Всяк суетится, лжёт за двух,
И всюду меркантильный дух.
А.С. Пушкин «Евгений Онегин»
Знаете, ещё пару лет назад я бы, наверное, что бы там Демиюрг не думал о моей внутренней крепости и несгибаемости, просто задохнулась от боли. Свернулась бы калачиком, закрыла глаза и тихо стала ждать смерти. Да-да, у всего есть предел, и у любой крепости – тоже свои ограничения имеются. К счастью, есть предел и у боли. Не могу сказать, что я упиралась, сопротивлялась, завернувшись в отрицание, как в плащ-палатку. Я сошла с ума? Ок. Новая реальность, где я – искусственный интеллект? Да пожалуйста. Как говорится, я открыта любым новым возможностям. Нет, умом я, конечно, осознавала, что это, должно быть, включился некий защитный механизм – данный ли природой, или сумасшедшими учёными, плевать. И именно он сейчас притупил эмоции, не позволяя мне… наверное, просто рассыпаться на пиксели, как сделал ЛенЬский. Пока нельзя. У меня ещё остались вопросы. — Ладно, – легко кивнула я, словно продолжая лишь на секунду прерванный диалог. — Ладно? – переспросил Демиюрг, и я с удовлетворением заметила тень растерянности, скользнувшую по его самодовольному лицу. — Ладно, я верю, – как ни в чём не бывало, подтвердила я. Демид Юрьевич живо обернулся к Костику. — Всё прошло лучше, чем я ожидал. Ты это фиксируешь? Костик, тарабаня пальцами по планшету, молча кивнул и мельком глянул на меня. На долю секунды наши взгляды встретились, и, что это? Неужели в глазах моего бывшего друга – или, как там, «куратора, обеспечивающего социально-коммуникативные связи реципиента», – мелькнуло сочувствие? Демид же торжествовал, вновь в своей излюбленной манере сплетя пальцы на ручке трости. — Отлично! Мы с тобой, Евгения, дошли, наконец, до крайне важной фазы осознания и принятия. Надо отдать тебе должное, обошлось без эмоциональной шелухи. А я-то тревожился, что без боли не получится. Надо же, какой добренький! Тревожился он! Неожиданно в голову стукнула интересная мысль. — Дядя… Демиюрг, – я впервые назвала так Демида Юрьевича в глаза, но, понимая, что ни одно из прежних обращений в данной ситуации более неуместно, я интуитивно ухватилось за то, что подходило ему больше всего. Учёный кивнул, словно давая своё разрешение и приглашая продолжить. — Демиюрг, если я – ИИ «Евгения», версия 2.0, то, стало быть, имелась и версия 1.0? Зачем мне эта информация? Вообще, какое мне до всего этого дело? Нужно думать о своей шкуре – явно её, то есть шкуру, ничего хорошего в ближайшем будущем не ждёт. Но вопрос не казался нелогичным, и, пусть я и не могла сразу эти самые логические связи нащупать, ответ почему-то очень хотелось услышать. И Демид ответил – всё с той же самодовольной улыбочкой махнув мне за спину, откуда, как по команде, выступил всё тот же Александр Сергеевич, про которого я уже чуть было не забыла. — Евгения, знакомься: ИИ «Пушкин», версия 1.0. Не, ну а что? После того, как осознаёшь, что ты – в «Матрице», в реальности всего остального тоже, знаете ли, начинаешь сомневаться. А Демиюрг охотно пустился в объяснения: — С Александром Сергеевичем мы долгий и крайне интересный путь прошли. В 90-е, пока я в НИИ нашем, на части разваливающимся, трудился, пришла мне мыслишка – гениальная, как оказалось. Написал я пробный код – правда, на бумаге всё, вручную. ЭВМ-ы совковые, на полкомнаты, мне для масштабной идеи не подходили. С Запада, в Россию-матушку, не только поток «ножек Буша» хлынул, но и «Майкрософты» повезли. Их, в первую очередь, начальство по квартиркам и понарастащило – но не полностью. «Лишние», как им казалось, детальки-то побросали. А я подобрал. И с ЭВМ-ов тоже всё «лишнее» поснимал. Потому что никакие они, как ты понимаешь, не лишние, а очень даже полезные оказались. В общем, когда «братки» в малиновых пиджаках здание НИИ в центре отжимать приехали, я уже давно всё нужное железо к себе перевёз. Правда, пришлось кухней пожертвовать, но, зато, у меня в хрущобе теперь настоящий супер-компьютер, моими ручками из лома институтского собранный, стоял, а в нём «жил» – по-другому и не скажешь, ведь не какой-то там сухой код, а настоящий искусственный интеллект – ИИ «Пушкин», версия 1.0. Так что, в списке создателей искусственного интеллекта, в одном ряду с Маккарти, Тьюрингом, Ньюэллом, Саймоном должен стоять Пушной! — Но ты, безусловно, заплатил кому надо, чтобы этого не случилось, – съязвила я, помня о главном правиле Демида: никакой