***
15 лет назад, дом семьи де Монфор "Темная колдунья покусилась на жизнь своего сообщника! Предположительно девушка имеет родство со знаменитой семьей Ким. Какие дела и отношения их связывали и связывали ли вообще?" Вызывающий заголовок на первой странице "Вампирского вестника" предвещал разгромную статью. "Вестник" умел из любой мелочи раздуть скандал, но тут газетенка наконец-то наткнулась на сенсацию, из-за чего весь тираж мигом слетел с прилавков. Старший вампир семейства де Монфор сидел за столом в своем кабинете и только закончил читать скандальную статью из свежего выпуска. Несмотря на раннее утро, он уже был одет в деловой костюм, хотя более вероятно было то, что он просто так и не ложился спать. Весь его стол был завален этой паршивой макулатурой - он скупил все попавшиеся ему экземпляры "Вестника". - Какой удар по репутации, - Анри отбросил газету в кучу к другим таким же и устало потер глаза. Источник всех его бед, Винсент, находился прямо перед ним. Свежий, одетый с иголочки, он вальяжно сидел в кресле напротив, закинув ногу на ногу, и выглядел спокойно, словно происходящее его совершенно не касалось. За спиной стояла его мать. Ирен была слишком обеспокоена случившемся, поэтому пришла вслед за сыном, несмотря на то, что Анри велел ей не вмешиваться в их разговор. - Ты говорил, что нужно создать иллюзию перемирия, - уверенный в своей правоте заявил Винсент в ответ на стенания отца. - Перемирие не означает, что ты должен был трахаться с девицей Кимов и становиться ее пособником, - взревел Анри, доведенный дерзостью парня. - Главное, что Винсент теперь в безопасности, - примирительно сказала Ирен, положив ладонь на плечо сына. Женщине было все равно, в каких отношениях он состоял с этой девушкой. Но ей была невыносима мысль о том, что Винсент мог лишиться жизни в результате этого инцидента. Анри промолчал в ответ на высказывание Ирен, смерив ее долгим уставшим взглядом. Его жену никогда не заботила внешняя политика, все ее интересы крутились исключительно вокруг их семьи. Это было прекрасным свойством для супруги, но иногда ее неуместные замечания выводили Анри из себя. Но сейчас он был готов закрыть глаза на такие мелочи. - Я не знаю о всех твоих похождениях, но я искренне надеюсь, что все слухи, дошедшие до меня - это грязная ложь и попытка очернить твое имя. Как ты, будущий верховный глава Совета вампиров, мог позволить, чтобы тебя обвинили в сотрудничестве с магами? - Анри говорил, но сам не верил в сказанное. Если бы он не вмешался, то вся правда всплыла наружу, очернила имя всей их семьи и приговорила бы Винсента к суровому наказанию, а возможно, и к смертной казни. К счастью, девчонка решила избавиться от Винсента сама и тем самым подарила ему право на помилование. Но поимка Аю Ким не остудила пыл недовольных. Общество требовало наказания для всех виновных. "Любой протест надо душить на корню, и не позволять перерасти ему в полноценный бунт," - подумал Анри, оглядывая самодовольное лицо сына. - Революция всегда окроплена кровью невинных жертв, - Анри заметил, что резкая перемена темы разговора заинтересовала сына, поэтому после короткой паузы он продолжил. - И тот, кто решается на подобное, должен быть готов принять на себя ответственность за эти жертвы и продолжать безжалостно ступать по свежим трупам, пока не достигнет своей цели. Даже в тот момент, когда он поймёт, что цель оказалась напрасна, он должен найти в себе силы и откинуть страх неизведанного, чтобы завершить начатое. Если ты избрал именно такой путь, то готов ли ты следовать ему до конца? Насколько ты верен своему делу? Анри замолчал и взглянул на Винсента, но тот с чувством неловкости и неуверенности отвел взгляд. - Так и думал, - разочарованно сказал Анри, борясь с собой, чтобы не высказаться