Что движет солнце и светила

И можно не сомневаться,

что худшее еще впереди…

«Серебряная Свадьба»

— …Кто я? — переспросил неведомый голос из соседней камеры. — А ты? — Заключенный, — коротко ответил Зуко. — Ты? Проклятье, ему казался знакомым этот голос! — То же самое, — собеседник хмыкнул. — Кажется, я тебя знаю. Нет. Нет! Это было бы слишком странно. Даже подозрительно! — Вряд ли, — буркнул он. — О, теперь почти уверена! Ты ведь… Ли? «Уверена»? Ли?! Зуко потерял дар речи. — Эй! Скажи что-нибудь! Это наверняка хитрая схема Азулы! Но как бы она успела так быстро это провернуть?.. — Я не Ли, — выдавил он наконец. — Точно, я забыла, — послышался смешок. — Это имя для прикрытия. На самом деле ты Зуко? Скажи! Да? — настаивал… настаивала она. — Я Смеллерби! Помнишь меня? То ли умоляющий голос его убедил, то ли Зуко уже настолько измучился одиночеством и неизвестностью, но он сдался. — Помню. — Ты тоже здесь! Мне повезло, — судя по голосу, она заулыбалась во весь рот. — Похоже, не зря мы это затеяли! — Повезло? Какого Коха, Смеллерби? — теперь Зуко был настолько же удивлен, насколько и зол. — Мы же вас только вытащили из тюрьмы! Как ты умудрилась снова так влипнуть? — Ну, в этот раз у нас был план, — она беспечно шмыгнула носом. — Джет с Лонгшотом остались в городе, а Пин Вэй и я внедрились сюда. — Внедрились? Зачем? — Как зачем? — теперь удивилась Смеллерби. — Разумеется, чтобы поднять восстание и освободить заключенных! Вот это да. Это был бы просто подарок судьбы… если бы… если бы это всё было правдой. Можно ли ей верить? — А что, если тебе промыли мозги и специально отправили сюда, чтобы что-нибудь у меня выведать? Смеллерби за стенкой фыркнула. — Разумеется, так всё и было! «Никакой войны в Ба Синг Се!», — протянула она, мастерски подражая интонации Дай Ли. Зуко аж вздрогнул. — Тупица, — продолжила Смеллерби. — Ну что у тебя можно выведать? Зуко вздохнул. И в самом деле. Он проболтался Азуле за одно мгновение. Чего-то не знающая Азула — это редкость. Он мог бы использовать такой козырь, а вместо этого бездарно его потерял. Зачем выведывать? Такой глупец сам всё выложит. — Вообще-то эти штуковины для промывки мозгов остались на дне озера Лаогай, как ты помнишь, — сказала Смеллерби с той стороны стены. Возможно, она каким-то образом поняла его сомнения. — Они не успели доставить сюда замену, иначе план оказался бы под большим вопросом. Зуко помолчал, обдумывая, как поступить. — Так какой у тебя план? — Сейчас расскажу. У нас есть полчаса до обхода. Слушай…

***

Сокка рассказывал о том, что случилось. Аанг слушал и с каждой минутой чувствовал себя всё ужаснее. Под конец истории он откинулся на койке и застонал. Как от кошмара ситуации, так и от боли — спина его все еще была словно в огне. Катара тут же склонилась над ним. — Не двигайся так резко! — встревожилась она, ловко поворачивая его на бок. — И не ложись на спину. Твоя рана еще не зажила! Сокка, — обернулась она к брату. — Ну зачем ты выложил всё вот так? Он же только очнулся… — Как мог, так и рассказал, — пожал плечами Сокка. — Теперь нужно решить, что делать дальше. И поскорее. Отец считает, что мы останемся с ним до самого вторжения. А Катара… — Мы должны вернуться в Ба Син Се и спасти Зуко и дядю Айро! — глаза Катары, обычно такие яркие, полные света, были теперь как темное грозовое небо. — Ты пришел в сознание. Больше откладывать незачем! …Никто не сказал Аангу ни одного слова, ничем не намекнул. Но все равно он чувствовал, что виноват. Во всем виноват. Он всех подвел. Не закончил обучение и соврал, что теперь все умеет. Друзья полагались на него — а Азула сбила его молнией. Зуко отдал ради его спасения свободу и, возможно, жизнь… От одной этой мысли внутри расползался ледяной холод. Аанг лег обратно на живот, скривившись от боли. Катара уверяла, что боль — это хороший признак. Знак того, что происходит исцеление. Но если бы эта боль касалась только тела! Как же ему теперь все исправить? Как ему исправить хоть что-то?

