Цветы твоего сердца

      Когда ночь плотным и непроглядным саваном укрыла дворец, я переоделась в одежду, которую прятала даже от матушки. С самого детства и до сих пор не понимала, почему она никогда не разрешала мне покидать дворец. Однажды я попросила ее отпустить меня на ярмарку, что устраивали по случаю праздника урожая, но мама разозлилась и сказала, чтобы впредь я не поднимала эту тему, если не хочу расстроить ее. Я едва не расплакалась, ведь мне так хотелось увидеть ярмарку, прогуляться вдоль разнообразных палаток, съесть сладостей и посмотреть на безделушки, как мои друзья. Но ссориться с матушкой я не стала. В тот же вечер она отвела меня на дворцовую кухню, чтобы испечь яблочный пирог. Это стало нашей традицией. Вместо того, чтобы веселиться на ярмарке, мы с матушкой пекли пироги, а после вместе наслаждались им. Наблюдали, как столица светилась от ярких огоньков, зажженных по случаю праздника. Мне все еще хотелось увидеть ярмарку, но уже не так сильно, потому что матушка была рядом.       Несомненно, мы были близки с мамой, но она хранила немало секретов. Это я поняла после того, как вернулась во второй раз. Из-за своей любви к матушке я просто не обращала внимание ни на ее странное поведение, ни на слова и постоянные предостережения. Тем более не на каждой яблоне вырастает одно и то же количество яблок. Мама говорила, что дерево посадили, когда я родилась. Если бы это было правдой, яблоня не выглядела бы так, словно она старше меня на несколько десятилетий. Я любила это дерево, но слуги боялись даже на шаг приблизиться к нему, особенно ночью. Да, матушку и меня постоянно преследовали слухи, и, возможно, не все они были беспочвенны.       Накинув капюшон, я вышла из комнаты и как можно осторожней пробралась по знакомым коридорам. Благо почти никто не знал о потайном ходе, который явно давно забросили. Я тоже не знала, пока Тристан не попытался помочь мне сбежать. Это было очень глупо, нас быстро настигли. Тристан погиб, а меня заключили в самой высокой башне тюрьмы, откуда выбраться невозможно, если у тебя нет крыльев. Все-таки государственная измена — не мелкое преступление. Но я не дождалась суда и решила оборвать свою жизнь сама в надежде больше не открыть глаза.       Почему я так поступила? Доказательств моей вины собрали достаточно. Точнее мастерски их подделали, чтобы подставить меня и использовать как козла отпущения. Я не ожидала спасения — все, кому я действительно была дорога, были мертвы или не обладали силами, способными очистить мое имя от клеветы, которая, подобно савану, покрывала меня с самого детства. Я привыкла к ненависти и презрению. Зачем мне пытаться оправдаться, если люди верят в то, что сами и придумали? Что бы я ни сказала или ни сделала, в их глазах мне не стать лучше, да и я не хочу этого. Не вижу смысла стучаться в двери с тяжелыми замками и в окна, что давно закрыты ставнями.       Темные и едва освещенные улицы не внушали мне страх. Скорее дарили спокойствие, оставаясь такими же молчаливыми, как и всегда. Но стоит первым лучам солнца коснуться мощенных камнем дорожек, все меняется. Столица наполняется шумными лавочниками, зазывающими покупателей, музыкантами, поющими о благородных девах и храбрых рыцарях, беззаботной ребятней, что постоянно нарушает покой тех, кто давно уже в почтенном возрасте. Воздух пропитывается ароматами специй, свежеиспеченного хлеба, что так приятно похрустывает в руках, стоит немного на него надавить. Весной и летом к этим запахам добавляется цветочный. Он обволакивает и дурманит разум не хуже глотка сладкого вина. И, конечно же, шум волн у пристани, что не затихает почти никогда, а соленый и свежий воздух постоянно напоминает, какой маленький мир в пределах дворца. Такой предстала мне столица, когда я впервые увидела ее не только из окон.       