[Мако] Книга 1: Остров. Книга 2: Замок.

После дождя на улице пахло чистотой. Миона любила этот запах; он ассоциировался у неё с каким-то событием в прошлом, которое уже давно было погребено под илом новой памяти. Было нечто приятное в этом запахе, в ощущении чистоты после ливня, в том, как выглядит небо с медленно расползающимися тучками. Она стояла на крыльце дома Аиту, подперев плечом столбик, на котором держалась хлипенькая на вид крыша. С углов изогнутого металлического листа, который заменял нормальную крышу над крыльцом и без магии давно бы проржавел до дыр, капала вода — чистая, прозрачная, отражающая целый мир в каждой из капель. Миона следила за тем, как они падают и разбиваются о влажное дерево ступенек. В голове у неё было столько мыслей, что череп казался пустым. Неприятно было признавать, однако с проблемами Аиту Миона справиться не могла; она привыкла, что большинство неприятностей решаются по щелчку пальцев и мановению руки, а вот тут даже не представляла, в какую сторону необходимо смотреть. Сколько бы проклятий за свои жизни Миона ни видела, а то, что поразило Аиту, было совершенно особенным. Да, Мионе всё ещё нужно было дождаться своего четырнадцатилетия. Точнее говоря, окончания формирования Истока. И только потом она могла бы лезть пальцами в грязь, которую натворило проклятие из энергоструктур Аиту; Миона видела, как булькает нефтью место, где у женщины должен быть её Исток, и как извиваются тонкие, гнилые магические вены. Наверное, это было больно… и только сила воли, воспитанная тысячелетиями, приглушала эту боль. Ну и травы с зельями, куда без них. Только вот насколько же болезненна рана на ноге, раз Аиту морщится из-за неё? И даже самодельные лекарства эту боль не берут… Ещё Миона знала, что она, в общем-то, в безопасности: Аиту ни за что бы не стала подвергать новое звено цепи хоть малейшему риску отравления. Девочка была уверена, что, заметь Аиту переползание проклятия, точно бы что-то сделала в тот же миг. Может, отсекла бы Миону энергетически, — как это сделали с островитянкой их прошлые перерождения, — а может и… закончила бы собственные мучения. Передёрнувшись, Миона отлепилась от столба и спустилась по ненадёжным ступеням. Домик Аиту всегда производил такое впечатление, насколько девочка помнила: хлипкий, обманчиво-слабый, опасный и готовый разлететься от первого же порыва штормового ветра. Сделан дом был из дерева, которое где-то успели подточить насекомые, а где-то — время; техника в нём была самая древняя, которую не жалко если что выбросить, или выглядящая так, словно собирали её пещерные люди. Даже если появлялось что-то новое в доме — оно быстро начинало выглядеть так же убого, как и всё остальное убранство. Миона помнила, что пару лет назад за излечение супруги какой-то богач сделал Аиту в доме «апгрейд». Был поставлен новый туалет, проведены к нему трубы, — вот за это спасибо; Англия отучила Миону выходить на улицу, чтобы справить нужду, — обновлена кухня. Новую мебель он купил в дом, опять же… если бы Аиту не упёрлась, то мужчина бы просто снёс её халупку и отстроил ту заново. А захоти островитянка — он бы возвёл на её земле целый дворец с витражами и витыми узорами на толстых колоннах. Миона наслаждалась новой мебелью, хорошо работающей плитой и тихим холодильником. Однако когда она приплыла на остров колибри в следующий раз, дом Аиту выглядел так же жалко, как и всегда: новый диван сломал одну ножку и промялся; плита была засалена, её краска отколупилась, открывая чёрный металл под собой; на унитазе появилась большая трещина сверху, которая, к счастью, не мешала пользоваться клозетом. Всё рассыпалось, будто никакого «апгрейда» не было. Не вынес цивилизационный «апгрейд» магии Аиту. Что поделать. И это ведь у неё техники не было! Вот она бы перегорела на второй день, девочка была уверена. Насколько