил в эту академию вместе с другими детьми из их семьи и ближайшего окружения, и в дальнейшем давал небольшие представления после ужина в гостиной для тети и сестер. Но это была просто механически отработанная чара птицы, которая летела по спирали. Момент, который заставил его углубиться в эту сферу, как в искусство — день, когда он признался себе во влюбленности к девочке. Да и малышка Кати так восхитилась его (признаться честно, не самой аккуратной и уж тем более недостаточно изысканной для нее) птицей. Ему было пять, и он решил понравиться ей. Точнее, он решил стать лучшим в том, что ей понравилось, чтобы впоследствии понравиться и ей, не догадываясь о том, что она уже была очарована, и все то, что мальчик делал дальше вызывало в ней искренний восторг и без особых усилий с его стороны. Так, постепенно, день за днём и час за часом птица стала летать по зале. Сперва по над стенами, дальше птиц стало больше, они стали цветными и могли бы похвастаться парой тройкой трюков в воздухе. К шести годам он мог делать мышей, котов и пум. В семи — в гостиной зале мог раскинуться лес, поскольку к этому времени мальчик научился расширять пространство путем одной из чар иллюзий. И Драгомир при этом не считал себя талантливым в этом. Он просто захотел научиться — научился и преуспел. Рассуждения лишь нашли дополнительное подтверждение, когда Кати позвала его на представление профессионального (и самого лучшего в стране) репертуарного театра режиссуры и манипулирования искусством. Восторженные крики толпы и быстрый разговор с актерами за кулисами в очередной раз показали ему, что упорные тренировки могут привести к величию. Все они, эти несколько человек, с которыми им удалось пересечься благодаря отцу Кати, были невероятно измучены. Одна женщина сказала, что не спала перед выступлением два дня, поскольку не могла себе позволить. Медитации и упражнения должны были настроить ее на нужный лад и дать возможность не оплошать. Странная логика не взрастила в нем сомнений. Напротив, титанические усилия и даже лишения привели всех этих людей к бурным овациям, таким же обильным заработкам и признанию во всей стране. Даже Магистр, и тот захаживал взглянуть на новые сюжеты, когда те появлялись в репертуаре. Сейчас дни, когда он мог бы попасть на одно из таких представлений, ему только снятся. Все рамы были собраны и аккуратно расставлены под куполом быстро собирающегося шатра для тренировок. Неудивительно, что его выстроили первым на следующее же утро сразу после прибытия, потому что режиссеру или «кукловоду» теней требовалась постоянная практика. Нужно было оттачивать углы, по которым летали созданные образы, смотреть на то, как морок взаимодействует со светом, с ветром или любыми другими внешними факторами, которые способна привнести аудитория. Драгомиру было по-настоящему трудно влиться в минувшее представление, хоть ему и выделили мизерное участие. Сами приспособления были хотя и меньше, чем аналогичные у него дома, но выглядели намного более топорно. Представляли собой действительно деревянные рамы, скрытые чарой-хамелеоном от глаз тех, кто не был посвящен в тайну их расположения и назначения. Между досками натянуто зеркальное покрытие мутного стекла из перетертого стекляризованного листа орешника. Запущенные чары должны будут выстраивать свой маршрут, отталкиваясь от поверхности этих стекол, формируя целую дорожку. Драгомир провел пальцем по шершавой поверхности ближайшего к нему стеклышка и отметил, что у него дома рамы крупнее, однако, стекла на них из дорогого материала — стекляризованного лепестка дикой розы. Пусть их было не несколько десятков, а только три — однако, представления в итоге получались намного более точными, чем даже то, что он видел в прошлый раз. Эти рамы когда-то подарила ему мать на день рождения. Интересно, разбила ли она их после его ухода? Или может заперла в комнате, которую не открывала много месяцев. Подарила кому-нибудь или утопила в кислоте. Хотя, разбить скорее в стиле тети, а все остальное — не вписывалось в их обычное поведение. Мать бы просто продала их, и дело с концом. — Эй, ты чего завис? — спросила Лаванда. Будучи главным режиссером в этом направлении, она заняла тренировочную площадку на это утро, организовав сначала отдельный тренинг для него, а затем общую прогонку программы с остальными двумя распорядителями. Не то, чтобы он был в восторге от этого, но парень вполне логично решил, что это малая цена его нахождения здесь. Всего раз в день и свобода, против нескольких тренировок утром, днём и вечером с разным освещением, как, например, у Кристины. Парень вышел из шатра с гудевшей головой, и, достигнув домашнего вагончика, который они намеренно поставили с краю лагеря, почувствовал себя еще более уставшим, заметив нарезающего круги по краю поляны Егора. То, что одновременно и восхищало и пугало Драгомира в друге было чувство вины. Он начинал ощущать ее так внезапно и зачастую крайне беспочвенно, по мнению всех со стороны. Вина, в этом случае, была и сильной и слабой его стороной. Она была тем, что выгоняло его на порой бесчеловечные тренировки, заставляло снова и снова пробовать, и делать то, что казалось невозможным. Тем, что взваливало на него дополнительную ответственность, заставляло быть подготовленным и иметь сразу несколько запасных планов и что, Драгомир не сомневался, толкнуло бы его под вражеское проклятье, если бы это спасло кого-то, кто был Егору дорог. Вина — была тем, что отключало его инстинкт самосохранения, жалость к себе и всякое беспокойство касательно своего же собственного здоровья и