Львиный зев

К радости Хаврисы, прогулка с Вестой прошла без приключений. Поначалу Пётр порывисто рассказывал о новой мельнице и своих планах более подробно изучить её строение с принципами работы. А после, когда тема сама себя исчерпала, Пётр, улыбаясь самому себе, робко рассказал о том, что Веста предсказала происшествие на мосту. Подытожил он всё тем, что пусть поездка и вышла неплохой, Веста всё равно ещё слишком мала для дороги. Больше всех негодовал прозорливый Еруслан. Как известно, в стенах терема трудно что-либо удержать в секрете, а поездка княжны вместе с князем и подавно не была секретом. На следующий день Еруслан пришёл первым на занятие с Хаврисой. Пришёл насуплен и чуть ли не с порога спросил: «Правда, что батюшка брал Весту на осмотр града?» — Хавриса не стала скрывать от него правду. Веста же пришла радостная и счастливая. Она с небывалым усердием выполняла все задания Хаврисы, ловя каждое её слово на лету. Еруслан же наоборот вёл себя вяло и сонно. Вечером Хавриса зашла к Голубе, и та рассказала ей, что Еруслан очень расстроился из-за того, что Пётр взял Весту, а не его. «Он даже отказался выходить на улицу играть!» — взволновано шептала Голуба, покачивая головой. Няньки вместе с матерью кружили вокруг княжича: уговаривали пойти поиграть на свежий воздух, потренироваться с мечом, съесть медового хлеба — словом, всячески пытались его развеселить. Хаврисе это совсем не понравилось, потому, в отличие от других, она решила быть с ним твёрдой и сказала прямо, что если Еруслан будет продолжать киснуть, то она расскажет обо всём князю, а его такое поведение сына явно не обрадует. Голуба металась рядом и пыталась смягчить слова княгини, но стоило один раз на неё грозно глянуть, как и она присмирела, что произвело на Еруслана дополнительное впечатление. В конце концов, княжич согласился выйти во двор погулять. Хавриса решила, что пока не будет рассказывать о таком поведении княжича Петру, но если такое будет повторяться, то князю будет необходимо вмешаться.

***

Суровая зима теряла свою силу и готовилась передать бразды правления нежной весне. Вместе с концом зимы близилась и ярмарка, с которой Хаврисе помогала Веста. Ткачихи закончили свою работу в последний вечер перед главным торжищем. Расчёты Солнечной Княжны почти сошлись, неточности были минимальны. Ткачихи работали в поте лица и смогли соткать даже больше, чем княгиня могла предположить. В награду за качественную работу Хавриса решила накрыть им стол в детинце по окончанию торжища. По утру Хавриса пришла к Весте и рассказала об итогах её расчётов. Княжна была невероятно рада услышать похвалу от княгини и говорила о том, что помогать ей понравилось куда больше, чем делать воображаемые подсчёты. Гордяна слушала дочь молча, поджав губы и посильнее запахнувшись в тёплый платок. Хавриса уже поняла, что если поначалу Гордяна и пыталась настроить дочь против неё, то сейчас уже бросила этим заниматься. Может быть сыграли роль ежедневные занятия с Вестой, а может быть Гордяна просто перестала видеть в этом выгоду, ведь, насколько знала Хавриса, Петру она насаждать стала в разы меньше. Хавриса воспринимала это затишье с опаской и старалась наблюдать издалека. Хотя что точно не изменилось, так это нелюбовь Гордяны к княгине. Да и после того, как Хавриса взяла на воспитание Весту, собираясь её обучать ещё и магии, неприязнь к ней только возросла.

