Львиный зев

Вся весна прошла в суете и в подготовке к скорым свадьбам Гордяны и Голубы. Слуги готовили приданое, а невесты проводили отведённый остаток времени со своими первенцами, которых им придётся оставить. Тяжелее всего пришлось Голубе, чей сын не испытывал поглощающей тоски и страха расставания, в то время как она сама ни на шаг от него не отходила, сдувая пылинки и часто причитая, вытирая слёзы. И всё же скорое замужество не только пугало, но и вызывало странное чувство предвкушение, словно женщина готовилась испробовать новое блюдо, о котором ей так много рассказывали. Она старалась соблюдать все предсвадебные традиции, о которых знала: самостоятельно готовила себе приданое, отправляла подарки в дом будущего супруга и просила богов, дабы те подарили ей счастливую жизнь и много детей. Только отношение Еруслана к её скорому уходу печалило и добавляло горечи. Голуба делилась своими переживаниями с Хаврисой, которая старалась её утешить и успокоить. Княгиня надеялась, что после замужества у Голубы вскоре появятся ещё дети, которым она сможет отдавать всю ту любовь и заботу, которую раньше отдавала одному Еруслану. Гордяне тоже нелегко давалось принятие, но она переживала все удары судьбы с гордо поднятой головой. Веста очень беспокоилась о матери, что сильно отражалось на её поведении. Хавриса почти ничего не знала о том, что происходит в их маленькой, отстранённой от неё и даже Петра, семье. Она только видела грустный взгляд Весты, которая снова всё больше и больше отдалялась от неё. Княжна стала чаще пропускать их занятия, предпочитая проводить время с родной матерью, из-за чего княгине приходилось посылать слуг, дабы те приводили девочку. Ей не хотелось давить на Весту, но и упускать время, позволяя отставать в обучении, было бы глупостью. Хавриса тщательно следила, чтобы приданое женщин было готово в срок. Она часто рассказывала Петру, как идёт подготовка, уверяя, что его участие вовсе не обязательно и он может заниматься другими делами. Лишь изредка Хавриса просила купить какие-нибудь товары у торговцев, которые не будут лишними в приданом.