состояния. Профессиональное игнорирование своих проблем вообще-то особенно выделяло Егора. В его привычках было закрывать глаза на все собственные потребности в угоду друзьям, любимым или семьи, и это и было тем, что делало его уязвимым и являлось главной слабостью. Драгомир в принципе был убежден, что не знает человека, способного выдерживать столько боли (как моральной, так и физической), как способен этот человек. Все обучения, которые он прошел, все жизненные обстоятельства, которые ему пришлось преодолеть, и вся его жизнь в целом взрастили в нем выносливого и сильного, однако, весьма депрессивного по натуре, склонного к членовредительству и сантиментам человека с атрофированным чувством заботы к своему телу и разуму. Поэтому его поначалу даже раздражало отношение Леры к своему брату. Однако, поговорив с ней на кухне впервые, он сделал скидку на то, что девчонка была просто недостаточно с ним знакома. И его теория вполне подтверждалась на практике: сейчас они уже спокойно сидели рядом, вели диалоги и выглядели вполне нормально. Парень вздохнул, вновь обращая свое внимание на развернувшуюся картину. Сейчас, и Драгомир был в этом практически уверен, Егор винил себя в том, что не мог заранее представить их в каком-то таком подвешенном положении. Липкое и осязаемое ощущение беспомощности мерзким послевкусием скребло горло, подначивая изнутри делать все для того, чтобы избавиться от него. И вот он снова заигрывал со своей совестью и делал все, что было в его силах в конкретную минуту. Сейчас это просто физическая активность. Однако, учитывая, что Лера с растрепанными волосами прижавшись к стенке вагончика, дремала на ступеньках, а бег Егора не был быстрым — можно было сделать вывод о том, что продолжалось это уже долго. Драгомир понимал его в этом. Более того, возможно, это была первая из причин, почему они в конечном итоге стали настоящими друзьями. Точнее, эта его черта точно стала первой, вызвавшей уважение, а уже в результате она оказалась веским поводом, по которому Драгомир смог довериться и даже обрести друга в лице Егора. — Присоединишься? — услышал он искаженный резким выдохом голос, прервавший череду мыслей и воспоминаний. — Давно ты? — Нет. Односложные ответы давали понять то, что он лжет. — Так что? — Да нет. Я чуть устал, пойду полежу. Лера не проснулась. Это стало проблемой, поскольку ему пришлось потормошить ее за плечо, чтобы отворить дверь и попасть внутрь. Ее испуганный взгляд вызвал улыбку, а резкий отскок в сторону — смех. Подобные сдавленные звуки он услышал и со стороны поляны, поэтому крикнул другу вдогонку: — Может все же перерыв? Я хочу позже присоединиться, но сейчас мне нужен отдых. Последовало долгое молчание, после которого короткое: — Ладно. Ну хорошо, хотя бы здесь можно быть спокойным. *** Вернувшись на ступеньки, девушка теперь не могла чувствовать себя до конца спокойно. Знание, что внутри находится Драгомир всколыхнуло в ней порыв начать что-то делать. Это происходило каждый раз, когда она его видела с тех пор, как он заступился за нее на улице. Прошло целых три дня. Она ловила на себе его взгляды, замечала брошенные вскользь улыбки и в серьез задумывалась о том, не начать ль ей полноценное погружение в этот мир, лишь бы впечатлить его. В целом, на новом месте и в окружении новых людей, самое неожиданное, что с ней случилось, как ни странно, произошло с участием его сестры Кристины. Вернее, ей понадобилось всего два слова, чтобы выбить из колеи на утро после второй проведенной в осознанном состоянии ночи. Их поселили в этом вагончике еще в ночь после заключения договора. Внутреннее убранство очень страдало, и, говоря очень, имелось в виду очень-очень страдало. Только две кушетки, расположенные по левую и правую сторону от железной входной двери. Гнетущее отсутствие окон и сдвинутые вешалки со старыми костюмами у дальней стенки вагончика. Мальчики спали в мешках, похожих на спальники, уложенные на тонкие матрацы, которые дала им Лилия еще в первую ночь. К сожалению, Лера мало что помнила о подробностях именной этой ночи, поскольку, по ощущениям, это были одни из самых трудных суток. Единственным доказательством тому, что это был не сон служило ее же запястье, где красовалась теперь миниатюрная золотая черточка-татуировка, присмотревшись к которой, можно было заметить, как та еле-еле шевелилась. Возвращаясь к Кристине, она, проснувшись утром на кушетке напротив, спросила всего лишь: — Как ты? Этот вопрос, заданный при данных обстоятельствах, вполне мог бы сойти за один из самых неожиданных от Кристины. То ли дело было в том, что она сама была вовлечена в процесс употребления и, соответственно, также переживала последствия, то ли в самой Кристине и ее отношении к Лере. Отношении, в котором девушка не могла до конца разобралась. А может вопрос казался странным и неуместным, поскольку был задан спустя несколько дней пребывания в новом лагере, разбитом около очередного города с длинным и неказистым названием. За эти дни девушке стало значительно лучше, так что следующий вопрос, еще более бестактный, относительно состояния ее желудка, сопровождаемый также вульгарным жестом, значащим рвоту, поставил Леру в тупик. — Нет, все в норме. Они не особо говорили все это время. Девушке нравились улучшения, проявившиеся, как минимум, в отсутствие постоянных головных болей, потому она пыталась воспользоваться выторгованном у организма временем с максимальной пользой. «Польза», которую она так страстно желала принести своим присутствием, в итоге свелась к помощи Бегонии. Женщина, казалось, за пару дней так и не прониклась к