Миона знала, новые технологии, — вроде любимого Роем телевизора, компьютеров, электрических лампочек, да хоть того же летающего вака, — плохо контактировали с магией. Она не разбиралась, в чём тут дело; ей, признаться, это даже в голову не приходило — было достаточно других дел. Вживаться в тело никогда не было особо простой задачей; сложной, впрочем, её тоже не назовёшь. Скорее… утомительной? Слишком многое надо было запоминать и держать в уме. Время сглаживало инаковость, однако на первых порах после переселения всегда было легко сдать себя с поличным. Прокалывались обычно на какой-нибудь мелочи. А потом… ну, всё зависело от окружения. Но, если так подумать — не был ли конфликт электричества и магии проявлением недовольства мира? Миона не ощущала электроприборы на тонких энергетических уровнях, поскольку тот же телевизор живым не был. Да, он создавал возмущение в поле, но на этом всё. Мир был против электроники? Тоже вряд ли: если что-то появлялось, значит, оно было нужно. Зачем только — это совсем другой вопрос. И не Мионе его, пожалуй, решать. Её дело, в общем-то, было маленьким. Выжить, развиваться, передать семя сознания дальше. Изучать мир во всём его разнообразии, которое включало и магию с природой, и электричество с благами цивилизации. И сосиски! Ни в коем случае нельзя было забывать про сосиски! Лучшее изобретение человечества; они были и раньше, насколько Миона помнила, однако тогдашние сосиски мало напоминали сегодняшние. Современные ей нравились намного больше, нежели те, что были в прошлом. Нежнее они стали, что ли… Растения тянулись к Мионе, когда она подносила к ним руки. Листья на кустарниках трепетали, будто на ветру, однако после дождя воздух встал. Ни сквознячка, ни следа от морского бриза. Духота медленно накапливалась, но пока дышать было легко и приятно, как всегда бывает после хорошего ливня. Кустарники шевелили листочками и тянулись к Мионе тоненькими пальцами-веточками. Она погладила растение, щедро делясь с ним полученной силой. В ответ маленький с виду кустик передал ей свою свежесть, энергию, молодость — всё то, из чего состоят растения. Во рту у Мионы стало сладко, зубы заломило, будто она напилась ледяной воды. Тело ощущалось бодрым и отдохнувшим, хотя после заплыва и контакта с Белым Созданием логичнее было бы ожидать усталость и слабость в костях. Тёмная энергия, собранная из головы английского мальчика, потекла по веточкам кустарника. Его листья распрямились и медленно отодвинулись от рук Мионы — растению было достаточно этой силы, больше оно взять не могло. Миона обошла всю землю Аиту, передавая тёмную энергию каждому растению, кроме травы и мелких цветков. И даже после того, как она закончила, в её венах оставалось достаточно чужеродной магии, которую можно было бы использовать позже… или сейчас. — Ты чем тут занимаешься? Миона повернулась к домику. Аиту стояла, наполовину высунувшись из кухонного большого окна; могучая грудь лежала на деревянном подоконнике, скрыв под собой руки островитянки. Волосы Аиту подняла и подвязала ярким платком, а в уши вдела крупные серьги-кольца из выкрашенного в жёлтый цвет дерева. Принарядилась, значит. Немудрено: после полдника к Аиту приходили страждущие. Те, кто искал исцеления, любви, защиты — и всё через магию старой колдуньи. — Подпитываю твою защиту, — ответила Миона, опускаясь на одно колено. — Не знаю, получится ли у меня приплыть к тебе зимой, так что… — А, — женщина махнула рукой. — Не переживай. В этот раз тоже не вышло, так не померла же. Миона недовольно цыкнула. Ну да, не померла. Правда, учитывая скорость распространения, — и проявления в мире, — проклятия, теперь стоило проявлять большую осторожность. И почаще проверять своё прошлое звено. — Иногда мне кажется, что ты совсем лишилась всякой осторожности, — покачала головой Миона, прикладывая руку