Если прилетит стрела твоего взгляда, то пронзит мою грудь и останется в сердце.
Кровопийца пьет кровь и лежит в крови…
Тот, кто вглядывался в лицо твоей души, остановил взгляд на твоих волосах: где бы ни наступила ночь — презренный спит там.
Если ты достигнешь порога судьбы моей, что будет, друг мой? Ибо не стыдится соловей, потому что он спит в райских садах роз…
Кто знает, сколько еще есть таких, как я, сраженных тобой?
И каждый из них теряет покой от твоих бед… *
***
Окрестности Стамбула, осень 1567 года Небо в окнах кареты приняло ярко-золотистый цвет. Последний луч заката блеснул на прощание, посыпав разноцветной пыльцой кружевные занавески на окнах, и исчез за горизонтом. Михрумах медленно отодвинула занавес и взглянула на дорогу. Мимо окон мелькали деревья и кустарники. Сначала быстро, затем все медленнее и медленнее, наконец, совсем перестав двигаться: экипаж останавливался для привала. Михрумах отодвинулась от окна и взглянула на евнуха и служанку, сидевших напротив: — Искендер, мы ведь уже недалеко от столицы. Стоит ли прерывать путь? На дорогах не опасно. — Ваша матушка велела нам передвигаться только днем, госпожа. Поверьте, так будет лучше, — ответил ага. Михрумах вздохнула и положила голову на спинку сидения, обитую светло-голубым атласом. Повернувшись к окну, она проговорила: — Так надоело сидеть и ничего не делать… А еще я очень соскучилась по дяде. — Вы ждали столько дней. Потерпите еще, — улыбнулся Искендер. Тем временем карета остановилась у обочины дороги. Михрумах встала с места и оправила складки на белоснежном платье. — Я пройдусь немного, — кивнула она Искендеру и стала выбираться из кареты. — Будьте осторожны, госпожа, — проговорил он и, открыв другую дверь, тоже вышел из кареты, чтобы дать стражникам, ехавшим следом, указания об охране госпожи и ее экипажа во время привала. Михрумах Султан остановилась у кареты и слегка поежилась от вечерней прохлады, опускающейся легким полупрозрачным покрывалом на дорогу и лес, темневший впереди. Девушка потянула носом свежий воздух и взглянула в просвет между деревьями, где еще пылали алым заревом последние отблески заката. — Госпожа. — Да, Нурие, — ответила Михрумах, не поворачивая головы. — Искендер-ага и стражники разводят костер. Вы голодны, госпожа? Если желаете — мы можем поужинать. Михрумах приложила руку к животу и только сейчас почувствовала, что хочет есть. Взглянув на светловолосую служанку, она улыбнулась и кивнула: — Да, Нурие. После легкого ужина Михрумах немного прогулялась вдоль леса, а затем вернулась в карету. Завернувшись в теплую бархатную накидку, молодая госпожа прислонилась щекой к мягкой стене, обшитой соболиным мехом, и прикрыла глаза. Из-под полуопущенных век она следила за серыми тенями стражников и Искендера, которые мелькали вдоль окон, устраиваясь на ночлег, и смотрела на звезды, усыпавшие небо хрустальной крошкой. Закрыв глаза, принцесса поглубже зарылась в бархат накидки, представив улочки и минареты мечетей Стамбула. Михрумах и сама не заметила, как сон захватил ее в свои нежные объятия, даря расслабление и отдых. На следующий день госпожа уже была в столице. Когда карета ехала по городу, Михрумах не могла усидеть на месте. Мимо окон мелькали вымощенные белым камнем улочки и кварталы, фонтаны для омовений с прохладной водой, торговцы и ремесленники, спешащие продать товар на рыночной площади, и горожане, бредущие по своим делам. Хотя Михрумах видела это уже много раз, очередной визит в Стамбул она воспринимала как маленькое приключение, ведь каждая поездка открывала ей город предков по-новому, с иной стороны. Наконец, карета въехала через ворота во дворец Топкапы и остановилась возле сада. Искендер первым вылез из нее и помог госпоже выйти. Несмотря на свой немолодой возраст и проседь в черных волосах, он был еще полон сил. Михрумах улыбнулась ему и, кивнув служанке, чтобы шла следом, направилась ко входу во дворец. Во внутреннем дворике после громкого приветствия Гюльоглана-аги, ставшего главным евнухом гарема вместо Сюмбюля-аги, который проживал в подаренном ему Михримах Султан особняке близ Эдирне, молодая госпожа остановилась, ожидая, пока слуги занесут ее вещи. Через