Всего лишь игра

Вдох. Сердце сжимается до размера атома, замирает, и, получив от мозга добротную дозу адреналина, запускается вновь, отбивая удары по ребрам. Зрачки, пристально нацеленные на до боли знакомое, слишком спокойное лицо, расширяются, а по горлу ползет ком, состоящий то ли из почему-то подступающих слез, толи из слов, не самых приятных и лестных, которыми хочется бросаться в стоящего в паре метров молодого человека, словно острыми копьями. Лицо краснеет, нет, оно просто пылает в огне, покрываясь пятнами, а упругая женская груди, припрятанная в чашках бюстье, судорожно вздымается, пока пальцы с накрашенными черным лаком ноготками до треска сдавливают край столешницы. Он спокоен, даже безразличен, от улыбки на вечно добродушном лице не осталось и следа, и его руки, такие сильные, увитые под кожей выпуклыми венками, сцеплены за спиной, вытянутой струной во весь его рост. Смотрит в ожидании, тяжело дышит, облизывая пересохшие пухлые губы, которые так и манят своей простой красотой. Глаза бешеные и безразличные одновременно, сверкают в свете тусклой лампочки, играя бликами с приглушенным освещением. Стоит на одном месте, не пытаясь сделать шаг навстречу и оттого еще страшнее, потому что не понятно, чего от него вообще ждать. И хотя его образ более, чем знаком, от него так и веет неизвестностью, и тем, как непредсказуемы его поступки, оказывается, могут быть. Выдох. — Вик, посмотри на меня. — прерывая тревожно-вымученную тишину, наконец-то заговорил Итан, подавшись туловищем немного вперед. Она в ответ лишь отрицательно покачала головой, отвернувшись обратно к зеркалу, и, чувствуя себя будто в ловушке, медленно прикрыла веки, улавливая слухом то, как ударник медленно приближается к ней со стороны двери. Голова гудела от количества мыслей внутри, от шума собственной крови, несущейся по сосудам, и от того, как сильно Виктория боялась, что так и не сумеет совладать с эмоциями. По рукам вверх-вниз бегали мурашки, легким отчаянно не хватало кислорода, и низ живота болезненно тянуло от одного осознания, что Торкио запер их вдвоем внутри душной гримерки, из которой басистке было некуда бежать. — Вик… — низкий мужской голос раздался прямо за спиной Де Анджелис, и она распахнула глаза от неожиданности, сталкиваясь взором с карими радужками барабанщика, который смотрел на нее из тени собственных волнистых волос. Он стоял от девушки всего в нескольких десятках сантиметров и терпеливо ждал, когда она обратит на него внимание. Застыл в предвкушении, словно зверь над добычей, и Виктория не могла поверить в то, что рядом с ней находился именно тот Итан Торкио, которого она знала все эти годы. Потому что он вел себя совершенно не свойственно для его меланхоличной и спокойной натуры, будто она открыла в нем своими руками что-то новое и ранее неизведанное, и теперь только она же была в состоянии это обуздать. Ее зрачки сверлили друга через отражение зеркала, а разум все никак не мог сгенерировать подходящие слова, что ей были необходимы, лишь бы прервать эту нагнетающую тишину. И внезапно, будто устав ждать от подруги хоть какой-то инициативы, Итан медленно вытянул перед собой руку, и, сделав небольшой шаг, подошел к Виктории вплотную, осторожно, словно в страхе причинить ей страдания одним прикосновением, дотронулся пальцем до ее шейного позвонка, спрятанного за растрепанными пшеничными прядями. Он неторопливо водил по ее покрывающейся мурашками коже, раздвигая в стороны волосы, и внимательно наблюдал за ее реакцией, которую Де Анджелис старательно пыталась скрывать. Глядела на него неотрывно, прямо в бессовестные карие глаза, но даже мускул на ее лице не дрогнул, пока сердце исполняло в груди кульбиты от каждого касания чужих рук. Потому что ей страшно хотелось большего. А Торкио, будто читая ее мысли, начал вести пальцем ниже, все так же вычерчивая круги на ее позвонках, и, позволив себе еще немного, мягко опустил свободную ладонь на женское бедро, поглаживая его через ткань коротенькой юбки. Виктория выгнулась в спине, в попытке спастись от колючих мурашек, едва не охнув вслух от неожиданности, и машинально подалась тазом назад, к своему ужасу упираясь прямо пах ударника, что продолжал водить одной рукой по ее обнаженной спине, и второй нежно массировать ее боковую часть бедра. Воздуха в легких не просто не хватало, теперь он и вовсе там иссяк, и каждую клеточку их внутренних стенок теперь невыносимо жгло, пока мозг судорожно пытался вспомнить, как сделать вдох. Вик в безумии забегала зрачками по истерзанным годами стенам гримерки, чтобы найти, за что уцепиться, лишь бы не