Но было в этой красоте и то, что мешало воспринимать столицу как прекрасное и безмятежное место. Темное облако, что висело над нашими землями с тех времен, когда огромной стены возле Фейского леса еще не существовало. То, что заставляет людей отказываться даже от самых близких и родных. Страх перед проклятием отравил разум и сердца людей. Стоило кому-то пасть его жертвой, как человека выгоняли из родного дома, лишали работы и шарахались все, кому он попадался на глаза. Проклятие не было заразной болезнью, но люди сделали его таковым. Несмотря на мой статус, я так же была выставлена из дворца, стоило лепесткам роз появиться на моей постели. Если человек на утро просыпается, почти погребенный ими, значит, вскоре он умрет. Конечно, от проклятия есть спасение — сделать чувства взаимными. Случаи спасения случались и были очень редкими. Чаще всего люди умирали прямо на улице, превратившись в цветы, которые когда-то считались символом любви. Особенно в империи, где их выращивали в огромном количестве. Но никто больше не дарит розы своим любимым. Они — признак смерти и страданий.       Я поднялась по ступеням и потянулась к железной петли на дверях, которая была настолько холодной, что щипала кожу. Постучала несколько раз громко, а после пару раз едва слышно. Когда дверь открылась, я еле заметно улыбнулась. Пожилой мужчина мрачно качнул головой. Хоть он и выглядел хмурым и неприветливым, но именно благодаря ему я не умерла прямо на грязной улице. Небольшой и обветшалый храм стал свидетелем моей первой смерти. И тот, кто оказался выше предрассудков и страхов, — Бернард Лаурель, священник, что приехал в империю давно, пытаясь донести голос Бога. Но все пошло не так, как ему хотелось. Мало кто захотел принимать новую веру.       — Ваше Высочество, Вы ведь понимаете, насколько безрассудны Ваши визиты? — со вздохом поинтересовался мужчина.       — Я снова принесла Вам пожертвование, святой отец. Чтобы Вы смогли позаботиться о проклятых.       — Не переводите тему, принцесса. Если Вас кто-то заметит, то быть беде. Тем более девушке с Вашим положением не стоит гулять по темным улицам.       — Меня мало кто знает в лицо. Возможно, люди бы сказали, что я собралась на кладбище, чтобы заниматься колдовством. А защитить себя я вполне способна. — Я махнула рукой. — Меня никто бы не пустил к Вам днем. Вы же знаете, я не могу без дозволения императрицы сделать и шага.       — Птица, что не может выпорхнуть из клетки, даже когда дверь отворилась.       — Подобное сравнение мне не совсем подходит. Навряд ли кто-то захочет посадить в клетку ворону.       — Вы не похожи на нее, Ваше Высочество. — Святой отец нахмурился.       — Почему нет? У меня темные волосы и глаза. К этим птицам относятся настороженно и боятся их, совсем как меня.       — Нет. Вы как та пташка, что поет лишь один раз за всю свою жизнь, но прекраснее всех на свете. Среди колючих ветвей терновника запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. Единственная и несравненная песнь, но достается она ценою жизни и великих мучений.       — Разве не все люди такие? — с горькой усмешкой поинтересовалась я. — Мы бросаемся грудью на тернии, зная, что нас ожидает, и все понимаем, но поступаем так раз за разом.       — Порой что-то достается нам лишь ценой великих мучений.       Жаль, что я поздно осознала, что мои мучения не стоили того. Я страдала из-за того, кто никогда бы не смог меня полюбить. Хотя тогда бы я не познакомилась со святым отцом. Он единственный, кто приютил в этих стенах всех тех, кто стал жертвой проклятия, несмотря на то, что сам жил почти за чертой бедности. Придя к нему после своего возвращения, я не знала, что сказать. Но он ничего и не спрашивал. В другой раз я сразу призналась, кем являюсь. Святой отец и бровью не повел, возможно, просто не поверил и с особым упорством отказывался от помощи. Мне пришлось быть настойчивой, и в итоге он сдался.       — Вы приютите меня? Если выгонят из дворца. — Я присела на деревянную лавочку.       — О, Всевышний. Принцесса, неужели Вас… — Святой отец прикрыл рот ладонью, словно не в силах был закончить фразу.       — Нет, проклятие меня не коснулось. Просто скоро во дворце сменится хозяин, и я там буду лишней.       — Это место Вам не подходит, Ваше Высочество.       — Мне немного обидно из-за столь категоричного отказа. Я думала, мы с Вами подружились, святой отец. — Я сделала вид, что расстроена.       — Это не отказ. Вы, особа императорских кровей, как можете допускать мысль о том, чтобы жить в храме, который скоро развалится на части? — Мужчина покачал головой.       — Кровь не такая уж и чистая. Я дочь прислуги. Тем более, выйди я на улицу днем, во мне никто и не признает принцессу.       — Ошибаетесь.       — Мы с Вами снова вступаем в полемику, святой отец. — Я улыбнулась. — Хотя, признаюсь честно, пока я не смогу заглядывать к Вам почаще. Скоро в империи начнутся перемены, и я, не желая того, являюсь частью правящей семьи. Поэтому мне придется нести ответственность.       — Что Вы имеете в виду? — Он с недоумением посмотрел на меня.       — Со временем Вы все поймете.       На наши земли, если в этот раз ничего не изменить, снова опустится война. Она будет настолько разрушительной, что заберет не меньше жизней, чем проклятие. И если последнее я не в силах изменить, то первое могу попытаться. Несомненно, не все зависит от меня одной, мне лишь нужно вновь привлечь внимание того мужчины, а там дело будет за малым. Стены дворца меня не держат, поэтому я могу прожить свою жизнь и не в империи. Может, когда я покину Империю, то этот замкнутый круг наконец прервется, и боги даруют мне покой?       Во дворец я возвращалась той же дорогой, что и пришла. Изящный полумесяц спрятался за затянувшие небо тучи и порой выглядывал блеклым пятном. Не без труда я осторожно миновала рыцарский патруль. Мои ночные вылазки, несомненно, опасны, но и во дворце я никому не доверяю. Горничные, что прислуживают мне, обязательно сообщат императрице, попроси я их передать деньги святому отцу, а мне это ни к чему. Я старалась жить так, словно меня и не существует. Благодаря подобной тактике я не опасалась стать объектом внимания императрицы и ее подручных.       Стоило мне миновать коридор и оказаться рядом со своими покоями, как я замерла на месте. Моя последняя мысль накликала беду. Встреча с этим человеком второй раз за столь короткое время была явно не к добру. Хотя больше меня удивило то, по какой причине он бродил рядом с моей комнатой.       — Эта почти безлунная ночь перестает быть томной. — На губах первого министра появилась ухмылка, не предвещающая ничего хорошего.       Я гордо вздернула подбородок, стараясь вести себя спокойно и уверенно. Кем бы ни был мужчина передо мной, я не собиралась показывать ему слабость или страх.       — Где Вы были, Ваше Высочество?       — Прогуливалась.       — В подобное время и в таком одеянии? — Он выгнул бровь. — У Вас довольно интересный вкус, он немного необычен для девушки Вашего происхождения.       — Странно. Я думала, Вы скажете, что мне подходит эта одежда. — Я едва смогла сдержать ядовитую усмешку.       — Если бы Вы были прислугой —возможно, но Вы принцесса. А они, снова осмелюсь Вам напомнить, не ходят без сопровождения. Неважно, день это или ночь.       — Господин первый министр, я люблю уединение. И моя персона не столь важна, чтобы за мной по пятам ходил отряд.       — Смотря для кого. Думаю, мне стоит поговорить с Вашей мачехой и обсудить этот вопрос.       — Я очень благодарна Вам за беспокойство, но это лишнее. — Если ко мне приставят рыцарей, я не смогу покинуть дворец, не вызвав шумиху.       — По-моему, обычно люди благодарят не с подобным выражением лица. — Он усмехнулся, явно наслаждаясь ситуацией, в которой я оказалась.       — Ну что Вы, я очень благодарна. Простите, что от счастья слезы не проливаю, забыла взять носовой платок.       — Могу Вам одолжить.       — Не хочу быть Вам еще более обязанной. — Я хмыкнула. — И повторю еще раз: в сопровождении я не нуждаюсь.       Первый министр быстро сократил расстояние между нами, заставив отступить на шаг. Его зеленые глаза, обычно яркие и пронзительные, сейчас казались темнее самой ночи. Он, несомненно, был самым опасным человеком среди двора, но что-то в нем именно в данный момент испугало меня. Я и сама не поняла, что это было. То ли странная, почти молниеносная походка, то ли взгляд, с которым мужчина на меня смотрел.       — Каждый раз удивляюсь Вашей непостоянной натуре. То Вы готовы без раздумий бросаться на острые пики, то сжимаетесь в комок. — Первый министр сложил руки на груди.       — Это было неожиданно. — К счастью, мой голос прозвучал спокойно.       — Думаете, тот, кто решит причинить Вам вред, предупредит о своих намерениях заранее?       — Было бы очень любезно с его стороны. — Мне хотелось закатить глаза, но все же не стоит давать людям повод говорить еще и моем плохом воспитании. Не хочется, чтобы Кора грустила, пока в нее тыкают пальцем.       — Вы приглашены на завтрашний прием, поэтому хорошо подготовьтесь. Ваша мачеха хочет, чтобы Вы присутствовали. Любые придуманные Вами отговорки не подойдут в качестве оправдания.       — Это ведь уже не приглашение, а приказ. — Я шумно вздохнула.       — Правильно мыслите. — Уголки губ мужчины приподнялись в намеке на улыбку.       — Значит, Вы пришли к моим покоям в столь поздний час только ради того, чтобы передать приказ моей мачехи?       — Не совсем. Но о причинах моего появления Вам пока лучше не знать.       — Я бы почти поверила Вам. Вы ведь очень преданы моей мачехе и готовы исполнить любой ее приказ, даже подобный этому.       — Ваше Высочество, мою преданность не так легко заслужить, и, поверьте, она того стоит.       — Меня это не касается, — холодно произнесла я. — Если Ее Величество желает лицезреть меня на приеме, я буду там, можете не сомневаться.       — Вы ведь понимаете, что это не просто прием? Нам нужно произвести хорошее впечатление на наших гостей. — Что бы мы ни предприняли, они приехали не с добрыми намерениями, иначе война не начиналась бы каждый раз.       — Тогда мне не стоит появляться на приеме. Я ведь не в силах закрыть рот всем тем, кто будет болтать много лишнего при виде меня. — Я нисколько не стеснялась едких ноток в своем тоне. Хотя именно слухи и подогрели интерес того человека к моей персоне.       — Главное — Ваше присутствие, а не то, что будут болтать. — Первый министр холодно отчеканил каждое слово.       — Как Вам будет угодно, господин министр.       — Ваша охрана приступит к своим обязанностям с утра. Отошлете их, и они лишатся головы.       — Зачем Вы заходите так далеко? — со злостью прошипела я. — Вы же знаете, что я даже не избирала личного рыцаря, мне он не требуется. Тем более Вы должны обсудить этот вопрос с моей мачехой.       — Уверен, она будет солидарна со мной. Ее Величество явно не обрадуется, узнав, что Вы покидали дворец поздно ночью.       — Это было по личным причинам. У меня нет ни сил, ни желания плести какие-то интриги за спиной мачехи и ее наследника. — Мне пришлось взять себя в руки. Если буду вести себя агрессивно, это делу не поможет.       — По личным причинам? — Я снова почувствовала, как взгляд мужчины стал излишне пытливым.       — Именно. — Я ядовито улыбнулась, наматывая выбившийся из прически локон на палец. — Всем порой становится одиноко, и я не исключение. — Какая разница, что обо мне подумает цепной пес императрицы? Одним слухом будет больше. Это намного лучше, чем правда, ну а мою репутацию уже ничего не спасет.       — Вы же член императорской семьи, как Вы можете вести себя столь вызывающе? Неужели именно для подобной цели Вы вырядились как простолюдинка? — На его лице отразилось отвращение и, по-моему, злость. Он ведь и сам не пример благочестия, зачем так остро реагировать?       — Моя настоящая личность, наоборот, лишь отталкивает, — пожав плечами, ответила я. — А теперь прошу меня простить, я хочу хорошенько отдохнуть перед завтрашним мероприятием.       Ладно, поиграли и хватит. Первый министр — не тот человек, с которым можно вести себя бездумно. Он с ранней юности прислуживал императрице и поднялся почти с самых низов. Встреча с ним не сулит ничего хорошего для меня. Похоже, наш сегодняшний разговор самый продолжительный. Это удивляет, а его поведение меня настораживает. Ранее он вел себя так, словно я и пыли под его ногами не достойна. Что же заставило первого министра измениться? Мой шаг замедлился, несмотря на то, что все во мне кричало бежать. Я оглянулась и посмотрела на мужчину — он продолжал неподвижно стоять, подобно каменному изваянию. Его лицо вновь стало непроницаемым, как и всегда. Впрочем, неважно. Что бы с ним ни происходило, меня это не касается.