И дольше века длится день

      Утро началось замечательно! За ночь Генрих, Женёк и Жан склепали что-то вроде стенгазеты: посреди сочиненные Жаном стихи, переписанные красивым почерком, по бокам от руки нарисованные виньетки и фотографии из семейной жизни (весь цветной картридж извели у принтера…), Женёк проявил немалый талант флориста, сооружая что-то вроде арки, во все найденные банки — на заборе сушились себе трехлитровые, для предстоящей стерилизации, под молоко, — напихали полевых цветов, так что с утра Аглая Никифоровна вышла под марш Мендельсона, сымпровизированный Генрихом на губной гармошке, в настоящее цветочное раздолье…       Жан вспоминал, как он однажды для Ольги скупил чуть ли не целую оранжерею посередь зимы… Тогда она была тронута, кажется, хотя, возможно, играла. Просто более талантливо, чем сейчас. А может быть, искренне… А может быть, хотела верить, что искренне тронута… Кстати, Ольгин день ведь скоро. Именины. Гм. Ну посмотрим. Сергею надо в любом случае напомнить. И сегодня позвонить им, поздравить! Жан позволил себе легкую ехидную улыбку.       Генрих, облаченный в светлые брюки, толстовку и с венком из цветов на голове повез жену на службу. Алгая тоже была в светлом платье и венке… — Знаешь, что напоминает? — сказал Жан. — Помнишь… а, ты, наверное, и не знаешь, такой мультфильм был, «Дед Мороз и лето»? Скажи, Генрих похож?.. «Вот оно какое, наше лето…» Женёк сдавленно захрюкал. — Чего ж, помню, нам его в детском саду показывали! Похож! Ну вы и ехидный, дядь-Жан… А чего… мне нравится… — Трогательно, — вздохнул Жан. — Вот, смотри и учись, какая должна быть семья. — А мы с ними не поедем?.. — Я, гм, католик, а ты что, вдруг уверовал? — Ну-у… Типа праздник же, а потом… Я думал, больше вообще не смогу в церковь-то зайти… — По этому вопросу есть разные мнения. Жень, ты был обращен без своей воли, это по всем законам божеским и человеческим не может считаться преступлением, почему тебе нельзя зайти в церковь, если хочется? Вопрос в том, что если не хочется, то, может, и не надо?.. Гм, там, м-м, открывается такая прорва осложнений… Искать попа из наших… ну, Аглая подскажет, конечно, приличного, но кататься далеко придется, а потом… — Чего, и батюшки из наших бывают?! — совсем испугался Женёк. — С ними тоже случаются разные неожиданности. Бывают. Некоторые, правда, считают себя не вправе продолжать, э-э, профессиональную деятельность, слагают сан, уходят из монастыря, если монахи, другие ограничивают себя в перечне исполняемых обрядов, другие считают, что это всё условности… Я не знаю, я не богослов! Когда в Москву приезжал монсеньор Швери, я ездил на мессу. Отличия, конечно, есть… Но я не богослов! Мне сказали, что так можно, папой поставленный кардинал сказал — почему я должен не верить?! Моя семья… Прежняя семья. Когда я был жив. Католическая. Мы были дворянами… Когда-то. Очень давно. Во время Французской революции… выжили не все, поэтому отрекаться от католичества… Тогда за это преследовали, убивали пасторов, прихожан, тем паче дворян… Было бы подло отказываться. Хотя религиозным я себя назвать не могу. Но вообще… вопросы богословия тут… сам черт ногу сломит, а он знатный богослов! Когда-то вампиризм считался практически синонимом сатанизма, но… А если тебя обратили против твоей воли?! Сатанизм это поклонение чистой силе, не ограниченной моралью. Умри ты сегодня, а я завтра. Аморализм. Да, среди вампиров таких полно! Может, даже большинство. Но и среди людей хватает! Хотя я сначала, обращенный… решил, что обречен. Душа погибла. А потом… В двадцатом веке столько всего