И дольше века длится день

      Барановский вскочил на ноги, сбросив руку Жана, проломился сквозь свежую крапиву к забору, оперся на него, чуть не обрушив, и постоял, глядя в лес. А потом метнулся обратно. — В кого ты меня превратил?! — выпустив клыки, прорычал он, схватив Жана за грудки и рывком поставив на ноги. — В бессмертного упыря, — как можно спокойнее ответил Жан, — как ты и хотел. А теперь медленно и аккуратно посади меня обратно, а то сначала нам обоим будет очень неприятно, а потом и очень стыдно.       Барановский еще пару мгновений удерживал его, скалясь прямо в лицо, и Жан, у которого тоже рефлекторно полезли клыки, уже с трудом сдерживался. — Серег, ты чо! — За угол дома завернул Женёк, увидел эту сцену и побежал к ним. Барановский снова зашипел, тряхнул Жана, отпустил его, роняя на землю, и обернулся к Женьку.       На этот раз Жан не стал сдерживать трансформацию, хотя в его состоянии это и был крайне неприятный процесс. Его и так-то комфортным не назовешь. Женёк замер на месте, Барановский оглянулся, углядел то, во что превратился Жан, взвыл от нутряного страха, и рванул в рощу, ломая штакетник.       Жан кинулся было за ним, но, по-видимому, плохая управляемость нижних конечностей передалась и обращенной форме — он упал и постепенно начал превращаться обратно. — Mon Dieu! Сергей, назад! — крикнул Жан. — Ничего, дядь Жан, ща я его верну! — Женёк, как был, большими прыжками рванул за Барановским. — Женя, вернись! Назад, кому сказано! Жень! — Я щас! — донеслось из чащи. — Ну что за дебилы… — Жан дополз до крыльца, вернул себя в сидячее положение, вытащил из кармана бумажный платок, и, скручивая из него турунды, принялся затыкать кровоточащие дырки из-под клыков.       Женёк несся по лесу, упиваясь скоростью и волей. Причины его погони отступили далеко на задний план, сейчас главное было — догнать и покарать. В экстазе охоты они неслись по волглому влажному лесу, трещали сучья, рвались кусты, хватали за ноги папоротники, замолкали птицы… но вот деревья начали редеть, и лучи клонящегося к закату солнца прошили их косым светом. Барановский на бегу оглянулся — и разглядел Женька. Вполне себе в человеческом обличье, и в недоумении остановился. Он-то бежал от черт знает что за монстра… Женёк врезался в него на бегу, повалил наземь, и грохнулся сам, тяжело дыша. — Ты чего? — А ты чего?! Они лежали бок о бок, захлебываясь, судорожно вздыхая и фыркая, словно лошади, и глядя в небо. — Ты чего рванул-то?.. — Так… А ты? — Я за тобой… Наконец, они сели, привалясь спиной к стволу могучей березы. — Мокрый весь, аж с волос течет… Ну ты даешь! — И я взмок. Пойдем, окунемся, что ли. Тут река, вон… — Блин, обрыв, хрен спустишься. Да ну нафиг, пошли к дому. Куда вообще идти?.. — Да не бзди, мы ж вампиры! — в Женьке еще бродил азарт погони, и он смело сиганул прямо с обрывистого песчаного берега, приземлился метрах в пяти, и помахал Барановскому рукой.       Тот помялся, но пасовать перед Женьком было стыдно, и он тоже прыгнул, хоть и выбрал место поудобнее, и так, скользя по песку, обваливая рыхлый берег, и прыгая, они стали спускаться к воде. — Чш-ш! — вдруг сказал Женёк и замер. Барановский остановился и хотел было что-то сказать, но Женёк заткнул ему рот. — Пошли обратно, Серёг, — прошептал он ему в самое ухо, — только тихо! Слышь… Там кто-то крыльями хлопает…       Тут и Барановский услышал какие-то странные звуки: словно полощется на ветру полотно, шуршание, скрежет и вскрики, похожие на чаячьи. — Басманов-змей не погиб, — жарким шепотом обдал его ухо Женёк, — он где-то в здешних лесах отлеживается… — Думаешь, он?! Взбираться наверх, даже с вампирскими силами, оказалось далеко не так легко, как слететь вниз, приходилось ползти, цепляясь за случайные пучки травы, и сползая на осыпающемся песчаном склоне…       Пыхтя и отдуваясь, двое молодых вампиров наконец-то выбрались из оврага. Перед ними развернулась песчаная коса, а на ней… Двое