Орден Чертополоха

Какой хоть сколько-нибудь амбициозный чиновник в Министерстве не стремится занять даже самую незначительную, но все же управленческую должность? А уж возглавить целый отдел или и вовсе стать Министром магии — вообще предел мечтаний для большинства. Такие заурядные мечты читались и в плутовских глазах честолюбивой дамочки по фамилии Амбридж, такой ароматной, приторной лилии, приблизившись к которой, однако же, доверчивый созерцатель рискует стать ее добычей. Не зря Шляпа в свое время определила ее в Слизерин. Если бы змея любила пить чай с пирожными, то выглядела бы как Долорес Амбридж.

Власть притягательна, открывает широкие возможности для чего угодно. Однако ни один из министерских управленцев даже и помыслить не смеет о той полноте власти, что имеет интеллигенция в школах чародейства и волшебства. Власть над юными, еще неокрепшими умами. Тесто, из которого можно вылепить что угодно, все зависит лишь от мастерства и фантазии пекаря. Все обычно удивляются, почему великий и могущественный Альбус Дамблдор не стремится возглавить Министерство магии, а довольствуется скромной, хоть и уважаемой должностью профессора трансфигурации. Дело в том, что благообразный учитель и без того давно имеет весомое влияние в пресловутом Министерстве, но именно здесь, в учебном заведении, может по-настоящему воздействовать на будущее магической Британии. Потому что дети — это завтрашний день. А кто способен влиять на их умы, тот и владеет будущим. И Дамблдор давным-давно это уяснил. Сколько его учеников уже трудится в том же Министерстве магии? Двое или трое? Сотни?

Власть этого выдающегося чародея подобна незримым нитям, их нельзя потрогать, регалии не определяют их толщину, но эти нити прочнее любого каната, их не разрубить даже самым хорошо наточенным топором. Министры магии сменяют один другого, звезда каждого из них стремительно загорается на небосводе и столь же стремительно гаснет. Альбус Дамблдор же, эдакий Цинциннат нашего времени, долгие годы остается негласным гарантом благополучия Хогвартса, а заодно и целой страны…

Летом окрестности Хогвартса с раннего утра до позднего вечера были залиты солнцем, чистое голубое небо отражалось на поверхности Черного озера, лужайки были усыпаны пушистыми ярко-желтыми одуванчиками, а птицы громко щебетали на деревьях, покрытых густой зеленью. Наступил июнь, а вместе с ним пришла пора экзаменов. Школьники нервничали из-за любой ерунды, наибольшей раздражительностью отличались пятикурсники, ведь им предстояло сдавать СОВ — первые серьезные экзамены в их жизни. Роланда стала просто невыносимой и срывалась на каждом, кто имел неосторожность о чем-либо ее спросить. Радости от обладания кубком по квиддичу как не бывало.

Минерва чувствовала лишь легкое волнение. Оно усилилось, когда на последнем в этом учебном году уроке трансфигурации декан раздал ученикам расписание экзаменов. Выглядел Дамблдор при этом неизменно спокойным и умиротворённым, словно его подопечные уже сдали все экзамены.

— Мистер Финниган, вы уже подготовили все необходимые шпаргалки? — лукаво поинтересовался он у Руперта, и класс взорвался смехом — все вспомнили, как когда-то на СОВ мадам Марчбэнкс изъяла у их непутевого однокурсника почти все шпаргалки прямо на экзамене. — На днях мне довелось услышать от пятикурсников, что в лавку «Зонко» завезли новые усовершенствованные самоотвечающие перья. Надиктовываешь такому перу хоть семисотстраничный труд — оно все запомнит и воспроизведет на бумаге в нужный момент. Вы уже приобрели хоть одно такое?

— Далеко не одно, профессор! — Руперт с гордостью продемонстрировал всему классу целую дюжину новеньких перьев-шпаргалок. — Еще в пасхальные каникулы прикупил в Лондоне на распродаже!

Минерва недовольно цокнула языком. Она была категорически не согласна с профессором Дамблдором в том, что изготовление шпаргалок является одним из видов подготовки к экзаменам. Минерва считала, что прилежно готовиться к ЖАБА следовало в течение всего учебного года, а то и последних пары лет. Лишь разгильдяй, по ее мнению, будет судорожно пытаться наверстать все упущенное в последнюю ночь перед экзаменом. И прочных знаний так и не приобретет.

Дамблдор пояснил, что ЖАБА им предстоит сдавать в течение двух недель, результаты придут уже в конце июня, а вместе с ними и документы об окончании школы.

