Обязанные

Сай. Ее давно не называли этим именем, и это казалось даже забавным, что там, где требовалось имя для «прикрытия», девушка использовала то, которое дала ей мать, когда родила. «Цветочное» по ее собственным соображениям было бы куда уместнее, но кому интересно мнение кого-то вроде нее. Кого-то не столь значимого. Торговля велась «партиями». Они разделили общее число подответственных по удобным им группам. Каждую из образованных стаек будущих «пташек», а может случайных женщин с незавидной судьбой попеременно заставляли подниматься на небольшой помост, видевшийся Сай тереть только как возвышавшийся на фоне кровавого рассвета эшафот, где вот-вот решится ее судьба, и скорее всего будет казнено всякое будущее. Она была не одна такая — неживая теперь, имевшая способность дышать и мыслить — потерянная кукла, перед которой стояла цель, намного больше самой девушки. И задача намного больше той, которую она смогла бы выполнить. Потерянная и отчаявшаяся. Были и те, кто находились в более ужасающем положении: кто точно будет продан в публичные дома. Те, кого не возьмут под ответственность — то есть, иными словами, просто не купят сразу. Был и такой вариант, при котором и саму Сай продадут в бордель, как бы ей не хотелось об этом не думать. Она, правда, знала, что в таком случае ее очень скоро выкупят, однако, прежде чем это случится могут пройти целые сезоны, так что ей действительно придется постараться, чтобы ее купили здесь и сейчас, при том нужные люди. Девушек выстроили в ряд, заставив облачиться в легкое крестьянское платье. Им всем выдали подобные: такие не скрывали мышцы, демонстрируя их физические данные. Им нужно было показать товар лицом. Сквозь тонкую ткань прохладный утренний воздух обдувал ее голые ноги, заставляя покрываться гусиной кожей. В ее руке были зажаты веревки вещь-мешка, в котором одиноко ютились какие-то тряпки, называемые одеждой для межсезонья, несколько таких же платьев для работы, как и то, что было на ней сейчас, пара комплектов нижнего белья из дешевой резины, которую только и могла позволить себе крестьянская девушка, а также расческа с колючими зубчиками, что каждый раз неприятно дергала волосы. В карманах ее плаща была еще, пожалуй, горсть незначительных для неосведомленных глаз вещиц, которые девушка перебирала в пальцах. Пуговицы, старая бумажка, сложенная в шесть частей и запечатанная воском, да пара карандашей. Ничего особенного. Казалось бы. Здесь все кипело еще с глубокой ночи. Первыми они стали продавать мужчин. Сай была рада, что не переживала, о том, что на этом месте еще пару часов назад мог бы стоять ее брат. Это была достойна сделка, убеждала она себя — и действительно верила. Любовь к брату была превыше всякой гордости, любви к себе или самой жизни. Сейчас она находилась здесь совершенно одна, хотя ее и окружала толпа. Мужчины и почтенные дамы сидели на трибунах, расположившись прямо напротив сцены, которую промеж собой назвали панелью. «Уйти с панели» — значило быть купленной кем-то. «Остаться» — значило стать одной из тех, кто был продан в Непотребный дом. Она, конечно, быстро узнала об этом, потому что каждый, кто попадал сюда — был заражен будоражащим вирусом страха, пролезавшим под кожу и копошившимся там до тех пор, пока его судьба не будет решена окончательно. Сай вдруг вспомнилось, что летом здесь устраивали ярмарку. Она была здесь много раз. Помнила даже первый раз, или, кажется, один из первых. Стояла жара, соли у многих торговцев-перекупщиков не было, поэтому под яркими косыми лучами палящего солнца, что задевало прилавки даже под натянутыми тканевыми навесами, рыба неотвратимо портилась. Порубленная толстыми кусками морская РЫБА, подвешенный за жабры сушенная, с головой, без головы, мелкая, крупная, с икрой или без нее, печень и молоки… Мерзкая рыба, казалось, окружала все ее детство. Сай помнила, как подолгу бродила, вцепившись за шнурок на поясе матери, между этими бесконечными однотипными рядами. Мутневшие и подсохшие глаза тупо пялились на маленькую девочку. Раскрытые и пожелтевшие жабры, будто она только сделала вдох и замерла, чтобы никогда больше не шевельнуться. Стоило коснуться тусклых чешуек, переливавшихся в игривых летних лучиках, как пальцы цепляли слюнку приставучей слизи, а, вытри пальцы о край платья, мать начинала ругаться из-за того, что, раз: задираешь платье в общественном месте, и два: пачкаешь его. Когда она выросла и ей самой пришлось идти на ту же ярмарку, она обнаружила, что рядов было не так уж и много. Всего четыре. Но, что осталось неизменным, это кислый привкус рвоты во рту. Тошнотворные удушливые зловония не давали ей сделать нормального вдоха, а жадные сальные взгляды, что раньше бросались на рыбу, она частенько находила на себе. Иронично, что теперь она сама оказалась товаром, и цена ей была только