к земле. Почва была подобна Океану в своей жадности до энергии. Она принимала многое, однако всё же имела предел насыщения, в отличие от Прародителя. Были моменты, когда земля не справлялась с водной магией Мионы, и ритуалы шли не так, как она планировала. Однако сейчас в её венах находилось не так много тёмной энергии, и с ней земля должна справиться без проблем. — Подпитывать — это хорошо, — сказала Аиту, начисто проигнорировав второе высказывание. — Это полезное дело, да… занимайся, милая. — Кстати! Знаешь, что забавно было? — М? Миона зарылась пальцами в землю. После дождя та должна была стать тяжёлой и глинистой, однако из-за магии в руках девочки легко крошилась, словно песок. И совсем не пачкала ладони. — Мальчик, из которого я вытащила злость, не знал, что в Новой Зеландии все преимущественно говорят на английском. Боялся, что здесь не будет никого, с кем он бы мог поговорить. — Это не забавно, а грустно, — фыркнула Аиту, скрываясь в кухне; голос её из домика раздавался глухо, как из трубы или пещеры, — это ты ещё не сталкивалась с повальной невежественностью большинства туристов. Миона хмыкнула и встала с колена. Отряхнув руку, она потёрла шею и посмотрела на почти расчистившееся голубое небо. — Как сказать «не сталкивалась», — пробормотала она, следя за быстрой гонкой лёгких полупрозрачных облачков. — Я всё-таки в детский сад ходила. — Одно дело детсадовцы, и совсем другое — взрослые! — Так у тебя что, со слухом всё в порядке, оказывается? Молчание. Девочка цыкнула, но больше насмешливо, чем раздражённо. Отмечать отличия, накопившиеся в Аиту за несколько сотен лет после создания семени сознания Мионы, было забавно. Каждый раз открываешь что-то новенькое в чужом характере, да… Остров колибри не наносили на карты, про него знали только местные из местных, а новоприбывшие и недавно поселившиеся на территории Новой Зеландии люди считали эту землю не больше чем сказкой. Добраться до острова, на котором царила магия, можно было только вплавь; за небольшую, чисто символическую плату паромщики на хлипких лодочках доставят тебя на желанную землю, только попроси. Все знали: если ты знаешь об острове колибри, значит, тебя ждут его берега. Остров был небольшим на самом деле. Современное название он получил из-за того, что его очертания напоминали о порхающей крошечной птичке; самих колибри тут не водилось уже по крайней мере три столетия. Аиту рассказывала, что птички пропадали постепенно, но почему — никто, собственно, не разбирался. Это в современности за такими малышами есть пригляд, а раньше? Никому не было дела до летающих малышек с яркими пёрышками. На острове было всего несколько зон: парочка отелей в центре, построенных предприимчивыми местными; земли Аиту, на которые без спроса никто из местных не совался; поселение с кучкой небольших домиков; один публичный «причёсанный» пляж; система пещер и крошечный лесок. На самом деле, конечно, лес был магическим: внутри намного больше, чем кажется на первый взгляд. Местные это знали, опять же, так что ходили туда собирать лечебные травы и еду. Колибри в этом лесу встречались, кстати — не только обычные, но и магические подвиды. Но они настолько не доверяли двуногим, что исчезали, едва завидев человека; только кто-то с острым зрением мог увидеть отблеск перьев, похожих цветом на крашеный металл. Миона их видела однажды, птички лакомились нектаром из фантасмагорично больших цветов. Подходить она не стала — просто пожалела животных. Аиту жила на острове едва ли не с того момента, как её семя сознания раскрылось во всю силу. После разрыва связи с предыдущим звеном перерождения женщина не помнила, кто был её «прошлой»: воспоминания в голове Аиту смешивались, как смузи в барах фешенебельных отелей. Это, однако, совсем не мешало островитянке жить. И не мешало подхватить непонятную магическую