Каникулы (2)
27 июля 2023 г. в 14:03
Сладко потянувшись на мягкой перине, выдавливаю стон, предвкушая следующие три месяца беззаботного лета. Как же приятно высыпаться в деревне. И даже орущий петух за окном не портит атмосферы.
В окно пробираются лучи первого солнца. Часы с кукушкой и крупной надписью «Маяк» над телевизором показывают семь утра: организм ещё не понял, что можно спать хоть до обеда.
Сев в кровати, принюхиваюсь: пахнет чем-то сладким. Наверное, бабушка что-то готовит. Как бы рано ты ни вставал, бабушка всегда встанет раньше. И как у них это получается?
Качая свисающими с высокой кровати ногами, я обвела взглядом комнату, в которой мне предстояло жить следующие три месяца. Из года в год тут мало что менялось.
Все комнаты в доме были проходные. С улицы ты заходил на веранду, из неё дверь вела в длинный просторный коридор, который был и кухней. Из коридора вели две двери: одна во двор, другая в жилые комнаты. Первая была с печкой и крошечной кладовкой за ней. Стол, два раскладных дивана. На стенах по обе стороны висели ковры. На них тяжёлые советские рамы с многочисленными фотографиями моих предков: бабушки, её младшей сестры, их родителей, прабабушки и прадедушки, и всё в таком духе. Около стола был небольшой сундук с подушками, на котором мы сидели, и в котором хранились пропахшие старостью и сыростью вещи.
Следующая комната, в которой обычно спала я, была чуть меньше предыдущей и самой загруженной. Семья у нас была очень большая и соответственно летом здесь временами могло обитать одновременно десять человек. Оттого и кроватей здесь стояло четыре. Я любила спать на железной с перинами. Без ковров и тут не обошлось: здесь их было три. А ещё стол с телевизором, огромный шкаф и ничуть не уступающий ему по размерам сундук.
Я любила наш деревенский дом. Он мало походил на дачи многих моих друзей, но зато хранил в себе историю нашей семьи.
Вчера вечером я не разобрала свою сумку с дороги, поэтому сейчас она стояла около кровати, с упрёком смотря на меня. Раскладывать вещи у меня нет желания, так что я быстро откапываю свою любимую джинсовую юбку и майку.
— Доброе утро, бабуль, — говорю я, оказавшись в кухне.
Бабушка, как всегда, полна бодрости и окружена делами: на плите кипит бульон для будущего борща, в кастрюле замешивается гуща.
— Доброе. Умывайся и садись завтракать.
Схватив со стола клубнику, иду во двор, где во всю кудахчут куры за металлической сеткой. Из-за крыши пустевшего коровника плавно выходило солнце, но на улице ещё ощущалась легкая прохлада ночи. В потрескавшемся умывальнике вода не успела нагреться. Умываюсь холодненькой и бегу обратно в дом. Пока бабушка занимается гущей для кваса, я времени не теряю. От горы блинчиков вверх поднимается струйка пара. Проглатываю слюни и спешу сесть, налив себе из пузатого чайника мятный, душистый чай. Первый блинчик, макнув в мёд, буквально проглатываю целым. Второй смакую с клубничным вареньем.
— Ба, а есть вишнёвое? — спрашиваю я, поднося к губам красную кружку в белый горошек.
— В погребе. Полезешь?
Вздыхаю и тянусь за третьим блинчиком: клубничное тоже ничего.
— Надо по прохладцу картошку прополоть, — говорит бабушка, переливая гущу в жёлтое эмалированное ведро, — я завтра от жука травить буду.
— Угу, — бормочу я, с полным ртом. — Машка приехала, не знаешь?
— Вроде бы нет. Томку вчера видела она не сказала.
После завтрака, пока бабушка мыла посуду, я ушла на колодец за водой. Водопровода в нашем селе не было. Некоторые бурили скважины и так проводили воду в дом, но бабушка решила, что уж лучше провести газ, ведь зимой в доме всё равно никто не жил, а летом можно воду и из колодца потаскать.
Выйдя за ворота, сталкиваюсь с нашим соседом — дядей Володей. Он был добрым мужиком под два метра роста с худощавым телосложением. Всегда носил просторные брюки с заплатками и полосатую рубашку.
— О! — вскрикнул он, улыбнувшись. — Привет, Катюха. Давно приехала?
— Здравствуйте. Вчера вечером.
— Всё? С концами?
— Ну да, до сентября теперь.
— Молодец. Моя Анька тоже приедет. Внучку привезёт.
— Сколько ей уже?
— Пять.
— Большая. А как тёть Надя?
При упоминании жены дядя Володя слегка потух и, пожав плечами, ответил:
— Да как, по-старому. Вставать встаёт, но не ходит почти.
— Ясно.
Жена дяди Володи лежала с инсультом уже четвёртый год. Нельзя сказать, что она раньше много бегала и помогала ему по хозяйству. Бабушка рассказывала, что брак их вообще был навязан родителями. По словам бабушки тётя Надя всю жизнь палец об палец не ударила. Сидела дома с дочерью. Какое-то время работала в столовой в колхозе. Всё хозяйство было на дяде Володе, и бабушка сильно жалела его. Разрешала ходить за водой к нам в колодец, потому что своего у них не было.
Попрощавшись с соседом, я пошла к саду, но воду набирать не спешила. Обошла кусты смородины — зелёная. А крыжовник уже ничего, съела парочку. Зайдя глубже, заприметила маленькие яблочки меж густых листов антоновки. И грушовки моей любимой тоже много.
Весь сад покрывала огромная тень от высокого дуба, посаженого прапрабабушкой в сорок первом, сразу же после того, как её муж ушёл на фронт. У деда была мысль срубить его, но бабушка запрещала — память.
После колодца мне было велено сходить в магазин за свежим хлебом. Его привозили в десять, но очередь собиралась чуть ли не с девяти. Всех местных жителей я знала в лицо, но многие бабушки меня не всегда узнавали. За зиму я вырастала и менялась. Поэтому и сейчас, стоя в очереди, одна из них меня спросила:
— А ты чья будешь?
Наученная с детства, я отвечала:
— Вальки Шурихи внучка.
Если бы я назвала реальную фамилию бабушки на меня посмотрели бы все как на идиотку, не меньше. В деревнях принято звать друг друга по прозвищам-подворьям. По какой причине наше подворье было таким, я не знала, но догадывалась. Очевидно, нашим первым предком в селе был Шур, так и пошло.
Расплатившись за буханку белого и бородинского, иду домой, попутно грызя свежую корку хлеба. Блинчики ещё не успели перевариться, но какая разница? Полежав, хлеб будет уже не таким вкусным.
Дома, разумеется, получаю от бабушки за обгрызенные корки, но я ни о чём не жалею.