Всего лишь игра

С чего начинается счастье? С короткого робкого поцелуя. Такого невесомого, что касание чужих губ кажется нереальным, такого взволнованного, что сердце рвется из груди, пока чужие пальцы блуждают по тонкой девичьей шее. Такого долгожданного, что разум отказывается принимать происходящее и пропускать его через свои нейроны, пока уста живут отдельной жизнью и пробуют на вкус свою мечту. Счастье всегда начинается в момент, когда его совершенно не ждали. В ничем не примечательный вечер, что своим однообразием навивал на мысли слишком мрачные, но все в мгновение ока преобразилось. Заискрилось яркими краскам, заплясало румянцем по женским щечкам, затрепыхалось в груди порхающими бабочками, а всему виной случайность, способная изменить жизнь до неузнаваемости. Счастье в миг сменяется на разочарование, когда с ужасом понимаешь, что все это — просто игра. Что душа, вывернутая перед небезразличным человеком наизнанку, оказалась жестоко отвергнута одной неосторожной фразой. Ничего серьезного, всего лишь игра, в которую Виктория не выбирала играть. И поверить в это так сложно, как и в то, что произошло двумя неделями ранее, когда Вик пришла грустить на студию, планируя провести вечер в гордом одиночестве, которое ей скрасила бы только любимая бас-гитара и бутылка украденного у друга вина. Но если бы девушка только знала, чем для нее все это обернется, осталась бы дома, заперлась бы на все замки, лишь бы этого никогда не случалось, хотя в глубине души она страшно мечтала о том, чтобы все повторилось. Чтобы у нее появилась возможность вернуться на две недели назад, в тот роковой день, когда солнце клонилось к закату, пока Виктория шагала в сторону студии. Чтобы попытаться начать с начала, набраться смелости и, увидев Итана за барабанной установкой, рассказать ему, наконец-то, правду. Чтобы не было всех этих ужасных игр и притворства, чтобы они раз и навсегда решили этот вопрос, и лучший друг дал ей прямой ответ: либо да, либо нет. И скольких бы сложностей удалось избежать, если бы какой-нибудь дотошно умный ученый все-таки изобрел машину времени, что решила бы большинство людских проблем. Но, увы, того, что сделано, изменить уже было нельзя, и Виктория через муки училась теперь жить с последствиями собственной слабости. Две недели пролетели, казалось, за пару минут. Долгожданные гастроли накрыли группу с головой, и молодая гитаристка не замечала, как вокруг нее менялись салоны самолетов, города, пейзажи, и концертные залы. Одно оставалось неизменным — визг фанатов в ушах, который отлично отрезвлял, позволяя отвлечься от ненавистно—тяжелых мыслей всякий раз, когда измученный бешеным графиком тура взор случайно падал в сторону барабанной установки в центре сцены, за которой сидел он. Длинноволосый сексуальный ударник, отдающийся своему делу с особенным упорством, нескрываемым удовольствием и сумасшедшим азартом. Палочки в его сильно натруженных пальцах, казалось, задавали ритм прямо внутри женского организма, колотя не по медным тарелкам, я непосредственно по ее ребрам. Его мордашка, такая сосредоточенная, а в следующий миг уже затянутая улыбкой в пылу игры на любимом инструменте, приводила Викторию в восторг, и как бы она не старалась делать вид, что ей все равно, и Итан никак ее не интересует, она раз за разом сдавалась, едва не забывая, как пользоваться гитарой в своих руках, когда ее зрачки цеплялись за знакомый мужской силуэт. Но давать слабину она себе не позволяла. Вот уже две недели с тех пор, как начался их с группой европейский тур, Вик общалась с Торкио только по рабочим вопросам в присутствии остальных друзей, в тот момент, как в свободное время полностью его игнорировала. Она не отвечала на его сообщения, не говорила с ним, когда они на пару коротких минут оставались наедине, не подпускала его к себе ближе, чем на метр, и делала вид, что не слышит, когда барабанщик в очередной раз пытался завести с ней пустую бытовую беседу. Обиделась, и не скрывала этого, в то время, как Итан делал вид, будто ничего не произошло. Словно между ними ничего не изменилось, словно не было того странного вечера на студии, и он никогда не целовал ее так нежно, как в тот раз. Не прижимал к себе, не блуждал пальцами по ее шее, не тянул ее еще ближе, пока она поддавалась ему в этой нечестной игре, думая, что все это происходит по-настоящему. Но, как оказалось, из на настоящего между Итаном и Викторией было только недопонимание, которое в итоге привело к тому, что прежняя тонкая ниточка связи между ними покрылась инеем и потрескалась, причиняя обоим боль. И Вик