немногим больше, чем как за пару килограмм хороших моллюсков, привезенных бесстрашными дельцами прямиком с далекого океана Краев. Совсем рядом раздавались удары молотка, но она предпочитала пропускать эти звуки мимо своих ушей. Чем дольше ты избегаешь проблемы (или обязательств, как в ее случае), тем меньше вероятности струсить и попробовать увильнуть от них заранее. А она должна была завершить дело, будучи не до конца уверенной в том, что все сработает именно так, как задумывалось ее начальством. Ее ноги затекли, а ладонь, сжимавшая веревки, оказалась теперь зажата между ними. Кожу больно прищемило, но девушка проигнорировала это, встретившись со взглядом человека, небрежно указывающего на нее кистью. На нее, и еще на нескольких девушек. Вдруг она увидела девочку среди толпы выкупленных в другой дом. Мужчина — управляющий дома, врезал ей, от силы шестилетнему ребенку, по лицу. Ему даже не пришлось размахиваться, чтобы от удара ее голова дернулась назад и в сторону. Кожа на щеке в мгновение вспыхнула, окрасившись в ярко малиновый, а он как ни в чем ни бывало, продолжил отдавать какие-то приказания остальным девушкам. Должно быть, она возразила ему. И это только управляющий. Что же сделают с бедным дитя эти мерзкие чудовища, хозяева? К ней наконец подошел ее собственный новый управляющий. Тот самый, что только что сделал выбор в ее пользу. Почтенный старик, он не выглядел как кто-то, способный на избиение ребенка, но Сай не обманывалась на его счет. Управляющий дома — лично свободный, значит он сам принял решение продолжать работать на тех, кто «принял ответственность». Значит, он ничем не лучше. Это был один из тех людей, которого ей требовалось встретить по той версии плана, которая могла бы привести ее к главной роли. Была еще вероятность ошибиться, но это если допускать, что предположения и домыслы ее начальства — ложные, а у нее, к сожалению, никаких поводов усомниться в них не было. Она не хотела браться за это дело — но у нее не было выбора. Дурацкая подписанная бумажка вскипятила бы ее кровь в случае отказа. Или в случае полного провала, или пособничеству провалу. Иными словами, шансов на долгую жизнь у одной из девушек — или нескольких, в зависимости от того, куда они будут переданы — весьма ограничены. Она — и еще шестеро таких же жались друг к другу, изображая пугливых крестьянок. В вопросе страха ей даже не нужно было притворяться. То, что к ним подошел именно этот человек означало только одно — теперь ее судьба зависела от того, в какое именно из поместий ее направят. — Здравствуйте, девушки. Вы будете переданы в услужение одному из самых почетных домов Дорэны, и я хочу, чтобы вы навсегда запомнили, что для вас честь — быть под ответственностью почтеннейшего из родов… — она не слушала дальше, прекрасно осознавая кому именно будет служить. — А куда денут остальных? Понимаете, там моя сестра, я, — голос девушки сорвался, осип. Это была Вайлет. Хорошая девчонка, раньше, в том месте, где им обеим не посчастливилось быть, ее называли Фиалкой за ее особый оттенок глаз. И, если самой девушке повезло иметь брата, и его не отправили сюда, то Фиалке с сестрой нет. Они оказались здесь вместе и уже были разлучены. Мужчина глубоко вздохнул. — Если не продадут в следующий раз, скорее всего их выкупит дом терпимости. * Мне жаль, девочка. Мы не можем помочь всем. Дыхание Сай зашлось от немой злости. Лицемерная паскуда, он еще смел называть это помощью! Он покупал рабов, будет использовать их для своих идиотских нужд, и смел рассуждать о таких вещах? Когда зловещее название коснулось ее ушей — на нее в полной мере обрушилась тяжесть ее участи и цена ошибки, которую девушка совершила много лет назад, еще будучи совсем юной. Сай было жаль Вайолет, она ужасно сопереживала Саре, ее сестре, но она была рада, что сама избежала участи оказаться в публичном доме. Это, наверное, было самым страшным из того, что могло бы произойти с ее жизнью. Такого испытания ни ее душа, ни тело не выдержали бы. *** Сай ненавидела это. Положение, в котором она оказалось, навязывало ей определенную манеру поведения, и она ненавидела каждую секунду, проверенную под личиной этой новой «Сай». Эта маска ежечасно норовила слететь, разбившись вдребезги о края собственного характера. Удерживало ее на месте только терпение. Терпение, и одно маленькое обязательство, заложником которого стала девушка. Ей стоило бы научиться вести себя подобающе новому статусу. Сдерживать собственное пренебрежение оказалось труднее, чем она представляла это будет. Она видела хозяев только мельком. Поначалу ее не выпускали с нижних этажей, которые отводились под прачечную, непродовольственные кладовые и прочие технические помещения. Так продолжался наискучнейший месяц. Ей казалось, что, даже остальная прислуга просто игнорируют новенькую. И, хотя