***

Ярмарка закончилась и княжеская казна неплохо пополнилась. Простой люд начинал готовиться к новому сезону работы в поле, а в княжеской семье были озабочены другими делами. Хавриса всё чаще интересовалась, выбрал ли Пётр достойных дружинников, которым можно было бы посватать Голубу с Гордяной. К её счастью, Пётр уже определился и был готов говорить с ними, но Хавриса попросила обождать, пока она не поговорит с их будущими жёнами. Князем с княгиней было решено, что Голубу они сосватают Воину. Воин происходил из боярского рода, который верой и правдой из поколения в поколение служил княжеской семье, потому Голуба, как родительница сына княжеского, будет выдана за него. За Первослава же должна была быть выдана Гордяна. Пусть у того и не было сильного имени, он служил верную службу князю, потому был достоин большой награды. Да и если бы он взял в жёны Гордяну, у него появилась бы возможность твёрдо основаться на этой земле. На том и порешили. В один из дней Хавриса приказала Голубе с Гордяной явиться к ней. Когда женщины пришли, она объявила им, что их время подходит к концу. «Вы просили время до конца первоцветения – оно вам было дано, но время почти на исходе, и мы обязаны начать вас готовить к новой жизни», — властно вещала княгиня. Голуба слушала её, съезжавшись на месте и боясь поднять голову. Гордяна держалась более достойно: смотрела прямо, не перебивала и давала понять, будто бы бросая вызов, что будущее её не пугает. Им были названы имена их будущих супругов, рассказано о их заслугах перед князем. Пусть эта была и малая часть, Хавриса пообещала, что вскоре их представят друг другу. Через несколько дней Пётр устраивал для своих приближённых братчину, где и объявил, что за честную службу и преданность хочет наградить Воина и Первослава, выдав за них Голубу и Гордяну. Поздравления и галдёж стоял на весь детинец. Все понимали, что раз князь сватает своих женщин, значит их товарищи и вправду отличились. Пир не утихал до поздней ночи. Седмицу спустя было решено устроить первые смотрины, когда Пётр должен был представить Голубу с Гордяной их будущим мужьям. Как только дни назначили, для женщин стали подбирать лучшие наряды. Ещё на прошедшей ярмарке Пётр распорядился купить хороших тканей, из которых бы шились вещи для приданного. Гордяна, к всеобщему удивлению, не была воодушевлена возможностью покрасоваться и принарядиться, потому к подбору наряда она отнеслась холодно и отстранённо. Голуба же вела себя смиренно и спокойно, робко выражая своё мнение по поводу цвета её наряда. В нужные дни женщины блистали. В покоях, где устраивали смотрины, поставили стол, достали красивую скатерть и приготовили традиционные блюда. Невесту было принято сажать в середине стола, а вокруг неё суетились родственники, которых сейчас заменяли слуги. Первой представили Голубу семье Воина. Солнце ещё не успело взойти над лесом — жених с родными уже стоял на пороге терема. В своём малахитовом платье Голуба выглядела невесомо и совсем невинно, словно первый весенний ландыш. Светлые волосы были подобраны под лёгкий платок, неплотно закрывающий голову, и расписной очелью с височными кольцами. Смотрелась Голуба робко, пусть лёгкий румянец на щеках и придавал ей соблазнительный вид. Взор её чаще всего был устремлён в землю, лишь изредка она набиралась смелости поднять взгляд и взглянуть на будущего супруга, значительно выше неё, стеснительно улыбаясь. Вместе с Воином ко двору явились его отец с матушкой. Боярская семья давно волновалась о судьбе неженатого старшего сына, но услышав о милости князя, дарующего им невесту из собственного дома, они посчитали, что их волнения и восхваления богов не прошли даром. Боярская чета кружила вокруг Голубы, ахая и охая, благодаря Петра за милость. Просили они Голубу подняться и покружиться, чтобы та показала себя, в лицо заглядывали – нет ли каких изъянов? Потом спросили о женской силе, на что повитуха, принимавшая роды почти пять лет назад, стала убеждать боярскую семью в здоровье и крепости невесты. Воин же рассматривал дарованную ему невесту более деловито, но не со скрываемой улыбкой на устах – приглянулась. Под конец смотрин по старинному обычаю повесили по комнате занавес, за который зашли Воин с Голубой. Дали им время поговорить друг с другом. Не принято было в вечер тревожить принимающих участие в смотринах людей. Потому