некоторое время ей навстречу вышла Фахрие-хатун. Теперь она исполняла обязанности хазнедара гарема при Михринисе Султан вместо почившей несколько лет назад Афифе-хатун. — Госпожа, — поклонилась Фахрие, — добро пожаловать. — Спасибо, — улыбнулась Михрумах. — Повелитель ждет вас, госпожа. Вы пойдете к нему сейчас или прежде зайдете в приготовленные покои? — Сейчас, Фахрие. Пусть слуги отнесут мои вещи, а я пойду к повелителю. Не стоит заставлять его ждать, — проговорила принцесса. Фахрие махнула слугам рукой и отправилась следом за Михрумах Султан. Поднявшись по каменной лестнице на второй этаж, принцесса очутилась в длинном коридоре, в конце которого стояли два стражника, охранявшие покои падишаха. Как только Михрумах Султан и Фахрие-хатун подошли к нему, один из стражников учтиво поклонился и исчез внутри покоев султана, чтобы доложить о приезде госпожи. Через несколько мгновений он с поклоном пригласил принцессу войти. Мустафа сидел за столом и просматривал отчеты пашей, присланные с дальних границ. При появлении племянницы он встал из-за стола и прошел в середину комнаты. — Моя Михрумах, — улыбнулся он, протянув девушке руку для поцелуя, а затем крепко обнял ее. Оглядев принцессу, он добавил: — Машаллах, какая ты красавица! Она действительно была красива: темные локоны, карие глаза, невысокая, но отлично сложенная фигура. Лицом Михрумах была похожа на свою матушку Фетхийе Султан, однако карие глаза и кудрявые волосы унаследовала от отца — шехзаде Баязеда. — Благодарю, повелитель, — зарделась девушка. — Дорога была легкой? — Да, повелитель. — Как Баязед? Остальные шехзаде? — продолжал Мустафа. — Они в добром здравии, — улыбнулась Михрумах. — Ты приехала одна? Фетхийе не с тобой? — спросил падишах. — Матушка готовится к свадебной церемонии. Вы же знаете, она не из тех, кто упустит хотя бы одну мелочь, — ответила госпожа. — Твоя свадьба с Музаффером-пашой состоится весной? — Да. Хотя до нее осталось почти полгода, матушка начала подготовку уже сейчас. Я едва сумела уехать из Кютахьи, чтобы навестить вас, — проговорила принцесса. Мустафа улыбнулся. — Ты наверняка устала с дороги, Михрумах, — произнес он. — Отдохни, а вечером приходи на ужин в мои покои. — Благодарю, повелитель. Я непременно буду, — кивнула молодая госпожа. Поклонившись, она улыбнулась дяде и вышла из покоев. Отдав Фахрие-хатун указания о своих вещах, Михрумах медленно направилась по коридору в сторону гарема. Она с любовью смотрела на каменные стены и высокие оконные проемы, через которые пробивался дневной свет. Михрумах любила дворец Топкапы. Он хранил самые разные воспоминания, был свидетелем стольких эпох, видел взлеты и падения, слышал смех и слезы. Под его сводами рождались и умирали, любили и ненавидели, мирились и боролись, предавали и присягали на верность… И все это хранили его стены, проемы, двери, окна, белоснежный мрамор на полу… Михрумах дотронулась рукой до выступающего из стены камня, нагретого первыми солнечными лучами, и закрыла глаза. Казалось, дворец уже начал нашептывать ей свои старинные истории и легенды… За спиной девушки послышались шаги, заставившие ее открыть глаза и обернуться: к ней приближался высокий русоволосый юноша. — Мехмед! Как я рада видеть тебя! — улыбнулась Михрумах. — Сестра! — шехзаде подошел к девушке и обнял ее. — Не ожидала, что встречу тебя здесь. Почему ты не в санджаке? — спросила она, когда шехзаде опустил руки. — Отец хотел, чтобы я присутствовал на церемонии награждения янычар, вернувшихся из похода на Венгрию, а кроме того, я привез ему отчет из санджака, — ответил Мехмед. — Мы ждали тебя раньше. Почему ты так долго ехала? — добавил шехзаде. — Ради безопасности мы передвигались только днем. Это было желание матушки, — улыбнулась госпожа. — Ты уже была в новом розовом саду? — осведомился Мехмед. — Нет, не была. Я хотела для начала поприветствовать Михринису Султан, — ответила Михрумах. — Матушка поехала в мечеть Сулеймание. Она вернется к вечеру, — сообщил шехзаде. — Тогда я зайду в свои покои, а после спущусь в сад, — проговорила Михрумах. — Я буду ждать тебя, — ответил Мехмед. Улыбнувшись брату, госпожа продолжила путь, а шехзаде направился в сад.