хворь, чтоб её… Миона раньше жила на острове колибри — примерно лет за пятьсот до появления семени сознания Аиту. Тогда земли́ было больше, и очертания острова не напоминали о птичке; это после во́ды выточили забавный силуэт, полюбоваться на который можно разве что с воздуха. Во многих воплощениях Миона часто возвращалась на остров, когда уставала от остального мира. Можно сказать, что эта земля была её родиной… если это понятие вообще можно было применить к такому существу, как она. Белое Создание, опять же, было рождено именно здесь. Давно… до того, как Миона пришла сюда, на самом деле. Может, её потому и тянуло к этому месту, что Создание обитало в здешних водах? Связь с этим существом у Мионы была самой сильной, протянутой сквозь века и воплощения; Создание принимало её способ жизни и перерождений, с одной стороны не делая различий между звеньями цепи, а с другой всё же понимая, что разумы в итоге у них разные. Как и воспоминания, опыт, стремления, ментальность, привычки и всё то, из чего состоит человек. Могла ли Миона назвать Создание своим другом? Пожалуй, нет — с таким существом нельзя было дружить. Однако оно было дорого ей, как давний знакомец, с которым оказалось связано слишком много событий в прошлом. Опять же, они столько раз пытались обмануть друг друга, — а то и вовсе убить, — что это заслуживало отдельного упоминания. Миона подумала бы, что и в этот раз в проклятии Аиту виновато Создание… но это было не так. Она точно знала, что это было не так. Аиту ведь лишилась возможности вернуться в родные воды Океана, когда Создание попыталось уничтожить проклятие, растущее в ней. Шандарахнуло тогда знатно, стоит признать. Настолько, что с острова колибри слетела вся защитная магия, и его берега впервые увидели туристические катеры, сапы, дорогие огромные яхты… Пока Аиту переживала магический откат, Создание вернуло укрывающий полог на остров. Это ведь и Белой было выгодно: хоть она и питалась душами, она была… Миона рассмеялась от пришедшего ей на ум сравнения. Белая была интровертом и не любила большого скопления живых. Этакий монстр, который может тебя сожрать — но только в том случае, если ты не устраиваешь пляжную вечеринку на сотню персон. Людишки? Фу. Монстр-мизантроп. Поймав это веселье, Миона замурлыкала одну из забытых мелодий маори. Подняв руки, она встала в позу танцовщицы. Отвела ногу в сторону и начала движения, которые помнила уже незнамо сколько лет. Сейчас этот танец уже забыли. Точно забыли. Ему Миона научилась на Гавайях у Кахуны, который отказывался передавать свои знания хоть кому-то. Миона тогда схитрила: стала его женой и уговорила обучить себя. Потому что кто был теперь в его жизни ближе, чем она? Она его не любила. Не любила Миона его и сейчас; тем не менее, воспоминания о том Кахуне, чьё имя стёрлось из её памяти, были исключительно приятными. Он был хорошим мужем: ласковым, сильным, в чём-то строгим. Детей от него Миона тоже не любила. Но воспитала сильными и смелыми, вложила в них всё то, что было в ней самого хорошего. Если она и давала продолжение, — Миона снова хохотнула, прервав танец на секунду, — традиционным способом, то всегда следила за своими детьми. Даже если материнских чувств в ней так и не просыпалось. Материнская любовь — штука непостоянная, завязанная на гормоны и ожидания. Иногда у Мионы не было первого, иногда второго. Иногда и того и другого. Но в ней всегда оставалась ответственность, и детей своих она не оставляла, пока те не вырастали в сильных взрослых, готовых менять мир. Поворот вправо. Влево. Шаг, шаг, шаг. Руки вверх и в стороны, свести перед собой. Качнуть бёдрами — движение, не нужное в истории танца, но женское тело так и просит добавить его. Напевая себе под нос старую мелодию, Миона улыбалась; воспоминания в её голове, пускай и не были оформившимися, уносили быстрым течением