поменялось… Одним словом, Женёк, — Жан приобнял его за плечи, — не забивай себе голову. Вон, Кривич у нас язычник, вот уже тысячу лет живет, и никакими проклятыми вопросами не терзается! И гром с небес его не поразил, заметь. — Ну я тогда съезжу. Мы там с девчонками договорились… — Поезжай. А я пока с больными разберусь, разгружу Аглаю. — Ну что, Женёчек, как вы там? Дед, как всегда, был не вовремя, но Женёк послушно остановил скутер, съехал на обочину и терпеливо стал рассказывать деду о буднях их «санатория». — …праздник у нас сегодня будет, в честь «дня семьи»… воот… Дядь-Жан? Не, не рядом. Больных принимает… Да ничего он, вроде. Вчера, правда, под вечер какого-то пса видел. Черного. Только он один, да. Показалось, говорит. Ага! Да учусь я, учусь! Готовлюсь! Аглая Никифоровна меня проверяет… Ага… Ну да… Ну да… Да нет… а чего они? Да нет… Нормально всё. Ага. Позвоню. Это… А ты, дед Слав? Ну, в смысле, чувствуешь себя там как? А то приезжай! Ну лан. Ага. Ну пока.       Женёк с облегчением отбил звонок, и поехал дальше. Он счастливо улыбался. Солнце грело, одуряюще пахла трава, впереди был долгий день и веселый вечер, и на душе было легко, как может быть только в самом разгаре лета.       Недоброе Жан почуял уже на подходе — очередь как-то… была неправильно взволнована. И немедля чутьем выявил источник, дурную бабку, патлатую, крикливую… — Проходите, — цепко взял ее за руку Жан и потащил в кабинет в обход всех, вызвав недовольство — но это ладно. Пусть лучше ворчат, чем заряжаются злобой от этой мадам. — Я вижу, — «вам больше всех надо», — у вас действительно важный вопрос, — Жан предложил даме сесть. — Разве ж это дело, пенсионер уже и к врачу бесплатно сходить не может! — Не дело, — сокрушенно согласился Жан, и сунул ей прейскурант и брошюрку про донорство. — Родственники могут придти и сдать кровь. Сын, дочь, внук, внучка. Племянники, соседи. Донорство спасает жизни… — А вы ее, значит, продадите втридорога! Жан пожал плечами. — А зачем мы вам такие, мадам? Огорчите нас отказом. — А может, я умираю! — Так я вам сейчас «Скорую» вызову. А от чего умираете, расскажете? Ну чтоб не скучно ждать было? — Жан хотел было обаятельно улыбнуться, но вспомнил про зубы. — Зачем только деньги тратила, подвезти старуху и то бесплатно не могут! «Если бы старуха не хамила, может, и смогли бы». Ах, Аглая с такими справляется на раз, они у нее с руки едят… Но не будем портить ей праздник. — Очевидно, вы разочарованы. — Жалобу на вас напишу! — Кому? — Начальству! — Это можно, — кивнул Жан. — Держите жалобную книгу. Ручка есть? — Хам! Управу, думаешь, на тебя не найду?! — злоба во взгляде бабки была какая-то… инфернальная. Неадекватно избыточная. Чрезмерная для такой обыденной ситуации.       Бабка ругалась, и Жан вначале не слишком прислушивался, а когда вдруг понял, что именно она говорит… Та изрыгала действительно омерзительные проклятья, а, главное, будто угадывала: «задыхаться будешь от смрада жгучего, кровью умоешься, глаза твои в огне лопнут, кости треснут, но прежде увидишь, как жене твоей груди выжгут, жилы вытянут, личико смазливое молотом разобьют, сыну брюхо вспорют, и семя адова червя сунут, чтоб жрал его веки вечные…» Жана продрал по спине холод, он даже подумал, что это кто-то из своих, но… нет. Человек. То, что она творит, люди образованные называют индоктринацией, а попроще — порчей.       