публичности. — Безусловно, – легко согласился Демиюрг, продолжая свой рассказ. – Итак, алгоритм оказался рабочим. К сожалению, с закрытием НИИ «нерабочим», то есть, безработным, оказался уже я. Денег не было. А нищих гениев в России традиционно любил – или полюбливал – только Достоевский. И вот тогда-то я и заметил, что Александр Сергеевич – предпочитаю называть своего друга именно по имени-отчеству, знаешь, это именно то, что приближает бездушный механизм к живому, гениальному оригиналу, – начал прописывать для себя отдельную реальность. Вот что значит: взять за прототип гениального человека! Ни дня без строчки! Ни секунды без творчества! Изначальный литмир, конечно, был плоским и, при современном развитии технологий, показался бы совсем убогим, но в то время виделся верхом совершенства! Я, конечно, многое подправил. Но, главное, можно было в этот мир поместить живого человека. И вот тогда-то я и начал идею коммерциализировать. В моей голове перещёлкнуло. — Так это, получается, что идея «Цифрослова» – не совсем твоя? Ой, зря я это сказала! Ну зачем злить тигра, с которым в одной клетке оказалась? Демиюрг сразу помрачнел, насупился. — Я создал 1.0! А, значит, и любые последующие идеи – лишь производные моей первоначальной гениальности! Донельзя довольная тем, что смогла-таки поддеть вечно невозмутимого «гениального Демиюрга», я сложила губки бантиком, согласно кивая. — Конечно-конечно! А «идеи» Гитлера – «производные первоначальной гениальности» боженьки. Понятно, что чашу терпения Демида мой маленький едкий пассаж переполнил. Демиюрг окаменел лицом – лишь глаза метали молнии. Вздохнул, скривил губы. — Вижу, Женечка… – вот, опять это мерзкое сокращение! Знает же, как я ненавижу, когда меня называют «Женечкой»! – Вижу, Женечка, что тебе мой рассказ не особо интересен. Значит, пожалуй, стоит прекратить его и перейти к более важным для тебя моим решениям. Нет. Не стоит. Я пока ещё не готова услышать, что именно учёный имеет в запасе для меня. — Извини, – выдавила я, постаравшись вложить в это слово как можно больше показного раскаяния. – Мне, на самом деле, очень интересно послушать про… моего предшественника, версию 1.0! Обещаю больше не перебивать. Я даже ручки на коленях сложила, как примерная ученица. Да и Александр Сергеевич, всё это время хранивший молчание и просто маячивший за моей спиной, тоже вдруг голос подал: — «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная»! Я ухватилась за эту неожиданную помощь: — Кстати, хотела спросить: а почему ИИ «Пушкин», версия 1.0, говорит исключительно цитатами Александра Сергеевича? Демиюрг, уже собравшийся вставать, всячески демонстрируя, что обиделся и готов, как судья, стоя зачитать мне приговор, вновь откинулся назад в кресле. — Потому что первоначально написанный код ИИ, в связи с несовершенством технической базы, позволял ему лишь выборку подходящей цитаты из многотомного наследия гениального русского поэта. Я лишь про себя поблагодарила Бога – или цифровой код – за то, что сама-то я никого не цитирую, свободно формулируя мысли. Или, может, мой лексикон тоже того… в смысле, каким-нибудь мега-томом какой-нибудь современной писательницы ограничен? Писательницы, которая вот прямо сейчас набирает очередной кусок текста? Бррр, да ладно! — Но, ведь, в дальнейшем ты вполне мог доработать версию, сейчас-то технические возможности позволяют! – вступилась я за бедного, ограниченного рамками чужого творчества «Пушкина». – А то, как бы многочисленен ни был список трудов Александра Сергеевича, твой ИИ рано или поздно начинает ходить по кругу! — «Повторённое острое слово становится глупостью», – неожиданно поддакнул мне «Пушкин», вновь как-то незаметно сменивший униформу медбрата на привычный нам по портретам образ поэта XIX века. Демиюрг же лишь отмахнулся от нас, как от назойливых мух. — По кругу-не по кругу, – передразнил он меня. – Что бы вы понимали в вечной классике! Да это пушкинское слово не устареет никогда, это – наше национальное достояние, наше культурное ДНК на все времена! И, вообще, как вы там, на своих форумах, пишите: я – художник, я так вижу! Глаза закатили уже мы втроём: я, Костик и, неожиданно, ИИ «Пушкин», версия 1.0. М-да, достать – нет, не столько со своей классикой, сколько авторитарной, не терпящей никаких возражений, манерой поведения, – Демиюрг успел многих. Интересно, и как я могу это использовать в своих, шкурных интересах?