Львиный зев

— Наряжайте Весту потеплее — поедет она со мной град осматривать! С этими словами вошёл с утра Пётр в покои Гордяны и Весты. Князь решил самолично рассказать княжне о прогулке, которую, со слов княгини, девочка так ждала. И Пётр был доволен своим решением! Веста встретила отца более душевно, чем тогда в присутствии Хаврисы и Еруслана, и показала ему вышивку, которой занималась. Затем Пётр огорошил её новостью о поездке. Княжна сначала удивилась, а потом её лицо озарила радость, которая напомнила Петру, почему Весту прозвали Солнечной Княжной. Она тут же подбежала к удивлённой матери, дергая ту за подол сарафана и спрашивая, можно ли ей поехать. Пётр усмехнулся. Его немного озадачило поведение дочери, ведь его слово явно было выше слова Гордяны. К тому же ему трудно было представить, чтобы Еруслан так спрашивал разрешения у Голубы. Само собой, Гордяна даже не думала противиться его словам и была даже рада подвернувшейся дочери возможности провести время с князем. Пётр покинул их покои, велев, нарядившись, спускаться к конюшням. Для объезда ещё несколькими днями ранее князь отобрал воинов: пару отроков, чтобы опыта набирались, несколько гридей и двое старших дружинников, которых Пётр пророчил в мужья Голубе с Гордяной. Воин, получивший своё имя за рост при рождении в три пяди и три вершка, был поистине могуч и обладал недюжинной силой. Положить его в рукопашном бою не могло даже три здоровых, сильных мужчины, а с мечом наперевес в схватке этому детине не было равных. Несмотря на внушительный рост и телосложение, напоминающее тура, Воин был добродушен и, к тому же, ненамного моложе Петра, глубокомыслен. Будучи высокомудрым советником и воеводой, князь не раз обращался к нему за уветом. К беспокойству всего рода Воина, семейная жизнь его не складывалась, и он не спешил брать в супруги ладную девицу, чем не мог не тревожить уже немолодых отца-боярина и мать-боярыню. Когда Пётр стал задумываться о соискателях в мужья Гордяны и Голубы, Воин был первым, кого князь хотел удостоить чести. Воин был достоин награды за верную службу. О втором достойном муже Пётр думал дольше. Наконец его выбор пал на Первослава, от рождения наречённый Персивалем. Служил он ещё Павлу при того жизни, а потом дал клятву служить Петру. Первослав был рождён где-то на западе и, с его собственных слов, принадлежал знатному роду, который потерял всё, не считая гордого имени. Персиваль звучало слишком инородно для их земли, потому местные прозвали его на родной манер Первославом. Был он славным воином и смотрел на всё с особой стороны, с которой не глядели другие воины. Молчаливый по своей натуре, он никогда не говорил без дела. Единственным его недостатком, как считал сам Пётр, была любовь к выпивке, но, что было более удивительно, эта любовь не мешала ему биться в полную силу. Даже больше — он становился бесстрашен и готов был кинуться в пекло. Удивительно, что за всё это время он успел заработать всего одно ранение – шрам, проходящий через всё лицо, разрезающий бровь и проходя до самой щеки. К приходу Петра в конюшни, его уже ждали дружинники со своими скакунами и Лад с конюхом, готовящий коня для князя. Путь они выбрали ещё несколькими днями ранее и хотели вернуться ещё до того, как солнце успеет зайти за горизонт. К замешательству всех присутствующих, Пётр приказал обождать. Долго ждать княжну с матерью не пришлось. Дружинники явно не ожидали появление княжны в их небольшом отряде, но ничего не сказали, как никак, раз князь решил — значит так надо. Веста была укутана в тёплую шубку, мехом вывернутую вовнутрь. Голова была покрыта ярко расшитым платком, а на ногах были надеты богатые сапожки. Девочка вся светилась от предвкушения и была вне себя от радости. Гордяна шла рядом с ней, ведя дочь под руку. Её одежда выглядела более богато и утончённо, нежели у дочери. Щёки и уста её порозовели, от чего она сейчас она казалась особенно ладной и хорошенькой. — Далече вы? — спросила Гордяна, подходя к Петру. — Темень спуститься и хладно