[Мако] Книга 1: Остров. Книга 2: Замок.

— «Словом сиим объявляю я, что всякий отрок и девица, под своды нынешней великой великолепием освещаемой школы вступающие»… Мне вот интересно, а Годрик не мог как-то по-другому изъясняться? Точно рука этого выпендрёжника чувствуется… Домовой эльф Бэтти недовольно поджала губы в ответ на эту реплику, но Мионе до реакции маленькой мутантши дела не было: Грейнджер пыталась продраться сквозь высокую старую речь и понять, что же от неё требуется. Было видно, что к составлению договора приложили руку все из «Основателей». Правда, Миона так и не поняла, почему из истории вдруг исчезли рода и кланы, а также члены семей излишне популяризированной четвёрки. Говоря откровенно, Годрик и Салазар даже не были самыми знаменитыми в своих родах в прошлом; вместо них блистала сестра Годрика, Розита, и младший брат Салазара, Сьерра. Однако вот она, прихоть истории: в её анналы вошли не те, на кого Миона поначалу ставила. Да и вообще, она продолжала удивляться тому, как всё исковеркали. Но, как говорится, историю пишут победители… одна правка событий тут, другая помарка там при переписывании текстов, неудачный чих диктора — и вместо того же Салазара вполне мог бы в будущее прийти какой-нибудь Сулизен, к примеру. И это было бы ещё очень даже ничего, мягонько. Миона потёрла кончик носа и вернулась к договору. Как она уже упоминала, в нём чувствовалась рука Основателей. Не только четвёрки, но и их семей: некоторые речевые обороты, записанные в нём, принадлежали людям, которых Миона помнила ещё живыми. А полный список правил и обязательств перед магическим замком намекали, что трудились над ними самые башковитые представители своих семейств. Только вот казалось Мионе, что балагур-Годрик всё взял и исковеркал в последний момент. Потому что та же Ровена любила краткость, а здесь мысль тянулась, как жвачка. Попробуй ещё её собрать в один хоть сколько-то приличный комок. Это была «традиционная» шутка Годрика. Миона помнила, как он, договариваясь с другими семьями, с самым серьёзным видом протягивал тем свиток. И, пока возможные партнёры продирались сквозь обилие завитушек и витиеватых буковок, Гриффиндор с радостно блестящими глазами наблюдал за чужими мучениями. Потом-то он получал по шапке от своих родственников, потому что главой клана Годрик не был, как бы ни уверяли в обратном книжки по истории. Главенствовал у Гриффиндоров сухонький старичок, на которого даже смотреть было страшно — казалось, что он может распасться на ручки-ножки от этого взгляда. Но мозг у него работал что надо, этого не отнять. Годрика отправляли заключать договора, запугивать, общаться… парнем он был неплохим и умным, пускай и не особо опытным поначалу в делах разговорных; ну так а кто опытен, если ничего не делает, правильно? Годрик отличался могучим телосложением, яркой рыжей гривой и громким голосом — самое то для переговоров. За простецкой внешностью никто не думал об остром уме и логике полководца. Что уж говорить, если даже в историю Годрик вошёл как не особо умный вояка, действующий больше на энтузиазме… Вот поэтому Миона, собственно говоря, и не любила «историю» как предмет для изучения: будучи сама свидетельницей многих значимых для человечества событий, она едва могла слушать, что о них говорят в современности. История была такой же наукой, как и все другие: она утверждала что-то, основываясь на фактах, и могла «передумать», если находила факты правдивее или интереснее. Но меняла своё мнение не столь охотно, как та же физика, насколько Миона видела. И, опять же, писали историю «победители». Добавить к этому Мионе было нечего. — «В дар школе скромной, однако же несомненно лучшей»… так, а вот это уже интересно. Бэтти! Домовичка, успевшая за период молчания Мионы прикорнуть прямо на стульчике, встрепенулась и уставилась на девочку глазами навыкате. — Наполнить чернильницу, мисс волшебница? — Да, пожалуйста. И дай пожалуйста новый пергамент, этот кончился. Домовушка кивнула и исчезла, так и не встав со стула. Появилась она почти сразу, принеся Мионе то, о чём девочка просила; всё