хотела бы, чтобы их отношения с ударником вернулись к прежнему статусу, снова стали крепкой трепетной дружбой, но сейчас, после всего произошедшего, такой исход событий был практически недосягаем. Злость и обида брала над девушкой верх, и потому с Торкио она старалась лишний раз не контактировать, решая все необходимые вопросы через Лео, Томаса или Дамиано, и только если возникала необходимость, она через силу заставляла себя снова заговорить с некогда самым близким другом. И такое поведение басистки, несомненно, не могло остаться за пределами внимания ребят, но те, будто не желая лезть и вмешиваться в чужие разборки, молчали, лишь украдкой переглядываясь друг с другом, когда между Вик и Итаном все же происходили короткие натянутые перепалки. И больше всего во всем этом девушку бесило то, как ударника, видимо, забавляла ее чересчур бурная реакция. Он охотно отшучивался на ее редкие колкости, и, черт возьми, постоянно на нее смотрел. Заинтересованно, заинтригованно и так беспардонно, что периодами у Де Анджелис возникало желании приложить его головой обо что-то потверже, лишь бы стереть с его лица поганую ухмылку. Игра продолжалась, и Виктория не понимала, как ей ее остановить, и, уж тем более, выиграть. Серебристые блестки на веках, густо накрашенных чёрными, как смоль, тенями, сверкали в свете тусклой желтой лампочки, что раздражающе мигала от перепадов напряжения. Тесная гримерка, один в один как в сотнях клубов по всей Европе, где группе только доводилось выступать, давила на стройное женское тело, развалившееся на кресле перед покрытым разводами зеркалом. Из него на Викторию смотрело собственное отражение, как и всегда привлекательное, манящее изгибами молодого тела, и упругой грудью, идеально сидящей в чёрном кружевном бюстье. Плечи прикрывала лишь тонкая сетка коротенькой кофты, если ее вообще можно было так назвать, а покатые бледные бедра прятались под короткой черной юбкой в мелкую полоску, идеально подходящей сегодняшнему образу гитаристки. Свежая стрижка, сделанная собственными руками в порыве эмоций дома в ванной пару недель назад, удивительно удачно вписывалась в сегодняшнее настроение девушки. Как будто специально растрепанные пшеничные пряди падали на полуголые плечи, а рваная челка прятала от нежелательных глаз густые брови, под которыми, ослепительно светясь в черноте концертного макияжа, искрились голубые радужки, обрамленные рядами густо накрашенными тушью ресничек. Вот уже пару десятков минут басистка сидела перед зеркалом, бесцельно мотая ногой, и томно вздыхала, настраивая разбегающиеся по углам мысли на предстоящий концерт, до которого оставалось около часа. С саундчеком было покончено еще два часа назад, все прочие подготовки тоже недавно подошли к концу, и теперь у друзей—музыкантов оставалось свободное время, чтобы передохнуть перед предстоящим выступлением. Каждый разбрелся по своим делам. Дамиано и Томас ушли курить на задний двор, Лео, как умалишенный, носился по площадке, завершая последние приготовления аппаратуры и собачился со звуковиками, а где пропадал Итан, Виктория понятия не имела, да и, если честно, не хотела. Пыталась подготовить себя к тому, что через какой-то ничтожный час им снова придется выйти бок о бок на сцену, и тогда она, погруженная с головой в азарт живого выступления, опять позабудет о своей обиде, и вновь на него посмотрит. Точнее жадно уставится на него в момент, когда он будет отыгрывать свою дебютное соло, и не сможет оторвать от него завороженный взор. Непроизвольно улыбнется, покраснеет, глухо сглотнет, когда он, порыве страсти за игрой, поднимет на нее черный от удовольствия взгляд, и ухмыльнется ей в ответ, будто напоминая: игра еще не закончилась. Девушка скривилась, одним движением поднимаясь на ноги, и зашагала в сторону выхода из гримерки, цокая каблуками лакированных сапогов по потертому кафелю. Куда она направлялась, Вик, если честно, и сама не понимала. Стремилась просто найти для себя компанию, чтобы скоротать время до начала концерта, и незамысловатыми беседами отвлечь себя от мыслей об Итане, которого за эти беспокойные несколько недель она умудрилась искренне возненавидеть. Не столько из-за того, что между ними стряслось, а потому, что страшно хотела, чтобы это снова повторилось. Хотя и понимала, что неправильно все это, что такие игры могут негативно сказаться на микроклимате внутри их коллектива. Не останавливало ее от подобного рода мыслей даже то, что она пообещала им обоим, что подобное впредь не произойдет снова, вопреки чему сердце отчаянно требовало обратного. Злилась на себя