В один из вечеров Минерва, ведя по Парадной лестнице первокурсников, успокаивала их накануне первых экзаменов и вдруг заметила в вестибюле небольшую группу важных на вид волшебников самых разных возрастов. Это были члены Волшебной экзаменационной комиссии, и Диппет с Дамблдором радушно приветствовали их, приглашая пройти с ними в учительскую выпить чаю с дороги. Первокурсники не на шутку перепугались, увидев незнакомых людей, но Минерва отвела детей в сторонку и успокоила словами, что это всего лишь прибыла экзаменационная комиссия для проверки знаний старшекурсников.

Минерва узнала всех экзаменаторов, поскольку они же принимали у нее СОВ два года назад. Новым лицом среди них оказалась мисс Амбридж, которую мадам Марчбэнкс представила директору Диппету как свою незаменимую помощницу на экзаменах.

— Мисс Амбридж побудет у нас вместо Прытко Пишущего Пера и поможет фиксировать решения и замечания членов комиссии, — пояснила Марчбэнкс и фамильярно погладила розовощекую Амбридж по пухлому плечу. — Вы же не против, Долорес? Признаюсь, что без вас я как без рук! Лучшего секретаря мне не найти на всем белом свете! Даже не знаю, что я буду без вас делать, когда вас повысят по службе…

Амбридж в ответ лишь заискивающе заулыбалась.

ЖАБА, вопреки некоторым опасениям, сдавать оказалось заметно легче, чем СОВ. Объяснялось это тем, что дисциплин в этот раз приходилось сдавать почти в два раза меньше, и это были те предметы, что учащиеся выбрали сами еще в начале шестого курса. Вдобавок экзаменаторы явно считали семикурсников уже вполне себе сформировавшимися личностями и предпочитали вести с ними скорее непринужденную беседу практически на равных, нежели устраивать допрос с пристрастием. Это весьма успокаивало и настраивало на нужный лад.

Минерва с легкостью сдала экзамен по заклинаниям, на котором ее лишь попросили применить несколько сложных чар невербальным способом. Она давно поймала себя на том, что настолько привыкла к невербальной магии, что уже даже стала лениться произносить заклинания вслух.

Чуть сложнее оказалось на травологии, где пришлось при помощи беспалочковой магии одолеть целую дюжину манящих лилий, которые в этот день оказались в очень дурном расположении духа и потому особенно неистово пытались отравить своим запахом всех экзаменуемых. Так Руперт не справился с заданием и на глазах у экзаменационной комиссии упал в обморок, одурманенный ароматом хищных цветов. Мисс Амбридж едва не хлопнулась в обморок вслед за ним, напуганная столь суровым, по ее мнению, зрелищем. Профессор Бири, желая отвлечь экзаменаторов от инцидента с Рупертом, пригласил их пройти в теплицу с самыми опасными и капризными растениями, дабы явить результаты кропотливой двухлетней работы его любимой ученицы Помоны Спраут.

— Почтенная публика! — на театральный манер воскликнул он, и некоторые ученики не удержались от улыбок — Бири все чаще путал школьную аудиторию со сценической площадкой. Школьники предпочитали эти причуды списывать на старческий маразм профессора. — Теперь у вас тем более не имеется ни единого вопроса к моей трудолюбивой ученице, и она заслуженно получит свой высший балл?

Все до одного экзаменаторы не имели вопросов к Помоне, оставшись под большим впечатлением от ее любимых поющих фиалок, торжественно исполнивших государственный гимн Британии. Расчувствовавшаяся мадам Марчбэнкс даже украдкой смахнула слезинку. По окончании экзамена Помона выглядела как никогда прежде довольной и даже не обращала внимание на насмешки Паркинсона и Булстроуда, весь остаток дня при встрече с ней горланивших «Боже, храни королеву».

— Подумать только, нами управляет магла! — буркнул Паркинсон, когда они всем курсом направлялись на обед. — С самой настоящей короной на голове! О коронации даже в «Ежедневном пророке» писали…

— Управлять-то управляет, но не столь безгранично, как тебе представляется, — заметил Булстроуд. — Королева в большей степени сегодня — лишь дань традициям, которые весьма важны даже для наших маглов. Традиции, на которых веками зиждется наша страна. Так что нам, волшебникам, все же стоит быть снисходительными… И, между прочим, магловский премьер-министр всегда считается с мнением нашего министра магии. Ты бы это хорошо знал, если бы все-таки ходил на уроки магловедения.

О том, что Булстроуд с шестого курса посещал магловедение, Минерве стало известно от Дэвида, который также, по совету отца, выбрал себе данный предмет на старших курсах. «Во многом благодаря непосильному труду шахтеров-маглов Булстроуды нажили свое состояние, — пояснял Дэвид. — Понятно, что Милтону хотелось узнать больше об этих самых маглах».