только на следующий день пришла Хавриса к Голубе и давай её расспрашивать, как всё прошло. Стесняясь, Голуба рассказала, что приглянулся ей Воин и лицом, и нравом. Только вот потом, робея ещё сильнее, призналась, что исполинский рост его её пугает. Смотрины Гордяны пришлись на несколько дней позже смотрин Голубы. Вторая невеста выглядела ничуть не хуже. Её белый наряд был расшит ярко-красным цветом, напоминающим всполохи пламени на снегу. Волосы так же, как и у Голубы, покрывались платком и очелью. Держалась она гордо, высоко подняв голову, не боясь смотреть будущему супругу в глаза. Только при первом её взгляде на Первослава можно было заметить, как она потеряла самообладание, увидев изуродованное лицо мужчины, но она быстро пришла в себя, снова приобретя надменный вид. Если бы не холодное выражение на лице, то она была неотразима. Первослав явился ко двору князя один, ведь не имел на этой земле ни отца, ни матери. Ему чудно было принимать от своего господина дар в виде невесты, ведь в его краях были другие законы и традиции, но прожив немалую часть жизни на этой земле, он стал принимать сложившийся здесь уклад. Только после братчины он подошёл к Петру, дабы переговорить с ним с глазу на глаз, прося не серчать на него, если что не то сделает, ведь до традиций семейных и свадебных он далёк, на что Пётр рассмеялся и сказал не тревожиться попусту. На смотринах слуги и повитуха пытались соблюсти обряд, рассказывая о чудесных качествах Гордяны, но высокомерный вид последней и Первослав, непонимающий традиций, не поддерживали ритуальный дух. Вскоре Петру пришлось признать, что ничего толкового из встречи не выходит, потому разговор перешёл в более деловое русло. Но в конце всё равно повесили занавес и завели туда Гордяну с Первославом. К сожалению, Хавриса уже не могла узнать, о чём они говорили и что думает Гордяна о своём суженом. А вот Пётр узнал о мыслях Гордяны уже утром следующего дня. Она ворвалась к нему, словно вихрь, и, расхаживая по комнате, стала высказывать своё недовольство. Происхождение, нрав, облик, иностранный говор – всё не пришлось Гордяне по вкусу. Пётр пытался её вразумить, что, несмотря на иноземные корни, Первослав верный и достойный муж, а шрам на лице только доказывает его верность. Но где уж там, потому Петру снова пришлось Гордяне пригрозить судьбой супруги какого-нибудь торгаша. Из-за Гордяны Петру пришлось приказывать явиться Первославу, дабы узнать, не успела ли она ему наговорить лишнего за то время, что было им отведено. Никто из дружины, если бы князь оказал им такую честь, выдавая за них свою женщину, не стал бы отказываться и противиться, закрывая глаза и на нрав суженой, и на мелкие недостатки. Только вот Первослав был другим. Встретившись с ним, Пётр пригласил его за стол и стал выпрашивать, пришлась ли ему по душе Гордяна. К облегчению Петра, Гордяна не стала показывать свою спесь будущему супругу на смотринах. «Скажите, господин, а у ваших женщин принято вести себя так равнодушно до замужества?» — застал врасплох князя Первослав. Как и ожидалось, Первослав почувствовал неладное. Стараясь откровенно не лгать, Пётр попытался уклониться от ответа, начав говорить о приданом и доме Первослава. Следующим шагом должен был быть ритуал посещения домов женихов, где должны были жить их будущие жёны. Родственники невесты приходят в дом жениха и убеждаются в том, что их дочь будет жить в достатке и уюте. Так делается в обычных семьях, но не в княжеской. Пётр прекрасно знал за кого выдаёт Голубу с Гордяной и точно знал, что они будут жить хорошо. У боярской семьи Воина была земля и двор. Они каждый год выплачивали добрый оброк, потому Пётр не беспокоился о Голубе. С Первославом же всё было гораздо труднее. Ещё при жизни Павла Персиваль явился в их город со свитой из нескольких верных слуг. Иноземный дворянин рассказал прошлому князю о своей судьбе, показал свои умения в бою, выстояв против нескольких крепких мужей, дабы тот убедился в честности его слов, а потом попросился на службу. Павел принял Персиваля к себе в дружину и выделил двор, где он по сей день и живёт. Первослав уверил Петра, что приготовит всё для будущей супруги, дабы та жила в довольстве. Мысленно князь пожелал Первославу удачи и извинился за недосказанность, решив на досуге съездить на капище и обратиться к богам за помощью для этого доброго мужа.