предоставлял директор в жесте своей доброй воли. Вещи самой Мионы уже четыре с лишним часа ехали вместе с другими учениками в Хогвартс-экспрессе, а писать нужно было уже сейчас — ну как тут было не воспользоваться директорским предложением? Миона обмакнула перо в чернила и принялась писать. Ручка, говоря откровенно, была удобнее; Миона считала шариковые ручки и карандаши одним из величайших изобретений человечества наряду с сосисками. Однако и с пером Грейнджер прекрасно работала: в конце концов, она в прошлом только им и писала… Когда была на территории Англии, да. Или других европейских стран. А так все были кто во что горазд. Одно маленькое племя даже кровью вело записи — может, из-за этого там записывание событий так и не стало популярным, кто знает. Не напасёшься ведь крови на всю людскую мудрость, сколько врагов ни бей! Договор, как Миона и предполагала, требовал от ученика избавиться от тварей изнанки. Годрик запросил всего-то десяток, хотя обучение во все времена стоило дорого. Да ещё и времени дал предостаточно: ученик Хогвартса должен был исполнить свою «трудовую обязанность» за время обучения. А вот дальше начинались многочисленные «если». Если ученик не делал этого за время учёбы в Хогвартсе, то за каждое десятилетие к его десяти тварям прибавлялась ещё одна. Жили маги лет по триста в среднем, так что можно было накопить плюс тридцать тварей — а это уже достаточно, чтобы перенапрячься. Если ученик Хогвартса не исполнял свою часть договора, то «долг» по тварям переходил на род. Основателям было всё равно, кого ты будешь бить: хоть крошечных изнаночных мышей и комаров, хоть огромных химер, опасных даже для Годрика. Главное — сделай. Не сделал? Что же, пускай отдуваются твои родственники. Всё равно как: хоть сами, хоть при помощи наёмников, хоть через дружеские договоры. Главное факт исполнения условия, а не то, как это произошло. Вполне в духе Гриффиндоров, одним из правил которых было «Победа хороша любым способом и даже подлостью». Лишь бы самому только в подлеца не превратиться. Однако была одна деталька… маленькая… крошечная… написаны эти правила были на старом языке. И, судя по тому что Миона чувствовала со стороны Чёрного Леса, — который, как просвятила девочку Бэтти, теперь назывался «Запретным», — конкретно этот пункт договора давненько не соблюдался. Лес просто кишел странными существами вроде брауни, которых обычный, необученный волшебник просто не увидит. Охотиться на невидимок? Дураков нет! — Бэтти, — позвала девочка, почёсывая щёку. — Извини, не могла бы ты помочь? — Что нужно юной мисс волшебнице? Миона протянула домовушке свой договор. — Ты можешь прочитать, что там написано? — Конечно, мисс! — Бэтти горделиво выпятила тощую впалую грудку. — Домовые эльфы великого замка способны прочитать любой текст, существующий в пределах стен Хогвартса. Нас учат этому с самых малых лет! — А долго домовики живут? — Дольше волшебников, — улыбнулась Бэтти; выглядело это отвратительно и чем-то мило одновременно. Все эти кожные складочки и глубокие полосы морщин… — Триста лет волшебника для домовика период полной зрелости. В этом возрасте многие заводят семьи… — А тебе сколько? — Бэтти юная, мисс волшебница. Мне только сто семьдесят пять лет, я ещё учусь тому, как быть правильным домовым эльфом. — М, ясно. Прочитай текст с первой страницы, пожалуйста. Домовушка ещё раз кивнула, — огромные уши забавно хлопнули, — и принялась зачитывать то, что Миона и ожидала услышать. В нескольких местах девочка поправила Бэтти, но в остальном эльфа читала даже без акцента, что было удивительно. Забрав свой договор обратно, Миона сказала, что готова обсудить его с директором. На то, чтобы согласовать её посещение с мистером Дамблдором у Бэтти ушло не больше минуты. А переместить девочку вышло и того быстрее. Живот Мионы словно перевернулся, а потом органы начали возвращаться на свои законные места. Ощущения были пренеприятнейшие, однако всё равно лучше, чем поездка на Хогвартс-экспрессе. Но, если бы кто спросил Миону, она бы предпочла дойти до кабинета на своих двоих. Дамблдор очень учтиво