грубее. - Тогда тебе уготована другая судьба. Какими бы ни были твои нынешние мотивы, теперь тебе придется заслужить себе доброе имя. Ты вынужден будешь присутствовать на суде, где вынесут приговор Аю Ким, а если потребуется, то и на самой казни. Во время процесса никто не должен заподозрить в тебе и капли сопереживания ведьме. Ты доучишься этот год в академии, но не знаний ради. Я хочу, чтобы ты прочувствовал все оттенки человеческих эмоций, от жалости и сочувствия, от которых тебе будет тошно, до слепой ненависти. А неравнодушным, уж поверь, не останется никто. Через полгода мы с тобой снова поговорим, и я решу, что с тобой делать дальше. - Как скажешь, - сухо ответил Винсент, резко поднявшись со своего места, из-за чего Ирен пришлось быстро убрать руку с его плеча. Когда дверь в кабинет захлопнулась, в помещении на некоторое время повисла режущая слух тишина. - Почему ты так жесток с ним? - прозвучал наконец осуждающий голос. Анри поднял уставший взгляд на свою жену. Оставшись с ним наедине, Ирен превратилась в неприступную ледяную крепость. Всем своим видом она старалась показать как неприятно ей находиться в одном помещении с тем, кто предал ее доверие. Она старалась даже не смотреть в его сторону. Простит ли она когда-нибудь за плоды его измены или они так и проведут остаток своих дней в немой борьбе? - Что есть жестокость по-твоему? - Анри поднялся с места, и Ирен невольно сделала шаг назад. - Ты считаешь, что следует оставить все, как есть? Не это ли истинная жестокость? По-настоящему Анри считал, что жестока к его сыну была судьба, что свела его с девчонкой из рода Ким. Природа этой связи ему была слишком хорошо знакома, и он не хотел, чтобы Винсент попал в эту ловушку. - Жалость превратит его в калеку, и это чувство станет ему костылем без которого он не сможет ступить и шагу. Он погрязнет в ней, как в болоте, а общество из мнимого чувства милосердия загонит его туда только глубже, - Анри направился прочь из кабинета. Он старательно делал вид, что не заметил, как на глазах Ирен от его слов стали наворачиваться слезы. Лишние эмоции сейчас были ни к чему. Пусть его ненавидят за это, но другого пути для решения этой проблемы просто не существовало.***
- Ты, похоже, о чем-то глубоко задумался. Мягкий голос Ирен, совершенно не такой, каким он был в воспоминаниях, вернул Анри в реальность. Она снова сидела рядом, держась за его ладонь, а другой рукой беззаботно перебирала локоны его волос, будто и не было между ними напряженного разговора. - Ерунда, - отмахнулся он. - Иногда я просто удивляюсь, как после всего пережитого ты можешь находиться рядом, разговаривать и даже прижиматься вот так, как сейчас. Анри ощутил, как тело Ирен чуть содрогнулось от легкого смешка. - Да, это действительно большой труд. Но со временем я многое поняла. Особенно вспоминая первые годы нашего брака. Ты был так молод, и на тебя свалилось разом столько обязательств - далеко не каждый умудренный опытом вампир справился бы с этим. Я была восхищена тобой, и это чувство, на котором держался наш брак. Услышав подобное, Анри едва сдержался от ироничного смешка в ответ на самоуверенное заявление Ирен. Придав голосу легкий оттенок грусти, он поинтересовался: - Больше ты мной не восхищаешься? - Все гораздо сложнее, - она слегка сжала ладонь и, наконец, перестала копаться в его волосах. - К чувству восхищения присоединился страх. Я наивно не замечала, что за выдуманным мною образом не было ни капли благородства, а только холодная решимость и готовность идти по чужим головам ради достижения целей. Ты мог без лишних раздумий лишить жизни любого, кто мог тебе помешать. Я помню, как осознание этого меня напугало. Но я не заметила, как сама стала такой же. Ирен замолчала, нервно поглаживая перстень