***

Всё чаще на небосводе стали появляться стаи птиц, возвращающихся с юга. Солнце начало пригревать с каждым днём всё сильнее. Снег таял, а на деревьях набухали почки. В княжество пришла весна. В тереме как всегда появлялось много дел, но сейчас многие женщины были заняты приготовлением к скорой свадьбе Голубы и Гордяны. Служанки пряли и ткали, создавая тканевые изделия для приданого княжеских женщин. Голуба старалась принимать участие в приготовлениях, вышивая и прядя в любое свободное время. Гордяна же будто бы не обращала внимание на происходящее, отдалившись от всех забот. В один из солнечных тёплых дней Воин подарил Голубе собственноручно вырезанную прялку, на которой было написано его имя. Смущена была невеста таким подарком, ведь не приходилось ей ещё таких даров получать. Значило это, что ту прялку, на которой она пряла раньше, требовалось разбить, но Голуба попросила сжечь её, дабы не так сильно горевать. Воин не стал противиться воле суженной и сжёг ранее принадлежавшую ей прялку. На сожжение вышло посмотреть много слуг и в том числе князь с княгиней. Сожжение «девичей» прялки было целым обрядом, которое знаменовало для всех и вся уверенные намерения мужчины забрать девушку в свою семью. Новую прялку увезли в дом Воина, где она должна была дожидаться свою новую владелицу. Первослав тоже стал свидетелем сжигания прялки. Дабы соблюсти все традиции этой земли, он тоже преподнёс своей невесте новую прялку. Правда она не была вырезана им самим, а заказана у мастера плотника. Да искусно была сделана та прялка! Помимо имени жениха, были на ней узоры сказочные да дивные, создающие древний мифический сюжет. Гордяна приняла подарок со снисхождением и барственностью. Когда же Первослав спросил, не хочет ли она «упокоить» свою старую прялку каким-то другим способом, она отказалась, разрешив её просто разбить, что после он и сделал. На разбитие прялки Гордяны вышло посмотреть тоже немало народу. Трудно было не отметить, с каким спокойствием, по сравнению с Голубой, Гордяна отнеслась к обряду разрушения своей прялки. Казалось, что даже Голуба, которая тоже вышла посмотреть на происходящее, переживала больше. Несколько дней спустя, Персиваль явился к Петру и попросил соблюсти ещё одну традицию, которая жива на его родной земле. Петру стало любопытно, и он позволил. Оказалось, всё гораздо проще, чем он думал. Персиваль хотел преподнести своей невесте украшение, которое передавалось в их роду из поколения в поколение, от женщины к женщине, но поскольку у Персиваля не было сестёр, оно досталось ему. Пётр и представить не мог, что малословный Персиваль окажется таким сентиментальным. Приятно было знать, что и на другой земле есть схожие обряды. Пётр позволили повидаться с Гордяной, приказав привести её к ним. Гордяна, несмотря на неожиданное присутствие Первослава, держалась стойко. Её суженый попросил её присесть, а затем, откинув волосы с шеи, надел ожерелье. Пётр присмотрелся. Семейной реликвией оказалось украшение, сделанное из какого-то белого камня. Гордяна, выпрямив спину, покорно сидела, ожидая, пока Первослав повесит дар. Затем она аккуратно взяла украшение и стала рассматривать. — Никогда не видела ничего подобного, — задумчиво протянула она, вертя в руках белый камень. Тут уже заинтересовался Пётр. Зная любовь Гордяны к украшениям любых видов и форм, услышать от неё такие слова значило только то, что Первослав преподнёс ей и вправду нечто очень диковинное. — У меня на родине такие украшения называют камеями, — пояснил Первослав. Пётр заметил, как на мгновение Гордяна сморщилась, видимо от упоминания суженным своего происхождения. — Для моей семьи – это очень ценная вещь… Потому будет прекрасно, если ты наденешь её на свадьбе. — …Надену, — немного помолчав, согласилась Гордяна, оставляя висеть чужеземное украшение на шее. Зная нрав Гордяны, Пётр почувствовал, что вынужден вмешаться. Потому сразу после ухода Первослава попросил отдать украшение, дабы сберечь до торжества. Гордяна не была в восторге, но и противиться не стала, передав украшение Петру. Уже после её ухода князю удалось рассмотреть подарок получше. Из белого камня, наложенным на бурый, был вырезан прекрасный цветок. Князь подивился такой мастерски сделанной работе. Только из-за этой искусно сдельной работы можно было понять, почему это украшение так важно Первославу, но Пётр понимал, что наверняка ценность этой камеи заключается не только в её красоте, но и в её истории.

***

На одном из занятий Еруслана и Весты Хавриса мягко объяснила детям, что происходит и почему их матери готовятся покинуть княжеский терем. Княжич уже обо всём знал от матери, которая пообещала ему часто его навещать, а вот Веста была удивлена и не понимала, о чём говорит княгиня. Она не могла понять, почему её матушке необходимо куда-то уходить, ведь она, Веста, и батюшка находятся здесь. Этого Хавриса боялась больше всего. Еруслан с малолетства понимал, что он сын князя, княжич, и это всегда будет самым важным и главным. А вот Весту они упустили, из-за чего та не отделяла себя от матери и положения княжны. На следующем уроке Веста вела себя рассеяно и отстранённо – Гордяна поговорила с ней лично. Хавриса тешила себя надеждами, что Веста воспримет грядущее замужество матери легче, но разумом княгиня осознавала скорое потрясение княжны, в котором винила в первую очередь себя.