Что движет солнце и светила

Если хочешь вернуться, просто вернись…

Кевин Йохансен

Что же мне в огне твоем любимом

столько горя говорит?

Ольга Седакова

***

Путь до Страны огня морем занимал три недели — хватит, чтобы добиться цели. Азула не собиралась оставлять эти угли тлеть без присмотра. Зуко должен подтвердить отцу, что Аватар мертв. Что бы брат не считал по этому поводу сам. Сначала она заходила в камеру брата, чтобы поизводить его насмешками. Он обычно так смешно злился — даже на самые невинные подначки. Показывал себя уязвимым. Когда человек уязвим, сыграть на его чувствах легко. Раньше с Зузу так и было. А теперь он лишь мрачно и молча смотрел на нее. И не реагировал. Отводил взгляд, когда она упоминала грязную простолюдинку. Сжимал зубы, когда Азула бранила толстяка-дядю, — но молчал. Лишь когда она вскользь сказала о Хозяине огня, он это молчание нарушил. — Почему ты так относишься к отцу? — просипел он, словно его голос заржавел за то время, что им не пользовались. Или же от того, что Азула распорядилась давать пленнику лишь минимум воды. — Что? — Ты восхищаешься им. Почему? Он ведь ничего не сделал для этого. — Что ты несешь? — она опомниться не могла от изумления. Зуко лишь пожал плечами. — Дядя терпел меня все три года изгнания. Он помогал мне, прощал меня. Я точно знаю, что он меня любит. А отцу на любовь плевать! Он лишь хочет, чтобы его все боялись. От этих слов хотелось встряхнуться. Вытряхнуть их из ушей и из памяти. Поздно — они там уже застряли. — Ты ничего не понимаешь! — процедила она. — Городишь ерунду, словно маленький ребенок. Великого правителя подобает бояться. Это — правильно. — Великого? — хмыкнул он. — В чем же его величие? Она набрала побольше воздуха для ответа — ей было что сказать! Но брат вдруг вздохнул и, словно говоря сам с собой, прошептал: — Азула… Ты же не всегда была такой… Она уже устала от этой болтовни. А уж нежные воспоминания ее и подавно не интересовали. Но она искала и почти не находила следов прежнего Зузу. А этого, нового, каким он стал, еще следовало понять. Не поймешь — не узнаешь, на какие точки давить. — Какой? — спросила она, с точно рассчитанной ноткой любопытства в голосе. Зуко, промолчав, неопределенно махнул рукой. Звякнули оковы. Она видела, как он исхудал. Запястья, широкие и костлявые, торчали из рукавов рваной рубашки. Стоило ли и дальше урезать воду и еду пленнику? Казалось, что он не особенно замечает условия, в которых находится, что он ест и что пьет. Его взгляд временами все глубже уходил в себя, и Азулу это тревожило — вдруг там она не сможет его достать? Не сможет вынудить сделать то, что ей так необходимо. Но меньше пищи — меньше силы, это очевидно. Ей вовсе не хотелось, чтобы пленник набрался сил и снова попробовал на нее напасть. Или того хуже, сбежать… Лишенные всего необходимого, измученные, истощенные, люди часто ломались и начинали делать все, что им приказывали. Азула видела это. Это работало. Ломались многие. Но не все. Такие обычно переставали жить. Неужели ее глупый брат — из них? Можно попробовать по-другому. Зуко ведь всегда был таким идеалистом… — Глупый, — сообщила она ему дружеским тоном в свой следующий визит. — Ты в самом деле не понимаешь. Хозяин огня дает людям смысл. С ним наша страна стала по-настоящему великой. Он объединяет мир, удерживая его от распада. Людям есть ради чего жить. Понял? — Хорошенькое объединение, — пробубнил он, скривившись. — Перед которым он сотрет всё с лица земли. Честное слово, она его чуть не ударила. Наутро Азула обдумала все, что сказал брат, и поняла, что тактику пора сменить радикально. Его вряд ли