Записки сельского вампира

— Нет, ты подумай, Кастусь, что за люди! Изменники! Отступники! И снова сидели они в кабинете, пан Амброзий и пани Хонората. И снова утешал пан Амброзий супругу — такой уж выдался денек. Пани Хонората же была безутешна и знай твердила: — Иуды! Христопродавцы! Вероломы! — пан Амброзий и не подозревал, что у жены такой обширный словарный запас — ну, так он никогда и не учился в варшавском Александро-Мариинском институте благородных девиц. — Ведь велела, всем приказала — молчать про прадедушку! И что? Тут же разболтали! Но я этого так не оставлю! Выпорю! Сама, лично выпорю! Пан Амброзий почувствовал, что теряет терпение. Столько суматохи от этой кузины Хрясь! А ведь и дня не прошло, как приехала — кстати, чуть не на месяц раньше, чем ожидали, и уже и дом вверх дном, и жена в падучей. И ведь ничего не поделаешь — гостья… — Чтобы выпороть, надо знать, кого, — резонно возразил он супруге, — а с нею из людей никто и не говорил. Кроме ее собственной горничной. — Значит, услышала по дороге! Значит, в округе уже болтают! — настаивала пани Хонората. — А ты, Кастусь, только и делаешь, что ничего не делаешь! Нет, чтобы… — тут она осеклась. Про наем пожарных братьев, да еще за целых десять империалов, она мужу не рассказала — все как-то, знаете ли, недосуг было. Да и незачем ему знать — ни о том, что были у нее неучтенные деньги, ни о том, на что они были потрачены. Кстати, настоятель по исполнении обещал прислать отчет — и не надо бы, чтобы эта депеша попалась мужу на глаза. Еще одной заботой боле! — Чтобы что? — спросил ни о чем не подозревающий муж. — Не думаешь ли ты, Хоня, что я полезу ворошить соседское кладбище только потому, что тебе что-то где-то примерещилось? В дверь кабинета постучали, и кто бы ни стоял за дверью, пани Хонората мысленно вознесла за него самую искреннюю молитву — продолжать разговор про соседа-вампира ей сейчас было совсем не с руки. Вошла панна Хрясь-Поломацка. Пан Амброзий вздохнул. Опять надо быть любезным — уже который раз на дню! — Кузина, — сказал он, поднимаясь и подавая руку, — проходите, прошу вас, — и проводил гостью на диван. — Пожалуй, оставлю вас с хозяйкой — вам наверняка есть, о чем поговорить. Семейные новости, дамские секреты, приветы от тетушек и поцелуи от племянниц… — Ах, что вы, кузен, — засмеялась панна, не отпуская меж тем руку пана Амброзия, — прошу вас, не уходите. Я как раз хотела расспросить вас кое о чем. Вас обоих, — мило улыбнулась она пани Хонорате. И тому, ничего не поделаешь, пришлось остаться. Ну вот, сейчас начнется: про Кубуся, про Бобуся, про Юстысю и сиротку Марысю… Но кузина и тут удивила. — А далеко ли до кладбища? — спросила она самым светским тоном. — А! — подпрыгнула на диванных подушках пани Хонората. — Вандуся, прости, дорогая, но… В своем ли ты уме? — А панне это зачем? — спросил пан Амброзий. – Тут близенько, по дороге через мост… Может, желаете прогуляться перед сном? Так вот, любезная кузина, ничего у вас не выйдет. Во-первых, дороги замело, снегу по колено. А во-вторых… — он поднялся, подхватил со стола шандал с тремя подоплывшими свечами и отдернул с тяжелую портьеру с французского окна. — Ночь на дворе! — объявил пан Амброзий. — Хоть глаз коли. А это что? Погоди-ка… Он прильнул к стеклу. Кто-то ходит, что ли? И что это за красные огни — прямо вот тут, за окном? За окном стояла густая темнота. Желтое пламя трех свечей дробилось в стеклах, подсвечивая лишь усатое отражение пана Амброзия. Никого. А ему вдруг показалось… В углу кабинета, хрипло охнув, начали бить часы, и пан Амброзий невольно вздрогнул. Пфу ты! — Шесть часов! — торжественно объявил он. — Какие уж тут прогулки. Успеется вам! — и задернул окно поплотнее. — Вы о чем беседовать-то хотели? Кузина Ванда на секунду замешкалась, а потом спросила: — Вас, возможно, удивит моя просьба, но… Видите ли, я в Лондоне посещала лекции по этнографии… Пани Хонората только рот раскрыла. «Чем только занята у кузины голова? Какие лекции? Какая этнография? В ее-то годы! Еще пара лет, и всё, считай, старая дева…» — По этнографии и фольклору, — продолжала меж тем кузина, — и эта сфера очень меня заинтересовала. Особенно та ее область, что связана с историями о неупокоенных мертвецах. Пани Хонората выпучила глаза и осенила себя крестным знамением: — Храни нас крестная сила! «И чем занята голова у тетушки Поломацкой в этом ее Слупске? Прислала сюда эту ненормальную…» — И тетушка рассказала мне, что в вашей семье, кузен, — Ванда кинула быстрый взгляд на пана Амброзия (тот вдруг увидел, что прелестная гостья, оказывается, косит, и довольно сильно. На левый глаз. Что, впрочем, нисколько ее не портило), — бытует некая легенда. — Да какая, прах вас побери, легенда? — воскликнул пан Амброзий, наплевав на светский тон. Сговорились они все, что ли? — Бабьи сказки! Слушайте больше! — Легенда, — вкрадчиво повторила кузина. — Пан Амброзий, умоляю! Поведайте мне ее, прошу вас! Вот тебе и Кубусь с Бобусем… Ничего пан Амброзий, разумеется, рассказывать не стал — еще не хватало! Легенда-то, конечно, была, как не быть — не одни Поломацкие семейной историей славны. Но вот что-то не было у пана Заблуды-Приблудовского настроения. Жена того и гляди в обморок свалится или в истерике забьется — не знаешь, что и лучше (пан Амброзий, пожалуй, все же предпочел бы обморок). — Простите, кузина, — сказал он вежливо, но непреклонно, — час поздний. Пора собираться ко сну. — Помилуйте, — возразила панна Ванда и даже рассмеялась, — всего лишь четверть седьмого! Но уж если пан Амброзий что-то для себя решил, сбить его не удавалось еще никому (жена не в счет!). Кузине, пусть даже и из-за границ понаехавшей, это точно не под силу. — У нас тут, паненка, изволите ли видеть, деревня. Глушь. У нас как стемнеет, так, считай, и ночь. Уж вы не обессудьте, а нам пора. Хоня, дорогая… Идем-ка. И, подцепив под руку обессилевшую за этот несуразный день жену, пан Амброзий удалился в опочивальню. А гостья, чтоб ей холера, день напролет проспала, пусть хоть до утра на свечку смотрит!