за свою слабость перед Итаном, за то, что не могла до конца контролировать свои чувства всякий раз, когда их взгляды сталкивались, не понимала, как выгнать его образ из своей головы, и, что самое главное, как забыть о его горячих и таких нежных поцелуях, что подожгли фитиль прямо в глубине ее утонченной души. Но, несмотря на все страшные противоречия, Виктория твёрдо решила, что поставила на всем этом жирную точку, которой она просто не даст превратиться в запятую. Игры кончились. Впереди была только несправедливая жестокая жизнь. Вик уверенно шагала по темному коридору, улавливая, как где-то за толстыми бетонными стенами бушевала стремительно увеличивающаяся толпа, ожидающая скорого выхода своих кумиров на сцену. Было приятно осознавать, что всего в паре десятков метров от нее томились в ожидании тысячи человек, и девушке не терпелось поскорее оказаться перед ними, чтобы увидеть их счастливые лица, глаза, переполненные чистым восторгом, и подарить любимым фанатам мощное шоу, которое они совершенно точно запомнят на всю жизнь. Но перед этим сначала нужно было найти хотя бы кого-то из друзей, и, решив пойти самым примитивным и легким путем, Виктория направилась в закулисье сцены, где она надеялась встретить Лео, который наверняка дотошно контролировал работу сотрудников миланской площадки, на которой ребята сегодня выступали. Девушка завернула за угол коридора, ведущего прямо к выходу на сцену, от которой небольшую полутьму пространства отделяла черная тканевая ширма, и, увидев возле нее потрепанный диванчик, она замерла, едва не споткнувшись о собственную ногу. Первая мысль, посетившая голову Де Анджелис, вопила о том, чтобы та разворачивалась, и уматывала обратно в гримерку, из которой ее и принесло, но спасаться бегством уже было поздно, потому что уже через мгновение ее недоуменно оглядели знакомые карие глаза, сверлящие ее исподлобья. С того самого дивана на Викторию дезориентированно таращился Итан, расслабленно развалившийся на мягкой мебели, и спустя пару секунд осознания ситуации, его губы невесомо растянулись в едва заметной улыбке, а зрачки стали бесцеремонно разглядывать стоящую в нескольких метрах от него девушку. И хотя друзья за сегодняшний день виделись уже пару сотен раз, готовясь к выступлению на одной сцене, а после создавая свои образы в одной тесной гримерке, Вик все равно не могла не подметить то, как сильно ударнику сегодня шел его аутфит. Он был одет в черные кожаные брюки и серую джинсовую жилетку прямо на обнаженные плечи. Его гладкая кожа на животе обтягивала рельефные кубики пресса, скрывающегося за поясом штанов, а длинные пряди, уложенные эффектом мокрых волос, волнами скользили по его груди, слегка загорелой от природы. И так искусано подчеркнутый черными блестками на веках цвет его глаз, подобно терпкому односолодовому виски, дурманил гитаристку сильнее любого алкоголя. Она не могла сдвинуться с места. Так глупо застыла в ступоре, будто перед ней сидел не прекрасно знакомый ей человек, лучший друг, а некто загадочный, и Вик еще не знала, кто он такой и как именно к ней относится. И вообще-то, так оно и было. Молодой мужчина перед ней, развалившейся на диване, точно больше не был ее другом, не теперь, не после того, что он сделал, и внутри Виктории все еще метались две крайности. Одна желала растерзать Итана, отомстить ему за все его игры и навсегда вычеркнуть его из списка самых близких. А вторая не находила себе места, пока его зрачки так соблазнительно медленно скользили по изгибам ее привлекательного тела, мечтала, чтобы его ладони снова оказались на ее талии, а в списке самых близких она хотела перенести Торкио на первое почетное место. Сыграть с ним очередную партию. — Привет. — изображая саму невинность, вдруг поздоровался барабанщик с краснеющей то ли от злости, то ли от чего-то еще подругой. Виктория пропустила очередной вымученный вдох, и, сложив руки на груди, изо всех сил прикидывалась, что ей плевать, пока ее сердце пробивало в груди огромную брешь. — Виделись. — сухо ответила девушка, опуская глаза в пол, пока ее мозг судорожно генерировал достойное оправдание, чтобы удалиться с глаз лучшего друга долой. — я, кажется, забыла телефон в гримерке, пойду вернусь за ним. Девушка протараторила свою дешевую отмазку на одном дыхании, и, театрально развернувшись на пытках, сделала шаг прочь от Итана, но в тот же миг в ее спину прилетел новый залп глубокого мужского тембра, перемешанного с харизмой. — Вик. — резко вскочив на ноги, воскликнул Итан, и за секунду он оказался прямо за девичьей, вытянутой струной