смотреть помутневшему Итану в глаза. Она попыталась было отпрянуть вперед, чтобы не касаться ягодицами чужого тела, но друг вцепился в нее мертвой хваткой, прижимая вплотную к себе, и потому ее вялая попытка взять над ситуацией контроль оказалась провалена. Было так страшно осознавать все происходящее, а еще страшнее понимать, что в конечном итоге ей нравится то, как пылают ее щеки от осознания, что пах Торкио буквально прилип к ее бедрам, и она отчетливо ощущала, какой адский от него исходит жар. Виктория не выдержала, сдалась, и, уперевшись влажными ладошками в поверхность стола, качнула тазом чуть назад, зажмурившись, лишь бы скрыть едва заметную улыбку, на что услышала за своей спиной приглушенное шипение. Итан закатил глаза, вскидывая подбородок к потолку, и чуть настойчивее надавил на спину гитаристки ладонью, вынуждая ту чуть ли не лечь животом на столешницу, выгибаясь, словно кошка, в пояснице. — Поговори со мной. — внезапно процедил сквозь зубы барабанщик, нежно водя руками по бокам девушки, которая из последних сил удерживала себя в сознании. — Что ты хочешь услышать? — на выдохе выпалила Виктория, отчетливо ощущая, как что-то стремительно твердеющее упираются в нее сзади прямо между ягодиц. — Все. — вновь затевая очередную игру, бросил себе под нос Торкио, протиснувшись ладонями между столом и практически лежащей на нем девушкой, и резко дернул ее на себя, из-за чего Вик оказалась зажата между торцом столешницы и разгоряченной грудью ударника. Она не могла оторваться от их отражения, застывшего перед ней в зеркале. Итан, весь алый, пылающий от желания изнутри, прижимал ее к себе, и теперь водил руками по ее животу вверх-вниз, будто не находя им места. Он теперь не выглядел таким же до омерзения спокойным, как и всегда, по его завороженному взоры было понятно, что молодой человек сам едва держится на в здравом рассудке, и Виктории понравилось наконец-то подметить, как именно ее присутствие на самом деле на него влияло. Так что она, потеряв всяческое терпение и окончательно стерев грани дозволенного, завела одну руку за спину и прикоснулась подушечками пальцев к шее ударника, царапнув ее ноготками, а вторую опустила поверх его ладони и настойчиво потянула ее вверх, невозмутимо укладывая поверх своей правой груди, все это время продолжая смотреть Торкио прямо в глаза через зеркало. Теперь, когда на мордашке Итана, пристально следящего за ее движениями, нарисовалось самое настоящее удивление, Вик наконец-то позволила себе сдержанную улыбку, и уложила затылок на практически обнаженное плечо друга, в забвении прикрывая блистающие тенями веки. — Я почти уверена, что влюблена. — наслаждаясь тем, как барабанщик охотно массировал ее грудь под ее ладонью, на одном дыхании выпалила Виктория, наматывая на указательный палец длинную прядь черных волос прямо у мужской щеки. От того, что подруга охотно повелась на его провокации, молодой человек едва заметно ухмыльнулся, пару раз потеревшись носом о висок Де Анджелис, и жадно впитал в легкие ее запах, не отрывая от девушки черных из-за возбуждения глаз. Как же до чертиков нереально все это было, и ни Итан, ни Вик не могли сполна осознать все, что между ними сейчас творилось, но от того удовольствие было даже слаще, чем оба когда либо могли себе представить. — Когда ты это поняла? — снова сделал свой ход Торкио, осторожно наклоняя голову, и сладко прильнул губами к тонкой девичьей шее, тут же услышав довольный благодарный вздох. Вик закатила глаза, на мгновение позабыв обо всем, что стряслось с ней в последние недели. Будто не было этих непростых дней, десятков перелетов и новой гостиницы каждую ночь, будто не было этой душной гримерки и тысяч фанатов за стеной, которые с замиранием сердца ждали выхода любимых кумиров на сцену. Словно они так и остались там, на студии в Риме, в том уединенном вечере, что неожиданно их столкнул, вернулись к моменту, когда Итан точно также ласкал шею Виктории поцелуями, и на этот раз она не отступит, не испугается, и обязательно доведет начатое до конца. Доиграет в эту игру. — Я начала подозревать, что что-то чувствую в ночь, когда была презентация альбома. — протараторила Вик, слегка задыхаясь в момент, когда Торкио прикусил ее под подбородком, и она запустила пальцы в его густые волосы, сжимая их до приятной боли. — во время этой дурацкой свадьбы… Басистка задрала голову настолько, насколько это вообще было возможно, позволяя барабанщику теперь обвести языком линию ее челюсти, а сама жалобно всхлипнула, прижимаясь ягодицами к паху Итана еще крепче. Он грубо стиснул ладонь на ее груди, а затем, в