***

Ещё одна игривая весна уступила своё место трудящемуся лету. Княжичу с княжной перевалило за пять годов и их время с родными матерями истекло. Все приготовления к свадьбам были окончены. Воин с Первославом и Петром решили устроить свадьбы в один день. Долгожданный день ждали все: князь с княгиней, невесты с женихами и дружинники. Даже народ знал, что скоро у князя будет большая свадебная пирушка. Угощения на стол готовили несколько дней подряд. Платья для невест целую луну шили десять лучших портних. Самих же невест за седмицу до назначенного дня проводили через ряд обрядов, которые были предназначены для того, чтобы подготовить их к новой жизни. А за несколько дней до свадьбы забирали невест женихи в свои дома, дабы показывать, как хорошо им будет житься с ними. Воин должен был вести свою невесту в отчий дом, потому забрал Голубу раньше. Долго она из дверей выйти не могла, топталась и с Ерусланом обнималась. Тот отнекивался, прося не так сильно его душить, а Голуба всё плакала и плакала, да никто её не осуждал — принято было плакать, уезжая из дома родного. Вывели Голубу под руки и передали Воину. Посадил он её на своего верного коня, а затем и сам поднялся. Несколько честных его друзей сопровождали их, в том числе и Пётр, который выступал со стороны невесты, на которой обычно был отец. Гордяну забрали несколькими днями позже. Она не плакала, что вызвала гораздо больше обсуждения и перешептываний: «Негоже сухоглазой уходить! Неужто ей тут плохо жилось?! Да ей всё готовенькое приносили, нам всю душу изъела!..». Только Веста всё хваталась за рукава и юбку матери. Поначалу няньки уговаривали девочку отойти от Гордяны, но безуспешно. Затем Хавриса подошла и пыталась, взяв за руку, увести, но княжна, как неразумное дитя, отбрыкивалась. Даже отцовские уговоры не помогли, что видеть было донельзя чудно, ведь все знали любовь Весты к отцу. Только слова матери смогли её утихомирить. Гордяна присела к ней, равняясь с ней ростом, и прижала к себе. Веста ухватилась за её шею, стягивая платок и выбивая из причёски тщательно уложенные волосы, прося не уходить. Гордяна гладила её по спине, а затем отстранила дочь от себя, наклонившись ей над ухом и начиная что-то шептать. Никто не слышал, что она говорила Весте. Девочка шмыгала носом и заливалась слезами, но кивала на слова матери, соглашаясь с ней. В конце Веста вытерла рукавами своё заплаканное лицо и пуще прежнего закивала матери. «Умничка», — похвалила её Гордяна и поцеловала в лоб, поднимаясь с колен. Без тени печали и слёз на прекрасном лице, она вышла к будущему супругу. Хавриса хотела было взять под руку Весту, но та, не успела княгиня прикоснуться к ней, убежала внутрь терема. Обыденно невесты и оставались в дому своего мужчины, проводя остатки обрядов и саму свадьбу у жениха, но тут случай другой, из-за чего перед днём свадеб женщин вернули обратно. Да приехали они в терем княжеский и встретили их там родные. Пётр ещё несколькими седмицами назад начеркал в родные дома Голубы и Гордяны по грамоте, рассказывая их семьям, что вскоре перейдут они в дома другие, что рады они будут видеть на торжества своих родных. Голуба, как увидела мать с отцом, так на шеи к ним и бросилась, обнимаясь и целуясь. Вместе с Буриславом и Заремой приехала их младшая дочь Варна. Решили не только к средней дочурке на свадьбу пожаловать, но и младшей жениха присмотреть. Свадьбы ведь — это дело такое: одних поженишь, а другим судьбу найдёшь! Гордяну навестить приехал только боярин-отец. Только встретились и почеломкались они куда прохладнее, чем Голуба со своей семьей. А на следующий день начались свадебные ритуалы: невест поутру искупали, потом они мели двор, а затем начались торги. Домом жениха всё равно выступал княжеский терем, пусть потом женщин оттуда и заберут, потому это была лишь условность. Наблюдала Хавриса за всем происходящим, да не покидало её чувство деланности: подругами невест выступали служанки и няньки, домом жениха был их терем, за семью женщин выступала княжеская семья. Всё это было не их, не родное. Больше пяти лет назад, когда они с Петром были на свадьбе Людомира, все обряды казались такими искренними и правдивыми. Хаврисе хотелось, чтобы свадьбы Голубы и Гордяны были именно такими, но они напоминали ей её собственную свадьбу. Княгиня не любила вспоминать тот день, который обычно для женщин был счастливым и добрым. В том дне тоже было много притворства и наигранности. Перво-наперво это проявлялось в их отношениях с Петром. Благо сейчас всё изменилось и их чувства друг к другу стали совсем другими, изменившись в светлую сторону. Хавриса надеялась, что в дальнейших жизнях Голубы и Гордяны тоже будет светлая часть, а прошедшую жизнь в их доме они будут вспоминать с теплотой. На капище приехали большой свитой во главе с невестами и женихами. Сняли с женщин девичьи венки и водрузили на головы жемчужные короны. Встали пары вместе на коленях друг напротив друга, как и полагается, за плечи обнялись и лбами коснулись. Даровали великую честь проводить свадебный обряд княгине Хаврисе, потому стала она славления читать, прося богов даровать новым парам счастья. Повязали руки молодым повязками, выпили из братины, вкусили хлеба и одобрила княгиня от имени божьего новые союзы. Приехали во двор княжеский, руки молодым развязали и начался пир. Гуляли княжеские дружинники всю ночь, до самого утра. Только вот новобрачным нужно было последний свадебный обряд завершить. Воин довольно скоро увёл Голубу, подхватив ту на руки, со свадебного пиршества под общие одобрительные возгласы. Первослав с Гордяной ушли чуть позже под не менее громкие пения. А через день повезли Воин и Первослав новоиспечённых жён с их приданным в новый дом. Оказал им Пётр милость не являться ко двору целую неделю, дабы делами семейными занялись и не давали своим супружницам скучать. В утро отъезда суетились по двору люди: таскали в повозки богатое приданое, князь со своими подчинёнными общался, а недавние невесты, ходившие ныне замужние, с родными и друзьями прощались. Хавриса стояла вместе с Ерусланом и Вестой, ведь теперь они были целиком и полностью под её опекой. Княжна грустно наблюдала, как переносят материнские вещи в повозки. За день она толком ничего не сказала, лишь поздоровавшись и коротко отвечая на все вопросы. Княжич же выглядел куда более бойко, чем его сестра. Ему было гораздо интереснее о чём говорит отец с Воином и Первославом. Голуба говорила с Хаврисой и просила её следить за Ерусланом. Пусть все и знали, что Голуба является родной матерью княжича, теперь она не могла говорить с ним так свободна, как раньше. И всё же она продолжала надеяться, что сможет навещать сына по большим праздникам, приезжая вместе с супругом. Хавриса просила её не беспокоиться и устраивать семейную жизнь. Женщины даже обнялись перед расставанием, ведь долгое время вместе оставило след на их взаимоотношениях. Гордяна стояла поодаль, следя, чтобы все её вещи перенесли и не уронили. На груди её, где был повязан платок, красовалась подаренная супругом камея. Пётр, как и обещал, вернул украшение ей перед свадьбой. По завету Первослава, камея была на ней всю церемонию от начала и до конца. Убедившись, что все её вещи перенесли в целости и сохранности, она подошла к княжеской чете. Гордяна казённо поклонилась княгине и княжичу с княжной, благодаря за великодушие и заботу. На фоне растроганной и эмоциональной Голубы она выглядела слишком серьёзной. «Позвольте преподнести Солнечной Княжне прощальный гостинец», — неожиданно попросила Гордяна. Хавриса позволила, после чего женщина достала из складок одеяния небольшой платочек, связанный в кулёчек, и протянула девочке. Веста аккуратно, будто бы боясь, что подарок испарится при касании, взяла платок из рук матери. Она не решалась развернуть его, мня и пытаясь нащупать содержимое, потому Гордяна вскоре произнесла: «Лучше будет, если Вы откроете его, когда будете одна». Веста сжала гостинец, прижала к груди и кивнула, выдавливая из себя благодарность. Затем наступил тягостный момент расставания — Голуба и Гордяна покинули княжеский двор.