дождался, пока её прекратит мутить, после чего предложил запить гадкие ощущения кислым чаем. Идея была замечательная, а желудок Мионы скромно напомнил, что совсем недавно его капитально опустошили. — Сэр, а можно что-нибудь поесть? — не стала проявлять несвойственной ей стыдливости Миона. — С завтрака уже прошло достаточно времени. Дамблдор повёл палочкой, — что-то с ней было не так, но Миона решила не акцентировать на этом внимание, — и над её кончиком появились полупрозрачные голубоватые часы. Завидев время, директор охнул: — Да уж, нехорошо вышло. Теперь вы будете думать, что в Хогвартсе совсем не учат гостеприимству! У Дамблдора был ласковый взгляд, свойственный только людям, которые любят детей. Миона предполагала, что иначе и быть не могло: на месте директора огромной магической школы детоненавистник долго бы не продержался. Прежде всего из-за магии самого Хогвартса. Полуразумный замок любил детей; он был создан для того, чтобы любить детей! И видеть кого-то неприятного во главе учебного процесса он точно не хотел. Обед накрыли прямо в директорском кабинете. Мебель разошлась, освобождая пространство для небольшого столика на две персоны; документы птичками разлетелись по местам; артефакты, ворча, уползли в тёмные уголки и попрыгали на полки, прибитые высоко под потолком. Стол сервировался в мгновение ока. К тому моменту, когда к нему подскакали козлики-стулья, на столешнице уже была не только скатерть, но и расставленные приборы, пустые тарелки и исходящие паром блюда. Стулья сами пододвигались, как деревянные джентльмены, а под Мионой её «скакун» ещё и ножки вырастил, чтобы девочке было удобно сидеть за высоким столом. Тот был рассчитан на директора, который отличался высоким ростом; естественно, на обычном табурете ребёнку оказалось бы неудобно! — Так-так, что у нас тут… о, ростбиф! Прекрасное продолжение прекрасного дня. Вы едите мясо, мисс Грейнджер? — Любое, кроме человечины, — повторила Миона то, что уже говорила Снейпу. — Отрадно это слышать. Знаете, года три назад к нам поступил мальчик из закрытого магического анклава Колумбии. Несчастный ребёнок, совершенно никакой социализации… попытался съесть однокурсника за оскорбление. — Он до сих пор тут учится? Дамблдор вздохнул. По мановению руки его борода самостоятельно завернулась в тугой жгут и как живая змея обернулась вокруг директорской шеи. Всё, лишь бы не пачкаться едой, видимо. — Нет, к сожалению нет. Его родители отказались менять воспитание ребёнка, и он продолжил вредить окружающим… Хогвартс такого не терпит, как вы понимаете, прочитав договор. Одно дело — шуточные заклинания и поправимый вред. Другое — попытки откусить уши у девочек, да ещё и регулярные. Мальчику пришлось отказать в обучении, исключительно ради его собственной безопасности. Миона задумчиво кивнула. Да, был такой пункт в договоре. Если говорить совсем просто, то никто не смел портить в Хогвартсе жизнь других. Это не касалось личной травли или буллинга, — потому что во времена Основателей и за первое, и за второе можно было быстренько лишиться головы, — но вот попытки откусить чьи-то уши точно воспринимались замком за «вред». Такие дети бывают. Иногда это зависит от воспитании, иногда при рождении случается сбой. И некоторых детей, считала Миона, лучше бы изолировать от других — для пользы всех вокруг и общества в целом. Еда была неплохой: достаточно соли и специй, хорошая текстура, замечательный вкус. Кто бы ни готовил в школе, а своё дело он отлично знал и умел не только сделать идеальное пюре из картошки, но и пожарить мясо так, что от одного взгляда на него начинали течь слюнки. Миону порадовало, что также были и салаты, и конфеты на десерт, хотя к последним она оставалась равнодушна. Зато Дамблдор не отказывал себе в сладком. Когда пропали основные блюда и появилось ещё несколько тарелочек с разными десертами, директор словно познал ценность жизни. Он наслаждался каждой конфетой или кусочком засахаренных фруктов, которые только попадали к нему на язык. Настоящий сладкоежка! Миона этому удивлялась, но тихонько, чтобы не разрушить мгновение чужого