ней ни малейшей симпатией. Она, хотя и допускала девушку к лошадям, лишь единожды показала, как лучше их чистить и куда складывать инвентарь в рабочем вагончике, однако, ее личное отношение это не улучшило. Это, разумеется, не касалось ее мужа. Возможно, Лера была довольно рассеянной, когда говорила с Кристиной. Возможно, сильно рассеянной. Потому что, когда та потребовала ее расписание (если таковое имелось) для частичной, а лучше — полной реорганизации со стороны Варанских, чтобы включить туда изучение энергии, она очень удивилась. По какой-то причине очередной человек брался за это. Или, как минимум, выражал интерес. — Хватит сидеть и читать свои книжки. Ты так не научишься ничему. Лера испугалась. Все ее изучение до этого сходило на нет после очередной неудачи в медитациях или пары замудренных абзацев в учебнике, под тяжелый и говорящий взгляд Росс. Эта вездесущая Тень ежедневно напоминала ей о необходимости обучения и важности самостоятельного чтения литературы. Теперь, когда Кристина требовала от нее активных действий, это заставало врасплох. Поэтому, утром следующего дня, увидя, как Егор в очередной раз вышел на пробежку, она поспешила присоединиться. Однако, когда ее собственное время тренировки перевалило за два часа с половинной, а ноги почти отказали, девушка присела на порожки вагончика рядом с полянкой — и там же и заснула. Когда Драгомир разбудил ее, это придало толчок для нового витка в жажде к саморазвитию. — Слушай, — что, впрочем, не помогло ей не почувствовать смятение, подобное тому, какое чувствует человек, впервые обращавшийся за помощью. Но, ведь она обращалась не впервые, но все же… — А, по-моему следу нас могут найти? Егор горстями плескал воду себе на лицо из рукомойника, установленного рядом. Он отнял руки от старой ржавой раковины, когда перевел на нее удивленный взгляд. Его глупой улыбке хватило меньше секунды, чтобы засиять на довольном лице. — Нет. — Потому что я… — Потому что ты не совершала никаких манипуляций с энергией. — Да. Здорово. — Это значит, что ты хочешь попробовать? — наконец спросил он, явно больше не сумев удержать энтузиазма. — Вроде как. Лера сдержала смешок, когда увидела, насколько он был рад. То есть, он чуть ли не подпрыгнул от того, насколько сильно ему понравилась эта идея. — С чего ты хотела бы начать? Я думаю, может что-нибудь интересное попробовать? Типа скрывающихся чар, или, может быть, иллюзии? Хотела бы чаровать цветы? Или давай атакующие? Сейчас мы с тобой можем попробовать что угодно. Время еще есть. — Драгомир говорил, что стоит начать с основ, — сказала она тише, чем перемена тона, которую он мог бы не заметить. — Да это все, считай, основы, — при этом он как-то лукаво улыбнулся, словно догадываясь, что она питала к парню, которого упомянула, теплые чувства. Но ведь он не мог знать, верно? Она никак себя не дискредитировала, за исключением тех моментов, которые с уверенностью можно списать на опиум или культурный шок. — Я бы хотела с самых базовых, наверное. — Лера, не стесняйся. Правда. Давай, выбери что-нибудь более оригинальное, у нас есть время. Я думаю, что тебе понравится лассо. — Что за лассо? — Чары, симбиоз иллюзии и управления энергии. Действует самым простым образом: подсекает ногу противника. Это чара сама по себе, ты используешь энергию, чтобы обернуть ногу человека. То есть ты материализируешь нить энергии, затем фиксируешь ее на ноге, вокруг лодыжки и резко тянешь. А иллюзией просто придаешь цвет, например, чёрный или там коричневый, под веревку. — Круто, — выдохнула Лера, невольно натягивая уголки губ, и зачем-то повторила сама себя, — Круто. — Пойдем в лес? Нам не нужны свидетели, — снова не сдержал довольного смешка, — Я думаю, что ты очень скоро втянешься. У тебя талант. — Это не то, что я пессимистично настроена или что-то в этом роде, просто, — ей пришлось взять паузу, потому что он неожиданно резво пустился вглубь, игнорируя всякие тропинки, — я еще ни разу ничего не сделала. То есть, я о том, почему ты считаешь, что у меня получится? И еще более странно про талант. — Ты — моя сестра. — И все? — Этого достаточно. Я уверен в тебе. И ты должна относишься к себе с большей уверенностью. — Да я отношусь, просто раскрой глаза, — Лере едва удалось избежать хлыста ветки по лицу. Шнурок на ботинке развязался и пришлось остановиться, чтобы завязать. Егор тут же развернулся, терпеливо ожидая в нескольких метрах. — Я объективно ноль. Я не говорю, что так будет и дальше, просто сейчас я... — Это не важно. Мы разберемся с этим. Нужно сказать — это действительно подкупало. Говорят, первый шаг к решению проблемы — ее принятие. На свой счёт она, хотя и была втайне уверена, что это никак не повлияло на нее, все же допускала мысль о том, что отсутствие сильной мужской фигуры могло сказаться на ее отношении к мужчинам и тяге чувствовать уверенность рядом с кем-то. Однако, она никогда всерьез не сталкивалась с последствиями этого… феномена. Со стороны наблюдала за первой подростковой влюбленностью, мечтала о Чаке Басе из «Сплетницы» и о своём доме с голубыми ставнями. Но это все не имело такой вес. Она критически оценивала слова и действия каждого из своих увлечений. Но Егор. Он не был увлечением, он был фигурой, которая просто была рядом и не планировала затащить ее в постель. То есть, если он не был больным ублюдком, конечно, что — само по себе было маловероятным, опираясь на ее сформировавшееся мнение о нем. Лера понимала, что идеализирует его. Она перестала испытывать любые подозрения на его счет, даже не сумев определить момент, когда именно это случилось. Просто — произошло. Раньше было по-другому, теперь — вот так. И это она признавала проблемой. Нельзя доверяться человеку просто потому, что он уделил тебе некоторое внимание. Просто потому, что ведет себя так, как ты хочешь. С другой стороны, ведь были же исключения? Некоторые люди просто оказывались хорошими без подводных камней и относились к тебе хорошо только потому, что ты это ты. Лера утешала себя именно этой мыслью. Егор, возможно, был тем, кого ей не хватало. Они наконец вышли на небольшой отрезок леса, где деревья стояли друг от друга чуть реже. Это нельзя было назвать полноценной поляной, но, по словам брата, вполне подходило для их небольшой тренировки. — Вообще лучше бы тебе возобновить регулярные физические нагрузки. Это просто сделает твою жизнь легче в дальнейшем. — Спорт — всему голова, — хмыкнула девушка, тем не менее, не ожидая, что он оценит поговорку. Егор указал на ближайшее к ним поваленное дерево. — Я думаю, тебе будет удобнее присесть. Начнем с медитации? Это поможет тебе поймать нужную волну. — В прошлые разы у меня ничего не получилось. — Меня не было рядом, — бросил он так, будто считал себя виновным во всех бедах мира, поэтому Лере тут же захотелось его оправдать. — Ты был занят. — Не имеет значения, — только отмахнулся он, помогая ей сесть, не задев краями плаща торчащие сучки. Они приняли нужные позы, закрепив ладони на сложенных коленях в свободном положении. Егор дважды убедился в том, что она сидит верно, однако, это не сильно помогло ситуации. — Мне мешают эти дурацкие звуки. — Ты не должна от них отстраняться. Попробуй прислушаться сразу ко всему, но не детализировать свое внимание. Как бы, распыли, понимаешь? — Ага. Она не понимала. — Сосредоточься на дыхании. Просто не обращай на остальное внимание. После мучительно долгого времени, проведенного за бесцельным сидением, он все же заговорил более конкретными фразами. — Смотри. Это осложненная иллюзией одноуровневая чара. Давай начнем с самой базы, на которую затем будет накладываться иллюзия. Энергия течет внутри тебя, это главное понимать. То есть ты оперируешь тем, что у тебя и так уже есть. Тебе нужно просто выудить, заставить ее сочиться из твоих пальцев. Для этого используй свою волю, воображение, голос. Представь, как по твоим венам бежит не только кровь, но и сама чистая энергия. — Она же бежит по другим каналам? Параллельным артериям. Он похвалил ее своим кивком, не спрашивая откуда ей об этом известно. — Да. Но, чтобы тебе было легче представить, притворись, будто энергия течет по артериям вместе с кровью. Представила? — Энергия, типа, буквально что-то осязаемое? — Такая прозрачная плазма. Она в основном нематериальна, но, когда ты ею пользуешься — она становится отдельной жидкостью в ткани. — Поняла. — Так вот, она бежит, проходя все тело, огибая каждую косточку. Везде. Направь ее в пальцы. Прикажи ей устремиться к самым кончикам, твои ногти — это проводники. Они должны поменять цвет, представь, как ногти чернеют у оснований. Знаешь, как будто ты их отбила о дверь. Давай. Лера закрыла глаза. — Тебе не обязательно закрывать глаза. Матушка говорила, что будет удобнее концентрироваться на одной точке, например, смотри на свои колени. Я помню, что, когда учился, смотрел на косточку в коленке. Она кивнула, выбрав себе в качестве точки фокуса глазок в коре дерева. Небольшой рисунок приплюснутого круга, который бросался в глаза. Это вполне подойдет. — Теперь вдохни, выдохни и представь, как энергия внутри тебя подходит к вальцам, как она царапает кожу изнутри. У нее ничего не выходило. Девушка попыталась сохранить это призрачное подобие собранности, и у нее может и выходило это, только вот никакой энергии, сочившейся из пальцев, не почувствовала. — Ладно, ничего. Давай снова, хорошо? — Давай. Она снова вздохнула, попытавшись поймать нужный настрой. Это был первый раз, когда она хотела, чтобы у нее получилось, она даже попросила Егора. Было бы очень обидно облажаться. — Смотри, вся энергия должна скопиться в одном месте, прежде чем начать исходить. Представь, что она кольцуется в руке и сосредотачивается вот здесь, в самом центре ладошки. А потом сразу к пальцам. Давай. — А что, если это не работает? — Это сработает, давай. У тебя все получится. — Одних мотивационных речей недостаточно, давай начнем с чего-то более легкого! — Более легкого нет, давай. — Егор. — Давай. Она рвано выдохнула. Энергия, в которую она, возможно, и верила, была, очевидно, довольно упряма. Ниоткуда сочиться она в ближайшее время явно не собиралась. Лера сжала челюсть до напряжения в зубах, и попыталась заставить эту энергию застыть где-то в центре своей руки, но все равно, это не приносило абсолютно никаких результатов. Супер. Очень вовремя, спасибо. Ее раздражало, что все эти байки, что она сама травила всю свою сознательную жизнь типа «мысли материальны» и все прочее — не работали. Когда это действительно понадобилось, они не сработали! Мысли не только не были материальны, но и не хотели становиться, даже когда сильно-сильно хотелось. Это действительно обижало. — Еще раз. Закрой глаза и сосредоточься на дыхании. Помнишь, как в медитациях, — которые у нее все равно не получались, да, — Здесь все то же самое. Представь, как внутри тебя перегоняется энергия, что-то теплое и светлое. Ты должна быть готовой к тому, что оно будет припекать пальцы изнутри, будто ты коснулась огня. Но вреда это тебе не принесет, обещаю. Давай: вдох — выдох. Лера подумала над тем, как она могла бы сосредоточиться еще, скажем, глубже. Как могла бы закрыться от мира, возведя в фокус только что-то