спиной. — может, наконец-то, поговорим о том, что произошло? Впервые за несколько недель Виктория уловила в его голосе серьёзный тон, и, яростно пропыхтев, басистка все-таки повернулась к другу, разрезая кончикам пшеничных волос душный воздух концертного клуба. Торкио смотрел на нее, в ожидании вскидывая брови, и закусывал губы, пока она пыталась решить, сразу ли врезать по его смазливой мордашке, или сначала высказать ему все, что она о нем думала. — Не о чем тут говорить, Итан. — строго сказала она, наконец, набравшись желанной смелости, и сложила руки на груди, спрятанной за чашками кружевного бюстье. — я, кажется, ясно дала понять, что в принципе не хочу с тобой разговаривать. — Ну прости меня! — едва Вик закончила свою мысль, выпалил Торкио, почему-то густо краснея. — я повёл себя, как полный урод, просто я не думал, что все, что произошло между нами, было всерьез… Де Анджелис усмехнулась и закатила глаза, наслаждаясь виноватым видом барабанщика, который неловко почесал затылок, ожидая от подруги приговора. Было приятно, наконец, увидеть, что ему вовсе не все равно, и его тоже волнует эта непростая ситуация, но Виктория была уверена, что это скорее потому, что она уже две недели на него дулась, а не из-за того, что Итан к ней тоже что-то испытывает. Всего лишь игра, ничего серьезного. — Вот и не думай так дальше. — ядовито улыбнувшись, выплюнула басистка, подарив молодому человеку до ужаса леденящий душу взгляд. — наигрались, и хватит. Девушка снова развернулась на пятках, довольная собой и расправой над Итаном собираясь сделать шаг в противоположную сторону от него, но чужая крепкая рука, вцепившись в ее локоть, одним рывком развернула ее на себя, и Виктория тот час же оказалась прижата к мужской пылающей груди, испуганно поднимая взор на Торкио снизу вверх. Его лицо горело огнем, на покатых скулах играли желваки, и челюсти были напряжены так, что гитаристке казалось, будто она слышит их глухой скрип. Вечно сдержанный, скромный, до раздражения спокойный Итан, которого Вик знала больше семи лет, смотрел на нее по-настоящему хищным взглядом, пока его вторая ладонь впивалась в ее талию, точно давая понять, что так просто отпустить ее он не согласен. И девушка не могла даже пошевелиться, будучи прикованной к потемневшим карим радужкам, что сверлили ее тело практически насквозь, а до одури манящие пухлые губы были слегка приоткрыты, из-за чего Де Анджелис ощущала, как его сбитое дыхание щекочет ее розовую щеку. — Я не хочу больше играть с тобой, Виктория. — могильно низким голосом прошептал ударник, останавливая взор на распахнутых от неожиданности голубых глазах напротив. — я хочу, чтобы между нами все было по-настоящему. Вик мелко задрожала. Ее грудь, прижатая к горячей коже Торкио, вздымалась с бешеной скоростью, а сердце и вовсе рвалось наружу, пытаясь таким образом пуститься в бега. И Итан, как будто издеваясь над ней, отпустив ее локоть, осторожно уложил свою руку на ее талию, медленно проведя ладонью по оголенной, словно электрические провода, коже. Он молча смотрел на нее в ожидании, и ярость, перемешанная со страстью в его дурманящем взгляде, начала постепенно сменяться на нечто тёплое, нежное, из-за чего внутри живота Виктории все затрепетало, заставляя давно разложившихся бабочек ожить и забиться в безумии по внутренним стенкам ее брюшной полости. — Итан, это неправильно. — цитируя голос разума, попыталась спокойно сказать Виктория, борясь с невыносимым желанием его поцеловать. — между нами ничего не может быть, кроме дружбы, ты же понимаешь? — она обреченно вздохнула, с сожалением покачав головой. — я не хочу ставить под удар всю команду, и даже боюсь представить, что скажут ребята. — Я не узнаю тебя, Вик, тебе же всегда было плевать на чужое мнение! — раздраженно скривился ударник, выпуская ее из своей хватки, и, отойдя от подруги на метр, начал мерить шагами пространство вокруг себя, остервенело хватаясь за голову. — ты же сама хотела этого, а теперь внезапно передумала? — Да, передумала. — скрепя сердце процедила сквозь зубы девушка, опуская глаза в пол. — потому что поняла, что это плохая идея! Действительно, за пару недель рефлексии всех сложившихся обстоятельств, Виктория осознала, что ей страшно что-то менять. Да, черт возьми, она запала на Итана, хотела, чтобы их совершенно не дружеские поцелуи повторились, но боялась, что за этим может стоять лишь физическое влечение. И сейчас, глядя на Торкио, она меньше всего хотела, чтобы он снова к ней приближался, потому что был слишком большой риск причинить боль ему и заодно их оставшимся общим