Сай понимала почему это происходило в кругу хозяев, отчасти понимала почему так случалось с «элитными» работниками, но совершенно не представляла, чем заслужила такое отношение в кругу таких же, как и она сама — простых слуг, работяг. Помимо нее, конкретно в этом доме было двое новеньких девушек. Такая же птичка, как она сама — Вайлет. И еще одна, о которой Сай ничего известно не было. Их троих распределили по дому так, чтобы единственное место их пересечения оказывалось в служке под вечер, после работы. Но в общежитии разговаривали в основном старшие по статусу девочки, лишь изредка бросая, как кости собакам, вопросы. Как ошметки еды, что скидывают со стола, делая одолжение тем, кто из животных станет их собирать. Сай старалась быть приветливой. Ей казалось, что основная задача служанки в ее положении — сохранить баланс между покорной скучной серой мышью, недостойной никакого внимания и в меру заинтересованной работой. Не быть отрешенной в том, что касалось полов, если быть точным. Но быть достаточно безразличной к тому, что происходит в кругу семейства наверху и среди остальных слуг. Просто не привлекать внимание. Она действительно предпринимала попытки удержать свой взгляд хотя бы в стадии безразличия, не переходя на жгучее презрение. Ее мысли раз за разом возвращались ко всем этим жутким сценам. Например, как мужчина бьет ребенка так, будто это было в порядке вещей, или как бесчувственный ублюдок, выбравший своей судьбой служить таким же низким и посредственным уродам, рассуждал о том, как жаль ему бедную девочку, чья участь — попасть в бордель. Он не может помочь всем, да. Оказавшись в доме, ее мнение относительно прислуги немного потеплело. Фарфа — одна из старшейших и почтеннейших местных служанок показалась ей, хоть и сварливой, вечно чем-то недовольной и до жути требовательной к мелочам, но располагавшей к себе. Она часто ругалась, но не сказала ничего по-настоящему обидного в сторону девушки. Однажды, когда она заметила, что пятно на стене, оставленное этой совершенно лишенной воспитания взбалмошной мелюзгой, что бегала, казалось, по всему дому: в том числе и в крыле слуг, где хозяевам ходить было не принято, то заставила Сай оттирать его до тех пор, пока вся стена белая (в реальности сероватая от времени и измотанность) не стала блестеть от чистоты. Но Фарфа по крайней мере была к ней добра. — Что у тебя с родителями, девочка? Как ты сюда попала? — Моих родителей нет, — просто сказала ей девушка, рассчитывая, что этого ответа хватит, чтобы она удовлетворила свое любопытство и отстала. Но оно оказалось неуемным. — И тебя продали за долги? Или ты сама ушла? Братья, сестры есть? Бедность обычно плодится куда быстрее почтенных домов. — Есть, — девушка сдержала рвотный позыв, но не могла злиться на старуху. Возраст и воспитание промыли ей мозги. Она не могла в таком возрасте отделять зерна от плевел и мыслить здраво, значит, автоматически освобождалась девушкой от осуждения и в каком-то смысле ответственности за то, что говорила. Как можно судить человека, слова которого ничего не стоят? — Хозяйку лучше не трогай. Не смотри на нее, относись с почтением, и она не тронет и тебя, ты ей ни к чему. Выполняй свою работу честно. Молодого господина обходи стороной, не отвлекай его. Если с маленькой Госпожой подружишься — будет тебе спокойствие, если нет — то она шкодничать любит. Иногда ее игры могут быть назойливы. Но она хорошая девочка. А с наследной госпожой ты осторожнее, она у нас барышня своенравная. Серьезная, но очень ранимая. На нее лучше лишний раз взгляд не поднимай. Что случилось с хозяином она предпочла не спрашивать. Все знали, что с ним случилось. «Помер» — сказала ей Кира в один из первых дней их знакомства. Одна из тех служанок, вероятно, очень жаждущих внимание господ, и потому не возлюбившая Сай из-за ее холода. С какой угрозой Сай не ожидала встретиться, так это с глупыми котами. Они сновали то тут, то там и были, казалось, сразу повсюду. То этот жирдяй кот вылезет откуда-то из-под шкафа, совершенно неожиданно, напугав при этом Сай до смерти. То кошка бесшумно вывернет из-за поворота, улегшись прямо под ее ногами. Еще этот бесноватый котенок. Самое страшное первое время было отличать их от остальных, ЖИВЫХ кошек. Сай знала, что в богатых домах водятся Оттенки, но увидеть это, лицезреть собственными глазами — это было совершенно иное. До этого с оттенками она сталкивалась лишь в книгах. Там писали, что это нечто-то вроде отслойки души какого-то из предков одного рода, законченного в образ животного, который этот род символизирует. Также, она знала, что оттенки в доме существуют только тогда, когда существуют прямые потомки рода, и на одно поколение приходится один оттенок. Оттенки в реальность, в этом доме, были тремя раздражающими комками шерсти, что значило, что в живых