на его безымянном пальце. Она редко поднимала подобные темы и всегда приходилось лишь догадываться, что же скрывается за ее переменчивым поведением и что на самом деле творится в ее душе. Анри мог считать ее эмоции, и это значительно упростило бы его жизнь, ведь он неоднократно проделывал этот трюк с другими. Но он избегал подобных манипуляций, оставляя Ирен право делиться своими переживаниями по собственной воле. - Это произошло, когда я узнала о твоей измене. Мне захотелось убить эту женщину, посмевшую завести роман с женатым. Но она и тут мне насолила! Возмущение Ирен выглядело по-детски смешным и нелепым, ведь разве можно осуждать кого-то за смерть, да еще и насильную? Несмотря на это, Анри продолжал внимательно ее слушать, искренне радуясь, что Ирен не умеет считывать эмоции так же хорошо, как он сам. Она говорила горячо, и ее ладони порою сжимались так крепко, что белели костяшки на пальцах. - Узнав о ее смерти, я испытала такое двоякое чувство... смесь радости и разочарования. Мне показалось, что она получила по заслугам, но в то же время мысль, что кто-то опередил меня, сводила с ума. Ваш ребенок... он навел меня на безумную мысль - вот он, мой шанс отомстить. Тогда-то я и поняла, что незаметно превратилась в монстра, способного на убийство исключительно ради собственной прихоти. И я опустила руки... Мне тяжело от мысли, что я позволила ему жить, но и убить его - выше моих сил. Последние слова Ирен произнесла едва шевеля губами, и Анри понял, что рана, нанесенная ей много лет назад, по прежнему свежа и кровоточит, что бы она ни говорила. Он снова притянул ее к себе, и заключил в объятия. Ирен устроилась на его груди и больше не думала отталкивать прочь. - Не думай брать на себя подобный грех, - снисходительным тоном проговорил Анри, мягко и утешающе поглаживая ее по спине. - Ты не сможешь жить с осознанием, что отняла чью-то жизнь. Поэтому не выдумывай глупости, будто ты стала похожа на меня. Как бы Ирен не жаловалась на Виолетту, но в такие моменты они особенно сильно были похожи друг на друга. Уличенные в собственном бессилии или неправоте, они отчаянно и сами того не осознавая искали поддержки. - Что для нас время? Десять лет, сто? Ты еще молода, и тебе просто нужно еще немного времени, чтобы успокоить свою задетую гордость. - Наверное, ты прав, - тихо согласилась Ирен. - Но иногда так хочется начать все с чистого листа. - Не тешь себя иллюзорными мечтами. Прошлое невозможно стереть. Но я обещаю, что настанет день, когда ты, наконец, забудешь о прежней жизни как о страшном сне.***
Дорога до собственного общежития показалась Лаэрту бесконечно долгой. Может, в присутствии Интак он и держался уверенно и даже несколько развязно, но стоило ему остаться одному, он ощутил легкую панику. Лаэрт не понимал природы странных чувств, зарождавшихся в его душе. Не познавший толком даже материнской любви, он воспринимал их как нечто чужое и инородное и просто не представлял, что делать с этой возникавшей теплой привязанностью к девчонке. Стоило ему ненадолго прикрыть глаза, как тут же представал ее образ. Легкая и изящная, всегда с идеально ровной и величавой осанкой, она смотрела на него своими темными глазами, в глубине которых невероятным образом смешивались царственная надменность и детская наивность с любопытством. Когда подул холодный ветерок, Лаэрт собрался привычным движением закутаться потеплее в пальто, но не ощутил в этом необходимости. Ему было тепло, и дело явно не заключалось в хорошо подобранном гардеробе. "Это уже тянет на признание," - так не к месту вспомнились слова Интак. - Ерунда, совпадение, - проворчал он, упрямо запахивая покрепче пальто. Лаэрт надеялся, что грядущий сон расставит все по своим местам и все будет как прежде. Но следующим утром все