конец озверев, зацепил пальцами чашку бюстье, с силой оттягивая ее вниз, и теперь сжал совершенно оголенную женскую грудь, играя с проколотым пирсингом соском. — Как ты это поняла? — еле волоча языком, проскулил между поцелуями молодой человек в шею подруги, едва не теряя сознание от того, как она потягивала его волосы, вплетая в них дрожащие пальцы. У Виктории началось что-то, похожее не агонию, и она закусила губу, сдерживая стон, когда музыкант в очередной раз до розовых пятен смял ее грудь. Она теперь почти не видела происходящего в зеркале, не в силах была распахнуть глаза даже долю секунды, боясь ослепнуть от того, что коснется ее огромных зрачков из отражения напротив. Ей хотелось всего и сразу, хотелось бежать без оглядки и навсегда остаться в этой тесной гримерке, хотелось кричать и молчать в тряпочку одновременно, хотелось, чтобы душа покинула тело, и поглядела украдкой на то, что творилось со стороны, но сильнее хотелось прожить все здесь и сейчас, запомнить каждое мгновение этой сладостной пытки. — Я поняла все, когда вовремя церемонии ты меня поцеловал. — вдруг слишком серьезно, учитывая обстоятельства, сказала Виктория, резко раскрывая веки, и тут же столкнулась взором с почерневшими радужками Итана через все то же зеркало. — в тот раз мне захотелось, чтобы наш поцелуй никогда не заканчивался. Торкио не мог от нее оторваться. Тяжело дышал, с трудом найдя в себе силы оставить ее влажную и алую от его же губ шею в покое, и, все еще прижимая ее к себе одной рукой и лаская грудь второй, он ненадолго остановится, позволяя себе осознать все, что сказала ему подруга до последнего слова. Виктория Де Анджелис, с которой они знали друг друга с восьмого класса, с которой выросли, как физически, так и в качестве профессионалов своего дела, с которой он дружил вот уже почти восемь лет, только что практически призналась ему в любви, пока его руки бесстыдно блуждали по ее телу, изучая его все новые и новые закоулки, к которым молодой человек раньше еще никогда не притрагивался. А девушка, внезапно прозревшая от дымки возбуждения, смотрела на него с легкой печальной улыбкой, будто ожидая его дальнейшей реакции, пока в душе ей с каждой секундой становилось все легче и легче. Потому что, как только она ему призналась, с плеч словно камень упал, даже целая гора из противоречий, что она сама же не могла решить, а теперь все встало на свои места. Теперь в ней не было и тени сомнения насчет того, чего она на самом деле хотела от Итана, своего лучшего друга на протяжении многих лет, который теперь был нужен ей куда ближе, чем был все это время. Никакой больше дружбы. Никаких больше игр. Она хотела любить. Виктория судорожно облизала губы, ощущая, как Торкио все еще прижимал ее к себе, теперь с нежностью, трепетом, будто хотел спрятать ее ото всех, навсегда оставить только себе. Он прижался влажным от испарины лбом к ее плечу, оставляя на обнаженной коже мелкие поцелуи, и Вик уловила слухом, как он тихонько смеется, будто все еще пытаясь поверить в то, что она пару минут назад ему сказала. Итан, словно ощутив на подсознании, что басистка на него смотрит, медленно поднял глаза, и девушка на него повернулась, моментально сцепившись зрачками с его восторженным взбудораженным взором. И как будто под гипнозом друг друга, ударник ненадолго выпустил Вик из своей хватки, а та резко развернулась на месте к нему лицом, и с жадностью впилась в его губы долгожданным поцелуем, сразу же позволив молодому человеку подхватить ее за бедра и усадить на стол, крепко обнимая его за плечи. Итан одним взмахом крепкой руки смел со столешницы все лишнее, и кисточки для макияжа рассыпались по полу, закатываясь под небольшой диванчик и все тот же злополучный стол. Виктория развела колени в стороны, и Торкио удобно устроился между ними, продолжая целовать девушку так, что дух захватывало у обоих. Его ладони намертво приросли к талии гитаристки, пальцы карабкались вверх, пересчитывая выпуклые ребра, а затуманенный разум будто привыкал к новой реальности. Басистка обхватила бедра барабанщика своими ногами, притягивая того к себе еще ближе, пока его язык хозяйничал у нее во рту. Она обхватывала ладонями его лицо, пробегаясь подушечками пальцев по шершавой коже, цепляясь за надоедливые черные волосы, что попадали под раздачу месива из губ, сплетающихся в пропитанном безумием танце. Хотелось насытиться им сполна, получить такую дозу адреналина, от которой сердце остановится и запустится само вновь, и было плевать, как далеко им обоим придется зайти, чтобы в конечном итоги добиться своей цели. Итан, прихватив