станет… — Дотемна вернёмся, — успокоил Пётр женщину, а затем обратился к дочери, наклоняясь к ней. — Готова сопровождать меня в объезде земель наших? — девочка кивнула, отпуская руку матери и подходя к отцу. — Умница, — сказал Пётр, подхватывая на руки Весту и поднося её к морде коня. — Познакомься с ним, это — Третьяк, славный конь. Веста протянула руку в меховой варежке к морде Третьяка и погладила его по носу. Конь, заинтересовавшийся новым человеком, понюхал её руку, громко вдыхая воздух, но убедившись, что ничего вкусного ему не принесли, поворотил морду, от разочарования тяжело выдохнув горячий воздух. — Ну-ка, забирайся, — сказал Пётр, подсаживая Весту на спину коня. — Это поводья, держи их крепко, не отпускай, — посадив дочь на коня, Пётр запрыгнул следом, усевшись за спиной Весты. — Так-то… Выдвигаемся! — крикнул Пётр своим людям, разворачивая скакуна. Дружинники развернули своих коней и направились в сторону ворот. Веста выглянула из-за бока отца и посмотрела на мать. Взглянув через плечо, Пётр увидел, как Гордяна помахала дочери в след. — Сиди ровно, — в приказном тоне сказал Пётр. Ворота отворились и, выстроившись, конники выехали в град. — Держись… Но! — князь подстегнул коня и тот бросился вскачь. Веста спиной прижалась к отцу, боясь упасть. Впереди скакали верные гриди, по сторонам от князя Воин с Первославом, а позади Лад с оставшимися дружинниками. Они скакали по городским улицам, на которых толпился народ. Остановившись у ворот города, Воин махнул рукой страже и те отворили ворота, выпуская княжескую свиту. Перед ними открылись поля, укрытые снегом, который уже начинал таять, оголяя землю. Притоптанный на главной дороге множеством ног грязный талый снег не мешал конникам, потому они снова ускорили бег. Морозец приятно холодил ланита и нос, а вдыхая свежий воздух, лёгкие обжигало хладом. Пётр отдёрнул свой меховой плащ и прикрыл им Весту, чтобы она не замёрзла. Проезжая мимо перелеска, они сбросили скорость и поехали лёгкой рысью. — Давай-ка руки, — обратился Пётр к Весте, беря её маленькие ручки в свои. — Держи поводья, крепче держи, — вложил кожаные поводья в руки дочери. — Вот так, вот так… — Веста крепко ухватилась за поводья и напряглась всем телом, из-за чего Пётр негромко усмехнулся. Выехав из перелеска, дорога превращалась в развилку. Если повернуть налево, то доберёшься до леса, а рядом с лесом их местное капище, где люд собирается на праздники и славят богов. Направо — недалече до реки ехать. Сегодня их путь лежал через реку, потому повернули направо. — Батюшка, — тихо позвала Веста, всё так же продолжая крепко держать поводья и даже боясь от них отвести взгляд. Пётр наклонился к ней, заглядывая сверху вниз и придерживая одной рукой поводья. — Мы едем к реке? — спросила Веста, расслабляясь и поднимая взор к отцу. — Всё так, — кивнул Пётр. — Там нельзя пройти, — продолжала Веста. — Можно, разве ты не помнишь? — подивился князь. — Помнишь, в прошедшую жаркую пору на лугу рядом народ игрища устраивал, а там мост был, дабы с той стороны люди тоже могли прийти. — Помню, батюшка, — согласилась княжна. — Но сейчас там проехать нельзя. Нахмурился Пётр, но кивнул. Первослав, державшийся рядом и явно слышавший всё, о чём они говорили, кинул на князя молчаливый взгляд. Когда Пётр обернулся к нему, Первослав вскинул брови и кивнул, будто спрашивая, что делать. «Поскачем и посмотрим, что там такое… Вперёд!» — зычно крикнул князь, подгоняя коня и придерживая одной рукой дочь. Стоило княжеской свите съехать с пригорка, закрывавшему им вид на реку, пред их взором открылся перекрытый мост. Даже в холодную зиму река не покрывалась льдом из-за бурного течения, потому мост оставался единственной переправой. Прямо посередине узкого моста стояла занимающая всё пространство телега. Не пройти, не проехать. Вокруг суетилось несколько мужчин. Подъехав ближе, стало видно, что телега наклонена в одну сторону. Мужчины, услышав стук копыт, обернулись в сторону прибывших. Поняв, что едет кто-то из знатных, они