изменилось. Проснувшись, он почувствовал себя больным и обессиленным. Поначалу Лаэрт решил, что всему виной обыкновенная простуда, но вскоре понял, что его недуг имел другую природу. Время от времени его то лихорадило, то знобило, но других симптомов простуды не было, да и к тому же существа, подобные ему, редко болели обыкновенными человеческими болезнями. На этом странности не заканчивались. Ему хотелось пить, но сколько бы он ни выпил воды, она не утоляла жажды. Кроме того, его мучал страшный аппетит, но еда казалась пресной, без запаха и вкуса, а от одной мысли о донорской крови ему становилось дурно. Погода за окном была не лучше. После солнечного безветренного дня территорию академии окутал мрак. Небо затянуло плотными тучами, и началась настоящая метель. Снежинки, подхватываемые вихрями порывистого ветра, глухо ударялись мелкой песчаной дробью в окно, и постепенно, слой за слоем, облепляли края рамы. Теперь вечер, проведенный в компании Интак, казался таким далеким и эфемерным, будто был плодом его разыгравшегося воображения. - Ты напоминаешь живого мертвеца! Только глянь на себя, на тебе же лица нет! - воскликнула Холидэй, когда Лаэрт с опозданием заявился на пороге библиотеки, собираясь приступить к своим обязанностям. Голос мисс Холидэй, непривычно громкий, резанул слух, и он, весь напрягшись, болезненно сощурил глаза, как от яркого света. - Наверное, ты заболел. Сейчас такие сквозняки и сырость в придачу. Я давно уже говорила директору, что надо с этим что-то делать, - продолжала причитать Холидэй, оглядывая своего подопечного недоверчивым прищуренным взглядом. Лаэрт одарил женщину молчаливым согласием, забрал со стойки стопку книг, дожидавшуюся его с утра, и направился выполнять свои обязанности. Проходя мимо окна, он все же взглянул на собственное отражение в окно. На него взирал болезненно бледный юноша с покрасневшими от усталости белками глаз и темными кругами, залегшими под ними. Эти метаморфозы успели произойти с ним всего за один вечер, после того как… - Сходил бы ты до лекаря, - посоветовала Холидэй, но Лаэрт упрямо замотал головой и резко зашагал к стеллажу. Он, кажется, начинал понимать в чем причина его недуга, и теперь ни при каких обстоятельствах не должен был попасться на глаза лекарю. - Все в порядке, - сипло пробормотал Лаэрт прежде чем исчезнуть из поля зрения библиотекарши. Затерявшись среди многочисленных полок, он судорожно выдохнул. Причина его состояния лежала на поверхности, но он в упор не замечал ее до этого момента: прошлым вечером он впервые попробовал кровь мага. Стоило ему только подумать об этом, как воспоминания о пережитых ощущениях вновь захлестнули его мощным вихрем. Горло перехватило, а мысль о горячей терпкой крови заставила в очередной раз ощутить болезненный приступ голода. Его догадка оказалась верна. Лаэрт закрыл глаза, прислонился к стеллажу и мысленно сосчитал до десяти, возвращая своему разуму спокойствие. Обретя вновь способность трезво соображать, он решил наконец занять себя работой, чтобы не отвлекаться на посторонние мысли. "Право ведьм в 19 веке... Основы спиритизма... Дуализм и метемпсихоз..." - Лаэрт нарочито громко зачитывал названия книг про себя, чтобы заглушить навязчивый внутренний голос. И все же периодически он вываливался в размышления. Девчонка, которую он должен был держать на расстоянии, каким-то образом сумела сблизиться с ним, сказав всего лишь пару добрых слов. Это было немыслимо, непрофессионально и опасно. Своими действиями он мог подставить господина де Монфора и провалить дело, которое ему по-прежнему нужно выполнить в назначенный час и без лишних колебаний. «Здесь никому нельзя доверять. Доброта будет надежно прикрыта ложью. Они только и будут ждать момента, когда ты расслабишься, чтобы обернуть