Понимание помогло преодолеть подползающую мутную ватную жуть. — Женщина, я вам сейчас психиатрическую бригаду вызову, и полицию, на освидетельствование поедете! — противным голосом сказал Жан, подымаясь из-за стола и подошел к ней вплотную. И уже на ухо шепнул самым своим гнусным вампирским шепотом: — Пошла отсюда вон, тварь, и пса своего забери! Уничтожу, мразь, на клочки порву, мозги высосу, кишки по ветвям развешу! Прочь! — рявкнул он.       Ведьма какая-то, из местных. Или одержимая?.. Кем?.. — мелькнула в голове пугающая мысль, вспомнилась Люсенька, и страшно стало, за Ольгу с ребенком, за дурака этого, Серёжку, Женька, за Генриха с Аглаей…       Так. Генрих с Аглаей вполне в состоянии за себя постоять. Ольга любой ведьме даст сто очков форы, способности к внушению у нее на порядок выше моих, она её так загипнотизирует, что той мало не покажется…       В голове мелькнула какая-то смутная мысль, ведьма-Ольга-гипноз-Люся… Жан тряхнул головой, и вышел в коридор. — Поспешите, женщина, пока полиция едет, у вас есть пять минут, чтобы скрыться! Жан обернулся к коридору. — И так будет с каждым, кто лезет вне очереди, требует особых привилегий, и нарушает правила! Кто первый?       Пока он шел к столу, удалось унять противную дрожь в руках, и все-таки Жан еще посидел, намеренно перебирая бумажки, включая компьютер и механически задавая какие-то стандартные вопросы. — Так, давайте сразу с вами возьмем общий анализ крови, — решил Жан, голова думать не желала, а в игре «угадай диагноз с трех вопросов» он просрал, — и я его сразу посмотрю…       Он сам кольнул палец погруженной в печаль немолодой женщине, сделал пару препаратов и понес стекла в соседнее помещение. — Минутку!       Жан слизал кровь прямо с предметного стекла и цыкнул зубом. Обрубок клыка заныл. Ого, а тут какое-то системное ревматическое заболевание… Ну, значит, в город. — …да мне мазь бы какую, чтобы суставы не болели… — Радость моя, вам надо систематически лечиться, есть препараты, которые надо принимать под контролем врача, плаквенил вам нужен, это очень хороший ревматолог, в Смоленске, я ему позвоню, попрошу вас принять, он вам назначит…       «С того света позвонишь?!» — чуть не спалился, Жана снова окатило кипятком страха. — В общем, сходите к нему! — Мазь бы мне. До Смоленска я не доеду… — Вот адрес. Не потеряйте. Так, уберите его прямо сейчас в папку! И поезжайте! Пусть с вами муж съездит, сестра… — Муж машину уж второй год починить не может, всё пьет, сестра сама больная вся…       Терапевтический прием ужасен. Хирургический же... А, те же яйца, только в профиль! — Вот, болячку б мне полечить. О-о, какой варикоз, я от такого отвыкнуть успел! — Вам надо удалять вены, видите, какие они — как пружины, и забиты, пойдете к флебологу… — Да мне бы болячку полечить, а вены что, они уж десять лет такие… — Потому и болячка! — Вот кровит она весь день, уж не первый день, мне бы полечить болячку-то… Ладно, почистил, прошил, слизнул кровь с перчатки… О. Печеночная недостаточность. Старый-престарый гепатит В таки добил. Удивился, приличная вроде такая пожилая женщина, не удержался, расспросил: молодость, всесоюзная стройка БАМ, хотели пожениться, но исчез, аборт... Вот тебе и варикоз, и гепатит.       Мужчина, с претензией — нетипично, вся очередь покорная, ушедшая в себя, выслушивающая приговор в молчаливом бессилии, «а что я могу сделать»… Что?! Поехать в Смоленск, записаться на прием, пойди в Департамент здравоохранения, высиживать, требовать, требовать, дверь приоткроется — всовывать туда лом, просить и требовать! В городе, в хорошей клинике такие проблемы решаются, вполне решаются…       Но тут посложнее. «Я жертва Чернобыля!» — с порога. Да, работал, попал в зону отчуждения, перевезли, помыкался и осел у родных, экономист в совхозе. Не