Верста

- Закария! Сынок! - темноволосая кучерявая женщина влетела в дверь комнаты. Закария давно услышал её мелкие шаги по коридору и понял, что мать непременно хочет сообщить ему что-то важное, - паршивец Ратмир сгинул! - Как ?! - он подскочил и удивлённо смотрел на мать. - Чёрт его знает, - она отмахнулась и быстро заговорила, - я заплатила одному из слуг, чтобы тот прирезал Ратмира в этом походе или ещё чего, а тот сам сгинул вот удача. Нет больше помех у тебя на пути, сынок. - Ратмир...мёртв? – ноги вдруг стали будто ватными, в голове помутнело. Закария тяжело опустился на кровать. - Если ещё не мёртв, то в тех дьявольских землях точно помрёт. Отец твой даже свиту на его поиски не послал. Помрёт и чёрт с ним, помеха только и всего. Все ждут что ты станешь ханом. Великая богиня судьбы Усуншатхар смилостивилась над нами, через несколько зим достойный правитель займёт трон. – женщина сложила руки под грудью, прикрыла глаза и что-то забормотала, подняв лицо наверх. Всё в матери всегда было каким-то мелким, быстрым, суетным. Если она передвигалась, то мелкими шажками, если говорила, то обязательно тараторила, иногда сбиваясь. Иногда в ней было даже трудно узнать первую жену хана и некогда самую прекрасную женщину во всей стране. Закария родился крупнее обычных детей, носить его было тяжело. Из дворцовых сплетен он слышал, что роды были тяжёлыми и именно после них его мать располнела и потеряла часть своей женской красоты, поэтому хан не звал её к себе уже очень и очень давно. Мать вдруг подбежала к Закарии и крепко стиснула в объятиях, после чего чуть отстранилась, положила ладони сыну на щёки и глядела в лицо, просто светясь от гордости. Закария не шевелился, смотрел на женщину, кажется, очень отстранённо, он не знал и не понимал, что должен чувствовать. Ратмир был мерзкий, трон он уж точно не заслуживал. Но заслужил ли он смерть? И то, чтобы его смерти так радовались? Мать тем временем целовала Закарию в лоб и щёки. “Какое же счастье, сынок” – пробормотала она. Раздался стук в дверь. Женщина отстранилась и на пороге показался слуга. - Господин Закария, Великий хан приглашает тебя сегодня отобедать вместе с ним, - слегка поклонившись произнёс вошедший. Закария лишь кивнул, и слуга покинул комнату. Мать, кажется, хотела снова бросится с объятиями, но почему-то остановилась, странно переминаясь с ноги на ногу. – Сынок…тебе наверное нужно побыть одному? – тихо спросила она. Неужели Закария сейчас выглядит настолько хмуро? Он промолчал, мать тихо вышла из комнаты. Юноша подошёл к окну и распахнул тяжёлую занавеску. Сад. Дети хана часто играли в нём. Их когда-то было трое, а теперь из всех остался один Закария. Смогли бы все они жить, если бы не борьба власть? Дорога к трону пропитана кровью и теперь упала последняя её капля. Обед с отцом за одним столом. Юноша упал на кровать и широкая улыбка неожиданно для него самого вдруг растянулась на лице. Вот она власть. Вот что значит быть первым. Раньше он обедал с отцом крайне редко, только по большим праздникам. А Ратмир ел за одним столом с отцом каждый чёртов день, но это было раньше…теперь его место займёт более сильный и достойный. А труп слабого пусть терзают дикие звери…Так, наверное, всё должно быть устроено.

