И дольше века длится день

      Даже тем, кого там видеть очень, очень не хотели.       Стоило Кривичу допить кровь, как ему позвонила крайне взволнованная ВРИО Хранителя по Смоленску Кристина Альбертовна, и захлебывающимся от сочувствия голосом зачастила про ужасное, ужасное происшествие…       Дед Слава, вытерев губы, в тон ей ответил, дескать, куда это мир катится, до чего дошли, ужас, что творится. — Вот, Женёк. А ты говорил. Война войной, а обед — по расписанию!       За ними заехала большая хранительская машина, деда Славу с Женьком (которого сначала не хотели брать по причине несовершеннолетия, но Кривич настоял) почтительно усадили на заднее сидение, а Кристиночка-свет-Альбертовна села по-халдейски вперед, хотя и дама. И понеслись воющим кортежем… Чтобы застать СНТ уже наводненным бойцами Восьмого.       Однако, ничего еще не кончилось, и, можно сказать, даже не начиналось. В сгущающихся, почти что апрельских, сумерках, в свете покосившейся терраски с бесприютно отдернутыми занавесками Алексей Иванович с охранником Вовчиком сооружали костер. Хорошие дрова Леше вдруг стало жалко, и они разломали под это дело старый штакетник и натащили обрезанных по осени ветвей. И теперь, полив всё это дело бензином, выволокли вдвоем из сарая черный трупный мешок. — Может, так кинем, не расстегивая, — нервничая, предложил Алексей Иванович. — Ну да, щас. А как тогда понять, сгорел или нет?! И ты, это… Наколи его еще. А то мало ли! Как припечет, так сразу вскинется!       Алексею совершенно точно не хотелось вскрывать мешок. И особенно тошно стало, когда тот шевельнулся и издал какой-то хрип.       Вовчику было скучно, пока там Лешка ездил туда-сюда до психушки, так что боец ЧОПа успел еще много чего из подручного инвентаря опробовать на вурдалаке. Так себе было развлечение, упырь уже почти и не реагировал. Разве что когда Вовчик нашел газовую горелку, еще как-то зашевелился…       Алексей зажмурился, и чуть ли не наугад всадил шприц еще два раза. Один так точно, а когда уже набрал второй, вдруг что-то затрещало, отовсюду зажегся свет… — Распустил ты людву свою, Святослав Смоленский… — из не предусмотренного планом захвата места раздался томный голос.       И на свет вышли московитские кромешники: Федька Басманов собственной персоной, немедленно отвесивший Кривичу шутовской поясной поклон, а за ним еще темные фигуры, эти уже в экипировке… Впрочем, откланявшись, надел каску и Басманов. Он хоть был и щеголь, но в оружии кое-что понимал.       Оцепеневшие Вовчик и Леша были вмиг забыты. Да, кажется, и Жан-Клод Дешам, неопрятной кучей валяющийся рядом с мусорным костром, уже не больно кого интересовал. — Нас кромешниками кличешь, а твои что творят? — сверкнул крепкими белыми зубами в улыбке Басманов. И подмигнул Женьку. — По какому праву Смоленскую землю топчешь, кнесь-Ивана подручный? Тебе сюда ходу нет! — В связи с экстренными обстоятельствами, — отбросив псевдодревлерусское позерство, ответил Басманов. — В договор загляни, Кривич. — И что же тут такого экстренного случилось? — обвел дед Слава недоуменным взором скудные постройки СНТ. — В первый раз люди вампира убить пытаются? Вот, Восьмой отдел здесь, Хранители… — Общественность взволнована, Кривич. Поднялась волна антилюдских настроений, — скалясь, сообщил Басманов. — Видеозапись с пытками видели все… Иван Даниилович крайне обеспокоен. А так как эта ситуация сложилась при полном попустительстве со стороны как вампирского сообщества Смоленска, так и уполномоченных органов, Иван Даниилович вводит экстренное управление… Так что вот он я. А как будет установлен порядок, и все участники