***

Хакода привык думать о себе, как о хорошем отце. Кто он? Разумеется, вождь Южного племени воды. А еще — отец Сокки и Катары. Когда дочь сказала, что хочет поговорить с ним, он тут же отодвинул все дела, даже самые срочные. Как же иначе? Они с детьми так долго были в разлуке — нужно поскорее наверстать упущенное. Он позвал Катару в свою каюту и приготовился слушать. …К тому, что он услышал, Хакода оказался совсем не готов. Он сделал глубокий вдох. — Тюлененочек, — размеренно проговорил он, — мне это не нравится. И каких усилий ему стоило не сказать резче! Катара вскочила и топнула ногой. — Я так и знала! Вот почему я не хотела тебе ничего говорить! Знала, что ты так скажешь. — Но, снежинка, послушай! Я твой отец! Я должен тебя защитить! Хакода привык думать о себе как о хорошем отце. Но теперь привычный мир распадался на части и начинал пестреть прорехами, как плохо выделанная шкура. Его маленькая девочка стояла прямо перед ним и смотрела на него. Невозможно было оставаться хорошим отцом под таким взглядом. — Ты не можешь меня защитить, папа, — голос дочери прозвучал глухо, безжизненно. Сердце Хакоды заныло от боли. — Могу, Катара! Подумай сама, ты хочешь рисковать своей жизнью ради… двух покорителей огня? — Хакода едва не подавился двумя последними словами. Он все еще не мог поверить в то, что услышал. — Как мне на это согласиться? — Они не просто какие-то покорители огня, папа! — воскликнула дочь, всплеснув руками. — Я знаю! — Хакода тоже повысил голос. — Эти двое — принц в изгнании и Дракон Запада. Это еще хуже! — Ты даже не понял, о чем я говорю. — Конечно, понял! — Нет. — Я же знаю тебя, тюлененочек, — он протянул руку и попытался погладить ее по голове, но она отшатнулась. — Нет, не знаешь! Как ты можешь знать? — голос его дочери дрожал, но она не давала себя утешить. Его маленькая дочь, родное дитя страдало, а он не мог ей помочь! — Тебя не было три года, папа, — напряженным голосом продолжила Катара. — Столько случилось за это время! В мир вернулся Аватар — благодаря мне. Я пересекла половину земного шара. Я научилась сражаться. Я стала мастером покорения воды — ты не представляешь, чего мне это стоило! Она вытащила пробку из меха, что всегда носила с собой. Призвала воду. Скупыми точными движениями Катара закрутила воду в воронку, создала водяной хлыст. Хлыст скрутился и вытянулся, мгновенно заледенел — и в ладонь дочери лег ледяной кинжал. — Теперь я могу защитить себя и своих друзей, — с вызовом добавила она. — А тебя все это время не было рядом. Ты ничего не знаешь обо мне, той, какой я стала. И вместо того, чтобы послушать!.. Если бы ты знал, что случилось после осады Севера… — Снежинка моя!.. — Я вернусь в Ба Синг Се, хочешь ты этого или нет! И никто не сможет меня остановить! Хакода растерянно протянул руки к дочери. Из глаз Катары брызнули слезы Она свирепо смахнула их кулаком и выбежала за дверь.