находились только три поколения: Хозяйка, как Сай знала, ее мать, и «детишки». Коты не знали границ. Ни в чем. Они могли молчать, могли говорить, могли ходить, могли спать, могли бегать — и все, что они делали — это пугали ее. Пугать ее жирной скотине доставляло отдельное удовольствие. Он, не стесняясь, сигал на нее сверху, выпрыгивал из темноты узких пред-подвальных коридоров, разваливался на ее подушке, и даже как-то раз специально (в этом она была уверена) пролил ее суп на землю. Ей пришлось пропустить ужин в тот вечер и лечь спать голодной, из-за чего настроение на вечер и весь следующий день было испорчено. Но зловредному котяре все было ничего. Она ненавидела этих людей заочно. Ей даже не нужно было знакомится с ними — она считала, что, даже если ты не наступишь в кучу дерьма, то все равно будешь точно знать, что она из себя представляет. И теперь она просто хотела максимально оградить себя от этих сомнительных контактов. К сожалению, живя в их доме, сделать это было практически невозможно, и Сай подготовила себя к этой неотвратимой скорой реальности. И начала она с самого, как ей показалось, опасного. Молодого господина. Ее предупредили на счет него. Сказали не подходить к молодому господину, причем подчеркнули это разные люди, не единожды указав именно на этот совет. Фарфа сказала не трогать его, Кира предупредила ее, что лучше не приближаться к нему. И, хотя это звучало скорее как угроза лично с ее стороны, Сай отнеслась к предостережению максимально серьезно. Опыт проживания в обществе подсказывал ей, что девушки обычно не предупреждают друг друга о каких-то мужчинах просто так. Если не прислушаться к этому совету, это всегда заканчивается одинаково паршиво. Сай не хотелось влезать еще и в это, достаточно было тех проблем, которые она уже успела навесить на себя. На следующий день, когда о нем предупредила еще и Вайлет, которую распределили работать в саду. Она..с ней случилось кое-что ужасное, о чем Сай узнала немногим позже. Девушка, пусть и не успела спросить подробно, к чему были ее слова «берегись», получила необходимые ей доказательства угрозы собственной безопасности. К третьему дню после этого она окончательно убедила себя в том, что это неизбежно. Она мысленно уже желала ему смерти, решила, что принципиально не пересечется с ним взглядом, потому что надеялась заранее подстелить себе соломку, обезличив все по максимуму. Подготовилась к грязным приставаниям, сальным взглядам и похотливым словам в свой адрес, чтобы не доставлять ему такого удовольствия: видеть в ней жертву. Ей нужно было показаться ему скучной, надоесть заранее. Испуг должен был отойти на второй план, если ей хотелось укоротить процесс, или (желательно) и вовсе его избежать. Ситуацию сильно осложнили события, произошедшие параллельно ее внутренним метаниям. Сай должна была предстать перед самой Хозяйкой. Она протирала балясины лестницы, ведущей из одного из небольших коридоров для прислуги в подвалы с ангарами для хранения некоторых запасов на холодное время года. Последнюю декаду девушка провела в отдалении от всех членов семьи — Фарфа будто намеренно изолировала ее от них, чтобы не оскорблять одним только ее недостойным присутствием их идеальных зады. Лично Сай это нравилось, однако, пока она занималась полу-бесполезной работой, по второму кругу намывая полы, лестницы и выбивая за домом ковры из этих коридорчиков, время все неумолимо бежало вперед. Сегодняшний день не должен был стать исключительным. Она ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы выяснить, как могла бы (желательно безопасно и незаметно) проникнуть в катакомбы (куда ей нужно было попасть), не выдав своего присутствия. И как могла бы избежать встречи с молодым господином. Пока ей везло, но девушку не оставляло ощущении опасности, караулящей ее за каждым поворотом этого огромного темного поместья. Она терялась в догадках, что именно стоило бы предпринять, чтобы устранить все прочие преграды между ней и тем, с кем она должна была встретиться там внизу. Конечно, Сай не должна была выполнять порученную здесь работу по хозяйству идеально, в договоре об этом не было сказано ни слова, однако, что она должна была делать — так это все, чтобы прийти в итоге к конечной цели. Поэтому время, которое она бесполезно проводила за уборкой, она расценивала как часть спланированного плана. Само-собой разумеющийся процесс интеграции в новое общество: она же должна как-то втереться в доверие, не привлекая к себе излишнего внимания. Девушка окунула мокрую и потемневшую то ли от времени, то ли от частоты использования тряпку в таз с такой же холодной и уже успевшей загрязниться водой и, согнувшись над ней, принялась тереть ладони вместе с куском изрешеченной ткани, чтобы как-то очистить ее от грязи. Девушка застыла над тазом, не вмещавшимся полностью