примерно наказаны, так мы и обратно соберемся… — Уж никак ты, Федька Басманов, кромешник лютый, задумал Смоленском править?! — Полно вам, Святослав Вернидубович. Не усложняйте… лютый, кромешник… Молодежь так больше не выражается. Есть хорошее слово — кризис-менеджмент. Или, скажем, эффективный управленец. Смоленск твой в полную рухлядь превратился, людва распустилась, упырье негодящее, а ты, старый, сверху смрада этого сидючи, все кряхтишь да пердишь! Пора тут… вымести все поганой метлой! — Погана та метла, что во рту у тебя болтается! — Давайте проясним! — Андрей Петрович сделал шаг вперед, поднимая руки. — Федор Алексеевич, вы тут в каком качестве себя видите? — Как представителя вампирского сообщества, — охотно сообщил Басманов. — Кривич Святослав Вернидубович Смоленский, к сожалению, неоднократно показывал свою несостоятельность. В деле с внесудебным убийством Евгения Дятлова, а теперь, вот… Даже не мог заявить в розыск пропавшего. Об этом волею судеб стало известно широким вампирским кругам, и Иван Даниилович, как легитимно признанный российским вампирским сообществом представитель, направил меня. В ответ на недовольство подвергающихся геноциду смоленских вампиров. А вы, простите?.. — Временно исполняющий обязанности главы Восьмого отдела по Смоленску… — Ах, Андрей Петрович! Как же, как же. Так быстро, и уже повышение… Что ж. Будем сотрудничать…       Последнюю фразу Басманов произнес утвердительно и даже с некоторой угрозой. — Это кто из смоленских вампиров тут геноциду подвергается?! — возмутилась Анна. — Кто Кривичем недоволен?! — Убитый Евгений Дятлов, я вижу, всем доволен… хотя, кажется, он просто-напросто запуган. Все-таки голову терять в столь молодые года непросто. Но есть и другие… Вон давайте его спросим, как он, всем доволен? А? Жан-Клод Дешам?! Жан по понятным причинам промолчал. — Так кто не доволен?! — скалясь, выдвинулась вперед Аннушка, и ее с двух сторон потянули обратно за руки Кривич и Андрей Петрович. — Есть. Среди вас. Недовольные, — плотоядным взглядом окинув Аннушку, сообщил Басманов. — У Хранителей по поводу моего представительства возражения есть? — Нет, Федор Алексеевич, — покачала головой Кристина Альбертовна. — Факты нарушений прав смоленских вампиров вопиющие… Мы это, со своей стороны, признаем и готовы провести работу над ошибками, и примерно наказать всех соучастников. Списки составляются. — Гражданская людская администрация согласна, — перевел Басманов взгляд бешеных раскосых глаз на Андрея Петровича, — а ваше дело тут за порядком следить, и не боле. — Все согласны, да меня спросить забыли! — взвыл Кривич. — Не позволю я вам, кромешникам, люд смоленский гнобить! — Твоя людва вон что творит, — еще гаже усмехнулся Басманов, — а ты все о ней печешься… Людва что трава, чем сильнее топчешь, тем плотнее растет, аль не знаешь того?! — Это, конечно, Ольга… Она, больше некому… — прошептала Аннушка.       Дед Слава, меж тем, взвыл во второй раз — и оборотился. И от его облика отшатнулись даже, казалось бы, привычные ко всему бойцы Восьмого. Да и Федька Басманов, кажется, тоже немного сник — но оправился, крикнул молодецки «Гойда!» и оборотился сам.       Кажется, намечалась эпическая вампирья драка. — Святослав Вернидубович! — перекрикивая свист ветра, поднятого их крыльями, кричала Кристина Альбертовна, — опомнитесь! Федор Алексеевич в своем праве! Вы сохраните все привилегии! Увеличим вам вдвое кровяное довольствие! И пенсию! Льготы по коммуналке! Вам же лучше будет, Кривич! Прекратите сопротивление!       