муть беспокойства. Всё будет хорошо. Всё выправится; в первый раз, что ли? В самом деле, в истории Мионы, — её прошлых воплощений, — чего только не было. Полёты на драконах, чтобы уничтожать города и замки; предательства от неё самой и по отношению к ней; любовь, войны, смерть близких; смена линии своих жизней раз за разом, раз за разом, снова и снова… что ей какое-то проклятие? Она раздавит его, как моллюска, и сожрёт мягкое содержимое. Перемелет чёрную магию, усвоит её, обретёт иммунитет — и больше ни одно из её последующих воплощений не будет бояться этого зла… Топнуть ногой. Другой. Совместить перед собой руки, коснуться локтями друг друга. Встряхнуть головой, задрать лицо к небу. Закрыть глаза. Глубоко вдохнуть. Благодарить богов и духов за то, что жизнь всё ещё в её крови; магия — в её венах; сила и вера в сердце. Резкий порыв ветра взметнул волосы Мионы, сорвал с них заколку вместе с несколькими волосками и унёс свою добычу, словно та ничего не весила. Девочка улыбнулась и опустила руки — духи, как всегда, своенравны… Любители неожиданных появлений. Потирая голову в месте, где были вырваны волоски, Миона обошла дом. На крыльце уже стояла Аиту — большая, мощная, в ярком длинном сарафане, подпоясанном по фигуре. Декольте, естественно, было поглубже. Проклятие проклятием, а телом своим Аиту гордилась и показывала его, как могла. Да и вообще, непривычно ей было в одежде. Столько лет на островах она ходила нагишом, а теперь вот, надо прикрываться! Перед домом стоял старик, нервно мнущий в руках соломенную шляпу. Местный. Босой. С седой головой, без растительности на сухом морщинистом лице. Он был так худ, что его нос казался просто огромным клювом с загнутым вниз кончиком. Едва взглянув на мужчину, Миона поняла, что просить он будет не за себя. И заплатить будет готов что угодно; сколько угодно… если бы она хотела создать семя сознания, то это был бы прекрасный момент. Но ведь он уже заплатил — не ей и не Аиту. Другим… Эх… Наверняка у мужчины болен ребёнок. Дочь или внучка? Сын или внук? Мионе было всё равно: молодое тело всегда подходило для перерождения лучше — его было банально легче перекраивать под себя, если требовалось. — Она не шевелится, — бормотал мужчина на языке маори, смотря на Аиту запавшими водянистыми глазами. — Уже третий день… сначала я думал, что она спит, дыхание… но третий день? Такого никогда не было, хотя… — Пошли, — перебила его Миона. — А?.. Мужчина посмотрел на неё, неуверенно нахмурившись. Кожа у него была бронзовая, и на лице выделялись толстые седые волоски, растущие не по форме бровей. «Надо же, — с усмешкой подумала Миона, — про брови думаю… цивилизация и современность меня точно испортили». — Я, — мужчина посмотрел на Аиту, затем на Миону, снова на Аиту; девочка упёрла руку в бедро и следила за его замешательством. — Я… — Идите, идите, — Аиту махнула рукой. — Если Миона не сможет тебе помочь, то никто не сможет. Миона посмотрела на женщину. Та кивнула, и девочка склонила голову к плечу. Да уж… что-то зачастило это в последнее время, нехорошо; была бы Аиту в здоровом теле, сама бы всё сделала. А теперь Мионе приходится отдуваться… Старик окончательно спал с лица. Растерянность прослеживалась даже в том, как он сгорбил плечи и как шаркал ногами, пока вёл Миону к себе в дом. Хибара стояла на отшибе, мужчина промышлял рыболовством. Его дочь-внучка-кто-ещё, судя по украшениям на стенах, плела венки и браслеты, которые затем продавались туристам. Ведь даже если ты прибыл на остров колибри из-за смертельной болезни, это не может помешать тебе обзавестись сувенирами, верно? К тому же, люди любили вещественную память. Безделушка, купленная в волшебном месте, в их умах приравнивалась к талисманам на удачу. Такие вещи даже не перепродавали — слишком уж они были личными для их владельцев. В дом Миона не вошла, остановившись