заставишь. Обращаться к смыслу жизни тоже не помогло. Что ж… Оставалось то, что Азуле делать не очень хотелось. Этот подход обещал эффективность. Но почему-то от него веяло опасностью. Надо было притвориться другом. И притвориться так хорошо, чтобы он поверил. А значит — в чем-то поверить и самой. Зуко весь ощетинился от ее оживленного, дружелюбного тона. Он не верил. Пусть — он и не должен поверить сразу. По ее знаку стражники принесли и поставили низкий чайный столик, и чай, и подушки. К чаю Зуко не притронулся, продолжая держаться настороже. Ничего, она подождет. — …Так какой я была, Зузу? Расскажи. Поделись каким-нибудь воспоминанием. Может, мне тоже хотелось бы вспомнить… Вопрос его обезоружил. Он явно ждал не этого и выглядел теперь озадаченным. Она не могла поймать его взгляд, но продолжила ждать. И наконец дождалась неуверенного ответа: — Помню, когда-то Лу Тен учил тебя плавать. Ты боялась тогда глубины… Внешне оставшись спокойной, внутри Азула вскипела. Нашел что вспомнить. Сколько можно хвалиться тем, что он плавает лучше. Еще и Лу Тена приплел. Уж его память мог бы не трогать! Раннее детство Азула в принципе вспоминать не любила. Слишком уж она в ту пору зависела от других. Мать вечно хлопотала вокруг со своими глупыми правилами — то нельзя, это нельзя. И отец ей не интересовался — он тогда еще не понял, что Зуко безнадежный слабак, а истинная наследница — это она. Детство осталось позади, и точка. Больше никто не может ею пренебрегать или принуждать к чему-то. — …Когда ты была маленькой, ты всегда злилась, когда боялась или расстраивалась. Как в тот день, когда я вытащил тебя из пруда, — вдруг добавил он, так тихо, будто говорил сам с собой. Но она услышала. По ее телу словно прошел электрический разряд. Азула помнила тот день. Она… тогда пропала она. Мама. Отец сказал, что она их бросила. Не захотела больше жить вместе. И отец ее отпустил. Мама была первым человеком, кто бросил Азулу. Не разбирая дороги, Азула в то утро неслась по саду. Черная ярость застилала глаза, подгоняла ее, но не могла найти выхода. Как эта посмела их бросить? Бросить ее? Она запнулась об ограждение пруда и полетела вниз головой в мелкую, грязноватую воду. Подвернула ногу и не могла потом ни встать, ни даже выползти из мерзкой жижи. Брат нашел ее и вытащил, а она, оказавшись на суше, со всей силы врезала ему по лицу. Потому что на этом лице было написано сочувствие. Жалость — удел слабаков. Пусть не смеет ее жалеть. Они подрались там, у пруда. Коротко и молча. Потом Зуко, ни говоря ни слова, взял ее на плечи и дотащил до комнаты. Да так, что не увидел никто из слуг, и ей не попало — ни за грязную одежду, ни за безобразное, не подобающее члену королевской семьи поведение. — Я помню, — собрав все силы, проговорила она. Кто же знал, что малыш Зузу сумеет ткнуть палкой туда, куда она много лет избегала смотреть? Пора уж запомнить, что слабые могут причинить такую боль, что и не снилось другим. Что брат, что мать… В ту минуту она ненавидела его с какой-то новой силой. Брат опустил голову и неловко потер лицо скованными руками. Поднял взгляд. — Зачем тебе это, Азула? Думаешь, я поверю, что ты вдруг стала ко мне добра? Может, тогда снимешь с меня оковы, и между нами все будет по-прежнему, как в далеком детстве? Он наконец посмотрел ей в глаза, и она не отвела взгляд, попутно обдумывая свой ответ. — Возможно, я бы этого хотела. На какой-то миг его взгляд стал таким открытым и беззащитным… Нельзя быть таким откровенным, ей хотелось заорать это брату в лицо. Потому что люди используют это тебе во вред, всегда! Но она лишь добавила с сожалением: — Но я не могу.