Викторию за обе ноги, резко придвинул ее к краю стола, из-за чего его каменный пах столкнулся с внутренней стороной женского бедра, и они оба сбивчиво проскулили в уста друг друга, прекрасно понимая, к чему все это неминуемо ведет. У Вик от одной мысли о близости с Торкио голова шла кругом, а разум практически отключался, посылая сигналы «SOS», но в этот раз она как никогда понимала, что хочет этого, что буквально нуждается в том, чтобы испробовать своего лучшего друга в качестве любовника. Чтобы наконец-то понять, на что он способен, что скрывается за его нарочитой скромность, и что за черти живут в его тихом омуте. Нырнуть в него с головой. Ладони Итана блуждали по коже Де Анджелис, будто старались затронуть каждый клочок ее тела, оставить свой след на каждом, доказать себе, как сильно он ее хочет во всех известных человечеству смыслах, доказать ей, что она дорога ему до безумия и всегда будет значить намного больше, чем все остальные и прочие. Ее губы были такими вкусными, спелыми, что Торкио не мог удержаться от сладких укусов, тут же зализывая микроскопические следы от своих зубов. Потом снова кусал, оттягивал ее нижнюю губу, пробегался по ней языком и затыкал им же ее рот, сдерживая таким образом приглушенные женские стоны. Вик наматывала его некогда идеально уложенные волосы на свои ладошки и тянула вниз, наслаждаясь тем, как ударник шипит и шепчет ей что-то в уста, прижимая ее дрожащее тело все ближе и ближе к себе. Итан потерял связь с реальностью окончательно, когда Виктория совершенно перестала вести себя сдержанно, и стала гладить ладонями его грудь, настойчиво стараясь дотянуться до ремня на его брюках, в которых все давно горело огнем, но до этого момента он как будто боялся зайти слишком далеко. Торкио подцепил пальцами лямки бюстье на плечах гитаристки и опустил их вниз по ее рукам, после чего, с трудом оторвавшись от ее губ, мельком заглянул в ее мечущиеся от желания глаза, и, дернув за чашки дорогого белья, тут же прильнул губами к девичьей груди, сладко прикусывая проколотый сосок. Вик всхлипнула, вскидывая взор к потолку, и, положив ладонь на затылок друга, надавила на него, прося еще. Итан все отлично понял без слов, и вновь ее укусил, зализывая языком, а потом снова и снова, слушая, как басистка жалобно стонет, притягивая его бедра за петли для ремня еще ближе к себе. Он переключился на вторую грудь, повторяя с ней свои бесчинства, и Виктория откинулась назад, упираясь локтями в поверхность хлипкого стола. Воздух вокруг них накалился до предела, загустел, атрофировался и не двигался, как и время, что не прекращало свой бег за стенами тесной гримерки. Итан продолжал ласкать губами нежную кожу, кусая Вик за соски, и потянулся одной рукой вниз, касаясь подола юбки, лежащего на ее бедре, а второй продолжал обнимать басистку за талию. Пальцами забрался под плотную ткань, и медленно повел ими по внутренней стороне бедра, достигая края давно насквозь мокрого белья. Он даже не успел еще ничего сделать, а Вик уже хрипло простонала, дергаясь ему навстречу, и Торкио понял, что медлить ему просто нельзя. Накрыл ладонью ее лобок, и, слегка надавив, провел пальцами вниз, срывая с губ подруги собственное имя вперемешку с датским матом, а после повторил, снова прикусывая Викторию за сосок. Она вскрикнула, притягивая его к себе за шею с таким напором, что едва не задушила, нетерпеливо впиваясь в губы Итана прежде, чем он успел сделать вдох. Девичьи ноги, обутые в черные лакированные сапожки, развелись в стороны еще шире, а поцелуи из-за нехватки воздуха все-таки пришлось ненадолго прервать, и басистка, воспользовавшись моментом, заглянула в глаза еле живого барабанщика, который продолжал ласкать ее пальцами, водя ими по влажной такни белья, и не спешил заходить дальше. Будто хотел насладиться моментом, запомнить каждое его мгновение, быть свидетелем того, как Виктория будет умолять его сделать это с ней, увидеть, как из лучшей подруги для него она превращается в желанную девушку, которую хочется целовать, трахать, Любить. — Итан, у меня не было парней четыре года… — внезапно прошептала гитаристка, с мольбой заглядывая ему в глаза, и, уткнувшись лбом в его плечо, прошипела, когда он снова провел ладонью между ее ног, чуть надавливая подушечками пальцев. — пожалуйста… Он удивленно вскинул брови, растягиваясь в обескураженной улыбке. Не знал, как на самом деле реагировать на подобного рода фразы из уст Вик, и не понимал, может ли он расценивать это как комплимент. Ведь Торкио не понаслышке знал о том, что его подруга вот уже пятый год подпускала к себе лишь