Настанет ночь; луна обходит
Дозором дальный свод небес,
И соловей во мгле древес
Напевы звучные заводит.
А.С. Пушкин «Евгений Онегин»
Знаете, возможно, я была как-то чересчур предвзято настроена по отношению к семейству – нет, не святому, а семейству Лариных. Потому что никто – ни любопытная Ольга, ни озабоченная Пашет – мне не докучал аж до самых сумерек. Даже простая Филипьевна не явилась охать и ахать, не напустила на меня модного критика Акульку – только оставила за дверью серебряный поднос с холодным чаем и какими-то душистыми травками и тарелочкой с пирожками, и всё! Стоило только закрыть за собой дверь спальни, через дверную створку сказать, что у меня разыгралась мигрень, и нет, мне не нужны никакие капли и отвары, но я буду лежать в тишине до вечера, и чудо свершилось: никто в дверь не скрёбся, даже мимо, кажется, проходили исключительно на цыпочках. Видимо, сестёр Лариных в большой усадьбе действительно любили – и Пашет, постоянно пытающаяся сбыть дочерей с рук любому заезжему жениху, и даже вечно суетящиеся по хозяйству крепостные – по большому счёту, даже не слуги, а рабы. Вот такие двойные стандарты дореволюционной России! Но о судьбах крепостничества я размышлять не стала. Временное затишье, должна сказать, я использовала на все сто процентов. Во-первых, стащила с себя выходное платье и скинула узкие башмаки – о-о-о, свобода! Во-вторых, стараясь не шуметь, перерыла не слишком обширный гардероб Татьяны Лариной. К моему глубочайшему сожалению, ничего похожего на костюм ниндзя, так бы подошедшего под мои цели, в гардеробе не нашлось – только всё лёгкое, воздушно-безешное и, вообще, мало практичное. Но одно платье – самое простое, без оборок и рюшей, зато почти не сковывающее движений при ходьбе – я отложила в сторону: не безрыбье, как говорится, и рак – рыба. В-третьих, легла на узкую кровать Татьяны и, смежив веки, волевым усилием приказала сама себе: отдыхай. Ведь силы этой ночью ещё понадобятся. Спать в биосимуляции мне пока не доводилось. Предыдущей ночью (той самой, что с экзорцизмом и цыганским вуду-худу) это было сродни обмороку, когда разум, уставший от обилия впечатлений, временно отключается от процесса симуляции, но в тело не возвращается – а вот куда он отправляется в такие моменты, не знает никто, и дядя тоже. А он ой как не любит признавать, что чего-то не знает! Просто режим букшифтинга не предполагает сна. И сама симуляция длится недолго, и клиент платит за чувственные переживания в контролируемой реальности бодрствования (ну почти полного). А контролировать сны пока никто не научился. Даже многоумный Демид Юрьевич. Вот и сейчас я, верно, не спала, а лишь делала вид для наверняка наблюдающего за процессом дядюшки: нет, конечно, приборы «Цифрослова», подключенные к моему телу, я не обману, но и отдохнуть мне, всё же, нужно, и подумать спокойно тоже. О чём я думала? О разном. Обо всём. Я думала о своей квартирке и тоскующем в ней четырёхлапом ЛенЬском. О предателе-Костике и подлеце-Демиюрге. О Питерских дождях и бурных серых водах Невы. О серых глазах… Нет, о глазах я как-раз и не думала вовсе. Отвернувшись к стене, я мысленно ещё раз пробежалась по плану. Так, ждём, когда звуки в усадьбе стихнут полностью. Это вряд ли долго, раньше в деревне до ночи не засиживались: дворяне берегли свечи, крестьяне – лучину. Дальше, следует начать осмотр со второго этажа: здесь спальни маман, Татьяны и Ольги, а также коморка Филипьевны (ну, и нужны́е комнаты, куда же без них?) – это осмотреть вряд ли получится, ну да ладно – если сегодня ночью меня постигнет неудача, и молот останется не найденным, в чём лично я сильно сомневаюсь, то будут и новый день, и новые шансы. Хотя, очень не хотелось бы тут задерживаться! Кроме жилых помещений, на втором этаже есть ещё небольшая классная комната (сёстры Ларины были, как и все уездные барышни того времени, на домашнем обучении, хотя об этой малозначимой детали Александр Сергеевич, почему-то, предпочёл не сообщать – такое ощущение, что кавалеры являлись главным приоритетом как Оли, так и Тани!) и дамский кабинет Пашет. Вот с них-то я и начну свой осмотр. Далее, если молота не окажется ни в классной комнате, ни в кабинете, тихонько спущусь на первый этаж – пока я сегодня поднималась по лестнице, запомнила, какие из ступеней скрипят. Там у Лариных большая кухня с кладовой и отдельным ходом для прислуги; закрытый, но, к счастью, не запертый кабинет покойного батюшки; огромная для имения тех времён библиотека (более тысячи томов – ха, у меня и больше в айфон помещается!); буфетная с примыкающей к ней большой столовой; музыкальная гостиная со старомодным фортепиано и красивой печью с изразцами; малая гостиная «только для своих»; вытянутая бальная зала, увешанная аляповатыми портретами Лариных, почивших в