бедствует. Ноги стали отниматься, болят, не дают спать, не ходят… Межпозвоночная грыжа? Нет, синдром Рейно, бляшки как бусы, почувствовал рукой — для вида поводил датчиком УЗИ, сел и написал развернутые результаты, те, что определил вампирским чутьем, на ощупь. Операция, статины — и бросать курить, немедля, сегодня же! Три пачки в день. Потому что Чернобыль, имею право…       Долго, очередь проявляет нетерпение, но такое, обиженное, разговоры что «про нас забыли, а нас и не успеют»…       До возвращения семьи из церкви успел разогнать всех. Благо, там подзадержались, молебен устроили для счастливых семей (кое-кто уже и поругаться успел в процессе, но не Генрих с Аглаей, нет, те стояли, сияли, как рекламная картинка, эталон), священник проповедь задвинул… Но вот позвонили, что едут, Жан вздохнул с облегчением…       И вдруг нате. Черный брутальный кортеж — лягушенка в коробченке, жаба наша крещеная*, Кристиночка-свет-Альбертовна еще один веник притащила — Виттенбургов поздравлять!       Счастье-то какое. Пока Виттенбурги не пришли и не спасли, Жан загнал крокодилицу в угол и смачно рассказывал ей об упадке волостной медицины, сравнивая с тысяча девятьсот восьмидесятым годом — он тогда как раз ездил оказывать шефскую помощь одной црбэшечке* тут…       Помнится, осень была, гнуснейший ноябрь, и тоска такая разливалась, что не пить было невозможно в принципе. Пили все, от чего было еще невыносимей, он вдруг затосковал по Ольге, ежевечерне названивал ей, а у нее был роман с приезжим модным столичным режиссером, и Ольга была особо едкой… А почему я вдруг вспомнил?       Жан задумался — и где-то на краю сознания мелькнула тоже какая-то черная собака о трех лапах, таскавшаяся за ним в налитых отчаянием сумерках… Да, и ощущение жути. Почти такое же, как сейчас, стоит выглянуть вечером на двор. Только послабее, и свет был другим, холодным, иссия-зеленоватым...       Жан с удивлением углядел среди толкущегося народа (кто все эти люди?! надеюсь, добровольные доноры, иначе — подите прочь!) деда Славу. Он болтал с Женьком, тот уговаривал его рискнуть и прокатиться на скутере. — Да ну, дед, чего ты боишься-то, ну упадешь, подумаешь, у нас вон тут больничка целая! Надо сказать, что Аглае удалось приобщить Женька к медицине, и тот даже стал вполне терпимым санитаром. Генрих грозился почтить его званием младшей медсестры — и давал какие-то символические деньги.       Жан умиленно наблюдал, как Кривич громоздится на скутер, ловя себя на том, что скучает по деду несмотря ни на что, как вдруг краем глаза заметил какое-то движение, и, кажется, успел выцепить ту ведьму.       Снова засосало под ложечкой, стало неприятно, тошнотно, как в окопе в ожидании газовой атаки…       Жан хотел было найти Генриха — но его рвали на части Кристина Альбертовна и местные церковники (кажется, тоже какое-то начальство). Вокруг крутился фотограф: намечался репортаж о возрождении патриархальных традиций Смоленщины. Вампиры-скрепоносцы, ага. Ну да, ну да, кровопийство вполне может за таковую сойти.       Батюшки-светы! Аннушка с гебней пожаловали. Ну, может, и ладно…       Жану пришла в голову идея рассказать про ведьму им, но уже в процессе он понял, что ошибся. Аня и Усачёв не верили, не придали значения и смотрели на него сочувственно, как на контуженного.       Я предупредил! Умываю руки! Кристиночка-свет-Альбертовна вручила Аглае букет, переливающийся посыпкой из блесток. Бедная Аглая, ее же стошнит.       Жан прислонился к стене, и вдруг заметил промелькнувшую Ольгу. Видел он ее доли секунды — но ее Жан никогда и ни с кем бы не спутал.