девушек и пыталась строить отношения только с ними, так что фактически, он стал первым мужчиной за огромный промежуток времени, кому Виктория позволила приблизиться к себе настолько. — Мы еще можем остановиться, ты же знаешь… — тихо прошептал Итан, наклонившись к уху девушки, и нежно прогладил ее по спине свободной ладонью. — если ты не уверена, мы не обязаны этого не делать… — Посмотри на меня еще раз и подумай-ка хорошенько, Эдгар, похоже ли это на то, что я не уверена?! — внезапно процедила сквозь зубы гитаристка, возмущенно хватая ударника за шею, и грубо его поцеловала, через секунду снова отрываясь от его губ. — я охренеть как хочу тебя, джентльмен ты долбанный! Она провела ладонями по его груди, задевая кончиками ногтей кубики его загорелого пресса, и требовательно схватилась за пряжку его ремня, пока одна его рука все еще покоилась на ее спине, а вторая скрывалась за подолом помявшейся юбки. — Ладно, я понял. — сглотнув, коротко ответил Итан на ее нападки, и, нехотя выпустив Викторию из своих объятий, начал расстегивать ремень дрожащими от предвкушения руками. Он с остервенением выдернул кожаный ремень из пряжки, и, расправившись с пуговицей на брюках, расстегнул ширинку, вновь с опаской взглянув на подругу, которая в томительном ожидании наблюдала за его действиями, сладко закусывая губу. Она была такой потрясающей, полуголой, с лифчиком, болтающимся на талии, сидела перед ним на столе, бесстыдно раздвинув колени в стороны, и, облокотившись назад о столешницу так, что ее взъерошенный затылок упирался в поверхность зеркала, улыбалась. Ее упругая грудь, вздымаясь от размеренного дыхания, блестела в свете одинокой лампочки на потолке, и Итану снова захотелось провести по ней языком, пробуя на вкус аппетитные изгибы ее идеального тела. — Поверить не могу, что мы действительно это делаем… — нервно усмехнувшись, не удержался Торкио от очередного комментария, и похлопав по задним карманам брюк, выудил из одного пачку с презервативом. — Еще не поздно остановиться, ты же сам сказал. — легкомысленно протянула Виктория, наклоняя голову, и в предвкушении стала наблюдать за тем, как ударник открывает упаковку, и, выуживая оттуда липкое резиновое колечко, немного спускает на бедрах брюки вместе с бельем. Он надел презерватив и ловко раскатал его по всей длине налитого кровью члена, и, тяжело вздохнув, настойчиво заглянул девушке в глаза, и, нетерпеливо облизывая опухшие от укусов и поцелуев губы, серьезно сказал: — Уже поздно, Виктория, ведь я тоже успел влюбиться. Он неуверенно ей улыбнулся, алея даже краше, чем можно было представить себе в таких обстоятельствах, а Вик надрывисто вздохнула, обрабатывая в мыслях такую его фразу, и подарила ему в ответ наполненную трепетом улыбку, смущенно опуская глаза. И Итан не стал медлить слишком долго, чтобы не упустить момент, так что снова притянул залитое румянцем личико Де Анджелис к себе за подбородок и нежно ее поцеловал, прихватывая ее ногу под коленом свободной рукой. Она послушно поддалась ему, когда молодой человек вновь потянул ее ближе к себе, продолжая зарываться пальцами в его волосах, и почувствовала, как Торкио, осторожно отодвинув в сторону край ее белья, медленно в нее входит, распуская по ее телу приятное жжение. Виктория зажмурилась, шумно выдохнув, и обняла барабанщика за шею, когда тот, шипя, уткнулся лбом в ее грудь, аккуратно подаваясь бедрами вперед так, что его член вошел в Вик до упора. Итан не спешил, позволяя девушке привыкнуть к давно забытым ощущениям, и, опираясь подбородком в ложбинку между ее грудью, снизу вверх на нее посмотрел. Она шумно дышала, ловя распахнутым ртом воздух, и самозабвенно хлопала ресничками, ощущая, как приятно тянет внизу ее живота, как жар чужого тела заводит ее еще сильнее, и мысли путаются в безумии, пока Торкио продолжает бездействовать. Гитаристка кинула на него смазанный взгляд, а затем коротко кивнула головой, отдавая сигнал, что молодой человек может продолжить. И он начал медленно двигаться ей навстречу, каждым пока еще несильным толчком срывая со своих губ приглушенный стон, а с уст Вик собственное имя, которое становилось все громче и громче от каждого его движения. Было так странно заниматься сексом с ней после стольких лет крепкой дружбы. Итан просто не мог поверить в то, что все это происходит наяву, глядя на то, как перед ним сидит Виктория и выгибается в спине всякий раз, когда он делает очередной толчок, стонет, смотрит ему в глаза, и одной жалостливой мордашкой выпрашивает большего, распахивая искусанные им же в порыве страсти губы. Такая красивая, податливая, вся