вышли на дорогу. — Что у вас здесь произошло, а, люди добрые? Не видите, князь едет! — спросил один из гридей. — Не серчайте, князь-батюшка, — поклонились в ноги мужики. — Видите, какое несчастье у нас произошло — ступица у колеса сломалась. Так если б где на дороге, так нет, на мосту… — А что в телеге? — выезжая вперёд, спросил Воин. — Зерно, — один из мужчин поспешил к телеге и отдёрнул холстину, укрывающую содержимое повозки. — Мы по утру выехали из града, велено нам было зерно в мельницу новую привезти, да так тут и застряли. — В мельницу? — наконец заговорил Пётр и повернулся к Ладу. — А мы туда путь и держим… — Видать, тамошнему мельнику ещё зерна понадобилось, дабы Вас удивить, князь-батюшка, — предположил Лад, почёсывая затылок. — Раз так… Эй, юнец! — окликнул Пётр одного из отроков, который по первому же зову подъехал ближе. — Воротись в град и езжай к кузнецу, — приказал князь. — Да побыстрее! — Сделаю, князь-батюшка, — кивнул малец и развернул коня, бросая галопом в обратном направлении. — Неужто ждать будем? — спросил Воин. — Так и до темна не далеко… Пётр взглянул ниже на притихшую, но явно внимательно слушавшую, Весту, чьи слова оказались правдой. — Нет, спешимся и ведя коней пройдём рядом, — решил Пётр. — Коль решили ехать, значит нужно доводить до конца. На том и порешили. Дружинники, спешиваясь один за другим, протискивались мимо телеги, проводя коней за поводья. Пётру тоже пришлось спешиться, но Весту с коня он спускать не стал. Незадачливые мужики, перекрывшие мост, извинялись и раскланивались перед князем и его людьми, извиняясь за созданные проблемы, мол, сани уже по талому снегу толком не едут, вот повозку и решили оприходовать, да не удачно... Им оставалось только ждать, пока отрок приведёт кузнеца, который смог бы помочь справиться с колесом, и им бы повезло, если бы они успели справиться с этим до захода солнца. Перейдя через мост и распрощавшись с мужиками, Пётр со своей дружиной снова оседлали коней и продолжили путь до деревни. Некоторое время назад Петру доложили, что наконец отстроили мельницу, которую князь всё никак не мог дождаться. Парой годов ранее Петру по делам княжеским пришлось побывать в граде, соседствующим со стольным градом. Дорога была неблизкой, но Пётр нисколько не пожалел о своей поездке. В том граде Пётр увидел странное сооружение, которое не видывал прежде. Князь земель тех рассказал ему, что это мельница. Такой чудной мельницы Пётр ранее не видывал: была она похожа скорее на рыбацкий дом, только с большим колесом. Работала она не с помощью ветра, кой мог дуть, а мог и не дуть, а с помощью течения реки, которое не могло остановиться. Увидев, как работает сие сооружение, Пётр загорелся идеей выстроить у себя в граде такое же. Благо для этого местность располагала, поскольку совсем недалеко текла река с быстрым течением. Пётр пригласил заморских мастеров, которые за год выстроили сей необычное строение, которое прозвали водяной мельницей. — Разреши узнать, господин, — подал голос Первослав. — Впервые вижу, чтобы без гонцов, сплетников и голубей узнавали, что делается там, куда взор не достаёт, — с акцентом, от которого не удалось избавиться за многие годы жизни на чужой земле, сказал мужчина. — Стало быть, колдовство какое? Пётр горько улыбнулся. Прав был Людомир, говоря, что с даром Весты можно узнать, какие дела делаются на их землях. Он взглянул вниз на дочь. Веста смотрела на Первослава, внимательно изучая его, но как только он заметил, что на него смотрят, она отвернулась, спрятав лицо в складках отцовского мехового одеяния. — Родиться с таким даром и вправду не каждый может, — наконец ответил Пётр. — Дети магии – это изволение божественное для всего рода, — дружинники переглянулись. — А на твоих землях такие дети не рождаются? — спросил Пётр у иноземца. — Вряд, — ответил Персиваль. — Стало быть, твои земли покинули боги, — накинув меховой плащ на дочь. — Принимая только одного бога и отрекаясь от других есть риск нагнать на себя их гнев. — … А может и рождаются, — подумав, добавил Персиваль. — Правда, они вряд ли долго живут. — Что ты такое говоришь? — вклинился в разговор Воин, ехавший по другую сторону от князя. — Чтобы божественных детей… — Вы не были на моей земле, чтобы судить, — повёл плечами иноземец. — Стало быть, может быть боги и вправду давно покинули мои родные земли…