друзьям. Игра, которую они затеяли, неожиданно обернулась поражением для обоих. — Вик, я ведь… — начал было барабанщик, серьезно посмотрев на девушку исподлобья, и снова сделал к ней уверенный шаг, рефлекторно протягивая руку, когда его серьезную речь неожиданно прервал еще один знакомый голос. — О, вот вы где! — ослепительно улыбаясь, воскликнул Дамиано, возникший из ниоткуда, и, подойдя к ребятам вплотную, недоверчиво оглядел их до ужаса серьёзные мордашки. — а вы чего такие мрачные, я что, прервал семейную размолвку? Итан и Виктория одновременно вскинули брови и ошарашено переглянулись, до смеха одинаково складывая руки на груди. А Давид, отпустивший в адрес друзей совершенно характерную для себя шутку, развел в стороны ладонями, нахмурившись от того, как ударнику и басистке было не до смеха. — Серьезно, что с лицами? — поставив руки в боки, чуть менее игриво поинтересовался фронтмен снова, недоверчиво рассматривая сконфуженные мордашки ребят. — Мое лицо становится таким каждый раз, когда я вижу твою новую дурацкую стрижку! — натянув на себя привычную маску сарказма, ответила Вик, расплываясь в поганой ухмылке. — Как и мое… — неуверенно, но все-таки дополнил колкость гитаристки Итан, неуверенно пожимая плечами. Дамиано на это лишь цокнул, показательно закатив глаза, и показал друзьям средний палец. Виктория же, украдкой все-таки взглянула на Торкио, который трепетно ей улыбнулся уголками губ, и, вздохнув, подставила ему ладошку, и ударник тут же шлепнул по ней своей, радуясь тому, что девушка все-таки проявила к нему прежнее тепло. — Вы реально достали, мне моя прическа нравится! — обиженно процедил Давид, сложив руки на груди, и театрально насупился, прислоняясь спиной к ближайшей стене. — Но это не отменяет того, что теперь ты похож на шар для боулинга. — внезапно раздался голос непонятно откуда взявшегося Томаса, который бесцеремонно обошел Викторию сзади и обнял ее за шею. Девушка сразу же рассмеялась с отличной шутки Раджи, прикрывая веки, и прижалась спиной к груди высокого друга, пока солист продолжал сыпаться в возмущениях по поводу критике его нового лысого имиджа, а Итан, словно потерявшись во всем происходящем, внимательно разглядывал то, как Вик заливалась в веселье. Снова ожила, распыляя вокруг флюиды искренности и счастья, симпатичная, молодая, настоящая. Такая, какой музыкант знал ее все эти годы и страшной ей восхищался. И, в тайне от всех, он думал о ней днями и ночами, оказывал ей повышенное внимание, всегда приходил на помощь и был готов ради нее на все. Сколько раз он срывался к ней среди ночи, просто потому, что подругу мучила бессонница и ей нужно было с кем-то поговорить? Сколько раз впускал ее к себе домой после неудачных свиданий, сколько раз поил ее кофе или вином за приятной беседой? Сколько раз утирал ее горькие слезы, утешал, обнимал, подставлял плечо, был для нее опорой и поддержкой? Они доверяли друг другу больше, чем даже сами себе, и сейчас от этого было особенно тоскливо, потому что идиллия эта была грубо нарушена им же самим — Итаном Торкио, который так и не понял, что Вик две недели назад призналась ему в любви. Обнажила перед ним душу, сделала первый шаг, поцеловала его, без слов поведала ему о том, что испытывает, а он опрометчиво подумал, что все это было очередной игрой. Точнее дошло до него все, когда было уже слишком поздно, в тот момент, когда перепуганной девушке нужна была его поддержка, теплые слова о том, что они вместе со всем справятся, а он отмахнулся от нее, испугавшись ответственности, и обозвал их неожиданную взаимность несерьезной игрой. И теперь она передумала. Потому что в самый подходящий момент Итан сглупил, ведь ему просто не верилось, что Виктория — его самая близкая и лучшая подруга, девушка, в которую он давно был тайно влюблен, неожиданно сделала шаг навстречу. Потому что он бесчисленные тысячи раз представлял в голове этот долгожданный момент, репетировал каждое свое слово, каждую реплику, а когда все внезапно случилось наяву, он не был к этому готов, а потому позабыл даже собственное имя, и, испугавшись, что своими признаниями сделает только хуже, оттолкнет, напугает, в итоге все испортил и наломал дров. Обыграл сам себя. — О, вы все как раз в сборе! — резко вырвал Итана из раздумий знакомый взволнованный голос, принадлежащий Лео, который неожиданно вышел к друзьям из темноты коридора. — у меня есть для вас задание, чтобы вы все не слонялись по клубу без дела. Все четверо музыкантов переглянулись, распахивая в удивлении глаза, и как один уставились на менеджера, который ослепительно