в его власти, скоро будет умолять, чтобы он ускорился и подарил ей все те эмоции, о которых она так долго мечтала, сгорая от собственных противоречий. Было так странно чувствовать Итана в себе, после того, как чуть ли не каждую неделю на протяжении пяти лет видела его без одежды и ничего не испытывала, а один поцелуй полтора месяца назад все изменил, и теперь расставил все по местам. Его ладони — на ее талию, спину, грудь и бедра, его губы — на ее собственные, его укусы — на ее шею и ключицы, и чтобы все это никогда не заканчивалось. Смотреть на него, пока его лоб покрывается испариной, пока его крепкие сильные руки придерживают ее за ягодицы, потягивая на себя всякий раз, когда его пах движется ей навстречу. И все вокруг в пару мгновений утрачивает свое значение. Годы, прожитые вместе, страны, посещенные за последние пару недель, люди, что когда-то делили с каждым из них постель, друзья, которые в обморок упадут, когда неминуемо узнают об этой в некотором роде запретной, но оттого такой желанной связи. Этот концертный зал в центре Милана, где с минуты на минуту начнется выступление знаменитой на весь земной шар рок-группы, одна вторая которой в этот момент занималась друг с другом сексом в тесной гримерке и плевать хотела на то, что Лео уже наверняка вызвал кинологов с собаками, чтобы найти след пропавших без вести барабанщика и гитаристку, которые навсегда растворились друг в друге. С каждым движением жар разливался под кожей, смешивался с кровью в венах, достигал и без того обезумевших от любви сердец. Итан не чувствовал собственного тела, ощущал, что буквально стал частью Виктории, что, закатывая глаза, кричала в его руках, пока он окончательно сходил от нее с ума. Темп становился все более быстрым, стоны — надрывистыми, эмоции — яркими и живыми, такими, что хотелось поставить с их эссенцией капельницу, пропустить их через весь организм, навсегда запомнить этот февральский вечер, когда «нет» превратилось в «да», а дружба стала любовью. Тело как будто существовало отдельно от опаленной племенем страсти души, и Виктории казалось, словно она стоит рядом и смотрит на то, как Итан, мать его, Торкио, трахает ее на столе в гримерке, сжимая ее бедра под тканью задранной юбки до розовых пятен, притягивает к себе, целует, и больше не хочет отпускать. И так окрыляла одна только мысль о том, что это все-таки случилось, что прямо сейчас Вик оказалась на пороге оргазма, который ей качественно доставлял самый близкий и нужный ей человек, в котором она слишком долго не замечала любовь, что изменила навсегда всю ее жизнь. И, кажется, что все внутренние органы воспламеняются разом, когда темп достигает своего пика, и барабанщик вбивается в гитаристку, обезумев в экстазе, пока та не может даже кричать из-за севшего к черту голоса и распахивает рот, откидывая голову назад так, что та чуть не разбивает затылком старое потертое зеркало. Трение кожи о кожу рождало собой звонкие шлепки, стоны смешались в один непрекращающийся, и перед глазами Итана пролетала целая жизнь, в которой они с Викторией бы так и не сделали этого, остались бы друзьями навсегда, и прожили десятилетия не с теми людьми вместо того, чтобы отдать друг другу все, что только у них было. И он тихо рассмеялся, понимая, что так уже никогда не будет, что прямо сейчас они предрешили свою общую судьбу, так что Торкио зажмурился, и, издав полу-стон — полу-всхлип, уронил лоб на плечо гитаристки, которая тоже протяжно простонала, тяжело и надрывисто дыша. Игра, наконец-то, закончилась. В этот раз ошеломляющую победу одержали оба. Итан и Виктория. Девушка, прикрыв в забвении веки, растянулась в блаженной улыбке, и все так же обнимая ударника за шею, мягко чмокнула его в макушку, не придумав, что тут еще можно сделать, или сказать. И она не видела, как молодой человек, прижимаясь лбом к ее груди, тоже довольно улыбался, поглаживая пальцами ее стройную взмокшую спину. Не хотелось даже думать о том, чтобы нарушать этот волшебный момент, прерывать эту только что образовавшуюся между бывшими друзьями ниточку совершенно новой связи, о которой они прежде не могли даже мечтать. Но судьба определила все ранее, и этот сладкий момент прервал громкий стук в дверь, заставивший парочку вяло поднять головы и оторваться друг от друга, уставившись ленивыми и не слишком заинтересованными взорами в сторону привлекшего их внимание звука. — Вик, Итан, вы там?! — громкий голос, принадлежащий Лео, разорвал ушные перепонки, и хрупкая ручка двери затряслась как от землетрясения, чудом не отвалившись и не рухнув на пол. — какого хрена вы заперлись?! Всего