— Сдалось оно мне! Стал бы я еще тратить время на все эти магловские заморочки! А ты после двух лет вонючего магловедения того и гляди вместо грифа превратишься в магла! — отмахнулся Паркинсон, кажется, совсем не стеснявшийся своего невежества, но замолчал, когда Минерва на него шикнула.

На защите от темных искусств уже не было столь легко, как на предыдущих экзаменах. Практическая часть предполагала проведение дуэлей, и Минерве в пару поставили Дэвида. Она настойчиво попросила друга не щадить ее во время поединка и показать комиссии все свои умения. Дэвид кивнул, но на поле боя все равно сражался вполсилы. Тогда Минерва атаковала его со всей яростью и неистовостью, и он явил во всей красе все свои умения, да так, что экзаменаторы затаили дыхание, наблюдая захватывающее зрелище. Дэвид был хорош как никогда прежде, беспалочковые атаки давались ему с легкостью, играючи — вечерние тренировки с Риддлом не прошли даром. Движения же Минервы отличались сегодня некоторой скованностью — недавняя травма на квиддичном поле давала о себе знать, и целитель сказал, что понадобится еще несколько месяцев для полного восстановления. Все еще нездоровая Минерва не смогла вовремя отразить огонь, который в нее послал Дэвид, и стихия опалила рукав ее мантии. Дэвид в мгновение ока применил заклинание Акваменти и загасил огонь.

Профессор Тофти, пребывая в восхищении от увиденного, обратился к Дэвиду:

— Мистер Лонгботтом, вы блистательны как никогда прежде! Ваш прогресс со времен СОВ виден невооруженным глазом! Ваш уважаемый отец может вами гордиться! Хочется лишь пожелать вам дальнейших успехов на профессиональном поприще. Не сомневаюсь, что наша страна будет находиться под надежной защитой, пока ее будут охранять такие таланливые молодые люди, как вы!

Дэвид горячо поблагодарил экзаменаторов и выразил отдельную признательность профессору Риддлу, на что тот сдержанно кивнул.

Мисс Амбридж утерла со лба пот розовым кружевным платочком и заметила, что в подобных поединках школьники подвержены опасности получить серьезные травмы. Не зря некоторые чиновники в Министерстве предлагают убрать столь опасные дуэли из школьной программы. На это мадам Марчбэнкс лишь со смехом заявила, что хорошая практика еще никого не убивала, и лучше подросток получит травму в стенах школы, нежели позже в реальном сражении с врагом покалечится или даже погибнет.

— Мадам, о каких сражениях речь? О каких врагах? — в ужасе заверещала Амбридж. — Да упаси нас Мерлин! Мы живем в самое мирное и благополучное время! Всем войнам пришел конец! Да-да! Никогда ничего столь кошмарного не должно повториться — об этом громко заявил в сорок пятом году наш уважаемый министр Леонард Спенсер-Мун. А подобные дуэли, да еще с применением огня, способны склонить школьников к агрессии и насилию! И профессор Риддл не может этого не понимать…

— Полно, Долорес! — мягко прервал Амбридж профессор Тофти. — Нет здесь никакой агрессии, юные волшебники лишь продемонстрировали академический уровень владения боевой магией. Просто красивое зрелище, не более того! В реальных же сражениях, которые порой имеют место быть даже в мирное время, вы судорожно схватитесь за палочку и в лучшем случае успеете применить щитовые чары, которыми должны владеть в совершенстве как раз благодаря школьным дуэлям. Дуэли в Хогвартсе просто необходимы — так считал еще сам Годрик Гриффиндор. Или вы и с ним готовы вступить в горячий спор?

Осаженная Амбридж скрестила руки на груди и надулась, напомнив в этот момент небольшую молодую жабу. Профессор Тофти перевел взгляд на Минерву, и Риддл что-то прошептал ему на ухо, и тот понимающе кивнул.

— Профессор Риддл сообщил, что мисс Макгонагалл сегодня немного не в боевой форме, потому что чуть больше недели назад она получила серьезную травму во время игры в квиддич, однако же принеся своей команде оглушительную победу, — сказал Тофти, — что не может не вызывать восхищение. Мисс Макгонагалл, а вы не покажете нам своих Патронусов? За дополнительные баллы, которые вам, согласитесь, не помешают для высшей оценки. Профессор Флитвик сегодня обмолвился, что вы умеете создавать сразу несколько Патронусов одновременно — редкое умение, говорящее, в том числе и о том, сколь много счастливых воспоминаний имеет в своем арсенале создающий Патронусов маг. Оттого особенно любопытно лицезреть магию настолько счастливого и довольного жизнью человека.