единственное и целостное. Таким объектом была избрана ее кожа. Она ориентировалась на возможные тактильные ощущения, думала исключительно о подушечках пальцев и то, что почувствовала бы при соприкосновении с огнем, который пылал где-то в венах. И вдруг.. покалывание! Будто она касалась коврика для йоги с вбитыми иголками или кактуса с густыми короткими и мягкими шипами. Еле ощутимая, но это была какая-никакая реакция ее тела на мысли, в которых она пыталась зарыться, и которыми дышала эти несколько минут. — Молодец, — прошептал Егор сбоку. Она подумала, что раз получилось это, то выйдет и нечто большее, и тут же была воодушевлена этой мыслью. Однако, даже спустя час — ничего масштабнее этого у нее так и не вышло. Он просидел рядом все это время давая свои комментарии, но они не продвинулись ни на шаг. — Ничего, главное — начать. Начало всегда самый трудный этап, — и, хотя она не была согласна с этим утверждением, как, вероятно, и он, но спорить не стала. Вернувшись наконец в лагерь, они застали Лероя переворачивающим на вертеле тушку какой-то птицы. Процесс приготовления пищи Кристина со всей ответственностью делегировала с «общака» на Лероя, поскольку местному повару она не доверяла нисколько, а самостоятельно заниматься готовкой — было «не в ее стиле». Они развели костер в непосредственной близости от вагончика, так что запах травяного чая, который успел завариться в их отсутствие, легко коснулся носа Леры, когда та заняла свое, успевшее полюбиться, место на ступеньках. Бревна, уложенные около самого костра, отсылали к воспоминаниям о лагере в лесу, когда они были вынуждены срочно обустраивать его из-за незапланированного побега. Впрочем, сейчас ситуация была едва ли лучше. Рядом с Лероем сидела насупившаяся Варанских. Валери, как иногда звал ее Лерой, не стала подходить к ним, а вот Егор напротив — сел, потянувшись с большим удовольствием так, будто не он сейчас возился с ней, а до этого бегал, прыгал, отжимался и занимался прочей физической активностью последние четыре или больше часа. — Я взял это из общих запасов, — Лерой кивнул в сторону жарившейся тушки, — Это утка. — Интересно. Разве они не готовят сегодня суп на общак или что-то такое? — Как твоя нога? — спросила вместо приветствия Кристина, — Не болит? Лера и не знала, что у него болела нога. — Получше, спасибо. Все почти прошло. — Я не мог иначе, потому что Кристина закатила там скандал и отказалась есть. — Я побоялась, что меня отравят, — тут же последовало пояснение. — У них такое же мясо там, в супе, ты же в курсе? — Если мы сами приготовим его, с меньшей долей вероятности помрем от … — она не нашлась с хотя бы примерным названием болезни, — Кроме того, их там так много. Неприлично много. — И что, тебя это смутило? — Лера улыбнулась, растирая глаза ладонями, и пытаясь вступить в диалог. — Да. — Ясно, — получалось не очень. — Ты видел? — Варанских встала с пенька, вынимая из кармана сложенный в несколько раз тонкий пергамент. Вероятно, это была своеобразная демонстрация отношения девушки к тому, что было там написано, поскольку, когда Егор стал зачитывать для Леры листовку, ни один мускул на лице Кристины не дрогнул. «Его Императорское Высочество Государь Наследник Цесаревич умер! Воля Всевышних совершилась, и прошлой ночью в день N Они призвали к себе на поклон Его Императорское Высочество Государя Наследника Цесаревича Демитрия. Его Великий Путь подошел к концу. За несколько минут до кончины он успел проститься с семьей. Недомогание преследовало Его Императорское Высочество уже давно, сообщают в Небесном Дворце. Долгое время за ним велось постоянное наблюдение, Цесаревич находился на стационаре, однако, его недуг не имел благоприятного развития. В последние дни Цесаревич Наследник Демитрий ощутил прилив сил и энергии, и даже был замечен за прогулкой на площади в Тени, поэтому никто не мог предположить, что под вечер он станет совсем плох. К сожалению, его здоровье стремительно ухудшилось. Уже к полуночи стало понятно, что состояние Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича было безнадежно, в следствие поражения большей части лобной доли головного мозга. Сообщается, что в мыслях Императора Государя есть версии о намеренном отравлении Цесаревича наследника. Он имел ряд конфликтов с ближайшими подданными Поднебесья (см. ранние выпуски), что могло послужить причиной возникновения злого умысла в головах изменников. Официального подтверждения пока нет, но факт отстранился фактом: вся страна едино переживает Великую трагедию! Это потеря не только любимого сына, но и светлого будущего Империи Демитрия! Кто замыслил отравление — неизвестно, но вся страна объединится, чтобы найти и жестоко покарать виновных! И первый среди нас — Император! Он восстановит справедливость и воздаст изменникам по делам их бого-противным! И пусть на изнанку упокоенную душу Демитрия заберет Селена. И пусть обратит того в Тень волшебную, что станет наставлять жизнь. И пусть свет его озаряет путникам дорогу в ночи. И пусть тень его слепит неверных. И пусть душа его ласкает красотой своей всех скорбящих. И пусть душа его, и свет его, и тень его — все станет единым в бесконечном потоке энергии. И пусть смерть эта станет искрой, попавшей в разгорающийся огонь новой непорочной жизни. И пусть память о нем живет долгие лета, покуда не сотрется память человеческая, и не станет морок бесчинствовать на земле поднебесной.» Выражение лица Егора было нечитаемым. Его голос не дрожал, а когда он отклонился от костра — вся его казавшаяся нездоровой бледность затерялась в сумраке подползающего вечера. — И