***

— Давай сверим часы! — пропыхтела Смеллерби. Разговаривать, все время склонившись к полу, было непросто. — Что сделаем? — Часы! У вас так не говорят, в стране Огня? — Нет. Мы узнаем время по солнцу. — Ладно, забудь. Я имела в виду, давай обменяемся новостями, и я расскажу тебе про наш план. Они рассказали друг другу, что знали. Зуко — о том, как они с дядей оказались в плену, а Смеллерби — о том, что она успела сделать с момента «внедрения». Ее работа впечатляла — она связала в единую сеть почти всех узников этой тюрьмы. Тут Зуко был готов отдать ей должное. Но когда разговор коснулся плана, он приготовился к худшему, и не зря. План включал в себя все самые идиотские затеи, которые только можно было себе представить. Переодевание, пожар, горячая каша — Зуко просто ушам своим не мог поверить! Сразу вспомнился план Джета — тогда они, спасибо этому придурку, оказались на дне озера Лаогай. Смеллерби негодующе фыркала и уверяла, что даже план Джета был не так уж плох (сработало же в конечном итоге) и что у Джета бывают свои моменты озарения… Зуко проворчал, что моменты озарения у Джета если и были, то очень короткие, зато моменты идиотизма длились куда дольше. Зря он это сказал! Смеллерби тут же страдальчески простонала, что Джет, с тех пор как они спаслись из тюрьмы под озером, стал еще невыносимее. — Когда мы выбрались, то нашли лекаря в Нижнем кольце. Он сделал Джету нормальный лубок и одолжил костыли, — Смеллерби просто кипела. — И Джет стал настоящим ходячим кошмаром! Так меня достал! — Да? — Да! Я потому и вызвалась сюда — у Лонгшота терпеть Джета получалось куда лучше. Я уже просто не могла! Он скакал на своих костылях туда и сюда! Порывался менять наш план по десять раз за день! Придумывал всем новые и новые клички для операции! То и дело ложился ничком — якобы помирал от нестерпимой боли! Только для того, чтобы через пять минут вскочить и начать стенать, что у него сердце разрывается при мысли, не поцеловались ли еще эти двое!.. — Какие двое? Это он про кого? — Про вас с Катарой, тупица! Неужели непонятно? Зуко почувствовал, что краснеет. Проклятый Джет! Что за способность взбесить, даже находясь далеко отсюда? Он бы придушил Джета, если б мог! — Эй? Что ты там делаешь? Что это за звуки? — Стукнулся головой о стену, — честно признался он. — Джет невыносим. — Самый раздражающий придурок в мире, — согласилась Смеллерби. И прибавила, со странной смесью нежности и печали: — Надеюсь, с ним ничего не случилось, пока я тут… Они помолчали. — Кстати, — заговорщицки прошептала Смеллерби, — так да или нет? Мы с Джетом поспорили, и я очень надеюсь, что выиграла! — Что? Ты серьезно? — кажется, еще немного — и его лицо запылает. — Еще бы! Конечно, серьезно! — Я не стану тебе отвечать. — Не будь занудой! — не сдавалась девчонка. — Просто скажи — да или нет? — Отстань! — Наверно, еще нет, — Смеллерби вздохнула. — Не могу поверить, что продула Джету пари!

***

Сокка нашел сестру там, где и предполагал — в кладовке с ведрами и швабрами. Она сидела, сжавшись в углу, и шмыгала носом ужас до чего сердито. Глаза, Сокка заметил, были красные. — Поговори с отцом, — сказал Сокка, садясь рядом. — Нет, правда. Он волнуется, Катара. Она отвернулась. — Мне все равно. — Я просто хотел сэкономить вам время! Глупо ругаться, когда… — Я не ругалась! Сестра прикусила губу и несколько раз моргнула, явно стараясь сдержать слезы. — Не реви. — Вовсе не собиралась! — Поговори с ним, Катара, — сказал Сокка так мягко, как только мог. — Что ты ему сказал? — Я? С чего ты взяла? — Не ври! — Ну… ладно. Просто рассказал о том, что знаю. О том, что… этот твой принц не самый ужасный покоритель придурков. И что могло быть куда хуже. — Хуже? — Не волнуйся, — Сокка ухмыльнулся. — Про Джета я ничего не сказал… Она вздохнула с облегчением. — …Пока, — Сокка со значением подвигал бровями. Сестра пихнула его в бок. Сердито, но вполсилы. — В общем, я сказал отцу, что он ничего. Упрямый, как северный баран, но это иногда неплохо. И в науку верит… Катара улыбнулась так нежно, явно что-то вспоминая. — Иди уже! Хватит тут улыбаться, — он вытолкал ее из каморки. А сам остался. В темноте и тишине маленького помещения неплохо думалось. Возможно, он мог бы еще сказать отцу, что тоже доверяет огненному придурку. Потому что Юи, ставшая луной, являлась Зуко во время его одиноких странствий. И даже помогала — насколько могла, с учетом того, что духи не должны вмешиваться в жизнь людей. Для плохого человека она не стала бы ничего делать. Но это было бы слишком много для одного разговора. Отец не знал ни о Юи, ставшей луной, ни об их отношениях с Соккой, что оборвались так рано. Он столько пропустил в жизни обоих своих детей. Пусть знакомится постепенно…