Минерва с энтузиазмом взялась выполнить одно из своих самых любимых заданий. Стоило ей звучно произнести заклинание Патронуса, как из кончика ее палочки одна за другой выскочили четыре разных кошки: крайне подвижный сфинкс одним прыжком преодолел расстояние до профессора Тофти и уселся подле него, гибкая сиамская свернулась клубком рядом с мадам Марчбэнкс, своенравная персидская вальяжно прошла мимо Амбридж и взмахнула пушистым хвостом у самого носа той, а британская короткошерстная, задрав хвост трубой, неторопливо прошлась, присела рядом с Риддлом и попыталась потереться о его руку. Экзаменаторы признали кошачий квартет весьма харизматичным.

На трансфигурацию Минерва шла, готовясь превратить что угодно во что угодно, совсем как ее прабабушка. Ну или хотя бы показать свои неплохие начинания в данном направлении. Но когда их курс пришел на экзамен, то обнаружил посередине класса огромный стол со столешницей в виде шахматной доски, заваленной осиновыми веточками. Профессор Тофти загадочно переглянулся с профессором Дамблдором и сообщил, что экзаменационная комиссия решила предложить ученикам выполнить весьма любопытное творческое задание: каждый экзаменуемый должен был превратить ветку в ту или иную шахматную фигурку. При этом фигурки должны были получиться абсолютно живыми, наподобие тех, что можно было купить во «Флориш и Блоттс» за десяток сиклей. Тофти, потирая свои жилистые узловатые ручки, пояснил, что после экзамена комиссия хотела бы провести славный вечер за чаем и игрой в волшебные шахматы. Каждый ученик вытянул билет с названием фигурки, которую ему и требовалось создать.

— Шахматы — одна из немногих игр, в которую с равным удовольствием играют как маглы, так и маги на протяжении многих веков — на уроках магловедения вам наверняка об этом рассказывали, — важно произнес профессор Тофти, поправив пенсне на носу. — Вся наша жизнь — это вечная борьба. Борьба противоборствующих лагерей. Белых и черных. Светлой стороны с темной. Добра со злом? Это уже по вашей части, не так ли, профессор Риддл?

Риддл кивнул, но лицо его являло собой непроницаемую маску вежливости, так что оставалось только догадываться, о чем он думал на самом деле.

Руперт вздохнул с облегчением, прочитав содержание своего билета. И тут же вызвался отвечать первым, поскольку ему выпала, по его мнению, самая простая фигура в игре. Он без долгих раздумий трансфигурировал осиновую ветку в самую примитивную белую пешку. Выполнена она оказалась весьма схематично, топорно и вяло передвигалась с одной клетки на другую, через раз реагируя на громкие команды игрока. Экзаменаторов раздосадовало столь небрежное выполнение учеником задания. На экзамене уровня ЖАБА от школьника явно ожидали более изощренного и искусного колдовства.

— Пешка? Кто бы сомневался? Расходный материал в игре! — Паркинсон отпустил едкий комментарий в сторону Руперта, занявшего свое место рядом с остальными учениками. Его замечание не осталось без внимания мадам Марчбэнкс.

— Между прочим, каждая фигура важна в игре, что бы вы там себе ни думали. От пешки до короля. Да, мистер Паркинсон, это так, не ерничайте, — отдернула она, и тот перестал усмехаться в кулак. — У пешки есть возможность стать другой фигурой, в том числе и конем. Кстати, вам, голубчик, в билете как раз конь и выпал? Не порадуете нас своими умениями?

Паркинсон несколько раз витиевато взмахнул волшебной палочкой, и веточка перед ним превратилась в вороного арабского жеребца, который при каждом передвижении по шахматной доске начинал громко ржать.

— Коняшка? — теперь пришла очередь Руперта дразниться. — Это что же, на тебе всю жизнь кто-то ездить будет? Посильнее фигура тебе так и не выпала? Тура или королева?

А тура досталась Булстроуду. Тут комиссия уже с заметным интересом рассматривала результат ученической работы. И не зря, поскольку Булстроуд постарался: его фигурка действительно представляла собой уменьшенную копию осадной башенки с катапультами. На башне можно было, прищурившись, разглядеть крохотных воинов с луками и стрелами в руках. Передвигалась тура по игровому полю при помощи лебедки, и игроку не требовалось даже произносить вслух команды, ибо фигура буквально угадывала его намерения.

— Штурмовая башня с незапамятных времен являлась эффективным вооружением, применявшимся при осаде крепостей, — пояснил с видом знатока Булстроуд. — Особенной популярностью пользовалась в Средневековье. На одной такой могли помещаться две сотни лучников, а также одиннадцать катапульт. В шахматах считается тяжелой фигурой. Впечатляет, не правда ли?