что? Вы думаете, это повлияет на Систему? — спросил Егор ни у кого конкретного. — Не знаю, все будет зависеть от того, как поступит Император. Виноватых найдут это точно. А будут они виновны или нет — поглядим. Теперь осталась только Цесаревна. — Но теперь ему придется работать над Системой активнее, чтобы собрать как можно скорее. Ему сейчас необходима поддержка, — Егор бросил бумажку в костер. — Да кому какое дело? — фыркнула Варанских, — Ты будешь чай? Я налью, так и быть. На этом обсуждение потери наследника было закончено. Тем не менее, до позднего вечера эта новость — была главной темой обсуждения в труппе, и муссировалась, казалось, без перерыва. Однако, Лера также не заметила особой печали. Если отсутствие бурной реакции у Кристины и Лероя я Драгомиром она списала на принадлежность к другой стране, то, по сравнению с реакцией Егора, который больше ничего не сказал, действительно став грустным, взбудораженность других была ей непонятна. Темнело. Серые тучи заволокли небо, но дождя не ожидалось. И только спустившийся густой туман нагнетал тревожную атмосферу, сочетаемую с известием о смерти наследника. Когда по лагерю одинокими всполохами начали разгораться отдельные костры, и вся труппа почти единовременно зазвенела трехзубчатыми вилками, утка начала издавать приятный запах жареного мяса. Лагерь казался еще более внушительным, чем тот, в котором они имели удовольствие переночевать около Росы. Точнее, это просто было больше похоже на лагерь, предназначенный для жизни хотя бы на какой-то краткосрочный период. Он был поделен на своеобразные зоны, в каждой из которых были свои кострища. Вокруг них свалены пни для удобства, натянуты шатры для тренировок и просто свободного времяпрепровождения, расставлены палатки. В обустройстве всего этого, разумеется, принимал участие абсолютно каждый участник «Бораго», и совершенно не важно какую именно часть лагеря он обустраивал. Леру еще в первый день вместе с Лероем отправили сооружать палатки. Им выдали тенты, колышки и дуги и молодым людям ришлось сразу вовлечься в процесс установки палаток. Несколько шатров отдали под площадки для прогонки отдельных элементов программы. Девушка все время занималась тем, что помогала в уходе за конями, что, в конечном итоге сводилось к достаточно базовой и примитивной схеме принеси-подай. — У тебя есть иголка с ниткой? — спросила девушка Лероя, протянувшего ей тарелку с куском мяса. — Зачем тебе? Чем-то помочь? — Да нет, я сама. Просто одолжи нитку и иглу. Прошлым вечером случилось то, что действительно ее расстроило. Лямка на рюкзаке порвалась. Очередная ниточка, связывающая ее с прошлым и той тетей, которую она знала, которую любила, и которая, как Лере всегда казалось, любила ее — надорвалась, и девушка, которая уже отчасти смирилась с тем, что больше навряд ли вернется обратно, и, что некуда возвращаться вовсе — все равно расстроилась. Память и какие-то мелкие детали, вроде тетради со стихами, зубной щетки и рюкзака — то, что продолжало напоминать ей о том, кем она была раньше, и какую себя пытается сохранить глубоко внутри, мимикрируя под новые реалии — это все, что у нее осталось. Лера не могла не переживать по этому поводу. Ремешок оторвался от основы рюкзака сверху, так, что просто прицепить или привязать его обратно было невозможно. Нужно было пришивать. Лера не собиралась расставаться с рюкзаком и более того, хотела сама восстановить его. Она собрала в ладонь все значки, пересматривая их и крутя в пальцах. Этот гештальт нужно было закрыть. Правда, сделать этого вечером ей запретили. Отдали толстую иглу с катушкой серых ниток, но шить без дневного света не советовали. После ужина и очередного вечера посиделок за играми в камешки, суть которой она не поняла, поскольку и не пыталась уловить, было принято решение уйти спать. Однако, спустя пару часов тщетных попыток погрузить себя хотя бы в стояние полудремы, девушка все же встала и, одевшись и прихватив с собой ранец, выскользнула наружу. Она вынула вещи, сложив их рядом с собой, и когда в руки попала шкатулка, что они с Егором приобрели на аукционе, вздрогнула от неожиданного голоса Росс, раздавшегося откуда-то сбоку над ухом. — Тебе разве не интересно, что там? Ее рука дернулась, и тяжелая вещица чуть не упала на землю. — Напугала, — выдохнула Лера. Росс ответила молчанием, и лишь ее волосы легко качнулись под шляпой, будто в неодобрительном жесте. — Я уже видела, что там пусто, — пожала плечами Лера, — И мне пока нечего туда класть. Браслет свой я потеряла, а другими украшениями не обзавелась, так что… Она положила шкатулку себе на ноги и отмотала приличный кусок нитки, оторвав его от основной катушки. Оценила получившуюся длину, предварительно промучившись с тем, чтобы вставить нить в ушко, и сложила пополам, как учила тетя, скатав на кончиках общий узелок. — Не всегда все то, чем кажется, — дождавшись пока Валерия закончит, подложила женщина. Лера заинтересованно взглянула на нее из-под полуопущенных ресниц. — Ты что-то знаешь об этом? — Открой ее. Лера заинтриговано отложила несостоявшееся шитье, но, взяв в руки уже знакомую вещь, не нашла в ней ничего нового. Обыкновенный антикварный прямоугольник на серебряных ножках. Дряхлая, хоть и по-прежнему симпатичная каменная коробочка, с отбитыми серебристыми уголками и маленьким замочком-защелкой. Ничего необычного. Замок тихо щелкнул, когда Лера сместила металлическую дужку в сторону, и крышка волшебным образом поднялась самостоятельно, демонстрируя пустое пространство внутри себя, как и в прошлый раз. — Я же говорила ничего. В этот момент Лера