***

Сокка метался по крохотной каюте (она же — походная больничная палата Аанга), как большой и дружелюбный пес. Он был в своей стихии — занимался составлением плана. Тоф притулилась на полу у кровати. А Катара, слушая брата, использовала свободные минуты для исцеления — опускала руки в светящейся пелене воды на спину Аангу, проводила ими круги и линии. Аанг тихонько млел от счастья, что Катара так близко. Он зарылся головой в подушку и радовался, что никто не видит его лицо. Все испортил Сокка. — Думаю, — сказал небрежно Сокка, — что для операции нам не помешал бы наш старый добрый друг — состояние Аватара. Что?! Аанга словно размазало по кровати тяжестью невероятной силы. Он чувствовал, как лицо его побагровело — и на этот раз совсем не от того, что Катара сидела рядом. — Аанг, говори громче! — не унимался Сокка. — Что ты там мямлишь в подушку? Аанг приподнял голову и тихо повторил: — Я не смогу больше войти в состояние Аватара… Наверное, никогда не смогу… — Как? — разинул рот Сокка. — Это же было частью моего плана! Я строил на этом стратегию! Подожди, а почему ты уверен, давай ты еще раз по… — Сокка, стоп! — строго остановила его Катара. — На Аанга нельзя так давить. Он совсем недавно пришел в себя! — Уже неделя прошла! — взвыл Сокка, лишенный своего прекрасного плана. — Как ты не понимаешь! Он ведь чуть не погиб от удара молнией, — проговорила Катара. Она посмотрела на Аанга так нежно, а затем взъерошила ему отросшие волосы. Тоф негромко, но как-то издевательски присвистнула. Аанг тут же снова упал лицом в подушку. — Я чувствую, когда исцеляю этот шрам, переплетения потоков энергии. Они такие запутанные, цепляются друг за друга, — добавила Катара задумчиво. — Думаю, это от того, что Аанг пережил ужасное потрясение, оказавшись на грани жизни и смерти. Я уже чувствовала такое однажды — помните шрам Зуко?.. Катара замолчала. Все тоже сочувственно помолчали, а затем разговор перешел на другие темы. Сокка с неохотой стал обдумывать вслух другие стратегии. Тоф его поддразнивала. Катара размышляла, сколько еще дней им понадобится, чтобы достичь цели… Аанг лежал плашмя, под отвратительными шкурами, которые племя Воды стелили вместо одеял. Делал вид, что очень устал. На самом деле ему хотелось сжаться, превратиться в крохотную точку, исчезнуть. И забыть последние слова Катары. «Чувствовала такое однажды…» Это что значит? Она прикасалась к тому шраму? Прикасалась к лицу Зуко и говорила об этом, словно о чем-то обыкновенном? До этого Аанг мучился виной, и это уже было достаточно скверно. Теперь же ему словно залило желудок чем-то едким и кислым, и стало в десятки раз ужаснее. Ревность. Вот что это была за напасть.