на ступеньке в скрюченной позе, параллельно придерживая одной ногой емкость, чтобы она не упала на ступени и не пролила всю воду на пол. Она думала подобраться к разгадке подвалов через маленькую госпожу. Это, наверное, было бы проще всего — подвернуть ее влиянию. Однако, все омрачалось тем, что девочка была до безобразия избалована вниманием старших, и постоянно находилась с кем-нибудь. К ней была приставлена одна из старших гувернанток — Рут, которая и занималась с ней играми и прочим. Сай довелось поговорить с ней лишь раз, и то — перебросившись парой ничего не значащих фраз. Других к Айви не подпускали, только если та сама не подойдет. Но Сай не была так привлекательная для ребенка ее возраста, так что искать тут было нечего. Другой кандидатурой — в отсутствии прочих детей — оставался молодой господин. К нему можно было найти вполне прямой и понятный доступ, однако, такой вариант все еще вызывал в ней только рвотные позывы. Ее основным противником сейчас оставалось время, оно все бежало и бежало, и девушку уже чувствовала, как вскоре перед ней встанет вполне конкретный вопрос: что ей дороже: честь или жизнь? Но пока оставались другие варианты, она намеревалась воспользоваться ими. Склонившись над тазиком, она не заметила, как вновь провалилась в размышления. Сомнения заняли мысли, поглощая все ее внимание, когда она вдруг, почувствовала толчок со спины. Ее нога, придерживающая тазик, соскользнула, и он с грохотом перевернулся. Вода тут же растеклась по ступенькам, полилась сквозь балясины вниз в помещение, где начинались ангары и кладовые. А спина, которую так не вовремя защемило, отказывалась разгибаться еще пару секунд. — Глупая девчонка! Что ты тут развалилась! — женщина средних лет, тоже одна из старших домоправительниц, подняла подол своего рабочего платья, и принялась отчитывать Сай за неуклюжесть. Та коротко извинилась, однако, позволила себе комментарий, что не заметила ее, на что в ответ получила быстрое замечание о том, сколь мало в ней ума, и что она вообще вокруг себя ничего замечает, после чего, приказала все здесь убрать, а лучше уйти восвояси и не мешать. Лишь после этого она убежала вниз. Вслед за ней уже через пару минут появилась взволнованная Фарфа, в сопровождении сразу нескольких мужчин-стражников. Обычно они скрывали свое пребывание в доме, либо были непосредственно в подвалах, потому пугали Сай о том, что она может быть поймана еще и ими, однако, сейчас они спешно спустились следом за женщиной. Фарфа ничего не сказала ей по поводу разлитой воды. Да и та первая — Олда, кажется, тоже только пожурила ее, но больше никак не наказала, что было странно, учитывая как за малейший проступок обычно ей давали сразу сверху еще десяток заданий. Подозрение о том, что что-то произошло, усилились после того, как сам молодой господин спустился в кладовые, приказав Сай отправиться в комнаты для прислуги. Сай почтительно поклонилась ему, строго соблюдая свой план не отсвечивать, и, собрав все свои вещи, поспешила в комнаты, надеясь узнать о том, что же все-таки случилось уже там. И действительно происходило что-то странное. На входе в служку стояло сразу двое стражников, и ее запустили внутрь только после двойного подтверждения личности и короткого рассказа о том, как она попала в дом. После чего дверь за ней была вновь заперта. Оказавшись внутри, Сай обнаружила нетипичную для этого помещения картину. Спальные места в виде тоненьких сбитых матрасов — пустовали, а все служанки — а конкретно другие пять девушек, работающих здесь тоже не так давно, сгрудились в уголке, тихонько перешептываясь. Старших не было: как минимум двоих Сай уже видела рядом с кладовыми, однако, где находились остальные, оставалось непонятно. То, что она в итоге узнала, станет первым ударом, надломившим ее восприятие этого места. Мая — девушка, с которой она сдружилась (если это так можно вообще назвать) больше всего, тихонько, будто их могли осудить только за одно только обсуждение этой темы, рассказала Сай о том, что Вайлет похоже была отравлена этим утром. Весь дом моментально пришел в движение из-за этого известия. Должно быть, они перепугались за свои шкуры. Подумали, будто еда отравлена, наверняка. Но это была не еда, Сай точно знала, в чем было дело, так как все еще могла закончить так же. Это была особая разновидность яда, разработанная специально для пташек. Его требовалось использовать лишь в особом случае: в крайней степени отчаяния. Когда тебя рассекретили, когда ты понимаешь, что не справишься, и, чтобы твоя кровь не закипела, ты можешь закончить все более безболезненно. Этот выбор тебе давали. Они не были близки, но они были знакомы. Этого было достаточно, чтобы вогнать Сай в мелкую дрожь, сопутствующую с переменным плачем. Что подтолкнуло ее к обрыву? Ее голос звенел, когда решилась спросить: — Как это произошло? Она убедилась в верности своей догадки очень скоро. — Бедняжка была совсем плоха. Ее начало ужасно рвать, этот запах — он просто отвратителен. Я помогала на кухне, когда у нее закружилась голова и она помутнелась вся, — голос Маи звенел от напряжения, глаза слезились, и даже при таком ужасном освещении блики от фонариков отражались в ее слезах, — Она так задрожала, я ничего не успела сделать! Потом она просто упала! — девушка совсем потеряла самообладание, всхлипывая. — Мая, тише! Не говори ничего! — шикнула ей Ира, другая темноволосая девушка с короткой стрижкой. Мая только задрожала еще сильнее, и Сай пришлось сжать ее плечи, чтобы как-то привести в чувства, когда вдруг дверь открылась и на пороге появилась грозная фигура Фарфы. — Не болтайте! Быстро рассядьтесь по разным углам. В дом пригласили специалиста из ЗОР, сейчас каждая из вас будет допрошена лично хозяйкой, потом вы поговорите и с ним! Она не могла себе позволить полноценную истерику, но и просто проигнорировать утрату единственного человека в этом доме, который знал какого ей, который бы понял ее — просто не могла. Ее дыхание никак не желало нормализоваться, но теперь на горизонте возникла проблема посерьезнее. Хозяйка. Эта женщина внушала Сай какую-то сюрреалистически равную пропорцию ужаса и отвращения. Она держалась уверенно, ее спина была даже неестественно прямой, темные волосы собраны высокой прической так, будто она готовилась к вечернему торжеству, а взгляд, с которым Сай встретилась, когда осмелилась поднять на нее глаза, пробирал до мурашек. Пристальный и требовательный, будто она заранее знала о причастности девушки к трагедии. Сай ожидала, что ее будут допрашивать. Что будут заливать ей какое-нибудь из запрещенных зелий истины в глотку, давить на нее морально, угрожать, посадят под замок или оставят без еды на сутки или сразу десять. Еще этот высокий светловолосый юноша стоял мертвой статуей рядом, что Сай не могла сложить слухи о нем (фактически, не оформленные, лишь намеки), и свои ожидания от итогов встречи. Настолько Сай была плохого мнения о молодом господине, что убедила себя в том, что приставания с его стороны неизбежны, а это буквально убедило ее в том, что сейчас он лично займется ее допросом с пристрастиями. Ее желудок уже сворачивало от омерзения, что не укрылось на ее лице, но женщина, должно быть, списала все на страх. Сай знала с кем имеет дело: жестокие и беспринципные люди, чудовища из крови и плоти человека. Поэтому она очень удивилась, когда он даже не посмотрел на нее, а Госпожа спросила что-то вроде «Где ты была вчера? А сегодня? Не замечала ли за собой ничего странного? Что насчет приступов, случались ли они у нее ранее, ты не видела? А у тебя? Как себя чувствуешь?». Они решили, что это болезнь. Слугам объявилось о карантине, им приказали не выходить из своих служек. Говорили «мы заботимся о вашем здоровье» — ну, конечно! Проводя четкую грань между ними, Сай точно понимала по какой причине случаи ограничили (пусть и на несколько дней) возможности передвижения. К счастью, Вайлет не заболела, но, даже если и так, забавно, что она заразила бы всех остальных, и все отребье сгнило бы в своих норах. Так ведь они хотели? На это рассчитывали? Им прислали врачевателей, но, Сай была уверена, что это было сделано для отвода глаз. Сначала они проверились сами, бедняжки. Перебрались на пару дней в какой-то другой дом у моря. С каждым днём, Сай все больше крепла в мысли, что просто ненавидела их. *** Должно быть, он чувствовал враждебность по отношению к себе, потому что спросил, что она хотела бы ему сказать, когда в очередной раз проходил мимо. Ублюдок и не догадывался о том, почему она здесь на самом деле. Конечно, такие гордые самодовольные юнцы, чувствовавшие себя хозяевами жизни, как он — слепы к реальному положению вещей в доме. Они не могут совладать со своим, вскормленным годами лести непомерно раздутым эго, что уж говорить о том, чтобы заметить рядом с собой что-то, помимо своей Тени? Бедная безродная девушка, взятая под ответственность, она была уверена, он и не помнил сколько времени назад, хрупкая и беззащитная лилия, вымощенная только для того, чтобы кто-нибудь ее сорвал. Чтобы она служила. Вот кем он видел ее, и кем она сейчас была. Безобидная. От такой не ждешь подвоха. По крайней мере, не больше, чем пакость вроде не застеленной постели или пересоленного супа. Сай была уверена, что никто ее не подозревает. А, даже если и начнет, то к ней не за что придраться. Она серая, прозрачная в этом доме. Даже коты в последнее время будто обходили ее стороной, не сталкиваясь в коридорах. Может быть, поэтому она решилась на отчаянные шаги. На самом деле ее толкнул на глупость (как она определит этот поступок впоследствии) банальный человеческий страх за свою шкурку. Время шло, а