счастья. Однако на чашку с чаем директора она посматривала с неодобрением, вспоминая при этом своих родителей-стоматологов: в небольшую посудинку Дамблдор добавил четыре ложки сахара с горкой. Ей оставалось только надеяться, что у магов всё хорошо с медициной. Уровень инсулина в сахаре директора… то есть, в крови директора от всего этого сахара должен был оказаться просто запредельным. Маги, конечно, существа живучие, но у всего есть предел, в самом деле… — Так что там с вашим договором? — поинтересовался Дамблдор, удовлетворив сахарные потребности своего внутреннего ребёнка. — Что-то смутило? — То, что вы вообще выдали мне его на руки. — А что в этом такого? — Я же ребёнок. К детям отношение сейчас довольно… Миона покрутила ладонью, пытаясь подобрать подходящее слово, однако директор понял её и без законченного предложения. — Мисс Грейнджер, позвольте откровенность, — он поправил очки и добродушно усмехнулся. — Я живу уже больше ста лет, и нынешняя увеличивающаяся инфантильность молодого поколения для меня несколько… странное явление. В целом, конечно, приятно, что дети из мира простецов дольше могут наслаждаться своими беззаботными юными годами, однако в мире магов этой тенденции всё ещё не наблюдается. В целом, конечно, всё зависит от семьи, где воспитывается ребёнок, так что возможны всякие допущения. Однако если мы посмотрим усреднённую статистику… скажем так, дети магов, особенно из знатных или старых родов, по разумности несколько ближе к взрослому человеку, магией не обладающему. Ясное дело, что с определёнными допущениями. — Поэтому вы привыкли, что ребёнок может попросить что-то взрослое? — Вы не первая, кто просит на рассмотрение договор, — кивнул директор, вручную приводя свою бороду в надлежащий ей вид. — Ничего удивительного в этом нет… то есть, не было бы, если бы вы не были из обычной семьи. Если честно, в вашем потоке только ещё одна семья не-магов запросила этот договор, но, как я и говорил, это старый и знатный род, пускай и не волшебный. Однако помимо этого есть ещё одна причина. Догадываетесь, какая? Чай у директора был вкусным. Не Earl Grey, которым повально увлекались, кажется, все в Англии, а приятный чёрный, без ярких ноток или стойкого послевкусия. Миона наслаждалась каждым глотком. — Моё воспитание, я полагаю. — Совершенно волшебно, мисс! Как рассказал мне Северус, вы воспитывались у своей тётушки в Новой Зеландии. Никаких подробностей профессор Снейп, к сожалению, мне не поведал… сказал, чтобы всё интересующее я спросил у вас напрямую. Кажется, — директор наклонился к Мионе, загадочно блестя глазами, — он просто не смог узнать ничего стоящего. Хотя наверняка очень пытался! Как и все зельевары, профессор Снейп очень тщательно подходит к анализу и изучению материала, вы понимаете. Миона улыбнулась. Да уж, тщательно… про неё он действительно много узнал, судя по всему; причём сделано всё было чисто и тихо, Рой и Хизер так и не увидели Снейпа ни разу и даже не знали о его существовании. Этакий профессор-призрак. — Моя тётя живёт на одном из маленьких островков неподалёку от Те Куити, это один из городов Новой Зеландии. У её острова нет официального названия. — «Её» остров, мисс Грейнджер? Миона кивнула, болтая ногами. Стул под ней тихонечко поскрипывал в такт движения лодыжкам, словно вёл отсчёт. — Она считает себя хранительницей этого острова и людей, которые там живут. Насколько я знаю, раньше там всем заправлял её отец, очень старый колдун. Но что-то они там не поделили, и тёте пришлось занять его место. — А её отец?.. — М-м-м… она его, как бы сказать, попросила больше не участвовать в жизни её людей и земли. И вод вокруг этой земли тоже. Конечно, Миона знала всю историю Аиту, — за исключением четырёхсот лет после создания семени сознания девочки, ясное дело, — так что и про её отца она хорошо помнила. Это для Аиту прошли века; для Мионы изгнание Акахата произошло лет пятнадцать назад, не больше. Отец Аиту был страшным человеком, который, к тому же, больше всего на свете желал отринуть собственную природу. Его не интересовал способ продлить жизнь, которым