***

С тех пор, как стражники запихнули его в крохотную тюремную камеру на корабле, Зуко перестали сниться Катара и дядя. Вместо этого в снах он начал тонуть. Вокруг него была толща серой мутной воды — только почему-то она скрипела на зубах, как песок. Он не мог выплыть на поверхность, но вода была такой плотной, что он и не погружался на дно. Просто висел посреди давящей серой мути, и это было жутко, потому что всякий раз он понимал — это навсегда. Когда он просыпался, то в первую секунду чувствовал облегчение. Он не тонет, он не замурован заживо среди неживой воды, что на вкус как песок. А в следующее мгновение он вспоминал, где он и что с ним. И тогда начинал сомневаться, стоит ли радоваться тому, что та толща воды оказалась просто кошмаром. Но время шло, все повторялось. В какой-то момент ему стало уже все равно, грань между явью и сном начала стираться. Одно было не лучше и не страшнее другого. Дни шли, серые и монотонные. Ничего не происходило. И бесконечный бег мыслей истощился и затих. В сапоге у него по-прежнему была спрятана отмычка — драгоценный подарок от Смеллерби напоследок. Но что ему с ней делать? Он на корабле, полном стражников Азулы, посреди океана. Он мог разве что утопиться. «Никогда не сдавайся». Зря дядя подарил ему тот кинжал. Он не принес удачи. Понимание, что Зуко сдался, уже не означало ни боли, ни отчаяния. Одно лишь серое, вязкое, пустынное ничего. Вместо внутреннего огня — серый песок. Азула приходила часто. Это было единственное, что как-то размечало дни и ночи, кроме мутных снов. Поначалу он злился на нее. Крепче стискивал зубы, чтобы не порадовать ее своей реакцией в ответ на насмешки. Затем и злость ушла, словно стертая грязной серой тряпкой. Он даже не всегда вслушивался в то, что она говорила. Перестал думать о том, зачем она приходит. И о том — что его ждет в конце плавания. Ясно же, что соврать самому Хозяину огня он не сможет. Азуле стоило бы придумать другой план, а не полагаться на брата. Затем… Затем Азула изменилась. Что-то в ней стало другим. Она начала вести себя иначе. Он, даже сам не зная почему, стал внимательнее ее слушать. Ей нельзя верить, Азула всегда врет, напоминал он себе. Но практически против воли его тянуло к единственному человеку, которого он здесь видел. Этот человек пытался убить его друга. Пытался убить дядю. Но она с ним говорила. И смотрела — изредка, очень редко — с участием. Так, как смотрела когда-то маленькая Азула. Она перестала быть такой давным-давно, говорил он себе. Но все равно ловил в ее глазах искры этого чувства. Могло ли оно быть настоящим, или он себе придумывал, потому что очень хотел увидеть? Могла ли Азула быть с ним честной?

***

Мэй исподволь наблюдала за принцессой Огня. Азула больше не посвящала подруг в свои планы, во время совместных ужинов предпочитая говорить о незначительном и отвлеченном. Во имя Агни, она даже внимательно слушала Тай Ли и ее рассуждения о том, что вошло в моду в столице. Какое-то время назад Азула наверняка бы оборвала такое щебетание. Сказала бы, что в моде то, что носит она, принцесса Огня, а значит, больше и говорить не о чем. Мэй видела, как Азула, коротко переговорив со стражником, скрывается за дверью камеры. А когда выходила, то казалась порой злой, порой задумчивой, а иногда даже кусала губы, когда думала, что никто ее не замечает. — Мне не нравится это, Мэй, — вздохнула Тай Ли, когда они с Мэй нежились на палубе в шезлонгах под выглянувшим солнцем, жарким уже по-летнему. — Азула что-то задумала. — Правило, Тай Ли. Помни о Правиле, — сурово напомнила Мэй. — У нас должно быть какое-то время без обсуждений Азулы. Ее и так везде много. — Но это на самом деле не про нее! — запротестовала Тай Ли. — Не только про нее. Это про… Они коротко переглянулись. Имя пленника, которого перевозили на этом корабле, все опасались называть вслух. Это не укладывалось в голове. В конце концов, опальный, в изгнании — он все еще был принцем. А кроме того — и об этом они молчали еще усерднее — когда-то он был их другом. — Я слышала, — зашептала с тревогой Тай Ли, и Мэй наклонилась к ней ближе, — как на кухне говорили, что с таким количеством еды и воды он скоро, не ровен час, отправится прямо к Агни! Неужели она решила уморить его голодом? Блестящие круглые глаза Тай Ли стали еще больше. — Вряд ли. Скорее, ей что-то нужно от него… Но что? Действительно, что? Азула явно искала слабую точку. Она всегда их искала — и находила. У Тай Ли это были любые животные с пушистым мехом. У самой Мэй — скука. Мэй бледно усмехнулась. Удачное она много лет назад выбрала прикрытие. Пока Азула считает, что Мэй всегда скучно и подруга согласится на что угодно, лишь бы стало поинтереснее, то не станет искать новые точки. До тех пор Мэй в безопасности. Насколько вообще рядом с принцессой можно быть в безопасности. Выбрав момент, Мэй проскользнула на кухню и сообщила повару приказание принцессы — увеличить в два раза рацион пленника. На удивленные возгласы она лишь подняла брови и предложила уточнить у самой госпожи. Желающих сделать это не нашлось.