бозе, открывающаяся сразу в сени, а там – на двор к так называемому парадному подъезду, где сегодня мы с Ольгой «провожали гостей». И на осмотр всего этого мещанского великолепия у меня, как я предполагала – хоть в деревне ложатся рано, а встают тоже рано! –имелось часа два чистого времени. Почему так мало? Потому что ещё два часа я заложила на осмотр дворовых построек и парка, а также отдельно стоящего прямо на берегу реки здания барской баньки. Последнее (парк и баньку) я отложила «на попозже», так как, выглянув с Татьяниного балкончика, на закатном небе увидела прорисовывающийся кружок полной луны. К тому времени, как я доберусь до парка, света от неё мне вполне хватит, чтобы хоть что-то разглядеть и не свернуть шею в дебрях. А закатной зорьки достаточно, чтобы без помех осмотреться в доме – вот как я всё хорошо рассчитала! Единственным серьёзным препятствием на пути реализации своего плана я считала не домашних (улягутся или разойдутся по своим светёлкам, а если нет – так я ж по своему дому брожу, а не по чужому, всегда что-нибудь наврать можно!), а Демиюрга. Я уверена, что раз уж дядюшка всю эту кашу заварил, он не откажет себе в удовольствии созерцать мои мучения. Но есть одна лазейка: дядя у меня, несмотря на всю эту его антуражную имиджевую лабуду, никакой не бессмертный творец-демиург, а самый обычный (в физиологическом плане, гениальность родственника даже я не отрицаю!) человек со своими человеческими потребностями. Такими, как, например, сон. То есть, проще говоря, я надеялась, что график свой Демид Юрьевич ломать даже ради меня не станет, ведь за режимом сна по рекомендации сомнолога он чётко следит. Значит, на поиски у меня, опять же, будет где-то около шести часов (больше дядя не спит – дел много). Конечно, видеозапись никто не отменял. Как я уже говорила, дядя, хоть и упорно отрицает саму возможность такой вещи, как запись биосимуляции, компромат на своих депутатов-генералов как-то заполучил. А, значит, запись всё-таки ведётся. На что же я, в таком случае, надеюсь? Только на то, что запись эту дядюшка просмотрит не сразу – ведь режим реального времени гораздо интереснее. Или, что, вообще не придётся ничего просматривать: утром я, нашедшая молот, сама, лично и, так сказать, во плоти, явлюсь выразить ему свой респект. Это да-а… Уж я выражу. Итак, вечерело. Предзакатное солнце садилось за домом, окрашивая всё багрянцем, и тьма – настоящая, не знакомая пока с электричеством тьма – начинала шевелиться по углам косматыми домовыми родом из няниных сказок. Усадьба засыпала – слышны были вечерние окрики дворовых, служанки взбивали пуховые перины и подушки господ, с реки поднимался, наползая на крутой обрыв, туман. Пора. Легко поднявшись с кровати, я удалилась за ширму. А выскользнула оттуда через пару минут – лёгкое голубое платье, самое простое, облегало не стеснённую варварским бельём фигуру, даже длинный подол не мешался (спасибо современной моде на ретро-макси!), ноги в мягких домашних туфлях ступали совсем неслышно. Дверь отворилась без скрипа. Поднос, оставленный Филипьевной на полу перед моей комнатой, я вовремя отодвинула в сторону. И вот уже я неслышной тенью скольжу по длинному коридору, с особой осторожностью проходя мимо закрытых дверей маман и Ольги. Первая дверь слева – и я вошла в кабинет Пашет. Будуар в бледно-лиловых тонах на поверку оказался очарователен, но совершенно бесполезен для моих поисков. Оттоманка с вышитыми крестиком подушками, секретер, стационарные напольные пяльцы, зеркало в тяжёлой раме и пара не слишком умело намалёванных картин, изображающих сельские виды, шкаф, заставленный гроссбухами – мадам Ларина была рачительной хозяйкой процветающего имения и крайне скучным человеком. Правда, под одной из подушек нашёлся романчик на французском – языка я не знаю, но картинка на обложке намекала на явно фривольное для XIX века содержание. А больше – ничего в этом кабинете и не было. Сдержав вздох разочарования, я скользнула по коридору к двери справа. Классная комната оказалась ещё скучнее. Две старомодные парты с откидывающимися крышками (я заглянула внутрь обеих, но нашла только обломанное перо и засохшие пятна чернил), шкаф у стены, заставленный учебниками. Я напрягла глаза (темнело), рассматривая корешки: «Арифметика» Леонтия Магницкого 1703 года издания, «Описание всех обитающих в Российском государстве народов. Тома 1-4» 1776-1799 годов… Увлекательно – как, впрочем, и в современной школе! Ещё здесь же имелся учительский стол, портреты царя, Аристотеля и – это явный перл «Цифрослова», куда ж без таких шуточек? – портрет Пушкина. Ничего не найдя и тут, я с досады показала язык Александру Сергеевичу: насочинял тут, а мне теперь расхлёбывать! Но нужно было двигаться дальше. Впереди ещё ждали первый этаж и огромный парк.