Экзаменаторы действительно остались под впечатлением, а Дамблдор лишь лукаво поглядывал на одного из своих лучших учеников, совсем не удивленный серьезным подходом того к делу.

Дэвид наколдовал аккуратную фигурку белого рыцаря в доспехах, которая послушно ходила по диагонали только по белым клеткам. Чертами лица рыцарь разительно напоминал Чарльза Брэндона, за что работа Дэвида удостоилась одобрительных возгласов экзаменаторов.

Пришел черед Августы. Ее королеву в роскошном красном платье, с короной на копне темных волос можно было легко принять как за злую средневековую ведьму, так и за роковую даму Анну Болейн, печально известную супругу Генриха VIII. Фигурка величаво передвигалась и по диагонали, и по горизонтали, и по вертикали. «О боже, сохрани же нашу королеву! Осторожнее, Ваше Величество, враги не дремлют!» — съязвил Булстроуд, когда Августа проходила мимо него, самодовольно вздернув подбородок.

Cтатного, широкоплечего короля Генриха VIII на радость всем присутствующим сотворил Джозеф Смит. Помона же поставила рядом с его фигуркой тоненькую, почти невесомую фигурку покорной белокурой Джейн Сеймур, любимой жены короля.

Очередь дошла до Минервы. Согласно билету, ей было предоставлено право самой выбрать фигуру. Одним взмахом палочки она создала целую команду белых и черных пешек, которые стройными рядами заняли свои позиции для игры. Экзаменаторы подались вперед, чтобы получше рассмотреть каждую фигурку. И разглядывать действительно было что: каждая пешка представляла из себя того или иного обычного человека со своим запоминающимся лицом, своим нравом, настроением. Здесь были и предприимчивые фермеры, и чумазые шахтеры, и сердобольные гувернантки, и даже убогие оборванцы из беднейших лондонских кварталов. Одни пешки выглядели решительными и так и рвались в бой, другие позевывали, а третьи с опаской поглядывали на учеников и экзаменаторов в ожидании команд.

— Я считаю пешки весьма интересными фигурами, обладающими огромным потенциалом в игре. Некоторые с пренебрежением относятся к этим фигурам, воспринимают их как нечто незначительное, обезличенное, но если приглядеться к пешкам повнимательнее, то можно увидеть в них конкретных людей со своими удивительными характерами, своими судьбами. Да, одна пешка уйдет из игры, и вы даже не придадите этому особого значения, — Минерва указала на фигурки простых работяг, которые поклонились зрителям и шагнули вперед на одну клетку, — другой же суждено дойти до самого конца, стать сильной фигурой и оказать значительное влияние на ход истории, — все взгляды оказались устремлены на темную, поначалу совсем неприметную фигурку Томаса Кромвеля. — Необходимо понимать, что и слабенькие пешки имеют значение, каждая из них — это винтик в сложной системе. Даже самый простой и неприметный человек важен. Ценен никому не нужный обитатель магловского приюта, — она невольно задержала взгляд на Риддле, а затем посмотрела на Амбридж, на лице которой читался скепсис, — и заурядный на первый взгляд клерк. И королю, и королеве лучше всегда знать о всякой пешке в их королевстве, ведь та в жизненно важный момент должна будет пойти в бой за своего самодержца. Пока важнейшие фигуры на шахматной доске будут помнить о каждой пешке, они останутся истинными государями.

В аудитории послышались аплодисменты. Минерва больше всего переживала именно за экзамен по трансфигурации, поскольку боялась подвести своего наставника и хотела показать себя в лучшем свете. Но, кажется, все прошло благополучно, она достойно выдержала экзамен, а министерская комиссия в сопровождении Дамблдора удалилась пить чай во вполне себе благостном настроении.

Минерва чуть задержалась у кабинета трансфигурации, в очередной раз напомнив своей группе о дате и времени их последнего экзамена. После этого однокурсники поспешили в Большой зал на ужин — после столь напряженного экзамена аппетит у всех разыгрался нешуточный.

Последним кабинет трансфигурации покинул профессор Риддл. Остановив взгляд на Минерве, он со сдержанной улыбкой сказал:

— Ну что же, поздравляю, мисс Макгонагалл! Фигурка Кромвеля удалась вам на славу! Вы достойно сдали сегодняшний экзамен. Да и все предыдущие, как я слышал, тоже. Если что, я поставил вам достаточно высокий балл на защите от темных искусств, выше выставил только мистеру Лонгботтому, но вы и сами понимаете, что так справедливо и честно…

— Конечно, профессор, это справедливо. Благодарю! — она улыбнулась краешками губ и собралась проследовать за однокурсниками в Большой зал. — Мне пора!