твое доверие против тебя самого», - эти слова возникли в его голове сами собой. Будто кто-то многократно повторял ему их словно мантру. "Но чем лучше те, ради кого ты рисковал жизнью?" - тут же отозвался в его голове ехидный голос. "Я должен добиться одобрения! Иначе меня так и будут мешать с грязью! Почему я вообще должен оправдывать свои действия? Еще и перед самим собой?" - злобно отозвался Лаэрт собственным мыслям, схватившись рукой за голову, едва не растеряв при этом книги, которые он по-прежнему прижимал к себе. "Практики шаманизма и его истоки... Влияние родословной на магическую силу," - он продолжил работу, через силу стараясь заглушить навязчивый голос. "Истоки Дара", - прочитал он названием последней оставшейся в его руках книги. Против собственной воли Лаэрт сразу же вспомнил Интак. Она не была похожа ни на кого из тех, кого ему доводилось встречать раньше. "Что если она тоже испытывает эти странные чувства?" - шальная мысль заставила его вздрогнуть, и книга чуть не вывалилась из рук, но Лаэрт успел вовремя ее подхватить. В тот же миг рядом с ним, как из-под земли, возникла мисс Холидэй. Низенькая и пухленькая библиотекарша смотрела на него снизу вверх, строго уперев руки в боки. Лаэрт ожидал нагоняй за неаккуратность, но вместо этого увидел в ее взгляде легкую тревогу и даже намек на заботу. Конечно, несравнимую с той, какую она проявляла к любимым книгам, но даже этого было достаточно, чтобы наконец убедиться в наличии чувств у этой женщины. - Не хватало еще, чтобы ты тут погром устроил! Пару дней отлежишься и возвращайся, - поучительный тон никуда не делся из ее голоса. Она развернула Лаэрта лицом к выходу и, легонько толкая его в спину, выпроводила прочь из библиотеки. Он не успел сказать и слова, как уже оказался выдворенным, а дверь за его спиной многозначительно захлопнулась. Оставшись наедине с самим собой, Лаэрт наконец дал волю собственным чувствам. Он злился на себя. За то, что позволил себе чересчур сблизиться с Интак. Злился и на саму Интак, за ее глупое предложение попробовать ее кровь. Хотя он прекрасно понимал, что его раздражение было навеяно тяжелым состоянием, Лаэрт искренне надеялся, что после небольшого отдыха, все наваждения его покинут. Однако его намерению как следует поспать не суждено было сбыться. Стоило ему отойти всего на несколько шагов от дверей библиотеки, как он почувствовал, что мимо его ноги кто-то проскользнул, оставляя за собой невесомое потустороннее прикосновение. - Фифи? - удивлённо воскликнул Лаэрт, заметив, как около его ног стала материализоваться пушистая лисичка с выразительным взглядом. В зубах фамильяра был конверт. Лаэрт взял его и, раскрыв, обнаружил послание от Миллоуза. Тот срочно и без лишних слов вызывал его к себе. Вздохнув, парень свернул письмо и отправился следом за Фифи, стараясь заранее не гадать, что на этот раз затеял преподаватель. В аудитории, где всего полчаса назад проходила лекция профессора Миллоуза, царил бардак. На полу валялись бумаги, местами виднелись небольшие кучки пепла неизвестного происхождения. Столы были кое-как раскиданы по помещению. Выглядело все это так, словно здесь только что происходило сражение, не оставившее ни единой души в живых. - Миллоуз?.. - неуверенно позвал Лаэрт, переступая порог разгромленного кабинета и оглядываясь по сторонам. - Я здесь, - услышал парень знакомый голос и обернулся. Миллоуз оказался за преподавательским столом, который единственный оставался на исходном месте. Его поверхность была завалена кучей цветных коробочек, из-за которых Лаэрт поначалу и не заметил преподавателя. - Что это? - с недоумением спросил Лаэрт, указывая на гору. - О-о-о... - со знанием дела протянул Миллоуз, поднимаясь со своего места. - На одном из занятий я пожаловался, что