И дольше века длится день

      Жан Иванович, наскучив слушать матерящихся, отбросил палку, вытер руку о бумажный платок, и, сурово стиснув зубы, достал таки из кармана телефон. Ну конечно, Ольга ссорится с Сержем… и зовет его в третейские судьи. Ну да, ну да, в некотором роде, не чужие люди, оба они мои обращенные… Можно сказать, моя дочерняя семья.       «А на что ты рассчитывала?!» — злобно напечатал Жан хамский ответ, и вернулся домой. Дома, в тепле (нет, но разве это не подлость?! сексуальное возбуждение испытываешь лишь отчасти, а вот холод, голод, влажность и все прочее — пожалуйста…) он устыдился, и, усевшись в кресло и включив музыку, снова потянулся к непрерывно зудящему телефону, и стал уже вдумчиво читать сообщения, великодушно не принимая во внимание привычные оскорбления в свой адрес.       «Он меня ударил!» Жан застонал. Сначала мысленно, а потом и вслух. Насколько он знал Ольгу, там наверняка случилась драка, но… Но поощрять этого никоим образом нельзя. Лиха беда начало, а значит, надо ехать.       Пришлось вызвать такси, хотя в Смоленске на ночь глядя (особенно если ехать в область) это не такое уж и простое мероприятие, а значит, знакомый таксист… Спасибо вам, Ириночка-свет-Витальевна, огромное мое вурдалачье спасибо за то, что лишила водительских прав на все время своего царствования! Подлил бы тебе пургену в elexir, если бы это не было такой пошлостью. Ну ничего, зато теперь могу наслаждаться чувством моральной победы…       Чувством моральной победы пришлось насладиться весьма странным образом: в дороге, пока Жан ежился на заднем сидении, предвкушая грядущий скандал, внезапно пришло сообщение от Костика. Вьюнош решил, что маменьке таки надо на лечение за границу немедля. Сообщил координаты клиники, просил как можно быстрее переслать все медицинские документы. Добавил, что они уже в аэропорту в Москве.       Жан ухмыльнулся. То, что Костик в сложившихся условиях предпочтет покинуть родину вплоть до выяснения обстоятельств, не вызывало у него ничего, кроме легкого чувства злорадства. Просчитался, дед Слава, просчитался… Хм, верить в то, что чиновный люд в такое славное времечко и не побежит, может человек либо крайне наивный, либо чересчур самоуверенный. Или нечеловек. Хранители-то, люди государевы, оказались не столь привязаны к родной земличке, как ты, дед… И я, впрочем. Привязанность к смертине была… мучительным фактом его безрадостного существования. Увы, физическим фактом.       Деду Славе про подлый Костиков оппортунизм Жан решил пока не говорить. Порадую при случае. Или сам узнает… Ну, не в первый раз, не в последний.       Он довольно потянулся. Итак, вкупе с разрухой наступает эпоха безвластия… и местами это не может не радовать.       Надо на права сдать, кстати. — Нет, ты остаешься, это твой дом! А вот его я забираю! Как Жан и предполагал, сцена вышла омерзительная. Наиомерзительнейшая, как и всё, что связано с семейной жизнью, а тем паче, с семейными ссорами. Ольга с Сержем шипели друг на друга, как дерущиеся коты, поливали бранью, зависали в воздухе, и, да, синяки украшали уже обоих: у Ольги наливался под глазом отличнейший бланш, у Сержа была рассечена губа и расцарапана щека.       Какая же пошлость. А вот то, что Сергей был, кажется, пьян, вызвало у Жана приступ ярости. — Какого черта, мерзавец?! Кого ты насосался, в какой подворотне?! Вампиры по понятным причинам не пьянели, но Барановский вскоре обнаружил, что искомый эффект может наступить, ежели присосаться к употребившему человеку.       Как же быстро вампиры становятся карикатурой на самих себя! Ольге понадобилось на это почти сто лет, но и она в итоге стала гротеской актриской… Интересно, а я? — Ладно, устрою тебе бенефис, когда ты протрезвишься, — процедил Жан и сел за руль машины Барановского. К счастью, желающий независимости в семейной жизни Серж не стал расставаться с развалюхой, и очередной лимузин Ольги можно было не трогать. А то потом не оберешься ехидства…       Ох, как же кстати свалил Костик! — А ты че… водишь машину?.. — минут через десять спросил Серега, и полез в бардачок за куревом. — Это то, что тебя сейчас больше всего интересует? — спросил Жан. — А что? — Сергей затянулся. Никотин не доставлял таких мучений, как все, что требовалось проглотить, но и эффекта особого не оказывал, так что курил Барановский, скорее, по привычке. — Да будет тебе известно, я машину вожу с войны, — процедил Жан. — Ты че, воевал, что ли? — недоуменно спросил Барановский. Жан только глаза закатил. Воевал ли я! — В Отечественную? Вопрос Сержа вывел Жана из задумчивости. — В Отечественную. В Отечественную войну тысяча восемьсот двенадцатого года, Сереженька, mon cher ami. В Крымскую компанию, Николаю Ивановичу Пирогову, великому хирургу, выпало ассистировать в Николаевском, на редутах, гошпитале. В русско-турецкой войне поучаствовал, правда, недолго — голод замучил, далеко. В Первую мировую всю Галицию вдоль и поперек объездил… А ты как думал, болезный? В мое время у каждого врача в шкафу военный мундир висел… — А… так это… в Великую Отечественную-то?.. Жан помолчал. — Это тебе пусть дед Слава рассказывает. — Так не воевал? — Был врачем партизанского отряда, если тебе это так принципиально вдруг знать! Здесь, на Смоленщине… — О. Так ты ветеран, что ли?! А чего ж до Берлина… — Голод, — мрачно глянул на него Жан. — Голод, Сергей. Чем ты старше. Чем дальше ты от… места своей смерти, тем сильнее голод. Потому и сижу здесь… с вами! С трудом припарковав Сережкину машину во дворе, Жан нехотя побрел к дому. На крыльце переминался Барановский. — Чего не открываешь? — мрачно поинтересовался Жан. — Я ж тебе ключ дал. Особое приглашение требуется?! — Там… это… воет кто-то… — нервно переминаясь с ноги на ногу, ответил Серж. Жан прислушался. Тяжко вздохнул, взял у Сергея ключ и начал неспеша отпирать привередливую дверь. — Дядь Жан, хорошо, что ты пришел! Там дед Слава… — навстречу им выскочил какой-то встрепанный, с круглыми глазами Женек. — Чш-ш, Evguen. Идите с Сергеем, посидите пока в комнате. Сейчас проясним…       Жан раздевался, вздыхая и прислушиваясь. В гостиной металось и крушило все вокруг что-то крупное, и раздавался холодящий душу вой.       Кажется, Кривич уже знает и по-настоящему расстроился… Было б из-за кого!