подумала о возможном наличии второго дна. Но высота стенок была не подходящей для того, чтобы это могло быть правдой. И даже если и так, то там не поместилось бы ничего больше, чем лист бумаги. Она попытаюсь поддеть ногтем выцветшее замшевое дно, в тусклом свете блуждающего огонька казавшееся грязно-коричневым, но ничего нового не заметила. Фокус внимания случайно сместился к внутренней стороне крышки. Как раз она была довольно пухлой, так что туда могло бы поместиться нечто маленькое, но все же весомее пергамента. Лера попыталась поддеть ткань на ней, чтобы понять есть ли там что-то, но у нее снова ничего не вышло. — Навряд ли здесь есть что-то. Если, конечно, ты не знаешь альтернативных способов это выяснить. — Дай я взгляну. Валерия удивлённо покосилась на Тень. — А ты сможешь? — Сомневаешься в моем зрении? — смешок последовал незамедлительно. — Я думала Тени не могут ни к чему прикасаться. Вы же духи, нет? Женщина нетерпеливо цокнула и повторила более повелительным тоном, протянув руку в черной перчатке: — Просто дай сюда. Повертев ее перед собой, Росс что-то недовольно пробурчала, и, тем не менее, вернула шкатулку обратно. — Закрой ее, поставь вверх дном и поменяй ножки. — Поменять как? Лера защелкнула замочек и последовала указаниям духа. — Видишь ножки на дне? Отломи их и приложи к уколам на крышке. Да, так. Лера не видела ее выражения лица за вуалью, но чувствовала, что та поджимает губы, недовольная тем, что Лера задавала дополнительные вопросы. — Теперь открой замочек в другую сторону. Против часовой стрелки, по дуге. Повтори за мной: «Vinire Mysterium». Лера повторила, соблюдая даже тон, с которым Росс произнесла фразу. С тихим щелчком шкатулка вдруг и правда открылась. Металлические петли между ее частями едва слышно скрипнули, чего не было тогда, когда она открывала шкатулку предыдущим способом. На бархатном дне красовалось маленькое нечто, размером со спичечный коробок. Лера не сдержала восторженного вздоха, и поспешила извлечь на свет маленькую книгу. Взглянув на простой бордовый корешок без всяких надписей, на ум пришла коллекция стихотворений поэтов серебряного века, что хранилась на верхней полке их с тетей домашней библиотеке на улице Революции. Но укол тоски не успел коснуться ее сердца, потому что находка вызвала слишком неожиданное восхищение и удивление, на смену которому пришли догадки из серии теорий заговора. — Как ты узнала? — Лера с долей скепсиса повертела книжечку в руках, намереваясь разгадать в ней томик Ахматовой или Блока. — Во времена моей молодости такие шкатулки были у каждого второго идиота. — Да, но как ты узнала, что там внутри будет книга? — Я не знала, — безразлично пожала плечами женщина. — Но ты не удивилась. — В такие вещи часто вкладывали дневники. — Но это не дневник. Он слишком мал для дневника, это же стихи, как дома, да? Женщин ухмыльнулась. — Не думаю, что это стихи. На книгу наложено заклинание, чтобы она поместилась в шкатулку. — И как его снять? — Судя по тому, что сама шкатулка открылась по повелению древних слов, то и контр-команда для книженки должна быть на этом же языке. Повторяй за мной. «Nunc audi vocem domini. Ut iterum magnus». Вдруг книга, которую она ошибочно приняла за томик стихов, стала дребезжать на ее ладошке, и как на дрожжах жирнеть. На длю секунды Лера потеряла книжку из виду, потому что та спряталась в иссиня-черной пелене почти густевшего воздуха, и лишь золотые песчинки летали внутри, намекая на объем вещи. В следующую секунду толстый и увесистый томик, чуть меньше формата стандартного листа бумаги, какой она обычно использовала для домашнего принтера, упал на ее колени с глухим звуком. Страницы с приятным шелестом затрепыхались, будто желая открыться и надышаться приятным холодным воздухом ночи после многолетнего заточения. — Она не опасная? — тут же уточнила испуганная девушка, еле сдерживаясь от того, чтобы раскрыть книгу. — Не думаю. Интересно, Росс смогла потому, что это было распространенное явление в этом мире, или потому что сама принимала участие в создании чего-то такого? — Как ты узнала? — не сдавалась Валерия, сверля женщину взглядом. — Я уже говорила, — ее голос звенел раздражением. Тень же не может лгать. Но может ли она манипулировать правдой? — То есть это не твоя вещь? — С чего ты взяла? — оскорбленный тон, донесший из-под вуали, притупил уверенность девушки, — Это допрос? Вот и помогай людям, — недовольно пробурчала ушлое приведение. — Ладно, прости. — Я думаю, что это родовая книга прошлых хозяев. — Интересно. А с чего ты взяла? Переплет не выглядел слишком старым или ветхим. Страницы были старыми, да, но не создавалось впечатление использованности. После того, как книга вернулась к своим нормальным размерам, девушка заметила металлические уголки, но даже они выглядели намного моложе тех, что украшали шкатулку. — Там записаны заклинания? Девушка подняла глаза в ту сторону, где еще минуту назад стояла Росс, но не нашла ее на месте. Со стороны дороги на другом конце лагеря послышался шум колес сразу нескольких колесниц, подпрыгивающих на камнях. Лера встрепенулась от того, что раньше не замечала несколько громкими они оказывается были, и от неожиданности захлопнула книгу. Параллельно с этим уханье и беспокойный визг ночной птицы как-то внезапно оглушил Леру своим присутствием. Раздраженное ржание коней и голоса. Сунув книжку в так и не зашитый рюкзак, девушка колебалась: должна ли она сообщить остальным? В цирке с большей долей вероятности бодрствовала не только она, но является ли этот факт успокаивающим? Нет, кто бы ни направлялся сюда, нужно