***

Азула словно двигалась по тонкому льду. Она продолжала приходить к брату в камеру. Улыбалась, смотрела в глаза. Слушала глупые воспоминания. Приучала к себе. Появлялась регулярно, а затем исчезала на пару дней. Или на один, или на три. Нужно было поддерживать некоторую неуверенность. Зуко должен знать, что не может предсказать ее действия. Но он должен к ней привыкнуть. И начать нуждаться в ней. Слабаки, в отличие от сильных, всегда в ком-то нуждаются, кроме себя. В голове у нее, словно детали механизма, начинали складываться части плана. Она убедит Зуко присоединиться к ней. Убедить — или обмануть — можно всех. Он восстановит свою честь в глазах отца — потому что она, Азула, отдаст брату свою победу. Все будут считать, что Аватара убил он. А если (вероятность близка к нулю, но все же) окажется, что Аватар все-таки жив — понятно, кто будет виноват. Зуко к этому не привыкать. На него обрушится гнев отца, но это, к сожалению, случится с ним в любом случае, раньше или позже. Все части механизма, большой идеи, подгонялись друг к другу и обещали слаженную, четкую работу. Отец получает отличную новость, дорогу к победе — и сына, уже не такого никчемного, как раньше. Зуко получает маленький шанс все начать заново. Азула получает контроль. И брата. Во всяком случае, на какое-то время. Эту мысль она пока отодвинула. Вся эта стратегия ее с самого начала не радовала. Чтобы притвориться как следует, надо верить в то, что делаешь. Она чувствовала, как где-то глубоко внутри она сама начинала верить, что… Нет. Ей нет никакого дела до брата. Ей плевать. Она прожила без него три года, и будет жить дальше. А это неудобное чувство, эту раздвоенность она, так уж и быть, перетерпит. — …Азула, — спрашивал брат. — Я писал тебе, когда был в изгнании. Ты получала мои письма? Терпеть становилось все сложнее.