тварей, переливающихся чешуёй в заходящем солнце, сплетались на песке. Более крупная еще и взмахивала просвечивающими красным на солнце крыльями. — Басманов! — выдохнул Сергей. — Жрет кого-то! — Не-е-е… — протянул Женёк, — они не дерутся… ну и Басманов — черный. Залёгши на гребне, среди жесткой травы, они заворожено наблюдали за любовными играми двух чудищ. То, что игры эти — любовные, чувствовалось, скорее, нутром, по томным изгибам, по страсти наскоков, по изяществу поз, ну и, наконец, характер этой игры становился все более недвусмысленным, и вот уже крылатый змей жарко облизывает изогнувшееся и трепещущее тело алым языком, и снова какой-то чаячий стон несется над водой… — Пойдем, — потянул Барановский Женька. — Погоди, — Женёк, весь взмокший, тяжело дышал, — дай досмотреть… …крылатый навис над распростершимся на песке телом, проник и слился, и поднялся, хлопая крыльями, и снова ринулся вниз, вошел и подхватил гибкое тело, и взмыл вместе с ним вверх… — А ну пошли, — прошипел Барановский, вцепился в Женька, и они съехали по склону на самое дно оврага, в зыбкую студёную топь.       Это несколько охладило и привело в чувство обоих, и, притихнув, они долго, пыхтя, продирались от реки вглубь, пока склоны не стали достаточно покатыми, чтобы можно было по ним взобраться наверх.       Жан добрался до своего телефона и первым делом позвонил Женьку — но его телефон, оказывается, валялся где-то в комнате. Чуть замявшись, но позвонил Барановскому — тот не отвечал. Набрал Генриха — ноль эффекта. Аглаю — без толку. Бранясь, сменил рваную одежду, и, ругмя ругая дурных малолеток, гребанные ходунки, вампиров и охотников на них, Кривича и Басманова, Генриха и Аглаю, Хранителей, гебню, рабочих и весь прочий белый свет, дотащился до «хозяйского дома» — но никого там не нашел. С трудом разыскав кого-то из работников, вкушающих заслуженный отдых, удалось выяснить, что хозяева отправились на речку.       Жан мысленно взвыл. Снова набрал Барановского. Красочные картины, как их там всех поодиночке рвет на кровавые лоскуты отлежавшийся и отъевшийся Басманов, стояли перед глазами. Жан даже попробовал забраться в джип, чтобы срочно рвать на реку, но эта безнадежная попытка, естественно, успехом не увенчалась.       Жан почти уже был готов сдаться и звонить гебисту-Усачеву с униженными воплями «спасите-помогите», как тут из леса таки выползли крайне загадочные и по уши извозившиеся в грязи Барановский с Женьком.       Жан немедля на них страшным голосом наорал. — Ничего лучше не придумали, как по лесу шляться?! Когда там Басманов где-то ошивается?! — Да ладно, дядь Жан, — смущенно сказал Женёк, давя смешки, — всё норм… — Вы чего там делали? — подозрительно уставился на краснеющего пятнами Женька Жан. — Барановский?! — Гуляли! — ответил тот, отворачиваясь. — Дядь Жан, а, это… ужинать-то будем? — снова глупо хмыкнув, спросил Женёк. — Хозяев пока нет, — вздохнул Жан. — Тоже гуляют. Женёк с Барановским переглянулись. — Я ж говорил, — сказал Женёк. — Чего ты говорил?! — вскинулся Жан. — Ничего! — Тьфу! Жан доплёлся до главного холодильника, приложил палец к замку — к счастью, тот оказался настроен и на него, — выдал мелким по пакету крови и велел идти, привести себя в порядок.       Барановский решил уезжать, не дожидаясь хозяев. — Ну да, им, типа, некогда, — гыгыкнул Женёк, запрыгивая на кровать с планшетом и пакетиком крови. — Опять в постели жрешь? — возмутился Жан и махнул рукой — он поволокся провожать Барановского. — Послушай, Сергей… Я не знаю, что вы там делали, но… это и не важно. Вид у вас такой, как будто вы за женской баней подглядывали! Ладно, к черту… Merde! То, о чем я хочу сказать, действительно важно. Есть большая вероятность, что Басманов погиб или залег в долгую спячку, или покинул Смоленские земли, но, Сергей, даже остающейся малой достаточно, чтобы быть осторожным, и тебе, и Ольге, вам в особенности, из-за ребенка… За него стоит бояться! — Да блин, я этого ребенка