секунда промедления, и любовники, в панике вытянув лица, отскочили друг от друга на несколько метров. И пока Торкио судорожно искал, куда выбросить презерватив, чтобы его не нашли, а Виктория натягивая бюстье обратно на грудь, пытаясь спасти смазанный к чертям макияж, растягивая пальцами блестки по векам все у того же зеркала, менеджер не оставлял попыток вломиться в запертую гримерку, рассыпаясь под дверью в таких угрозах, что перепугалась бы даже настоящая итальянская мафия. — Минута до выхода на сцену, вы что, издеваетесь?! — орал Лео, дергая за дверь, пока Вик, в попытке скрыть румянец на щеках, замазывала его тональным кремом, а Итан натягивал на себя брюки. — живо открывайте! Басистка и ударник, что приложили все усилия для того, чтобы за минуту вернуть свой внешний вид как можно ближе к тому, что был у них еще час назад, мельком взглянули друг на друга, понимая, что у них просто нет выбора, и молча друг другу кивнули. Но Торкио все же не выдержал, и, метнувшись к Виктории, снова нежно ее поцеловал, прижимая ее к себе всего на долю секунды, а затем отпустил, уверенно шагая к трясущейся от ударов Лео двери. — Ты чего разорался? — щелкнув замком, и резко распахнув дверное полотно, недоуменно спросил у друга Итан, подключая все свое актерское мастерство. — ты так достал нас и вымотал своими фотосессиями, что мы с Вик просто уснули! Барабанщик изобразил, что зевает, потянулся, и как ни в чем не бывало вышел из гримерки, похлопав по плечу опешившего от происходящего менеджера, который теперь уставился на Викторию, что покинула помещение вслед за Торкио. Девушка поправила подол юбки и невинно пожала плечами, расплываясь в счастливой улыбке, и, виляя ягодицами, прошла мимо Лео, не проронив ни слова, а уже через пару мгновений исчезла за углом коридора, ведущего прямиком на сцену, откуда уже через десять секунд раздался оглушительный визг разгоряченной толпы, которая ни один час подряд ожидала выхода кумиров на сцену.

***

С чего начинается счастье? С пересеченной черты дозволенного, с разрушенных запретов, с грубо нарушенных правил, которые сама себе придумала, и потому не жизнь походила на бег по кругу. С одной в прах разрушенной многолетней дружбы, что восстала из собственного пепла фениксом по имени «любовь» и взмыла к небесам, порхая, носясь под облаками, озаряя все вокруг своим ярким светом, без которого жизнь теперь покажется мучением. Счастье начинается с выхода на сцену, с такого же, как и тысячи прочих, но совершенно другого. Счастье начинается с трех человек, что бок о бок рядом с тобой играют написанную вами же музыку, блещут своим талантом, окропляют публику драйвом, получают азарт от каждого такта, аккорда, восьмой и шестнадцатой, выведенной от руки на нотном стане. С того, как ревет публика, скандируя название группы, с того, как сверкают глаза тысяч людей в свете сафитов огромного зала. С того, как губы растягивает умиротворенная улыбка, приятная слабость гуляет во всем теле, пальцы дергают за толстые струны, бедра плывут в унисон с мелодией, а синие счастливые глаза приковываются к мужскому силуэту за барабанной установкой. Сегодня, на этом концерте, он был особенно хорош, разбивал в пух и прах барабаны так же, как противоречия и недосказанности в отношениях с лучшей подругой, которая теперь стала для него чуточку больше, чем просто близким человеком. Улыбался, прикрывал веки с размазанным макияжем, пританцовывал в такт каждой песни, морщил нос от наслаждения собой и своей игрой, и при каждом удобном случае ловил на себе ее взгляд, жадно облизывая зацелованные ею же губы. Хотел сыграть с ней в любовь еще несколько тысяч раз. Счастье начинается с глубокого вздоха на прохладной миланской улочке. С приятной усталости в мышцах, с запаха табака, принадлежащего сигаретам, зажатым между губами трех друзей и одного чуть больше, чем друга. С улыбок, шуток, объятий и предложений составить компанию в баре отеля, чтобы отметить сегодняшнее особенно успешное выступление. Счастье начинается с отказа присоединиться к празднованию, ссылаясь на изнеможение после тяжелого дня, и ровно такого же мнения из уст ударника, который как обычно пожал плечами, и сказал, что хочет спать, вместо того, чтобы пить и тусить в ночном заведении. Счастье не закончится, когда вместо того, чтобы отправиться отдыхать после непростого по многим причинам дня, по своим номерам, Итан и Виктория завалятся в одинокое такси, пойманное прямо возле дверей отеля, и прикажут водителю мчаться прочь из этого города, туда, где живет горизонт. Когда всю дорогу они будут коротать в объятиях, робких