***

— …Извини, Смеллерби, — в сотый раз повторил Зуко, — но ваш план — дерьмо. С той стороны решетки донеслось негодующее фырканье. Они уже долго обсуждали план. Зуко все еще не освоился с тем, как отмечать время, не чувствуя солнца, и поэтому не мог бы сказать, сколько точно дней прошло. Наверняка больше одного. Возможно, больше трех. Он постепенно начинал чувствовать себя лучше — раны заживали, силы понемногу возвращались. Но тревога мучила его беспрестанно. Азула больше не появлялась, и он не знал, что она собирается делать. Казалось, что это затишье — не к добру. Успеют ли они сбежать? Поэтому он изо всех сил старался сделать план как можно надежнее. — Ну, идея заманить стражника, оглушить и переодеться в его одежду, — Зуко размышлял вслух, — это еще ничего. Притвориться, будто начался пожар, и поднять суматоху… Это тоже может сработать. А вот фейерверки — это лишнее. — Это моя любимая часть плана! — заныла Смеллерби. — Я ведь сумела пронести его сюда! В ботинке! — Вычеркиваем. — Зануда! — Смеллерби надулась, но Зуко это совершенно не тронуло. Он продолжал свой критический разбор. — Для отхода вы хотите использовать кухню темницы. Что с поварами? — Туда несколько дней назад устроился работать племянник Пин Вэя. Мы на связи, он все подготовит. Это как раз будет его смена. Зуко одобрительно присвистнул. Нет, все-таки, кажется, какой-то шанс у них есть. Неужели они выберутся отсюда? Он боялся в это поверить. Но с надеждой ему даже дышалось легче. Внутренний огонь шевельнулся внутри. Зуко положил ладонь на солнечное сплетение, мысленно прося пламя больше его не оставлять. — Так как насчет того поцелуя? — вдруг снова спросила Смеллерби. Похоже, надеялась застать его врасплох. — Да или нет? На кону мое пари! — Ты опять? Отстань уже наконец! — Ни за что. Только если вернешь обратно фейерверки! Маленькая шантажистка. Они прошлись по плану еще раз, и еще, вдоль и поперек. Смеллерби неохотно признала, что критика пошла их замыслу на пользу. Он стал проще (хоть и менее эффектным — ее это бесконечно расстраивало). Но Зуко надеялся, что вероятность успеха теперь выше. Он старался не загадывать заранее, но внутренний голос подсказывал — шансов больше половины. А то и целых две трети. Неплохо. — Ладно, — устало выдохнула Смеллерби. — Итак, послезавтра. Сейчас передам финальную версию плана ребятам. Как раз успею, еще несколько минут до раздачи еды. — Как ты узнаешь здесь время? — Еду приносят регулярно. Четкости у этих ребят не отнять. А один наш приятель, через две камеры отсюда, сумел пронести водяные часы. Каждый час он сообщает нам. Ну а более мелкие промежутки я просто чувствую. Знаешь, живя на улицах, этому учишься быстро. Там важно понимать, когда пора делать ноги, — она невесело хмыкнула. — Значит, ты знаешь, сколько прошло времени с тех пор, как мы встретились под озером? — Сейчас подсчитаю… Девять дней. Девять. Значит, после сражения в катакомбах прошла уже неделя… И Азула до сих пор не настигла Катару и ее друзей — иначе обязательно примчалась бы сюда хвастаться. Он знал сестру — при таком раскладе она бы не удержалась. Вдруг это — отсутствие ее визитов и новостей о друзьях — показалось ему определенно хорошим знаком. Зуко улыбнулся и решил на пробу зажечь на ладони маленький огонек. С руками в наручниках это было совсем неудобно, но у него получилось. Маленький сгусток света и тепла в его руках. Он напоминал ему о Катаре и дяде. Дядя учил его покорению во время изгнания — где бы он был без его уроков… А Катара… С ней тоже было понятно. Последняя покорительница воды своего племени, она стала теплом и светом его жизни. Зуко быстро погасил огонь, чтобы не увидели тюремщики, и несколько мгновений позволил себе помечтать о том, как встретится с теми, кого любит. Впервые за эти дни ему стало спокойнее. А затем он сообразил, о чем они со Смеллерби, продумывая план, забыли. Наручники. Они все еще на нем. Металлические. Защищенные от покорения. Кохова задница.