дело никак не двигалось. Ресурсы, которые, как ожидалось, должны были быть в ее распоряжении к этому моменту, продолжали оставаться недосягаемы. К тому же, из Императорского дворца через границу доносились слухи о том, что Императрица была выдворена из дворца, а Цесаревич наследник умер, что делало ситуацию в стране нестабильной. Это было самое время. Они не могли позволить ей тянуть дальше. Она не хотела закончить, как ее Вайлет. Ей нужно было вернуться к брату. Она пообещала ему вернуться. Она решилась на это, потому что все равно знала, что это должно было произойти однажды. Так к чему тянуть? Девушка бесшумно прошла по коридору, и юркнула в пролет, где, как она обнаружила еще в прошлом месяце, располагалась высокая статуя крылатой женщины, одной из пра-пра..бабушек этого очередного гнусного рода хозяев. Таких статуй здесь было много: тут начинается коридор Предков. Изящное каменное изваяние стояло на широком постаменте, расправив за спиной свои гранитные крылья, будто поддерживая ими стены этого дома. Женщина, еще одна, мужчина, еще и еще. Один за одним, тянулся вглубь за плавный поворот парад различных, но единых в своей безжизненной стабильности статуй. Девушке пришлось тесниться к ним уже через минуту. Шаги где-то вдалеке заставили Сай буквально вжаться в стену, когда она услышала их. Звуки, кроме ее едва уловимого дыхания, стихли, и Сай вышла из своего укрытия. Больше всего на свете она боялась столкнуться с котами прямо сейчас, хоть у нее и было заготовлено оправдание и ведро с тряпкой для его подтверждения. Чем ближе она подходила к нужному, как ей казалось, месту, тем сильнее отдавались по коридору звуки собственных подошв. Быть может это лишь обман ее восприятия ситуации, но, тем не менее, это не могло не напрягать. Она стала идти медленнее, но ей казалось, что шаги все равно гулом расходились по всему замку, угрожая выдать ее с головой. Но оплошать было нельзя. Она так долго к этому шла, что не могла сейчас отступить. Вот она. Могучая арка из самых толстых обсидиановых кирпичиков, которые ей когда-либо доводилось видеть — выглядела поистине ужасающе. Здесь не было двери, ведь по слухам — этой тюрьме они были не нужны. Древние и хитрые заклинания оплетали это место, не позволяя ни одному из заключенных покинуть это место, и поддерживая их жизнь на самом минимальном уровне только для того, чтобы они осознавали, что сидят здесь вечность без дверей и оков — но без возможности покинуть это место. Ее сердце едва не остановилось, когда за спиной послышалось расслабленное: — На твоем месте я был бы осторожнее. Туда спускаться нельзя. Девушка, ряженая в горничную, остановилась. Она резко приросла к земле, побоявшись обернуться и пересечься с ним взглядами. — Простите, господин. Я заблудилась. Мне не следовало ходить здесь, я лишь искала служку. Она включила дурочку. Затараторила, надеясь прикинуться совсем глупенькой, не разобравшейся. Старший избалованный богатенький засранец — он наверняка не следил за тем, кто прислуживает ему. — Кто ты такая? — голос наконец отделился от тьмы, являя под тусклый свет факелов, горение которых поддерживала энергия этого дома, высокого молодого парня в строгой темной рубашке. Цвет было не разглядеть при таком освещении. — Я служанка нижних этажей, господин. Простите, господин. Я ошиблась, я пойду отсюда, господин. — Ты из новеньких? Как давно ты живешь в доме? — Сезон, господин. — И за целый сезон никто из персонала не сообщил тебе, что я не дурак? — Простите, — она опешила. — Если ты думаешь, что кому-то вроде тебя удастся провести меня вокруг пальца — то ты серьезно ошиблась. — Я и не думала, господин. Я бы никогда… Но он не стал слушать ее неумелые отговорки. — Как твое имя? Назовись. Ее задание было на грани провала, если ее сейчас уволят. — Мое имя Сай, господин. Пожалуйста, могу я идти? Я заблудилась, я совсем не хотела сюда заходить. — И именно поэтому ты улучила момент, когда все в доме должны спать? — Я случайно, я задержалась в саду, господин, я искала служку. — Ты все же держишь меня за дурака, — он опасно усмехнулся, и почему-то это напугало ее больше, чем если бы он начал кричать или бить ее. Девушка инстинктивно подалась назад, отступая. А затем решила примерить свой последний козырь. В следующую минуту она начала плакать. Это был ход конем. Она недостаточно изучила этого человека, чтобы заранее понять или предугадать как он отреагирует на ее перфоманс. Некоторым мужчинам нравилось, когда девушки молили их, были слабыми — и не в ее положении было пренебрегать этим. С другой стороны, он мог разозлиться, потому что, если существует половина самодовольных ублюдков, которые наслаждались страданиями беззащитных, и это приносили им некоторое подобие болезненного удовольствия — то была и другая. Те, кто ненавидела женские слезы или любые проявления