Сырники

— Твою ж, как так-то!? В залитой солнечным светом небольшой кухне стоял шикарный запах творога и ванили, высокий юноша, закатав рукава, аккуратно формировал небольшие сырники, присыпая их мукой. Одному творению Кирштейна, к сожалению, всё же не суждено было оказаться на сковородке: по неосторожности он уронил сформированный сырник с лопатки. Готовить Жан любил еще до вступления в кадеты, и делал это, к слову, прекрасно. Готовка была для него маленьким ритуалом, в котором юноша находил опору и успокоение. Особенную любовь он питал именно к сырникам, поскольку, будучи еще ребенком, Жан часто делал их вместе с мамой. Убрав длинную чёлку, так и норовившую залесть в глаза, Кирштейн слегка испачкал лоб в муке, однако совсем не заметил этого, поскольку полностью был погружён в процесс. Сформировав последний сырник и отправив его на сковородку, юноша выпрямился и довольно потянулся, посмотрев в окно. Заметив там Сашу, сидящую на скамейке недалеко от окон кухни, Жан ласково улыбнулся и перевел взгляд на свой шедевр, доготавливающийся на сковороде. Он внезапно решил, кто будет первым, кто попробует его творение. Погода сегодня впервые за долгое время радовала ярким тёплым солнцем, щекочущим глаза; ласковый как шёлк ветерок, касаясь лёгкими порывами, дарил ощущения уюта и умиротворения таким уставшим и измученным солдатам. Жан прекрасно знал, что сейчас идёт тренировка, но намеренно её пропускал, хоть и осознавал, что за такое точно будет наказание. Юноше было всё равно, ведь последняя вылазка за стены далась всем крайне нелегко. Кирштейна до сих пор мучили кошмары, от которых он просыпался в холодном поту, судорожно прижимая ладони к ушам. Саша во время той экспедиции получила ранение, от которого по сей день оправлялась. Браус сидела на изношенной временем скамеечке, подставив лицо солнцу, рассматривая поля вдалеке. Юноша хорошо осознавал, что у неё сейчас на уме, и Саша явно думала не о тёплом солнце и тихом денёчке. Кирштейн знал подругу слишком хорошо, и, хоть девушка и выглядела достаточно умиротворенно, её скрещенные ноги и руки выдавали беспокойство и неуверенность. — Привет, — лучезарно улыбнулся юноша и присел рядом с Сашей, держа в руках небольшую миску с сырниками. — Жан? — девушка вздрогнула от неожиданности. — Привет. А ты что здесь делаешь? Сейчас же тренировка. — Да, вот, захотелось отдохнуть, забыться ненадолго, — он вытянул ноги и подставил лицо солнцу, опустив миску между собой и Сашей. — На тебя не очень похоже, — слегка улыбнулась она, даже не бросив взгляд на угощение. — Ну, что сказать… И таким я тоже бываю, — Кирштейн внимательно оглядывал девушку, продолжая ласково улыбаться. — Как себя чувствуешь сегодня? — Уже лучше, — Браус повернулась в сторону товарища и открыла рот, собираясь что-то сказать, однако внезапно её внимание приковал шедевр Жана. — Ух ты! Какая красота… А что это? — девушка взяла в руки миску, вглядываясь в содержимое. — Сырники, — немного зажмурившись от солнца ответил юноша. — Это я тебе принес, угощайся, — ещё больше улыбнулся Кирштейн и развернулся к Браус, коснувшись её ног своими. — Правда? — наконец-то Жан снова увидел огонёк в глазах Саши, невероятно обрадовавшись этому. — Ты сам готовил? — спросила девушка, откусив небольшой кусочек. — Да. Следующие пять минут друзья сидели в тишине, нарушаемой только жеванием Саши и её приглушенными восхищёнными вздохами. В далеке слышалось пение птиц. — Господи, Жан, это просто обалденно… — облизывая пальцы и губы хвалила его Браус. — Я и не знала, что ты так вкусно готовишь. Спасибо тебе большое! — девушка чмокнула Кирштейна в щёчку, от чего тот смущённо улыбнулся. — На здоровье, — ответил юноша, чувствуя тепло внутри. — Как ты сказал, это называется? Сырники? — Ага. — А из чего они сделаны? — Саша отставила миску и села ближе к Жану. — Там творог, мука и яйца. Ну и сахар с солью, по вкусу, — юноша, сделав вид, что чешет затылок, на секунду задумался, и потом всё же положил руку на плечо девушки. В ответ она облокотилась на него, слегка прижавшись. — Хм… А почему «сырники», если сделаны не из сыра? — Хороший вопрос, — немного посмеявшись, ответил Жан. — Сам не знаю. Несколько мгновений они сидели, прижавшись друг к другу, наблюдая за колышущимися листиками, чувствуя то умиротворение, которого, казалось, давно лишились. Вдыхая аромат земляники, исходивший от волос Саши, Жан, прикрыв глаза, мечтал о мире, в котором они все могли бы почувствовать себя в безопасности, без нужды сражаться и рисковать жизнью каждый день. О мире, в котором они бы просто могли любить и быть любимыми, жить без страха, свободно и спокойно. — Знаешь, — его мысли вдруг прервала Саша, — мы в детстве вместе с мамой делали творог, я вот сейчас вспомнила. Правда, сырников я никогда не пробовала до этого. А еще у нас была корова, большая такая, Белла звали. Мы и сыр тогда делали, и масло, а потом ездили продавать. И курочки у нас тоже были, много-много, — этот невинный и милый рассказ Саши вызвал у Жана шквал эмоций, от умиротворения до обиды и тревоги, и юноша, не сдержавшись, проронил слезу. — Я так скучаю… по этому времени. Интересно, как там родители сейчас?.. — девушка обернулась на Кирштейна, её глаза блестели от подступивших слёз. Она поймала его растерянный взгляд, полный боли и разочарования. — Жан? Ты чего? — в голосе подруги не было осуждения, юноша слышал лишь сочувствие и беспокойство. Из-за потока эмоций Кирштейн не смог ничего ответить и лишь перевел взгляд на ботинки, сжав зубы. Саша тоже знала его достаточно хорошо, поэтому просто молча обняла, поглаживая по голове. Почувствовав, что Жан также сжал её в своих руках, преграда, которая словно сдерживала девушку, рухнула, и из глаз Браус потекли слёзы. Друзья понимали, что ничего не должны сейчас объяснять друг другу, они просто могут выпустить эмоции в этих поддерживающих и нежных объятьях, и никто из них не осудит другого за момент слабости. Обнимая Сашу, чувствуя тепло и нежность её рук, Кирштейну становилось легче, вся боль, которую он так долго держал в себе, начинала испаряться. Погладив девушку по спине, Жан слегка отстранился. Пересекшись взглядом с Браус, он заметил, что она больше не плакала, на её щеках остались лишь мокрые дорожки, нос слегка покраснел, глаза блестели. Друзья благодарно улыбнулись друг другу, Кирштейн накрыл своей ладонью руку девушки. Несколько мгновений они молча сидели, смотря на заходящее солнце, как вдруг, Саша, прикусив губу, заёрзала, а затем повернулась к Жану, который непонимающе смотрел на неё, и тихо спросила: — А можно мне ещё сырников?