***

На этот вечер Азула запланировала ужин в компании подруг. Предполагалось, что это ее развлечет — но пока кислые лица скорее раздражали. На первый взгляд подруги выглядели внимательными и готовым услужить, как и всегда. Но в последнее время с ними было словно что-то не так. Разумеется, она не обсуждала с Мэй и Тай Ли захват брата в плен или свои планы на его дальнейшую жизнь. А у них хватало ума об этом не заговаривать. Но… вдруг они что-то обсуждали между собой? Без нее? Мысль о том, что эти двое могут иметь какие-то тайны, пусть и безобидные, пришла ей в голову впервые. И была крайне неприятной. Она незаметно поморщилась. Вечер ей разонравился. Щебечущие голоса резали слух. Блюда Царства земли раздражали — пресные, разваренные, противные. И распорядитель дворца еще уверял, будто достал специи из Царства огня. Ничтожный обманщик и подхалим. Захваченный город, величайшая твердыня мира, не радовал ее ни единой пядью. Не радовало и то, что шпионы, разосланные в разные концы, не сообщили ничего полезного. Никто из них не видел ни Аватара, живого или мертвого, ни его бизона, ни ту проклятую простолюдинку. Никто ничего о них не слышал. Вся компания словно канула в воду. Вероятнее всего, Аватар был мертв, а все его приспешники разбежались по своим норам, страшась и нос высунуть… Тело, напоминал внутренний голос. У нее нет доказательств. И Азула запрещала себе расслабляться. За последние дни она обдумала разные варианты. Снова навестить любимого брата? Намекнуть ему, что если он продолжит упрямиться и отказываться от сделки, то с его ненаглядным толстяком-дядей случится беда. Или стоит, наоборот, навестить старика и кое о чем ему намекнуть… Но поразмыслив, в итоге она решила как можно скорее возвращаться домой из этого унылого Царства земли. Здесь ей больше делать нечего. Отец будет рад видеть ее — свою единственную опору среди подлых предателей. А она обрадует его чудесным известием о том, что проклятому Аватару пришел конец. На этот раз — навсегда. Письма отцу с описанием последних событий она пока так и не отправила. Решила, что доложит всё при личной встрече.