Черный змей Басманов, с узкой мордой и переливчатой, отсвечивающей сине-зеленым шкурой, свивался и развивался кольцами, подбираясь к могучему, шишковато-кряжистому телу Кривича, мотавшего, как палицей, мощным шипастым хвостом… Бойцы Восьмого взяли на изготовку огнеметы. Московские хранители потянулись к шумо-световым гранатам, а смоленские так вообще замерли в растерянности, как валенки среди тактических ботинок.       И тут запылал костер. — Дядь-Жан! — заорал Женёк и бросился вперед. В тот же момент Басманов-змей ухитрился и тяпнул Кривича, раздирая ему крыло, и это стало сигналом остальным московитам — те ринулись в атаку, окружая чудище. Завопила на ультразвуке Аннушка, и, вытягиваясь на скаку, бросилась вперед — то ли спасать Женька, то ли разрывать окружающее Кривича кольцо… Кто-то кинул гранату. Кривич рвал в клочья младших московитов, словно медведь шавок, но и змей-Басманов не дремал, терзая его крылья точными наскоками… — Прикрывайте и выводите людей, — скомандовал своим Андрей Петрович — но сам ринулся прикрывать Аннушку, но куда человеку без спецоборудования в вампирскую-то драку… Впрочем, это давало «восьмеркам» повод защищать начальника, а значит, мочить московитов без последствий… Однако те не особо стремились исследовать границы влиятельности Калиты.       Да, Кривич, конечно, был могуч… Но он был один. Все смоленские вампиры, не считая Жана, не разменяли еще и первой сотни, и обратиться-то толком не могли. Да, неожиданно силен даже в человеческом обличье оказался Женёк, так и не достигший Жана, кстати — путь ему преградила какая-то московитская тварь, так он ее голыми руками задушил! Да, Аннушка была отчаянной в драке — но она была еще совсем молодой, и всегда пила крови по минимуму…       А еще один потенциальный боец, разменявший две полные сотни, валялся со связанными стяжкой за спиной руками и ему даже кровить уже было нечем.       И Кривич побежал. Ринулся в лес. За ним, огрызаясь, отступали Женёк с Аннушкой. Басманов предоставил добивать их своей орде и вернулся обратно, заложил торжествующий круг и опустился уже человеком. — Вы прямо Финист ясный сокол, Федор Алексеевич! — всплеснула руками Кристина Альбертовна. — Так что, мы задерживаем виновных или… на месте свершите правосудие?       Басманов самодовольно расправил плечи. Припечатал взглядом оробевшую людву. Чуют хозяина, с-скоты. И открыл было рот распорядиться — как вдруг что-то вцепилось ему в ногу, повыше голенища.       На земле извивался полу-обратившийся, хрипящий, плюющийся кровью Жан-Клод Дешам. И он нагло сжимал челюсти на ноге Басманова.       Не то чтобы без клыков (три вырвано и один, нижний, обломан…) это было так эффективно, но полуобращенная форма имела и другие острые зубы, так что хватка оказалась цепкой.       Впрочем, расчет Жан-Клода был другой. Опаленный горячкой боя Басманов вряд ли сумеет себя сдержать и откажется закусить упырятиной, запить кровушкой…       И точно, не сумев парой ударов заставить его разжать челюсти, Басманов обратился — и взлетел, а на лапе у него, пиявкой, присосавшейся к акуле, тряпкой болтался Жан.       Но зубов не разжимал.       И Басманов сделал это! Рванул, изогнувшись, его брюхо, дополняя сегодняшнюю палитру боли новыми красками — натянутой брыжейки, разжеванной требухи… Хлынула из аорты последняя кровь — и Федька Басманов, черный змей, лютый кромешник, счастливо подставил под нее пасть — и захрипел, завизжал, когда яд вместе с кровью влился в его утробу, завихлял в воздухе, запетлял, заметался, и в облаке мрака рухнул промеж деревьев, утаскивая за собой вконец изломанного Жана…       А у Кристины Альбертовны зазвонил телефон. — Как… Калита… — немеющими губами сказала она, и упала в обморок.       