могли бы поделиться Аиту, Миона, да хоть тот же Николас Фламель; бессмертие Акахата не интересовало вовсе. А вот перерождение… или вознесение — это совсем другое дело. Акахата делал всё, лишь бы прекратить быть обычным колдуном. Стремился достать до неба и солнца, как Икар. Но всё, что он делал, в итоге только низвергало его в библейскую геенну. — И чему вас учила тётя, если не секрет? Миона моргнула, вырываясь из воспоминаний. Расслабилась… рядом с директором было приятно отключить голову; девочка подумала бы на какие-то ментальные техники или воздействие, однако гладь Океана её магии оставалась безмятежной. Ни следа от чужих прикосновений. С директором рядом было просто приятно находиться. Миона не смогла бы, конечно, сравнить его с «добрым дедушкой», — прежде всего из-за того, что Альбус Дамблдор в её глазах был таким же ребёнком, как и Северус Снейп, и Гарри Поттер, и даже ещё не родившиеся Гермиона с Эдит, — однако он располагал к себе именно как любимый родственник. Удивительное качество, давно она ничего подобного не встречала. — Никаких секретов. Слушать природу, дышать под водой, разговаривать с животными, — Миона принялась загибать пальцы, про себя решив остановиться на седьмом или восьмом, — приносить жертвы богам и духам, призывать этих богов и духов, изучать договоры и менять их себе на пользу. А ещё, но только совсем немного, предсказанию и сновидчеству. Лицо у Дамблдора оставалось всё таким же расслабленно-безмятежным, однако Миона ощутила, что директор немного напрягся. Что приятно, это было связано не с самой Мионой и её умениями, а, скорее, с беспокойством за неё. Как она и говорила, директор очень напоминал ей какого-то родственника. Может, не слишком близкого, однако… — Мисс Грейнджер, — медленно произнёс Дамблдор, — дело в том, что половина из того, что вы назвали, на территории магической Англии попадает под запрет вплоть до тюремного заключения. Вот это Миону уже, признаться, удивило. Она подняла брови и ошарашенно уставилась на директора. И что можно из этого безопасного, практически детского списка отнести к разряду «невероятно опасно»? — Вы про призыв богов и духов? — предположила она. Дамблдор снял очки, протёр стёклышки и тяжело вздохнул. — Нет-нет, до тех пор, пока вы не призываете инорасников и не создаёте химер, вы можете заниматься чем угодно, иной призыв не запрещён… к моему удивлению, кхм. Я больше про принесение жертв, друидство, магию договоров и сновидчество. — А сны-то чем закону не угодили?! Дамблдор хмыкнул и указал палочкой на чайничек. Тот подпрыгнул, — звякнула крышечка, которую чайник чуть было не потерял, — и поспешил к чашке Мионы, чтобы ту наполнить. — Там своя история… если вкратце, то веке этак в семнадцатом была одна колдунья, которая занималась сновидчеством. И она натворила достаточно, чтобы её основная деятельность попала под запрет. — Она что, по чужим снам ходила?.. — Что самое странное, все её преступления не были связаны со снами, — директор удручённо покачал головой. — Однако законы всегда принимаются людьми, мисс Грейнджер. И если большинство считает, будто ведьма творила зло из-за своей страсти к сновидчеству… вы умная девушка, как я погляжу, так что должны понимать, как это работает. Миона кивнула. Да уж, жалко. — И что мне тогда делать? — спросила она, постукивая ногтем по чашечке; заметив пристальный взгляд директора на свои руки, Миона остановилась. — Я же не могу забыть то, что умею? — Закон работает так, что знать вы можете что угодно, — успокоил её Дамблдор. — Насчёт этого не переживайте. А вот с практикой могут возникнуть проблемы. И, конечно, говорить о своих умениях вам не стоит… давайте сделаем так: я подготовлю для вас список основных запрещённых видов деятельности и порекомендую литературу, чтобы вы не попали в неприятности по незнанию. И объясню, если что-то ещё будет непонятно. Скажем… пара встреч в неделю? Должно хватить, как мне кажется. Ах, как жаль, что уроки маговедения уже не ведутся!.. Директор пожевал губу и посмотрел поверх Мионы на дальнюю стену. На ней, как и во всём Хогвартсе, висели портреты — множество изображений почтенных мужчин и женщин, с интересом прислушивающихся к разговору. Миона невольно задумалась: а есть ли у нарисованных людей своя «жизнь»? Или хотя бы её подобие? Потому что если нет, и весь их интерес состоит в наблюдении за остальными, по-настоящему живыми людьми, то это как-то совсем уж жутко получается. Узнать бы поподробнее про эти картины… они заинтересовали Миону практически так же, как когда-то драконоведение. Главное чтобы с потенциальной любовью к живописи не вышло так же, как с обожанием драконов. Самое большое разочарование Мионы во всех её воплощениях. — Вы мне очень поможете, если сделаете это, — признала Миона, повесив голову. — А почему нет уроков маговедения? Директор отмахнулся. — Политика, мисс Грейнджер. Хогвартс, насколько вы могли узнать из договора, считается независимым от её влияния, однако же не всегда то, что написано, совпадает с действительностью. Иногда приходится идти на определённые уступки… впрочем, это дела прошлых лет, и я работаю над улучшением нашего положения, — он подмигнул Мионе; девочка подумала, что это, возможно, одно из любимых невербальным взаимодействием с детьми. — Давайте обсудим ваш договор, всё-таки мы с вами здесь сидим из-за него. Есть что-то непонятное? — Вообще-то, да. Миону не интересовали охота на тварей из-за Изнанки, пункт с обязательным «добрым делом» во славу Хогвартса, требование защищать замок в случае необходимости и многое другое. Однако вот пункт, который «запрещал приносить неудобства другим ученикам», её не устраивал. — Слишком расплывчатая формулировка, — объяснила Миона. — К примеру, если я кого-то прокляну — это будет считаться неудобством? — Смотря какое проклятие, пожалуй, — пробормотал Дамблдор, внимательно вглядываясь в старые символы. — Если будет неудобно сидеть из-за хвоста, то, пожалуй, да. Мисс… вы владеете этим языком? — Древнеанглийским? Да. Это смесь латинского и кельтского с несколькими вкраплениями племенных словечек… Тётя учила меня не только запрещённым вещам. А вы что, его не знаете? — Не довелось его изучать… признаться честно, я думал, что эти слова полностью дублируют те, что на более современной копии договора. Вернее, наоборот. Директор указал на второй пергамент, который она тоже получала на руки но которым при этом не заинтересовалась. Причина была проста: — Это перевод, — сказала девочка. — Не самый точный, да ещё и несколько пунктов договора опущено. — Ох-хо, век живи — два учись. Итак, у меня есть к вам деловое предложение! Как насчёт немного поработать переводчиком? Дамблдор старался выглядеть воодушевлённо-обрадованным, однако Миона видела, что директор ужасно взволнован. В принципе, она его понимала: он и сам наверняка подписывал договор с Хогвартсом… а теперь оказывалось, что «дубль» с переводом был с подлянкой. Ей даже стало немного жаль мужчину перед собой. Однако всё равно всплывало недоумение: как же так вышло, что язык, на котором был написан договор, практически утерян? Миона понимала его потому, что когда-то сама на нём говорила и писала. Но у того же Дамблдора этого опыта не было, а магический древнеанглийский от обычного всё-таки отличался. Нет, говорили-то те же Гриффиндоры на том же языке, что и какие-нибудь простецы. Однако вот письменность… дело было как в Японии с их несколькими азбуками: каждый пользовался своим вариантом, все были счастливы, — ну, в большей степени, — а современным людям теперь мучиться. — А почему вы не можете попросить эльфов? — осторожно спросила Миона. — Эльфов, мисс? — Бэтти сказала мне, что эльфы Хогвартса могут прочитать любой текст в замке. Ещё немного, и от этой новости директор бы засветился, как святой человек в религиозных историях. — Мисс Грейнджер, — произнёс он с большим чувством, — возможно, вы этого сейчас не понимаете, однако одной этой новостью вы сделали для Хогвартса больше, чем некоторые его учителя. Итак, насчёт вашего договора — это единственный спорный момент? Миона кивнула. Даже жаль, что договор она ещё не подписала: кажется, сама того не желая, она случайно сделала для замка одно большое «доброе дело».