***

Смеллерби огорченно прищелкнула языком. — Не поддаются покорению? Точно? Ты не можешь их, ну, расплавить или что-то в этом роде? — Не могу. Она выругалась. — Почему ты не сказал раньше? Я думала, тебя сковали каменными оковами, как всех! Пин Вэй скрыл, что он покоритель земли, он бы легко тебя освободил. У нас был козырь! — Не подумал, — виновато буркнул он. — Прости. Смеллерби снова выругалась, еще более витиевато. — Ладно. Я попробую что-то сделать. Кохова борода, как мало у нас времени! Жди. И не смей меня дергать, я сама тебе постучу. — Что ты собираешься делать? — Злиться и думать! — выдала Смеллерби грозным шепотом. — Отбой! Через несколько часов, уже, по предположениям Зуко, глубокой ночью, Смеллерби тихо постучала в решетку. — Не знаю, сработает или нет, — сказала она уже куда спокойнее. — Держи. Она пропихнула через решетку что-то. Зуко подставил руки и нащупал нечто небольшое, похожее на шило или тонкий нож без рукоятки. — Отмычка, — пояснила она. Ух ты! Где она ее достала? Зуко уже недоумевал, почему главарем Вольных бойцов считался Джет, а не Смеллерби? С ее-то умом! — Всего лишь трехсторонний обмен и моя убедительность, — ее скромность явно была напускной. — Но все это заняло много времени, — в ее голосе появилась тревога. — А тебе нужно научиться ей пользоваться. Я даже не уверена, что она точно подойдет! Карманник, что сидит в левом секторе, уверял, что отмычка универсальная. Но кто знает… А теперь слушай внимательно! Она начала объяснять. Зуко пытался следовать ее указаниям, но опыта с открыванием замков отмычками у него не было никакого. Сложно учиться открывать замки в темноте, на ощупь, когда твой учитель может только раздавать тебе указания шепотом через решетку. Оковы, с короткой цепью между кандалами, давали мало свободы движений. Целая бесконечность, казалось, ушла на то, чтобы просто понять, как вывернуть запястья и добраться отмычкой до замка, не сломав себе кости. Он попробовал скинуть сапоги и помогать себе пальцами ног. Стало лучше, но замок он так и не смог открыть. Смеллерби то ругалась на чем свет стоит, то вспоминала, что обычно карманники учатся долго и начинают в раннем детстве. Тогда она начинала активно, в своем стиле, его подбадривать. — Давай, — монотонно бубнила она. — Верь в себя. Все получится. Главное — вера в себя… Зуко это очень раздражало. — Можешь помолчать? — бросил он, изо всех сил пытаясь прислушаться. Ему казалось, что он должен услышать характерный щелчок. Смеллерби объясняла, что при точном нажатии замок щелкнет и язычок отойдет. Смеллерби замолчала. Наступила тишина. Сердце колотилось от волнения. Сейчас, вот-вот… вроде бы он наконец понял принцип. Еще одна минута, еще… Вдруг Смеллерби несколько раз резко и отрывисто постучала в решетку. Зуко уже знал сигналы, которые использовали заключенные. Этот означал «внеочередная проверка». Он же — «тревога». — Спрячь!.. — пискнула Смеллерби и затихла. Зуко сам услышал звук шагов, приближающихся к его камере. Проклятье! Если он сейчас сумеет открыть наручники, то встретит тех, кто идет сюда, кто бы это ни был, не безоружным. Если нет — он лишится отмычки и шанса на побег. Взвесив все, через секунду он сунул отмычку в сапог, поспешно натянул его на ногу. Дверь заскрипела, открываясь. Его ослепил свет факела. Он только и успел, что вскочить на ноги, прижаться спиной к стене и поднять скованные руки перед собой. — Тай Ли, действуй! — бросил знакомый ненавистный голос. Быстрая тень скользнула сбоку. Еле ощутимый тычок под ребра — и он рухнул на пол, теряя ощущение тела. Мелькнула в голове глупая мысль — почему он не сказал Смеллерби, что та выиграла пари? Она порадовалась бы…