в последнее время чувствую себя не самым лучшим образом. Упадок сил, хандра... И вот, пожалуйста, - он взмахом руки указал в сторону стола, - теперь меня одаривают самыми разными средствами, чтобы я смог подлатать свое здоровье. Правда, зная успеваемость некоторых студенток, я подозреваю, что их стряпня меня скорее добьет или превратит в идиота. А еще там есть пара анонимных писем, в которых особо настойчивые девушки предлагают себя в качестве панацеи. - Тогда... что случилось с аудиторией? - с недоумением поинтересовался Лаэрт. - Как и у любой знаменитости, у меня есть не только поклонники, но и недруги, - Миллоуз картинно вздохнул, тыльной стороной ладони касаясь лба. - В одной из коробок оказалась целая стая моли и орда ежиков. Моль огромная и очень быстрая, а ежики громко топают и чавкают, а это меня сильно отвлекает. - Но я не вижу никого, - с сомнением отозвался Лаэрт, чувствуя подступающее разочарование. Причина, по которой его позвал Миллоуз, звучала абсурдно, но на всякий случай он снова оглядел аудиторию. Миллоуз закатил глаза к потолку и фыркнул. - Конечно ты их не видишь! Они же еще умеют сливаться с окружением. Как хамелеон. Студент, который смог такое сотворить - настоящий гений. Я мог бы и дальше восхищаться его способностями, но через час у меня будет занятие и мне нужно успеть всех отловить. Вот я и позвал тебя. Я думаю, ты не откажешь своему хорошему другу. На слове "друг" Лаэрт криво улыбнулся, но все же сказал: - Ладно... И что мне надо делать? - Я буду сканировать пространство и выявлять невидимок. Твоя задача - успеть заметить гадину и сжечь до того, как она снова исчезнет. Не волнуйся, они все ненастоящие, так что можешь потом себя не винить за убийство невинных зверушек. Восхищение Миллоуза обратилось в охотничий азарт. Похоже, что иллюзорное зверье и правда его доконало. - Фифи, помогай, - преподаватель махнул рукой, и его фамильяр, все это время находившийся неподалеку, послушно покинул насиженное место. Лисичка принюхалась, и ее черные глаза обрели насыщенный голубой цвет, от которого исходило свечение. Она водила носом по воздуху, словно ищейка, пока, наконец, не замерла. - Молодец, Фифи, - тихо похвалил Миллоуз своего фамильяра и медленно подкрался к обозначенному месту. - И раз... два... три! Вампир направил силовой импульс в сторону засады и оттуда, вереща, выпорхнула моль, размером не уступавшая откормленному голубю. Лаэрт не растерялся и запустил в нее огненную искру. Вот только искра вышла размером не меньше самой моли. Миллоуз, в страхе, что помещение превратится огненное пепелище, мигом затушил ее. - Да ты никак вкусил запретный плод. Поздравляю, - с довольным видом хмыкнул вампир, оценивающе поглядывая на Лаэрта. - Не понимаю о чем ты, - пробормотал тот, пытаясь скрыть смущение. Но Ален был не из тех, кого легко провести. Небрежным движением ноги он смахнул горстку пепла, оставшуюся от моли, под шкаф и подошел к Лаэрту ближе. - Вчера я почувствовал резкий запах крови, - вкрадчивым голосом произнес он, оказавшись совсем рядом. Его глаза горели любопытством, и он всячески рассматривал Лаэрта, как будто перед ним была дивная неизведанная зверушка. - Такой бывает только в том случае, когда пьешь прямиком из жертвы. Вот и решил проверить свои догадки. Как приятно в очередной раз чувствовать свою правоту. Миллоуз упивался моментом. Лаэрт видел, как его лицо становилось довольнее с каждым сказанным словом, и вишенкой на торте стала его последняя фраза: - Ну а выглядишь сейчас ты как наркоман, который забыл принять дозу... или вампир, жаждущий свежей крови. Я склоняюсь ко второму варианту. Лаэрт опустил взгляд в пол. Это было настоящим обвинением, за которое его не только могли выгнать из академии, но и назначить куда более строгое наказание. Он