улыбался, рассматривая своих друзей со стороны. — Чувак, имей совесть! — раздосадовано проскулил Томас, укладывая свой подбородок на макушку Вик, что держалась за все еще обвивающие ее шею руки друга. — мы уже две недели пашем, дай нам попрохлаждаться часик перед концертом! Дамиано одобрительно покачал головой, соглашаясь с гитарастом, и тяжело вздохнул, прочищая горло кашлем, на что Лео снисходительно закатил глаза, не теряя своей прежней улыбки. — Да расслабьтесь вы, нам всего лишь нужно сделать пару фоток для блога. — успокоил ребят менеджер, попутно открывая камеру на дорогом телефоне. — давайте, пришло время посветить своими мордашками. Друзья вновь переглянулись и, после недолгих переговоров о том, как лучше позировать перед камерой, решили все вместе оккупировать диван, который молчаливо стоял прямо за их спинами, у кулис, ведущих за сцену. Обычно подобные фотосесси случались спонтанно, и музыканты совершенно к ним не готовились, и потому фотографии получались живыми и динамичными. И поэтому ребята ненавидели такие моменты, когда Лео начинал руководить процессом и указывать им, как именно себя вести, чтобы сделать снимки достаточно провокационными и местами эпатажными. Но именно это происходило сейчас, когда друзья уселись на несчастный диван все вместе, уложив на свои колени Викторию, которая скорчила смешную рожицу, показывая язык. — Нет, мне не нравится. — цокнув, отрицательно покачал головой менеджер, отрывая ладонь с телефоном от своего лица. — это выглядит нелепо, а нам нужен ваш обычный горячий контент! — И что ты предлагаешь? — все еще лежа на коленях друзей, возмутилась Де Анджелис, нахмурившись, и посмотрела снизу вверх на подбородок Дамиано, что был к ней ближе всех из парней. — можно просто запостить очередную голую групповую фотку, но мне реально лень раздеваться. Девушка усмехнулась, подмигивая Давиду и Томасу, и намеренно проигнорировала пристальный взгляд Итана, на бедрах которого покоились ее ноги, обутые в черные лакированные сапожки. — Вечно у тебя какие-то крайности. — выпалил Лео, закусив щеки изнутри, и шумно вздохнул. — давайте, вставайте нахрен с этого дивана, он некрасивый! Менеджер взмахнул рукой, призывая музыкантов выполнить его просьбу, и те, разочарованно скуля, стали подниматься со своих мест, ворча на друга за его чрезмерную дотошность. Они приняли горизонтальное положение, встав в один ряд перед мебелью, которая так не приглянулась Грилло, и уставились на его сосредоточенное и задумчивое лицо, по которому было понятно, что молодой человек придумывает для них интересные позы. — Дамиано и Томас, стойте вот так. — одобрительно воскликнул наконец-то менеджер, прицениваясь к картинке, застывшей перед его глазами. — Вик и Итан, поднимайтесь на диван! Басистка на мгновение замешкалась, возмущённо распахивая веки, и коротко взглянула на Торкио, лицо которого было совершенно спокойным и на нем не дрогнул ни один мускул. — В смысле, тебя же этот бедный диван не возбуждает… — лукаво выгнув бровь, подколола Лео Де Анджелис, улавливая периферийным зрением, как барабанщик ухмыльнулся. — Встань уже на диван и не выделывайся, Вик, а то мы сейчас все дружно поговорим о том, что же на самом деле возбуждает тебя. — не растерявшись, ответил менеджер достойной колкостью подруге, и та, почему-то смутившись, покраснела, теряя свой прежний боевой настрой. Виктория хотела было возмутиться, но быстро вспомнила, что такая реакция вызовет шквал из вопросов у ее друзей, и потому она, коротко взглянув на стоящего рядом Торкио, снова натянула поганую ухмылку и ловко запрыгнула на сидение дивана, проваливаясь толстыми каблуками в его рыхлую обивку. И Итан, как не странно, не заставил себя долго ждать, тут же возник рядом с ней, не решаясь приблизиться к ней ближе, чем на полметра. — Давайте, проявите креатив, не стойте как манекены! — подначивал ребят Лео, и Дамиано с Томасом, одновременно цокнув, прислонились друг к другу спинами, отпуская какие-то скомканные шутки. — вас это тоже касается. Последнюю фразу менеджер адресовал Ударнику и гитаристке, и те в бесчисленный раз переглянулись. Вик, тяжело вздохнув, шагнула ближе к Итану, и, борясь с дрожью в своем хрупком теле, осторожно опустила свои руки на его плечи, стараясь лишний раз не смотреть ему в глаза. Девушка прижалась к его груди, вновь ощущая обнаженной кожей этот страшный жар, и натянула на губы обворожительную улыбку, чтобы не выставлять свое волнение на всеобщее обозрение. Она почувствовала, как ладонь Торкио невесомо опустилась на ее лопатки, и, цепляя застежку бюстье, поползла