***

Катара старательно избегала отца весь день. Что бы там ни говорил Сокка, она просто не могла. Было слишком страшно вновь увидеть в родных глазах это холодное удивление, на грани с брезгливостью. Отец, казалось, тоже не старался ее найти. Так что Катара набиралась решимости для последнего шага — когда объявит всем, что возвращается спасать тех, кто ей дорог. Последует ли кто-то за ней вслед — ей все равно. Она стояла у борта на корме, вдыхая свежий морской ветер. Солнце уже утонуло в волнах, над горизонтом горело тревожное зарево. Сейчас, еще немного. Она пойдет и скажет. Вдох, выдох… На поручень рядом с ее ладонью легла крепкая, широкая рука. Отец. Она застыла на месте, не поднимая глаз. — Катара, — тихо начал отец. — Сокка рассказал мне, что случилось на Северном полюсе. Катара не ожидала этих слов. На спине выступил холодный пот. Сокка, дурак! Отец теперь знает. И считает, что… — Надо было мне найти тебя сразу, как только я узнал о том, что сделал Хан. Прости. Мне пришлось сначала успокоиться. А то слишком уж хотелось повернуть корабль прямо к Северу и закатать мерзавца под лед! Голос отца словно потемнел от ярости, которую он сдерживал. Из холода ее бросило в жар. Он… он на ее стороне?.. Не на стороне северян и их обычаев? К глазам подступили отчаянные слезы, она постаралась загнать их обратно. — Зуко нашел меня в снегу, — она словно слышала со стороны свой надтреснутый голос. — И спас. Он мог бы этого не делать. И никто бы даже не узнал. — Да, — согласился отец. — Я была его врагом. Я могла выдать его. После Хана покорение оставило меня на время, я была совершенно беспомощна. Но Зуко об этом не знал. Он просто меня спас. — Я всегда буду ему благодарен, — отозвался Хакода. Катара молчала, пытаясь осознать его слова. А отец добавил: — Хотел рассказать… я посылал почтового сокола к нашим разведчикам под стены Ба Синг Се. От удивления она обернулась. Отец стоял рядом, широко расставив ноги по моряцкой привычке, и вглядывался в закат. Огромная серая туча, исполосованная багровыми и золотыми всполохами, росла, словно поднимаясь из воды. Она вдруг обратила внимание, сколько у отца в волосах прибавилось седины. — Пришел ответ. Принцесса Огня, оставив за себя наместника, покинула город. Разведчики считают, что она возвращается домой. — Покинула город? — Да. Понимаешь, что это значит? Она следует в Страну огня. У нас есть их корабль. Мы сможем незаметно, не привлекая внимания, проследовать за ними. Мы подберемся как можно ближе… — И освободим пленников! — воскликнула Катара. — Я тебе помогу. Я обещал, и я это сделаю. Катара кивнула. По всему телу прошла нервная дрожь, она обхватила себя руками, чтобы успокоиться. Все так быстро менялось! Неужели духи не настолько равнодушны, как ей казалось совсем недавно? Отец теперь смотрел на нее так неотрывно, словно боялся за нее и хотел быть готовым в любой момент прийти на помощь — но оставался на месте. Они продолжали стоять на ветру. Закатное небо темнело. — …Помнишь историю о том, как появилась ночь? — спросил вдруг отец. Его пальцы побарабанили по металлическому борту. В Южном племени воды эту историю знали все. Ее рассказывали маленьким детям — вместе с легендами о том, как из бескрайней пучины океана появилась суша, а из вечного холода — огонь. С чего отец об этом спросил? Но если кто-то хочет поведать историю, его не принято останавливать. Отец начал: — Когда-то, давным-давно, на свете жили только двое людей. Это были первые люди на земле, и были это муж и жена. И вот случилось так, что муж умер, а его жена страшно горевала по нему, все время плакала и убивалась. Горе ее было таким сильным, что даже само солнце услышало с небес ее плач… Катара невольно заслушалась, погрузившись в звуки голоса, знакомого с младенчества. Отец ее считался хорошим рассказчиком, и ее словно качало на волнах слов вместе с тем, как он разворачивал полотно истории. В бессчетный раз она ее слышала — и все равно эти простые слова трогали ее, как впервые. Она беззвучно повторяла их вслед за отцом. — …Солнце спросило женщину: «Почему ты так плачешь? У всякого в мире есть свое начало и свой конец, так тому и надлежит быть». «Но ведь он умер только сегодня!», — отвечала женщина, продолжая безутешно рыдать. В ту пору в мире не было ночи, солнце вечно сияло с неба, словно длился и длился один бесконечный день. Солнце задумалось о словах женщины. И решило уходить с небесного свода, чтобы давать отдых всему живому, а потом возвращаться. И вот солнце скрылось, настала ночь. Женщина уснула. И во сне она стала от своего горя на один шаг дальше… История закончилась, и еще несколько минут длилось молчание, знак уважения к рассказчику и его мастерству — так, как это принято в Южном племени воды. — Папа, почему ты сейчас ее вспомнил? — Не знаю, как объяснить… Может, ей было понятно и без слов. Она шагнула ближе и положила голову ему на плечо, а он наконец обнял ее и прижал к себе. Крепко-крепко. Катара погрузилась в тепло и запах дома. Слезы почти пролились из глаз. Она могла бы расплакаться, как могут плакать только маленькие-маленькие дети в надежных родительских объятиях. — Ты долго горевал о маме? Отец помолчал. — Да. Мое «сегодня» длилось очень долго. Пришлось научиться отпускать его. И на следующий день встречать снова… Она вздохнула. Сильнее прижалась к отцу. Отец на ее стороне. Она даже сама не понимала, с какой силой на нее давило то, что он не мог ее понять. И как же теперь стало легко… — Отдохни немного, снежинка, — отец, чуть отстранившись, легонько щелкнул ее по носу. — Завтра мы двинемся в путь. И вскоре нагоним тот корабль. Тебе больше не нужно все брать на себя. Я помогу.