начал судорожно соображать, что ему теперь делать, но Миллоуз поспешил его утешить: - Не волнуйся, я тебя не сдам. И наши особенные отношения здесь ни при чем, просто... - Лаэрт с удивлением взглянул на профессора, и заметил как на миг исследовательский интерес сменился неподдельной грустью. - Наверное, я просто тебя хорошо понимаю. Лаэрт коротко кивнул. Он без лишних слов осознавал, что жизнь Миллоуза наполнена не просто скелетов в шкафу, а целыми кладбищами, и его расплывчатое объяснение могло значить что угодно. Впервые он испытал искреннее чувство благодарности к надоедливому преподавателю. В этот момент из засады вылетела очередная моль, но Миллоуз не дал ей улететь далеко и испепелил до того, как та успела поменять укрытие. - Я, пожалуй, сам с ними справлюсь, - отряхивая ладони, отозвался профессор. - Но ты можешь остаться и понаблюдать за моей великолепной работой. - Угу... - пробубнил Лаэрт, присаживаясь на краешек парты. В любой другой раз он предпочел бы свалить, но сейчас Миллоуз был единственным, с кем открыто можно было поговорить. Вампир действительно шустро расправлялся с молью, пока Фифи ее выслеживала. Он делал это так лениво и непринужденно, что Лаэрт все же решил продолжить начатый разговор: - Что теперь будет? - в его голосе прозвучало волнение. Чувство жажды сильно не терзало его. До тех пор, пока он не встретил Интак. Запах ее крови он запомнил сразу, еще с того дня, когда она случайно поранилась во время неприятного инцидента в Садденсе. Для Лаэрта кровь всегда была чем-то вроде специфического лекарства, которое ему нужно было регулярно употреблять. Но теперь все изменилось, и одна только мысль о крови Интак вызывала у него непривычное навязчивое чувство голода. - Отказаться от такого будет сложно, - пожал плечами Миллоуз. - К тому же, мне кажется, что кровь этого субъекта тебе подходит. - Что ты имеешь в виду? - поинтересовался Лаэрт. - Есть такая старая сказка. О том, что в каждом вампире есть отколовшийся кусочек магического Дара. И когда разлученные частички находят друг друга, то вместе образуют единое целое, а потом живут вместе долго и счастливо. Миллоуз тем временем потихоньку возвращал разбросанную мебель на место. Это продолжалось до тех пор, пока Фифи в очередной раз не принимала охотничью стойку и не выгоняла прочь очередного иллюзорного летающего паразита. - Маги, кстати, ненавидят эту историю, - продолжил Ален, избавившись от очередной крылатой твари. - Они называют ее глупой детской сказкой. Наверное, поэтому ее и не найти теперь в нынешних книжках. - Откуда тогда ты узнал про нее? - В детстве мама часто читала мне и брату книгу со старыми легендами. - История о голубых цветах оттуда же? - поинтересовался Лаэрт, вспомнив их давний разговор и стараясь не обращать внимание на легкий укол зависти. - Точно-точно, - кивнул Миллоуз. - Интересно, и где теперь эта книга?.. Лаэрта услышанное заинтересовало. Прежде ему не доводилось слышать, чтобы кто-то идеализировал отношения между магами и вампирами. - Что, небось теперь думаешь что та, чей крови ты отведал, твоя потерянная половинка? - с издевкой фыркнул Миллоуз. - Не напрягайся. Первый раз всегда ощущается как нечто волшебное, но стоит попробовать ее же во второй раз, и сразу же чувствуешь разницу. И на твоем месте я бы некоторое время не пересекался с этим субъектом, чтобы избежать некоторых... неловких ситуаций. Ален захихикал и с видом самого настоящего заговорщика глянул на Лаэрта. - Ничего подобного, - горячо запротестовал тот. - Просто я подумал о том, что легенды и сказки не возникают на пустом месте. И у этой истории наверняка есть какая-то подоплёка. Ведь кто-то ее сочинил. Значит, этот кто-то не считал отношения между вампирами и магами чем-то противоестественным. Эта мысль