вниз, нежно обводя подушечками пальцев по кругу каждый выпуклый позвонок. — Больше экспрессии! — в азарте вскрикнул Лео, неодобрительно глядя на своих «моделей», и снова включил камеру на телефоне. — Слушай, ты менеджер или сутенер? — недовольно процедил Дамиано, закатив глаза, все еще прислоняясь затылком к плечу Томаса. — просто фоткай уже. И пока вся эта перепалка отвлекала собой внимание ребят, сердце Виктории начало трепыхаться в припадке, потому что горячая ладонь Итана сползала все ниже и ниже, так до безумия медленно, что рассудок начал плавиться, и девушка, не содержавшись, все-таки посмотрела в глаза ударника, совершая роковую ошибку. Его зрачки чернели, практически не отражая тусклый свет софитов, льющийся со сцены, а в карих радужках, искрящихся всеми оттенками медового, плясали маленькие огоньки, вокруг которых носились хороводами бесы. Дыхание перехватывало от того, как лучший друг на нее смотрел, и Вик, не выдержав бешеного напряжения, опустила взор, ощущая, как рука Торкио аккуратно спускается по ее бедру, поглаживая его через ткань юбки. Он едва касался ее, перебирал пальцами, нежно сжимал, очерчивая упругую ягодицу девушки, цеплялся за край юбки, но слишком далеко не заходил, растягивая свое удовольствие. Невозможно, невыносимо, но Виктория терпела эти прикосновения, улыбаясь на камеру, пока Лео делал фотографии. Ощущала, как ее тело каждой своей клеточкой трепещет от жара, что разгонял по ее крови барабанщик, продолжая ее откровенно лапать, но девушка даже не пикнула, когда вторая ладонь Итана бесцеремонно легла на ее талию, притягивая басистку еще ближе. — О, вот так супер! — будто издеваясь, воскликнул Лео, забивая огромный гвоздь в крышку гроба девичьего самообладания. — Вик, закинь ногу Эдгару на бедро. Она сверкнула глазами так, что голова менеджера тут же должна была взорваться или слететь с его шеи и уже катиться прочь по сцене, на глазах у нескольких тысяч зрителей, но Виктория послушно кивнула, и выполнила просьбу друга. Ударник же, будто только того и ждал, подхватил ее за ягодицу, и опять несильно ее сжал в том же месте, где только что ее гладил, будто проверяя пошатнувшееся самообладание подруги на прочность. Та яростно на него посмотрела, с ужасом ощущая, как вторая рука Торкио, незаметно втиснувшись между ними, начала сминать ее левую грудь, пока его губы, такие манящие, сладкие, спелые, растягивались в луковой ухмылке. Совсем с ума сошел. Он со своими бесчинствами точно, а может и она сама, потому что под плотно сжатыми накрашенными веками, ее глаза в забвении закатились, а тело так предательски поддавалось ласкам ударника. Мурашки щекотали спину, а слух перестал воспринимать все прочие звуки, гул толпы, что рокотала в ожидании концерта в зале, голос Лео, который продолжал давать ребятам советы по позированию, шутки Томаса и Дамиано, которые уже чуть ли не целовались, лишь бы угодить менеджеру. Было слышно лишь собственное сбивчивое дыхание, звучащее с чужим в унисон. Вик хотелось закричать. Ударить Итана пару сотен раз чем-нибудь тяжелым по голове за его своенравные выходки, но она не могла сделать лишний вздох, пока его ладони блуждали по ее телу, вынуждая кровь девушки закапать, а узел внизу живота мучительно медленно затягиваться. И она хотела бы соврать, что была против такого, что ей вовсе не было приятно вызывающее поведение друга, но Виктория прекрасно понимала, что ей все это нравилось. Нравилось чувствовать сильные мужские руки на бедрах и груди, нравилось понимать, что он намеренно ее провоцирует, нравилось осознавать, что таким образом он пытается вызвать в ней сомнения в своих же намерениях, чтобы она его захотела, но Итан еще не знал, что она уже. — Что ты творишь…? — едва различимо прошептала Виктория, с трудом волоча языком, и умоляюще заглянула Итану в глаза, и тот, изобразив непонимающий вид, сжал ладошку на ее груди еще крепче. Перед глазами на мгновение вспыхнул белый свет, отсчитывающий очередной снимок, сделанный Лео, и Торкио прижал к себе басистку еще на пару сантиметров, так, что она неосознанно уперлась ладонями в его горячую обнаженную грудь. — Пытаюсь доказать тебе, что ты заблуждаешься. — так, чтобы это было как можно менее заметно, ответил молодой человек, чуть наклоняясь к уху подруги. — эта игра тебе нравится, и ты хочешь, чтобы я продолжил. Вик замерла без движения, закусив нижнюю губу, пока внутри нее снова боролись две мятежные части ее души. Одна отчаянно требовала, чтобы девушка отвесила не такому уж и другу звонкую пощечину за его неоднозначные тезисы, а вторая молила о том, чтобы