Но Риддл остановил ее:

— Вы не проводите меня до моего кабинета?

Зачем? Ей нужно было быть сейчас со своей группой…

— Но, профессор, мне необходимо…

— Прошу вас! — настаивал Риддл и тут уже тише добавил: — Мы же с вами так тогда и не договорили, правда?

Когда? Минерва в недоумении воззрилась на него.

— В день буйного цветения колокольчиков, — вкрадчиво пояснил он, и Минерва заметно напряглась.

Колокольчики в упомянутый день и правда цвели буйным цветом, а она тогда сказала Риддлу о своей любви. Но Минерва полагала, что их разговор тогда все же окончился, даже несмотря на кажущуюся недоговоренность. Вернулось чувство неловкости. У Минервы моментально вспотели ладони.

Они двинулись в направлении кабинета по защите от темных искусств. Молчание тяготило, и Минерва сочла, что у нее появилась возможность изменить к лучшему положение, в которое сама себя загнала тогдашней неловкой беседой, так что она сбивчиво заговорила:

— Прошу меня извинить за тот день, за те слова. Я тогда была несколько не в себе и наговорила глупостей…

— Глупостей? — Риддл удивленно приподнял бровь.

— Да, пожалуйста, простите мне мою несдержанность тогда. Все это сумасшествие студентки перед экзаменами… Весна свела с ума! Я, разумеется, сейчас уже не думаю так, как в тот день…

— В самом деле?

Стало так стыдно, и Минерва уже готова была позорно убежать.

— Я вела себя самонадеянно. Не знаю, что на меня тогда нашло… Простите, мне нужно к моему декану!

И она развернулась было, чтобы следовать теперь уже в направлении учительской, но тут Риддл внезапно схватил ее за руку, сжал запястье. Минерва остановилась и устремила на него растерянный взгляд. Его черные глаза блестели, и в них появилось нечто такое, от чего Минерву бросило в жар. Риддл распахнул дверь в свой кабинет и пригласил ее войти. Ей не осталось ничего иного, кроме как подчиниться.

Риддл неторопливо прошелся до профессорской кафедры и занял ее. Чуть расслабил на шее туго завязанный темно-зеленый галстук, а затем как бы невзначай спросил:

— У вас остался последний экзамен? Наверное, зельеварение? — Минерва кивнула. — Это сущий пустяк. Для вас определенно. Считайте, вы уже сдали все экзамены, почти выпускница и...

Она не понимала, почему Риддл ей об этом говорит. Пустословие было не в его стиле.

— У вас буквально через пару недель будет на руках такой же документ об окончании школы, что и у меня, — спокойно продолжил он и словно что-то прикидывал в уме. — Формальности практически соблюдены. Если вас они, конечно, волновали. А вас они, несомненно, волновали.

Ей вдруг стало как-то не по себе.

— Это не глупости — то, о чем вы мне сказали тогда, — выдержав паузу, произнес Риддл глубоким голосом, который Минерва раньше не слышала. Затем указал ей на стул. — Вам лучше присесть, Макгонагалл. Я поразмыслил над тем, что вы мне рассказали, и готов поделиться своими соображениями.

— Профессор, не стоит обо всем этом даже думать! Это неважно… — она проигнорировала его приглашение присесть.

— Важно! Теперь уже я попрошу вас выслушать меня. Вы все же присядьте, речь пойдет о полетах без метлы, — настоял он, и Минерва повиновалась. — Насколько я заметил, вы учли сказанное мной в марте. Вы вышли из строгих рамок бытия, которыми сами себя ограничивали, которыми ограничивало вас окружение. Мой урок, посвященный Афинской школе, не прошел зря. В своих попытках взлететь вы сдвинулись с мертвой точки. Вам удалось выйти за границы. По-настоящему сильная магия не терпит границ, она всеобъемлюща, может принимать самые разные формы. А столь мощная магия как полет так трансцендентна! И вы испытали это на себе! — Риддл не дал Минерве возразить. — Но тут же, увы, споткнулись. Споткнулись о существующие предрассудки, ограничения, навязанные обществом, религией. И это завело вас в тупик, не дало дальше с успехом продолжить начатый путь. Теперь вам нужно вновь выйти из узких рамок, высвободиться из пут. Совсем как талантливый османский инженер Ахмет Челеби в свое время. Этот неисправимый романтик, вдохновившись трудами Леонардо да Винчи, поспорил с самим Всевышним, заявив, что летать может быть дано не только птицам. Его делали счастливым одни только эти дерзкие мечты и вера в безграничные возможности человека. Человек Ренессанса, страстный и раскрепощенный! «Спятивший чернокнижник, воспаривший над Босфором!» — со злостью твердили невежественные современники, а сами в душе безумно завидовали его счастью. Ведь когда человек счастлив, то он готов летать. А что есть счастье? Счастье — это полная свобода, свобода от страхов. Это чувство сопровождает вас, когда вы добились своего, когда сбылось ваше заветное желание. Это чувство наделяет человека невероятной силой, которая способна взметнуть его к небесам.