за пару шагов до порога. Стоя на песке, — хибарка находилась на первой береговой линии; девочка понятия не имела, сколько раз рыбак должен был её перестраивать из-за частых штормов и приливов, — она заложила руки за спину и покачивалась взад-вперёд, смотря прямо на нервничающего мужчину. — Что я мог сделать?! — взорвался дрожащим выкриком старик. — Что, скажи мне, дух?! Они пообещали, что исцелят мою девочку, надо только… — Надо только отдать им Аиту, да, — Миона кивнула, сохраняя на лице приветливую мягкую улыбку. — Ты думаешь, что ты первый? Рыбака трясло. Его плечи дрожали, будто от напряжения; словно старик был Атлантом, который больше не мог нести на спине тяжесть небесного свода. Ещё немного, добавь только капельку, рисинку, песчинку — и хребет переломится. За спиной Мионы рокотал Океан. Небо затянуло тучами, и на мир словно опустились вязкие, липкие сумерки. Цвета померкли, оставляя серость неопределённости; что ждёт этого человека в его несчастливом будущем? Будет ли у него это будущее? Миона ощутила присутствие. Немного повернув голову, боковым зрением она выхватила белый силуэт Создания, выходящего из воды. Оно всё ещё использовало её новое воплощение, чтобы проявлять себя в реальность, и казалось, что на берегу стоит недорисованная копия настоящей девочки. Неровная пуповина тянулась из спины Белой прямо в набегающие на берег волны. Где-то она была вздувшейся, словно заглотивший добычу питон, где-то тонкой настолько, что пролезла бы в ушко иглы. Создание встало вровень с Мионой и повернуло к ней голову. Рта у него не было, глаза так и оставались чистым молоком. Волосы шевелились, словно Белая всё ещё оставалась под водой — мягкое колыхание, неспешное движение, как у водорослей на линии кораллового рифа. Старик упал на колени и поднял руки, будто молился. От страха он онемел; Миона лишь надеялась, что он лишился дара речи, а не рассудка. Она могла бы вернуть ему разум, однако… — Я проверю дом, — сказала Миона. Создание наклонилось вперёд, рассматривая мужчину перед собой. Когда Белая двигалась, казалось, что с каждым шагом ему приходится преодолевать сопротивление воды. Словно оно так и не вышло из Океана, так и оставаясь в своей расщелине, ведущей прямиком в междумирье… Дверца была хлипкой, готовой сломаться от неосторожного движения или порыва ветра. Ещё не войдя в хибару, Миона поняла, что это не более чем рыбацкий домик; если дочка-внучка-жена и были где-то, то точно не здесь. Она быстро осмотрела помещение изнутри. Снасти, сломанное весло, удочки. Бедность и разруха. Плетёные украшения на стенах — старика любили. Повернувшись к Созданию, — то опустилось рядом с дрожащим мужчиной на колени, встало на четвереньки и теперь рассматривало рыбака, как любопытное животное, — Миона цыкнула. — Приведи меня к той, к кому он звал помощь, — сказала Миона. Создание подняло голову. Когда оно посмотрело на Миону, девочка ощутила необычайное родство с этим существом. Магия… всегда так было. Поэтому она и возвращалась на остров колибри раз за разом, поэтому тут жила Аиту, поэтому… Белая пуповина метнулась к мужчине, как охотящаяся змея. Обвившись вокруг его шеи, она вздёрнула рыбака в воздух; свободные петли шевелились, как живые, уходя в Океан. Сначала Миона подумала, что Белая переломила мужчине шею. Но затем по приглушённому вскрику всё же до неё дошло, что рыбак жив. Создание залилось шипящим смехом, её волосы заколыхались. Мужчина сверху застонал, когда белая пуповина обвилась вокруг его рёбер и сдавила. — Идём, — услышала Миона, хотя рта у Белой та и не появилось. Она пошла. Когда песок закончился, Белая взмыла над почвой. Не намного — её ступни выпрямились вниз, и кончики больших пальцев едва не царапали выложенные местными галечные дорожки. Создание не шевелилось, пока его тело медленно плыло вперёд; единственное движение — мягкое колыхание волос. Миона шла за Белой, следя за тем, чтобы не касаться пуповины. Опасности в этом для неё не было. Скорее, это считалось… вежливостью? Они прошли ровно через центр поселения местных. Когда островитяне видели Белую, то бросали все свои дела и падали ниц, пугливо пряча взгляды. Матери зажимали глаза своим детям ладонями и шептали на уши слова успокоения. Улицы словно вымерли — такая встала на них тишина. Не пели птицы, не звучали переговоры. Миона шла за Белой и видела, какими пустыми глазами смотрят на Создание пришлые. Мотыльки, приманенные светом ритуала Аиту… Сейчас они были тёпленькими: перережешь горло — не заметят. Это была милость со стороны Белой, на самом деле. Потому что мало кто мог вынесли её вид из людей, не одарённых магией. Проходя мимо семьи, приютившей Гарри Поттера, Миона коротко кивнула мальчишке. Его опекуны замерли, как стояли; полный мужчина так и не донёс до рта кусок жареного мяса на тонкой шпажке, и теперь жир капал ему на майку. Его сын едва не пускал слюни, полностью уйдя в свои грёзы. Сухопарая высокая женщина, — тётка Гарри, выходит, — сопротивлялась влиянию Белой и покачивала головой. как душевнобольная. Это было интересно. Магия в ней чувствовалась, но словно размытая, не проявленная до конца. Немного похоже на Хизер, пускай и слабее. Поттер спрятался за прилавком и выглядывал из-за него, напряжённо щурясь. Но Мионе он кивнул, пускай и с запозданием. Она слышала, как оживает позади них улица, стоит им с Созданием достаточно отдалиться. Как местные тихо приходят в движение и начинают наводить порядок — многие ведь побросали всё, что было у них в руках, дабы преклониться перед Белой. Её появление одновременно считалось и благословением, и проклятием; что принесёт оно с собой в этот раз? Даже боги не знали этого. Создание привело Миону в дом, который выглядел жилым. Белая остановилась около порога, так и не войдя внутрь — на наличниках были вырезаны защитные знаки. Подойдя к ним, Миона, не нежничая, выломала деревяшки с корнем. Благо, крепились они едва-едва — на большее сил старика не хватило, видимо. В доме была девушка. Молодая — значит, всё же внучка. Она лежала на постели без всякого движения и спала — как и говорил рыбак. Миона втянула воздух, как собака-ищейка. В доме пахло чужой, прилизанной магией — недавно отсюда убрались пришлые, которых на острове колибри быть не должно. Те, что жили в больших городах вроде Раглана, творили магию при помощи концентраторов и пытались подчинить себе мир грубой силой. Их было много. Везде. В Англии тоже. Только одно дело — официальная, централизованная власть, настроенная на переговоры; другое — попытка экспансии и оспяные одеяла, принесённые в дар. Миона поморщилась. Занеся руку над лицом девушки, она вытянула из её организма сонное зелье — простейшая смесь была введена ей теми же людьми, что пытались действовать через рыбака. Теми, кто по словам Аиту уже больше сотни лет пытался присвоить остров колибри себе, не считаясь с потерями и поражениями. Держа над ладонью тёмно-синий шар с сонным зельем, Миона вышла из дома, в котором медленно отходила от наведённого сна внучка обманщика. — Знаешь, что самое обидное? — спросила Миона, подходя к Созданию. Белая медленно опустила старика, опутанного пуповиной. Мужчина выглядел ещё хуже, чем когда пришёл на поклон к Аиту. Пришёл, чтобы отвести Аиту на смерть. — Простите, — плакал мужчина, — простите меня!.. — Самое обидное, что ты мог просто попросить о помощи, — сказала Миона, посмотрев на рыбака. — Рассказать, что происходит. И всего этого бы не было. — Дедушка?.. Дедушка! Миона повернулась к вышедшей девице. Стряхнула с руки шар с сонным зельем; синяя капля плюхнулась на землю, крася редкую траву. Поморщилась. — Нет, пожалуйста! В следующий момент раздался хруст костей и тихое, довольное шипение Белой.