сам боюсь, — вдруг вырвалось у Сергея, — он ненормальный какой-то! Иногда так смотрит… — Возможно, — медленно сказал Жан, опираясь на крышу машины и наклоняясь к уже севшему за руль Барановскому, — он первородный вампир, Сергей. Тот, который рождается, а не тот, которого обращают. — Это… типа… круто? — Но еще и жутко. И тут… Ольга — жестокая женщина, увы. В ней есть это… упырье удовольствие, радость кого-то сожрать, обескровить… замучить. И это не потому что я ревную! Воспитанием в атмосфере жестокости можно сделать из Первородного настоящий кошмар. — Типа, это… Антихриста? — Ну ты себя с сатаной-то не равняй, папаша, — хмыкнул Жан. — Антихриста! Ваш сын все-таки не единственный. Были и другие вампирские живорождения. Но… сведений очень мало. Так что, Сергей, ты понимаешь, какой на тебя ложится груз? — Ну, типа, Ольга не больно-то… в смысле… отношения у нас что-то совсем… Короче, я чего поговорить-то хотел. Я уже неделю у деда ошиваюсь, Ольга выгнала… Жан закатил глаза. — Начинается… — прошептал он. — Я вот еще… — Сергей почесал в затылке. Заглушил двигатель, вылез из машины. Вздохнул, оглядел подернутые легким туманом темные поля. — Короче… Чего хотел спросить-то. Что-то у нас… Не так… В общем… Чего-то у нас с постелью не так. С сексом, короче. Вот так. — Ты не виноват, — не без некоторой борьбы с собой смог все-таки выдать великодушное утешение Жан. — Так вот, потому и выгнала, на самом деле-то. Прикопалась к херне какой-то. А я как-то вроде как с облегчением сначала сбежал, а потом за сына че-то стремно стало, ей по большей части похер, он может хоть час, хоть два орать, даже не шевельнется… А потом, наоборот, носится с ним, с рук не снимает… Рычит на меня. Но тут, короче…       Серёга еще долго мучился в пароксизмах алекситимии, пытаясь выразить сложные, обуревающие его чувства. — Как бы то ни было, Сергей, твой долг быть с ними. Ты вступил в брак. Ты обещал. А что касаемо секса… Понимаешь, — вздохнул Жан, — пока ты был живым, это было немного другое дело. Ольга ведь… прикусывала тебя, да? Когда вы совокуплялись? — М-м, ну да, — темнота милосердно это скрывала, но Барановский буро покраснел. Впрочем, Жан это чувствовал и так — по току крови. — Ну так это естественно. Сливалось два желания — половое и пищевое, ну и близость жизни… Это завлекательно, Сергей, от этого появляется влечение. Секс с людьми это не совсем секс, это что-то… другое. А до, собственно, вампирского соития… ты… пока еще, — Жан замялся, подбирая слово, — не добрал достаточно лет. Ты пока еще не трансформируешься. И для тебя секс по-людски будет интересен еще лет… семьдесят, — щедро посулил Жан. — Ну а потом уже будет по-другому. — Это типа как полизаться и присунуть? В смысле как поласкаться и по-настоящему? Жан хмыкнул от такого жаргона, но кивнул головой. — А Ольга уже дозрела. — Ей далеко за сотню. — И вы с ней типа по-настоящему, — насупясь, осведомился Барановский. — Нет. Не… сошлось. Сначала она была слишком молода, чтобы меня выдержать, а потом я уже не хотел… усугублять связь с ней еще и такими… эмоциями. Вампирский секс… очень эмоциональный. — Да мы уж видели… — протянул Барановский. — Что вы видели? — осторожно поинтересовался Жан. — Ну… это… Там эти… Генрих, ну… они, наверное, вряд ли другие-то есть… — Вы подглядывали за двоими оборотившимися вампирами. Прелестно. Так сказать, первосцена*… Ну и… щенки же вы с Женькой! — выдохнул Жан. — Ну ладно этот подпесок, а ты-то вроде женатый мужик уже! Не стыдно?! Кто так делает?! — Да я знаю… — скривившись, кивнул Барановский. — Стыдно. Мы случайно! — Фу, мерзость. Проваливай. Возвращайся домой и будь осторожен! И с Ольгой… Терпи, — вздохнул Жан. — Время пройдет, всё образуется.       Барановский сел в машину, завелся. Жан отстранился, намереваясь захлопнуть дверь. — Слушай, а у тебя, это… было с вампиршей? В смысле, по-настоящему?.. — Проваливай! Хамло! Упырь молочный… Жан в досаде хлопнул дверью.       Так тебе всё и скажи.