Он замолчал и наблюдал за ее реакцией. Минерва слушала, боясь шелохнуться.

— На самом деле вы сейчас одновременно и близки к счастью, могущему вознести вас в небеса, и далеки от него. Я понимаю, вы ко мне неровно дышите, а запретный плод сладок, не так ли, Минерва?

Ей решительно не нравилось то, в какую сторону клонил Риддл.

— Как я уяснил, для преодоления сложностей со стадией собственно полета вам нужен я. Вы юны, впечатлительны, а я… Это вполне естественно, что старшекурсница увлеклась молодым привлекательным преподавателем ненамного старше ее самой. И увлеклась сильно! Я вас весьма заинтриговал. Вы воспылали ко мне страстью, да такой, что вспыхиваете, как спичка, от малейшего моего прикосновения. Вот только желание ваше остается нереализованным, и это тормозит всю вашу практику полетов. Лучший же способ побороть желание и идти дальше — реализовать это желание. Человек обременен условностями общества, вынужден исполнять ту или иную социальную роль. Свои роли играем и мы с вами, хотя если взглянем на все по существу, то обнаружим, что я лишь мужчина, а вы женщина. Все просто. Адам и Ева, если вам будет угодно. И путь к свободе не так сложен, как кажется. Для полета вам требуется еще одно сильнейшее впечатление, и хорошо если оно будет связано со мной… Счастье от обладания предметом вожделения окрыляет. Выражение «на седьмом небе от счастья» не пустое для волшебника, поверьте.

Минерва не могла оторвать взгляд от него, не могла пошевелиться, она словно приросла к стулу, на котором сидела. А между тем Риддл добавил так непринужденно, словно любая проблема на свете могла быть с легкостью решена:

— Ну так вот, Минерва, я весь ваш. Раз так нужно. Химия, возникающая между мужчиной и женщиной, способна дать мощный импульс в тех или иных начинаниях, в состоянии снести на своем пути многие преграды. Алхимики давно об этом пишут…

— Вы же не имеете в виду…

Она не ослышалась, и ей только что на полном серьезе было сделано… непристойное предложение? В прошлую их встречу Минерва раскрыла перед этим мужчиной свое сердце, он же… Он словно забыл сказанное ею или трактовал все в ином, превратном смысле. Не поверил в чистоту и серьезность ее чувств, предпочтя низвергнуть их до уровня чувственного влечения?

— А что такого? — на лице Риддла читалось искреннее недоумение. — Вы ведь еще ни разу не были с мужчиной, который был бы способен вас по-настоящему взволновать, вознести до самых вершин блаженства? Подарить неповторимое чувство свободы, помочь достигнуть того самого желаемого состояния благоговения. Ну так вот, вам предложено почувствовать себя женщиной в полной мере, женщиной желанной. Это важный опыт, поверьте. И важно, кто вам этот опыт подарит. Вы совершеннолетняя волшебница, скоро станете равной мне по положению, так что разница между нами сойдет на нет. Простой школьный учитель и рядовая министерская работница… Звучит обыденно и даже скучно. Но вам так будет проще, правда?

Она не верила своим ушам. Ведь не мог он в самом деле говорить ей такие неприличные вещи?

— Скольким студенткам вы предлагали подобное? Это полное бесстыдство с вашей стороны! — Минерва резко встала со своего места.

— Почему же? Представьте себе, вам одной. Женщин мне и среди ровесниц хватает, так что с личной жизнью у меня все в полном порядке. Но я готов помочь вам. Предлагаю оптимальный способ решения задачи, — Риддл на мгновение задумался. — Тот платок, что я подарил вам на Пасху… Он у вас с собой?

Минерва густо покраснела. Конечно, всегда с собой. Риддл покачал головой, будто в чем-то убедился.

— Признайтесь, Минерва, что вы не единожды подносили его к губам, грезя при этом обо мне, желая меня…

Она стыдливо опустила глаза. И теперь сильно пожалела, что вообще не сожгла этот платок в Адском пламени.