***

Корабль Хакоды двигался на запад, оставляя позади милю за милей. Пару раз вдали появлялись корабли страны Огня — но, просигналив и получив ответный сигнал о том, что все в порядке, ближе они не подходили. Прикрытие работало. Так же, как корабль ровно шел вперед, двигалось и выздоровление Аанга, направляемое умелыми руками Катары и ее покорением воды. Катара этому так радовалась. Да и все остальные тоже. Кроме самого Аанга. Ожидание висело в воздухе и давило с каждым днем все сильнее. Его друзья ждали, что он восстановит силы и снова станет тем, кем и должен быть — Аватаром, хранителем равновесия, одной из самых могущественных сил на земле. Но как это сделать, если войти в состояние аватара он не может? Для того, чтобы это сделать, он должен расстаться с Катарой. Гуру назначил слишком высокую цену. Аанг не мог на это пойти. Он осторожно попытался объяснить это Сокке, когда тот в очередной раз завел разговор о своей стратегии. Теперь Сокка улучил момент, когда рядом не было Катары. Защитить Аанга и утихомирить напор друга было некому. — Ну пожалуйста! — Сокка умоляюще таращился и прижимал руки к груди. — Просто попробуй. Практика творит чудеса. Сначала ничего не получается, а потом оп — и получилось. Знаешь, сколько раз я получил по голове своим бумерангом, прежде чем научился его правильно кидать? — Сколько? — послушно переспросил Аанг. — Много! Неважно. Ты же все знаешь. В теории! — гнул свою линию старший друг. — Этот твой старик, он же всему тебя научил, значит, сейчас дело только за практикой! Наступило неловкое молчание. Сокка зажал его у борта и таращился с ожиданием и надеждой. Желание сбежать становилось все сильнее. — Ну… — Что? — На самом деле… гуру сказал, что если я улечу, то больше никогда не войду в состояние аватара… — Что? — еще раз повторил Сокка. — Почему — «если я улечу»? — Ну… я не закончил обучение. То есть закончил. Почти до конца. Там оставалось совсем немного, и… — Аанг! Так ты… ты нам соврал? Из-за спины Сокки появилась Катара. Широко распахнутыми глазами она смотрела так, будто не могла поверить ни единому слову. — Ты сказал, что всему научился! Мы тебе верили, а ты… Лучше бы она кричала. Но голос Катары был напряженным и тихим. И это было еще страшнее. — Мы полагались на тебя, Аанг! Может, если бы ты не бросил обучение, то… Она не договорила и, зажав себе рот ладонью, бросилась прочь. То, что не прозвучало, было и так всем понятно — если бы он не бросил обучение, то, возможно, Азула не захватила бы Ба Синг Се, а Зуко и дядя Айро не были бы сейчас в плену. Перед глазами его словно повисло раскаленное белое марево, в рту появился едкий привкус желчи. Это нечестно! Несправедливо! Цена была непосильной. Никому из его друзей не пришлось через это проходить — так почему Аанг должен? Нельзя требовать такого от человека, будь он хоть трижды Аватар! Он едва замечал, как Сокка открывает рот, чтобы что-то сказать, а Тоф встревоженно выглядывает из люка трюма. Желание исчезнуть настигло его, совершенно нестерпимое. Аанг стрелой кинулся в каюту, помогая себе на ходу покорением воздуха. Схватил свой глайдер, выбежал обратно на палубу. Подпрыгнул и рванул в небо, в серые ватные облака без малейшего проблеска солнца.