Виктория перестала тупить и впилась в поганые губы Итана прямо сейчас, наплевав на все и всех, и на то, что их общие друзья точно это увидят. Но она продолжала стойко молчать, изображая полное безразличие к словам ударника, пока его руки продолжали свое гнусное занятие, доводя кровь в женских венах до температуры кипения. — Все, о рабы мои, вы свободны! — сделав последний снимок, воскликнул Лео, и под облегченные возгласы Дамиано и Томаса откланялся им, убирая телефон в задний карман джинсов. — у вас есть еще полчаса до начала шоу, можете дальше страдать херней. — Благодарю, мой повелитель! — подхватил шутку друга гитарист, сделав шаг со своего места, шлепнул менеджера по заднице, проходя мимо, и направился в темноту коридора, лишь на мгновение оборачиваясь назад. — Дам, ты идешь курить? Итан? Торкио, что все это время продолжал обнимать красную, как помидор, Викторию, что еле на ногах стояла, к черту позабыл о том, что вокруг кроме них двоих еще есть люди, и теперь под внимательными взглядами парней, резко отпустил ее, и, улыбнувшись, спрыгнул с дивана, галантно подавая девушке руку. Та, не сразу приходя в себя, рефлекторно присела прямо на спинку дивана и, прищурившись, стиснула челюсти до скрипа. Вновь набравшись гордости, девушка окатила ударника надменным взором, и намеренно проигнорировала его жест, наконец-то сдвинувшись с места, после чего шагнула на пол, задевая плечом Итана так, что тот от нее отшатнулся. Доигрался. Вик, игнорируя недоуменные лица ребят, быстрыми шагами направилась прочь, даже не глядя на то, как несколько пар глаз проводили ее силуэт, зато отлично ощущала на себе пристальный взгляд карих взбудораженных радужек, что сверлили ее удаляющуюся спину. Она резво шла по коридору, цокая каблуками по бетонному полу, и не понимала пока, что ей делать дальше и как прийти в себя после выкрутасов Итана. Как у него только смелости и самообладания хватило так себя с ней вести, у вечно скромного и смущающегося по пустякам? Как ему в голову пришло ставить ее в настолько неловкое положение на глазах у всех, с чего он вообще решил, что может вот так грубо вторгаться в ее личное пространство и буквально приставать к ней под прицелом камеры Лео? Видимо, она его слишком недооценивала, но при всех внутренних противоречиях девушка четко понимала, что его выходка вызвала внутри нее неконтролируемую химическую реакцию, заставила трепетать от желания и даже необходимости зайти дальше. Продолжить эту игру. Виктория залетела в гримерку, буквально выбивая дверь ногой, и фурией пронеслась по помещению, оказываясь возле заляпанного зеркала, где просидела весь вечер, и подняла на собственное отражение тяжелый взгляд. Она наклонилась над заваленным косметикой столиком и вцепилась в его край так, что пальцы под черными ногтями побелели, на контрасте с тем, как горели ее щеки, как она с ног до головы пылала изнутри и никак не могла отделаться от легкой дымки возбуждения в организме, которую напустил на нее своими прикосновениями осмелевший Итан. И так невыносимо стало находиться в оковах собственной кожи, захотелось на пару мгновений стать кем-то другим. Не Викторией Де Анджелис, а обычной заурядной девчонкой, что с Торкио не связывала многолетняя крепкая дружба, которую было страшно вот так бесцеремонно разрушить. Чтобы у нее появился шанс начать все сначала, чтобы глядя на Итана и истекая слюной, не чувствовать свою вину за то, что влюбилась, и позволить им обоим попробовать что-то построить с нуля. Но будь она кем-то иным, стал бы ударник так на нее смотреть? Вик тяжело дышала, не представляя, как ей успокоиться, как разложить беснующиеся в голове мысли по полочкам, как внушить себе, что не может быть у них с Торкио ничего, кроме прежней дружбы, что ее желания разрушительны по своей сути, и принесут им всем, всей их группе, огромную кучу проблем. Сердце пылало огнем в груди, которую так бессовестно ласкал Итан еще пару минут назад, и, наткнувшись на еще совсем свежее воспоминание, девушка закатила глаза, ощущая, как туго затянуло низ ее живота от одной мысли, что лучший друг когда-нибудь сделает это снова. И будто выстрел в висок со стороны двери послушался громкий щелчок, заставивший девушку вздрогнуть и повернуть голову в противоположный конец помещения. Синева между веками снова столкнулась с карими и до безобразия спокойными радужками, принадлежащими человеку, что только что запер дверь в гримерке на замок. — Я думаю, нам все же стоит кое-что обсудить. — застыв на пороге всего на пару секунд, серьезно сказал Итан, и сделал навстречу Виктории уверенный шаг.