воли у подчиненных. Они были лишь рабовладельцами, а слуги таких людей не имели прав ни то, что на выражение эмоций — но даже на личные вещи. Такие люди считали слуг грязью под подошвами их дорогих ботинок. Она не знала, к какой группе даже в теории мог относиться этот парень. Если его эго получит необходимые эмоции, может он отстанет от нее? Оставит без проблем? Но что-то подсказывало, что проблемы стопроцентно гарантированы. — Закончила свое маленькое представление? Она сжалась до размера атома. Он раскусил ее. Оставалось гадать, как он поступит. — Знаешь, о чем я думаю, Сай? — не получив ответа, он продолжил, — Я, в отличие тебя, — он сделал особый акцент на этом, — Не считаю тебя дурой. Я думаю, что за сезон ты вполне могла бы выучить расположение комнат в доме. К тому же, даже в такой час у нас в коридорах не так темно, чтобы действительно заблудиться. Но, как я уже сказал, к счастью для тебя, я не принимаю тебя за дуру, а значит отметаю вариант с тем, что ты намеренно шла именно сюда. Потому что, если это действительно так — то ты была бы просто идиоткой. Сказать почему? — Почему, господин? — спросила она, удовлетворяя его потребность поиграть в хищника, загнавшего жертву в угол, и затаила дыхание. — Потому что в таком случае, — он улыбнулся, обнажив зубы и показывая ей этим самым, что окончательно раскусил ее, — Ты бы знала о некоторых особенностях этого места. Например, как думаешь, почему здесь нет охраны? На этом этаже находится вход в крайне важное место для моей семьи — наши катакомбы. И они ведут сразу в два места — в тюрьму и семейный склеп. Но попасть туда не так просто, как может показаться простой бедной девушке, совершенно случайно забредшей сюда поздно ночью. И работающей у нас подозрительно мало времени, — он знал. Он точно догадался. — Ты не попадаешь просто так ни в одно, ни в другое место. А если и сумеешь каким-то чудом найти вход в тюрьму или кладбище — смотря куда тебе больше хотелось попасть, — он хмыкнул, — то уже не сможешь выйти. Скорее всего не успеешь, потому что чары морока, которые собьют тебя с дороги — запутают тебя, сорвут все планы. А удушающие охранные чары убьют тебя быстрее, чем ты успеешь выбраться. Катакомбы тянутся на километры, и кто знает, что еще за чары там растут? Но, как я уже говорил, я не думаю, что ты настолько глупа, чтобы сунуться туда. Верно? — Верно, господин. Я могу идти? — безжизненном тоном поинтересовалась девушка. Правда в том, что она и была дурой. Отправилась на это задание, потратив столько времени впустую, и сейчас практически сорвала его. Саботировала своей глупой оплошностью. — Иди, — насмешливо пропел ей вслед молодой человек, усмехнувшись, — И больше не ходи сюда одна, — его последняя фраза показалась ей донельзя странной. Чудовище дремало. Он не позволил ему проявить себя в этом, пусть и небольшом, разговоре, не намекнул ни на какое распутство, и даже не пригрозил чем-нибудь таким. Но Сай все равно чувствовала угрозу. Это было практически ощутимо. Как бы ни хотелось Сай действительно избежать визита в подземелья и последовать совету молодого и, нужно отдать ему должное, довольно привлекательному молодому хозяину — она, увы, не могла себе этого позволить. Человек, который был нужен Аркадии — находился здесь. Если станет известно о том, что Император предал и себя и государство, якшаясь с Магистром, и саботировал принятие нового пересмотра сборника законов одиннадцать лет назад — он дискредитирует себя и свою власть, что даст возможность покровителям Аркадии открыто выступить против его абсолютной деспотии. А, учитывая смерть наследника… Она должна это сделать. На ее плечах лежит большая ответственность и никакой мальчишка с серебряной ложкой во рту ей не помешает. Следующим утром, едва солнце взошло над горизонтом, и на доске объявлений появились выписанные для каждого слуги ежедневные обязательности по уборке и остальным делам, в служку спустился один из дворецких. Сай доводилось видеть его пару раз среди «элитного» персонала, который прислуживает хозяйкам лично и ежедневно. Он вошел в помещение, галантно постучавшись, и заставил всех служанок, не успевших покинуть последние — напрячься. — Мне нужна Сай, она здесь? — Да, — Кира услужливо кивнула в ее сторону. — Пойдем. Сай почувствовала, как теряет самообладание, мыслями пускаясь в момент своей казни. Она разоблачена, и теперь ее ведут прямиком на эшафот. — Зачем? — ком в горле не дал ей сглотнуть, из-за чего получился сдавленный хрип. — Тебя хочет видеть молодой хозяин. Не задавай вопросов. От этого легче не становилось. — Я… — она по инерции сделала шаг назад и мотнула головой, в поисках поддержки со стороны. Но наткнулась лишь на несколько пар глаз удивленных девушек. Она так глупо попалась и крайне злилась на себя. — Пойдем. Иначе мне придется тащить тебя силой.