быть к этому готовыми. Они все же не полноценная часть циркового коллектива. Лера осторожно отворила дверь и, вбежав внутрь, кинулась к одному из лежавших на полу парней. — Егор, Егор, — шепот вышел куда более взволнованным, чем она предполагала, он выйдет. Парень проснулся в ту же секунду. — Что случилось? Ты в порядке? Он тут же подорвался с места, испугано впившись руками ей в плечи. Рядом зашевелился Драгомир, она случайно села ему на ноги, когда Егор неожиданно наскочил на нее. — Я? Да, — Лера закивала в ответ, и волнение в ней усилилось в несколько раз, — Я просто подумала, что это может быть важно. — Что, что? — Там кто-то приехал. Прислушайся. Судя по стихшему шуму сбоку, Драгомир тоже стал внимать звукам снаружи. Егор снова наклонился в ее сторону, а Лера, будучи занятой тем же, от неожиданности дернулась, почувствовав вдруг под своей ладонью чью-то лодыжку. Драгомир шумно втянул носом воздух, и Лера одернула руку, будто сунула ее в огонь, и из-за болевого шока, не сразу поняла это. — Там люди, — вдруг воскликнул Егор, прервав едва успевшее разгореться в ней смущение, — И много! Но кто? — Я не знаю, я не смотрела. — Да, да, — пробормотал парень, вскочив с пола, — Ты правильно сделала. Дай я оденусь и выйду посмотрю, — в его голосе проскользнуло смущение, и Лера почувствовала себя главной растлительницей морали в этом столь ограниченном помещении. Она скомкано пробормотала извинения, адресованные в том числе и притихшему Драгомиру, и села на лавочку, поджав ноги. Сама то она еще даже не меняла одежду на ночную. Егор не стал терять время, нащупав в темноте брюки, и Драгомир наконец перестал прикидываться трупом, спешно натягивая на себя одежду. — Я могу выйти, если… — Нет, — быстро оборвал ее брат, — Останься здесь не выходи. Мы сходим посмотрим, что там. Перед тем, как исчезнуть за дверью, Драгомир слегка дернул сестру за плечо, и коротко окликнул Лероя. Шум между тем стал настолько явным, что можно было различить отдельные слова вроде «Наконец!» и «На месте». — Что там такое? — сонный голос Лероя, вперемешку с явным волнением звучал совсем иначе, чем днем. Она бы и не узнала его, если бы ранее уже не слышала такой же его тон. — Я не знаю, мальчики пошли посмотреть. Лера наблюдала за тем, как Лерой повернулся к ней, позволяя Кристине без лишнего внимания одеться, а сам терпеливо выждал ее сухого «Готова», и нырнул ладонью под ее лавку, извлекая оттуда собственные брюки. Она ни в первый раз наблюдала такую слаженность между ними. — Нам стоит пойти за ними может? Неуверенно прошептала Валерия, полностью растерянная внезапным исчезновением Росс и появлением целой толпы неизвестных. — Нет, — так же тихо ответил ей Лерой, — Подождем. Но будь готова ко всему. Лера сжала руки в кулаки, словно это должно было чем-то помочь ей. Волнение начинало душить ее. ЗОР, Император и Система представлялись для нее эфемерным и неосязаемым злом, которое обычно мелькало на линии горизонта главного героя, кем она себя зачастую мнила. По крыше забарабанил редкий дождь, но звук терялся в шуме поднявшейся суматохи снаружи. Леру вернуло в ночь, когда им пришлось покинуть дом на отшибе. В ночь, когда она почти распрощалась с жизнью, свалившись с крыши. Когда она была готова с ней распрощаться. Сейчас она умирать не хотела вовсе, и, хотя поводов к этому не наблюдалось, страх возрастал в геометрической прогрессии. — Ты дрожишь, — оставил Лерой, накрыв ладонью ее плечо. Она не ответила. Это и не требовало ответа, но он чего-то ожидал от нее, все еще находясь рядом и не отпуская. Кто-то на улице, прямо около их вагончика, слева от девушки, крикнул «Быстрее!», чем заставил ее вздрогнуть. «Это здесь?» Кристина застучала ногтем по железной поверхности стенки, и Лера тут же бросила взгляд в ту сторону, откуда доносился стук. Вдруг кто-то снаружи долбанул по стене, и внутри раздался такой оглушительный звон, что Лере показалось, что прогремел выстрел. «Быстрее! Мать твою, аккуратнее!» Все внутри перехватило, будто процарапало все органы ледяной костлявой рукой животного страха. Они вот-вот ворвутся внутрь. Они схватят ее, упекут далеко и надолго. Куда? Неважно. Она останется одна. В совершенной изоляции, бесполезная и никчемная. Блять. Дверь действительно скрипнула. Чертова дверь, не может быть менее раздражающей в такой момент. Темнота несколько развеялась хлынувшим светом, который источали десятки фонарей на улице, и девушка на мгновение ослепла. Кто-то затоптал на входе, давая понять, что уже внутри. «Они здесь.» Стоило этой мысли промелькнуть на периферии сознания, как тут же ее сменила другая, инородная. Голосом Росс внутренний голос фыркнул: «Какая ты мнительная.» Если бы женщина была здесь, она бы закатила глаза. А пока… Лера раскрыла свои и явственно увидела то, что заставило ее выдохнуть с облегчением. Драгомир и Егор стояли, не выглядев ни избитыми, ни запуганными. Егор был чуть взволнован, но не настолько, чтобы даже сказать что-нибудь об этом. — Это какая-то другая труппа, что ли, — шепотом пояснил он, — Завтра будет видно, кто это. Пока просто много людей, не особо понятно. — Мы можем ложиться спать, — голос Драгомира зазвучал в непосредственной близости. Он подошел к своему месту, и сжал предплечье Кристины в успокаивающем жесте, — Пока ничего не угрожает, я предполагаю воспользоваться этим и лечь, — он ухмыльнулся, действительно скидывая одежду. Блеклые, почти погасшие блуждающие огоньки мерцали около стенок, обличая ее. Обличая то, что она так и не смогла уснуть еще долго, разве что — только под утро, когда гул прибывших людей наконец смолк.