***

Долго ли коротко ли, доехала княжеская свита до веси, где отстроили водяную мельницу. Солнце стояло высоко в небе, что давало надежду добраться обратно до дома дотемна. Ещё издалека заприметив новое сооружение, Пётр стал гнать плохие мысли прочь. Подъехав ближе, ему уже трудно было скрыть радость и довольство. Мельник с семьей вышли к князю и стали раскланиваться, благодаря за визит. Пётр спешился первым, а затем потянулся и за дочерью. Она обхватила его за шею и прижалась к нему. — Батюшка, он меня пугает, — прошептала она. — Кто? — удивился Пётр, но, проследив за взглядом дочери понял, что она говорит о Первославе. — Первослав? О, душенька, тебе не стоит его бояться, он добрый воин… А то что лицом не дивен, так это не главное, особенно для мужчины. Пётр вспомнил разговор с Хаврисой. Когда княгиня узнала, кого Пётр пророчит в мужья Голубе с Гордяной, она стала настаивать, что Гордяну стоит сосватать именно за Первослава. Князь не понял, почему княгиня так настаивает, но всё оказалось очень просто. «Мне очень хочется взглянуть на её личико, когда она увидит, как выглядит её скорый супруг», — коварно говорила она, мечтательно вздыхая: «Иноземец без родных, наследуемой земли и знатного имени – мечта Гордяны». При том разговоре Хавриса показала себя не с лучшей стороны, из-за чего Пётр пристыдил её, ведь он очень ценит Первослава как хорошего воина и соратника. Не каждый именитый будет так же хорош в бою. И всё же Пётр постарался успокоить Весту. Он приказал мельничихе следить за княжной, приставив к ним гридя и отрока, дабы те защищали княжескую дочь. Несколько гридей было оставлено сторожить и поить коней. Сам же Пётр с оставшейся свитой отправились на осмотр водяной мельницы. Работало всё именно так, как и рассказывал принимавший Петра князь. За эту мельницу было отдано немало золота, но если бы местные мастера могли изучить строение и принципы работы сего водяного чуда, то постройка других подобных мельниц выходила бы в разы дешевле. Да и зерна могло молоться больше, ведь река течёт всегда. Но это всё были лишь планы на будущее. Сейчас Лад и Воин ходили вместе с Петром по нововыстроенной мельнице и удивлённо потирали затылки — оба впервые видели подобное. Лишь Первослав выглядел непоколебимо спокойно, ведь в его стране водяная мельница уже не была диковинкой. У мельника оставалось зерно, потому он показал, как в отличие от ветряной мельницы молится зерно на водяной. Пётр остался доволен и решил, что по весне обязательно пошлёт зодчих, дабы те осмотрели водяное колесо и весь механизм перемола. Солнце начало клониться к макушкам деревьев, потому было принято решение снаряжаться и возвращаться обратно. На обратном пути Пётр заметил, что Веста облокотилась на него и начинала кемарить, потому он старался не гнать коня, дабы не было сильной тряски. Княжна то и дело вскидывала голову, хлопала глазами и снова откидывалась на отца, снова начиная задрёмывать. На мосту ещё не успели закончить с починкой телеги, потому князю со свитой снова пришлось свешиваться, проходя по самому краю моста. Пётр пообещал себе, что при первой же возможности расширит этот мост. Доехали до града без происшествий, когда холодное зимнее солнце ещё не успело полностью зайти за лес. Веста к тому времени совсем утомилась. Пётр, придерживая дочь рукой, спешился, а затем подхватил её на руки. От резкой перемены положения девочка проснулась и стала кулачками тереть глаза. Приказав завести коней в стойла, а затем отправляться в детинец, князь понёс уставшую дочь в терем. Веста стала сопротивляться и просить опустить её на землю, что Пётр и сделал, но всё равно довёл её до самых покоев, передав матери и нянькам.