поцелуях, тоннах нежности и непрекращающихся разговорах о том, как все теперь будет, и как они посвятят друг другу всю жизнь. Счастье заискриться новыми красками, когда после часа в такси, они, держась за руки, покинут его тесный салон, и окажутся на пороге знакомого дома с красной черепичной крышей, затерянного в глуши миланской провинции, и в девичьих пальцах лязгнет связка ключей, один из которых наверняка откроет только для них двоих портал в другое измерение. Счастье вспыхнет огнем в стенах старой доброй виллы с новой силой, когда губы вновь сплетутся в страстном безудержном танго, когда с плеч опять начнет падать на пол одежда, когда мужские сильные руки подхватят девичьи бедра, когда дверь в шикарную спальню захлопнется за людьми, чья судьба и ранее была тесно связана, а теперь сплелась в плотную косу, которую никому не по силам распутать. Счастье мирно уснет на смуглом плече Итана в лице растрепанной и обнаженной Виктории, что всю ночь будет забавно сопеть и закидывать на его бедро свою ногу, забирая себе все одеяло. Будет самозабвенно морщить носик, пускать слюни на подушку, и бормотать датские слова во сне, но Торкио все равно будет ее любить, даже если из-за их внезапного романа завтра наступит конец света, и только если он от нее откажется, мир будет спасен. Счастье закончится в тот момент, когда где-то на подсознании знакомый глубокий голос медленно скажет: — Дамиано, скажи мне, что ты тоже это видишь… Виктория, зарываясь носом в подушку, что-то несвязно простонала, и перевернулась на другой бок, по-хозяйски укладывая голову на плечо Итана, что интуитивно развернулся к ней лицом и опустил свою руку на ее талию, в полудреме притягивая девушку как можно ближе к себе. — Нет, Джо, либо мы оба слетели с катушек, либо мы и правда видим то, что видим… Гитаристка нахмурилась, недовольная тем, что даже во сне ей слышится надоедливый голос Давида, и, пообещав себе обязательно предъявить ему за это днем, когда они снова увидятся, она нехотя разлепила веки, растирая их кулаками. И тут же застыла в ужасе, глядя с кровати на Дамиано и Джорджию, стоящих у изножья с вытянутыми бледными лицами, что даже смерть позавидовала бы их идеально мертвой белизне. Сердце в обнаженной груди заколотилось от страха, и девушка, в замешательстве уставившись на парочку, стоящую над их с барабанщиком постелью, резко натянула на себя одеяло, что до этого прикрывало лишь ее бедра, до подбородка, и уселась у изголовья, с опаской поглядывая на в забвении спящего Торкио, чья рука все еще ее обнимала. — А вы чего тут делаете? — истерически улыбнувшись, просила друзей Виктория, несильно пихнув Итана в плечо, чтобы тот проснулся. — Эдгар написал вчера ночью, что вы вдвоем уехали на виллу… — озадаченно протянул солист, растягиваясь в поганой улыбке. — теперь я понял даже больше, чем в принципе хотел бы знать... Дамиано потихоньку начал посмеиваться, пока Вик, закатывая глаза, пыталась растолкать уснувшего мертвым сном барабанщика, тряся его обеими руками, а стоящая в шоке Джорджия, достав из пачки сигарету, закурила прямо в комнате. — Итан, да проснись уже, мать твою! — взвыла Де Анджелис, навалившись на молодого человека всем телом, и тот вяло подал признаки жизни. — Вик, дай поспать, твоими стараниями у меня была бурная ночка… — пробубнил он, в конце своего высказывания смазано улыбнувшись, и все-таки распахнул глаза, уставившись на возлюбленную. А потом, наконец, повернулся на характерный звук камеры на телефоне, который Дамиано еще секунду назад наводил на парочку в постели, делая фото на память. И он начал давиться смешками, в непонятном восторге, и, взглянув на уже не такую уж и серьезную Джо, прыснул со смеху, складываясь пополам, пока озадаченные Виктория и Итан пытались понять, что значит такая реакция их общего лучшего друга. — Знаете, я был бы рад за вас вдвойне, если бы только что не проспорит Лео две сотни евро. — немного успокоившись, выдал Давид, перехватывая у своей девушку прикуренную сигарету, и, чмокнув ее в висок, продолжил. — он еще после вашего вчерашнего представления в гримерке все понял, а я, дурак, не поверил! Но мне не так уж обидно хотя бы потому, что Тони тоже проиграл! И он снова расхохотался, падая на постель в ноги лучших друзей прямо в верхней одежде, а Де Анджелис и Торкио неуверенно переглянулись всего на пару секунд, и, взявшись за руки, переплели пальцы, и, без слов друг друга поняв, тоже рассмеялись, хватаясь за животы. С чего начинается счастье? С глупой игры, которая ни к чему не приведет. Счастье начинается с дружбы, которая, так или иначе, уступит место любви.