— Вы надушили его косметическим средством компании Тагвуд, оно еще с афродизиаком. «Волшебная ночь»? С этим зельем несколько месяцев возилась моя подруга Августа… — Минерва вытащила из кармана платок и положила на стол. — Было подло с вашей стороны так использовать данное средство…

— Но ведь сработало? «Одна капля «Волшебной ночи» и весь мир у ваших ног» — таков свеженький рекламный слоган данной новинки. Сотрудники лаборатории Тагвуд явно вдохновлялись историей французского парфюмера Гренуя, — невозмутимо продолжил Риддл. Сын своей матери, затащившей мужчину под венец при помощи Амортенции! — Это приворотное зелье отлично сработало: оно усилило ваши чувства, помогло вам достичь нужного состояния, и вы сумели сделать несколько маленьких шажков по воздуху. Все так?

Все так. Возразить было нечего. Глаза Риддла горели торжеством. Он знал ее как облупленную. Прирожденный учитель или жутчайший маньяк? Жан-Батист Гренуй: гениальный парфюмер или всего лишь гнусный убийца?

— Гренуй плохо закончил свой жизненный путь, — саркастически заметила Минерва. — Желая создать аромат истинной любви, в жизни он так и не познал эту самую любовь. Глубоко несчастный человек!

И тут Риддл вышел из-за кафедры, приблизился к Минерве и нежно провел рукой по ее щеке. Как дуновение ветерка в жаркий полдень! Минерва резко отпрянула от Риддла, как от прокаженного. Как от змея со сладким голосом и искусительными речами. Ни стыда у этого человека, ни совести! Убить его мало! И за что она только его полюбила?

— Как вы посмели сделать мне столь непристойное предложение? Сочли, что раз я в вас влюблена, то меня можно и к непотребствам склонить? — Минерва просто задыхалась от негодования. — Я, конечно, сама виновата, что не сдержалась и разоткровенничалась тогда, но вы… За кого вы меня принимаете?

У Риддла был такой вид, словно его весьма забавляло возмущение с ее стороны.

— За трезвомыслящую особу. Исключительно талантливую волшебницу. Хоть и юную, но весьма зрелую умом девушку. Вы подумайте спокойно, Минерва. Я предельно честен с вами сейчас. А вы ведь цените прямоту и честность? Я мог легко вас соблазнить, напев серенад о великой любви к вам, и добиться нужного результата, но я не желаю вас обманывать. Хочу, чтобы вы сами приняли решение. Отринете ли вы общественные ограничения, выйдете за пределы должного и воспарите в небо, как ласточка, или так и останетесь в плену стереотипов, как и большинство людей…

У Минервы стоял ком в горле, слезы уже подступали к глазам, она сдерживала себя изо всех сил.

— Хотели оскорбить меня в ответ на мое признание в любви? — Минерва с презрением сузила глаза. — Посмеяться надо мной, моими чувствами? Развлечься? Показать, что путь к вашему сердцу для меня закрыт, что нормальные человеческие отношения мне с вами не светят, и мне стоит рассчитывать лишь на постыдную связь с вами?

Она говорила низким гневным голосом. Риддл же улыбался, как если бы выслушивал пустяковые жалобы несмышленого ребенка. Так улыбаясь, он глумился над ней. Показывал свое пренебрежение к ней как к женщине, демонстрировал свое несерьезное отношение к ней, его не заботило ее целомудрие. Слушал вполуха все, что она говорила, поскольку извлек из кармана мантии небольшую темно-зеленую бархатную коробочку и вложил ее в руки Минерве со словами:

— Возьмите! Закрепите ею волосы на выпускной вечер. Камни, между прочим, того же оттенка, что и ваши глаза.

Минерва шла по коридору, не разбирая дороги, не обращая внимания на учеников, желавших что-то спросить у нее.

Ей словно плюнули в душу. Щека, которой Риддл мягко коснулся, горела безумным огнем. Огнем стыда и похоти.

Минерве казалось, что если бы Риддл просто отверг ее, сказал, что она его не интересует, то это не ранило бы ее так сильно, как то, что он наговорил ей только что. Человек не знавший любви, потому не умевший ее принять или достойно отклонить. Выстраивавший вокруг себя высоченные стены цинизма и расчета. Предельно честен? Как же! Закрылся на дюжину замков, а ключи выбросил в океан!

Нет, она не будет плакать из-за него! И вторую щеку ему не подставит! Пошел он ко всем чертям со своими «прямотой и честностью»! С глаз долой — из сердца вон!

И только уже взбежав по лестнице в спальню девочек, Минерва обнаружила, что крепко сжимает в руке коробочку, что дал ей Риддл. Вещь, от которой следовало сразу же отказаться. Чего Минерва не сделала.