так взбудоражила разум Лаэрта, что ему хотелось как можно быстрее поделиться ею с Интак. Вот уж кто точно пришел бы в восторг, узнав о существовании единомышленников. Но предупреждение Миллоуза ясно дало понять, что делать этого пока не стоит. - Может и так. Но никто не даст узнать тебе правду. Когда маги хотят чего-то скрыть, они костьми лягут, но сделают это, - хмыкнув ответил Миллоуз. Такое заявление поразило Лаэрта и лишило на некоторое время дара речи. Стоявший перед ним вампир, стрелявший направо и налево огненными шариками, всегда воспринимался им как анархист и тот, кто способен найти лазейку в любой ситуации, сколько бы запретных законов не существовало. Но какая-то сказка заставила его малодушно сдаться и отступить. - Кстати, ты меня удивил, - неожиданно заявил Миллоуз. - Полукровки вроде тебя редко обладают хорошей выдержкой и часто становятся одичавшими. Лаэрт замер и ощутил, как внутри него все похолодело. Вдруг его симптомы усугубятся и он действительно превратится в дикого неконтролируемого упыря? - И часто такое происходит? - дампир постарался придать своему голосу как можно больше безразличия. - Трудно сказать, - честно признался Миллоуз. Тем временем он уже поставил на место последнюю парту. Сметать бренные остатки моли под шкаф ему либо больше не позволяла совесть, либо закончившееся место, поэтому перед столом преподавателя собралась внушительного вида куча пепла. - Полукровки - это генетически незакономерная лотерея. Одни спокойно могут появляться на солнце, а другие, вроде тебя, вынуждены его избегать. Одни могут есть обычную пищу, другим же, кроме крови, ничего не подходит. Мне всегда это было любопытно. Миллоуз перевел взгляд на Лаэрта и неожиданно прыснул от смеха, а потом уже откровенно заржал. - Ты бы видел свое лицо сейчас! - отсмеявшись, он вытер тыльной стороной ладони подступившие к уголкам глаз слезы. - Не беспокойся, тебе не грозит одичать. Поболеешь немного - и вернешься в норму. - Так значит, и коробку с молью и ежами ты специально подстроил? - с обидой в голосе спросил Лаэрт. - Просто чтобы удовлетворить свое любопытство? - Нет, - вполне серьезно заявил вампир. - Создать такой спектакль ради проверки домыслов - это уже слишком, даже для меня. Все куда проще. Хочешь, поделюсь своим мнением? Лаэрт, конечно же, не хотел, но Миллоуз даже не думал дожидаться ответа на свой вопрос и продолжил: - Студент, подаривший этот ящик Пандоры, втюхался в меня, а признаться в своих чувствах боится. Вот и творит подобные шалости время от времени. Я даже догадываюсь, кто это. И это было бы даже мило, вот только когда не можешь как следует выразить свои чувства, то начинаешь творить безумные, а то и страшные вещи. Миллоуз обратил на него свой взгляд, и на долю секунды Лаэрту показалось, что эти слова относились и к нему тоже. - Любовь - самое мощное средство. В неумелых руках слабого человека она может причинить страшную боль и даже убить. Увы, на ее удочку может попасться любой. Фифи, уставшая уже выслеживать иллюзорную моль, в этот момент широко и звонко зевнула, явив напоказ свои острые зубки и тем самым немного развеяла атмосферу серьезности. - Впрочем, это дело лично каждого, - бодро завершил свою речь Миллоуз, подхватив лисичку и прижав к груди. Фифи тут же уютно свернулась калачиком и исчезла, растворившись как маленькое облачко. Слова преподавателя показались Лаэрту абсурдными. Ведь разве не во имя любви слагают поэмы и совершают подвиги? И если это чувство хотя бы немного похоже на то, что он испытал накануне вечером, то как оно может причинить боль? Из-под парты, на которой он сидел, высунулся ежик. Миллоуз уже собрался было вызвать заклинание, но в последний момент опустил руку. - Знаешь, а ежиков я оставлю. Пусть студенты немного развлекутся.