***

Зуко приснилось, что он, как всегда, оказался в неподвижной давящей толще воды. Во сне он от чего-то оттолкнулся и начал двигаться вверх. Он даже еще не оказался на поверхности — сон закончился раньше, оставив ощущение движения. Во сне он верил, что сможет вырваться. Это было так непривычно — наяву ему казалось, что возможность верить он потерял навсегда. Разве есть смысл в том, чтобы верить, надеяться? Он поверил Смеллерби и уцепился за возможность выбраться — лишь для того, чтобы после, когда ничего не вышло, страдать еще сильнее. Но во сне он верил. И поднимался. Проснувшись, он еще несколько минут не шевелился, пытаясь понять, что произошло. Перед глазами будто развеялась пелена, а мир вокруг (пусть хотя бы этот маленький мир тюремной камеры) стал виден чище и ярче. Он сел, покрутил затекшими руками. Движения давались легче, чем раньше. Думать тоже стало легче. Поразмыслив немного, Зуко сообразил, что уже несколько дней стражники приносили ему больше воды и еды. Заметно больше. Он только сейчас понял, что гнетущая усталость и серый туман в голове были отчасти вызваны голодом и истощением. Он прислушался к точке в районе солнечного сплетения, где когда-то мерцало пламя. Его пока не было, но почему-то казалось, оно уже рядом, на расстоянии вытянутой руки. Неведомая сила смела весь серый песок. Что это значит? Вряд ли стражники самостоятельно решили проявить доброту. Значит, это Азула. Очередные игры. Или же она решила что-то для него сделать? Потому что хотела… помочь? Ему отчаянно хотелось в это верить. Зуко повторял себе то, что знал всегда — Азула врет, она враг. Но он ничего не мог с собой поделать. Выбросить из головы и из сердца мысль о крохотной возможности, что Азула могла сделать что-то хорошее для него, ему не удавалось. Брякнула о стену железная дверь, и он вскинул глаза. Азула?.. Но этот человек был выше… Тонкие руки откинули капюшон плаща. — Мэй?! Откуда она здесь? Зачем? Но сомнений не было — темноволосая, бледная, это была она. Мэй выросла и изменилась за эти годы, но узнать ее было легко. — Тихо, — она поднесла палец к губам. Подошла ближе. Вынула из-под полы плаща стопку лепешек и, присев рядом, протянула ему. — Ешь. И слушай. Времени у меня немного, не больше четверти часа. Тай Ли наконец уговорила Азулу полюбоваться ее новым акробатическим представлением. Они на палубе, так что сюда она пока не пойдет. Она быстро оглянулась на дверь, затем посмотрела ему в глаза, требовательно и прямо. — Что она от тебя хочет? — Чтобы я подтвердил отцу, что Аватар мертв. На лице Мэй, обычно равнодушном, проступило удивление. — О! Значит, все обстоит лучше, чем я думала, — загадочно сообщила она. Зуко фыркнул. — С чего ты взяла? Для кого лучше? — Для тебя! — прошипела Мэй. — Если Азуле что-то от тебя нужно, значит, у тебя есть шанс уцелеть. По крайней мере, на какое-то время. — На очень короткое. — Почему? — Аватар жив, — вздохнул он. Неужели он настолько прогневил духов, что теперь обречен снова и снова выбалтывать самое важное практически первым встречным? С другой стороны, первой встречной Мэй не была… Мэй хмыкнула. — Интересно. — Хозяин огня узнает. Я не смогу ему соврать. — Почему? От этого зависит твоя жизнь! Неужели ты не сможешь притвориться хоть на пару минут? Зуко немного подумал над ее словами и вынужден был признать: — Вряд ли. Даже если бы я очень хотел… — Пусть Азула скажет! А ты молча кивнешь. Ты ведь сможешь кивнуть? — она испытующе заглянула ему в лицо. И то, что она увидела, ей не понравилось, потому что Мэй разочарованно бросила: — Ты безнадежен. Она встала с холодного пола и отряхнула одежду. — Мне пора. Доешь. Азула не должна увидеть лишние крошки. — Спасибо, — тихо пробормотал он. С чего Мэй вообще взялась ему помогать? Она всегда была подругой Азулы. В первую очередь ее. Мэй так хорошо прятала свои чувства и мысли — и в детстве, и тем более сейчас было сложно понять, что ей движет. — Дам тебе совет напоследок, — сказала Мэй. — Даже два. Первый — Азула всегда ищет слабые точки. Не хочешь их раскрывать — покажи ей ту, что меньше всего болит. Тогда она успокоится. На какое-то время. Зуко мало что понял, но кивнул. — Второй. Подумай еще раз о том, что я сказала. Сделай это побыстрей — мы будем в столице послезавтра на рассвете. Поэтому, Кох побери, подумай — и постарайся выжить. Не сможешь соврать — хотя бы промолчи в нужный момент. Она хотела уже скрыться за дверью, но он остановил ее вопросом: — Скажи, ты знаешь, где мой дядя? Мэй помялась, видно, не горя желанием отвечать, но после все же сказала: — За нами следует второй корабль. Примерно в миле позади. Думаю, он там. Она ушла. Оставшись в одиночестве, Зуко подумал над ее словами. Позже, когда пришла Азула, он в основном молчал. Затем как мог небрежно спросил о здоровье дяди. Сестра в ответ на такое разозлилась и ушла. После ее ухода он подумал еще. «Постарайся выжить». Мэй вряд ли имела в виду то, что он собирался сделать. Он стащил сапог, вытащил отмычку и постарался как можно точнее вспомнить все наставления Смеллерби. Руки двигались так ловко, будто их двигало невесть откуда взявшееся вдохновение. Он не замечал, как бежит время. Должно быть, прошло несколько часов, когда раздался заветный щелчок и наручники раскрылись.