Оказывается, в это время в Москве, среди прочего воспользовавшись и отсутствием Басманова со товарищи, тюменская пришлая хтонь бросила открытый вызов упырям…       Об этом по телефону сообщили и Андрею Петровичу.       Уже на земле Басманов-змей очнулся, освободился от захвата, ломая челюсти обмякшему Жану, и, завывая от раздирающей внутренности, огнем жгущей глотку боли, пополз, ломая кусты, прочь... А тут еще откуда-то из глубин его утробы и телефонный звонок раздался!       Вой, треск и колокольный перезвон федькиного рингтона постепенно затихали в густом туманном сумраке смоленского леса. Здесь стояла волглая, настороженная тишина, слабо светился меж деревьев еще не сошедший снег, и будто сама земля вздыхала.       Жан лежал лицом вверх, судорожными короткими вздохами проталкивал в грудь воздух и уже почти ничего не чувствовал. И это было великим благом. Боли сегодня ему хватило с лихвой...       И все-таки здесь он умрет окончательно. Глупые детские мечты найти aqua vitae и вернуться домой... Глупые. И детские. Здесь его настигла смерть. Здесь тянулось его посмертие. Здесь ему и сгинуть навеки. Таков удел. Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет. Но я-то не держал меча! - в последнем слабом пароксизме протеста подумал Жан. Да брось.. какое дело до того этим лесам. Здесь важна только кровь. Чьей ты крови, нашей, или чужой... И ты всегда будешь - чужой крови. И дома, о котором остались уже мутные, полустершиеся солнечные мечты, ты тоже был бы чужим... Слишком много смоленской крови уже в твоих жилах, ты пропитался ею насквозь - но так и не слился... Так и не растворился. Так соединись же с землей! Стань ею! "Но ложимся в нее, и становимся ею, оттого и зовем так свободно - своею..." Давно пора... давно пора.       Протрещали по лесу чьи-то тяжелые шаги, и будто земля под ними проседала, прогибалась. Жан вздрогнул, вспомнив Святогора-богатыря из былин, слишком тяжкого для мать-сырой-земли... Вот он выйдет сейчас, и пожрет его, проглотит...       Но это шел Кривич, наполовину обратившийся, весь в лохмотьях - не то своих разодранных крыльев, не то одежки. Еще - уже? - не человек.       Слабой искоркой выскочила непрошеная надежда. Дед Слава пришел за ним! Тот и вправду ухватил Жана за волосы - и поволок. В глубь леса. И на поляне, под еле-еле пробивающимся сквозь тучи лунным светом, величавый и страшный своим полузвериным ликом, Кривич вытащил из складок то ли кожи, то ли ветхой ткани, откуда-то из-под сердца у себя черное яйцо. Чернее ночи, еще чернее, чем окружающие толпой деревья, черное, как сама тьма, черное, как провал в адскую бездну... Сложив ладони с ним лодочкой, дед Слава трепетно сунул их в самую сердцевину кровавого месива, в которую превратилась плоть Жана, и уже собирался опустить в него это адское зерно, как вдруг жутко закричал.       Пропитавший всю плоть Жан-Клод Дешама, заполнивший его жилы яд обжег и Древнего Кривича.       Тот вырвал яйцо обратно, теряя всякую торжественность, утробно ухая и подвывая, обтер его лохмотьями и снова засунул куда-то в складки своего обрюзгшего, тяжелого тела, и, вытирая о тряпки и остужая снегом пузырящиеся кисти, Кривич протопал обратно в лес.       Жан с облегчением выдохнул бы всей грудью, если б мог. Но воздух с сипением втягивался и выходил из его груди лишь тонкой струйкой. Снег под ним не таял, но приятно холодил затылок. Огонь, изъевший его изнутри, утихал. Вот теперь, кажется, он был действительно готов... И слабое удовлетворение, все же увенчавшее сегодняшний день, позволило Жану закрыть глаза почти что счастливым.

Конец второй части.