***

– Ты что за грибы набрал, отравить нас всех хочешь? – Пересвет сердито выбрасывал из корзины поганки одну за другой. – Может и отравит. Брешешь ты, Ратмир, всё время, ни одному слову твоему доверия нет, хотя ты человек и хороший. – Так и не разговариват са мной коли верит не хочешь. Мы с тобой товарищи. Считай братья, нельзя не разговаривать. – У мьеня есть брат, но мы говорили мало. Последние годы обозлился на меня. Оба после этого напряглись. Говорить о старой жизни у лешаков было не заведено и Ратмир сам не знал почему его вдруг потянуло. Пересвет поднял взгляд, от полупустой корзины с грибами, замер и смотрел в глаза собеседнику, ожидая продолжения. Ему было интересно. Чертовски интересно знать о другой жизни. Он презирал людей, как и все в лесу, но знать то, как они живут, а ещё и в другом государстве он очень хотел. Однако Ратмир осёкся и насупленно замолчал. – Странные вы значит, – пробурчал Пересвет и, выбрав из корзины несколько показавшимися ему пригодными грибов, направился к костру, на котором уже вскипал котелок с водой для грибной похлёбки. Лагерь был пуст. Все разбойники ушли. Ратмир облокотился спиной на сырой ствол дерева и сполз на землю, тяжело выдохнув. Его с утра начало лихорадить, что было вполне ожидаемо из-за вечного холода и сырости, сейчас, к середине утра лоб стал вовсе очень горячим, а в глазах темнело. Во дворце к нему бы уже сбежалось несколько лекарей, прикладывали бы ко лбу полотенца и поили снадобьями. Тут же, когда он сказал, что не пойдёт работать, а весь день собирается лежать, его снова отпинали ногами. Всё тело, казалось раскалённым, сил чтобы подняться не было совсем. Ратмиру всегда говорили, что он болезненный ребёнок, мать, в очередной раз сидя у постели, когда его лихорадило, даже что-то шептала о том, что едва Ратмир родился, кто-то наслал на него злые чары, чтобы он всегда болел и не дожил даже до пятнадцати вёсен. Мать тогда думала, что Ратмир находится в бреду и её не слышит, но он слышал. Тогда ему почему-то очень захотелось дожить не только до пятнадцати вёсен, но и до двадцати, тридцати и сорока, чтобы тот, кто наслал на него чары сгрыз себе все ногти от злости. Однако в шестнадцатый день своего рождения уже почувствовал разочарование в том, что не умер после очередной лихорадки. – На, съешь, – Ратмир поднял голову и увидел Пересвета, протягивающего ему какой-то маленький, тёмный кусочек дерева. – Чё это? – брезгливо поморщился Ратмир. – Осиновая кора. Она горькая, но Филин нам всегда её даёт, когда кому-то худо. – Чтобы стъало ещё хуже? – Суй в рот, только не выплёвывай. Мы с Велей, когда выплёвывали, нас Филин палкой-корягой своей по спине колотил. Кусок осиновой коры – самое мерзкое, что Ратмир ел в своей жизни. Палки-коряги в руках Пересвета не было, но покосившись на его кулачищи, ханский сын зажевал кусок коры и очень долго откашливался. – Ну всё, теперь полегчать должно, – Пересвет похлопал Ратмира по худому плечу широкой ладонью и ханский сын на секунду испугался, что его плечо сейчас треснет, – сиди покамест, красный ты, как ягода-земляника. Ратмир удивлённо нахмурился. Ему действительно можно просто посидеть не собирать хворост, не носить воду, не чистить глиняный горшок от похлёбки? – Ты на Велю не серчай только, – вдруг добавил Пересвет, будто прочитав его мысли, – я и сам её не всегда понимаю, особливо в последний год жуткая стала. Я знаю точно, что у неё на весь ваш род гачирский обида. Мы её в лесу нашли в день, когда ближайшее село ваши разграбили, всё пожгли, убили, в полон увели. Ей тогда вёсен шесть было или семь. Больше всего Ратмиру хотелось сейчас крепко уснуть под деревом, пока есть такая возможность. Однако любопытство взяло верх и вопрос, волнующий давно внезапно всплыл в голове. – Я смотрет её глаза. Она нье похож, как слепая. – Веля же тебе говорила, она часть леса и всё тут. Связаны они душой и телом. Лес дал ей свои глаза, поэтому и чует всё. И тебя учуяла сразу, как ты в лес зашёл…и сейчас нас тоже чует наверняка. Сказав это, Пересвет развернулся и зашагал прочь, но вскоре Ратмир снова услышал его голос. – Вставай. Иди сюда лучше. – На кой чьорт? – недовольно буркнул Ратмир, внезапно поняв, что это выражение невольно позаимствовал у Вельки. – У костра лучше лежи, я тебе вот, постелил, а то дрожишь там, как заяц. Ратмир удивлённо пригляделся и увидел, что у горящего костра действительно была постелена большая шкура, а рядом с ней лежала другая – чтобы укрыться. Опираясь на ствол, юноша поднялся и поковылял к заветному тёплому месту. Костёр имел удивительное свойство успокаивать. Ратмир только и успел подумать о том, как хорошо оказывается лежать не на сырой земле а тёплой шкуре у потрескивающего огня, как погрузился в сон. Пересвет, кажется, ещё что-то говорил, но Ратмир его уже совсем не слышал. *** Закария жевал запечёную баранину, запивая вином, и исподлобья посматривал на отца, стараясь, однако, с его взглядом не встречаться. Хан всегда выглядел величественно и недосягаемо. Сейчас они сидели по разные стороны длиного каменного стола, накрытого вышитой скатертью. В зале царила тишина. Звон золочёной посуды, шаги слуги, разносившего еду разносились тяжёлым эхом. – Сколько тебе вёсен? Вино пил раньше? – вдруг спросил хан. Закария даже поперхнулся от неожиданного вопроса и тёмно красное вино выплеснулось на расшитое золотом одеяние. – Пятнадцать вёсен, отец…Вина раньше не пробовал, - откашлявшись ответил Закария. – Смотри мне, - хан усмехнулся, - больше не пей, хватит тебе. Юноша тут же отставил в сторону бокал. И ещё минуту они снова провели в тишине, потом хан снова заговорил. – Ратмир не вернётся, - проговорил хан, - ты уже знаешь, верно? – Мать сказала, – кианул юноша. – Ох уж эти болтливые женщины и их змеиные языки. Не донимают тебя там? Закария покачал головой. – Мой брат мёртв? - вдруг спросил юноша. Хан вдруг усмехнулся. – Многому же тебя ещё предстоит учить, – ответил он, – перво наперво, никогда не считай человека мёртвым, пока не видел своими глазами его бездыханного тела. – Я…понял, – проговорил Закария. – Ничего ты пока не понял, – отмахнулся его отец и потянулся за кувшином, собираясь долить себе уже четвёртый кубок вина, – твой брат стал бы никудышным ханом, – вдруг продолжил он, – из него получился бы неплохой странствующий артист, больно складные речи сочинял, но страну свёл бы в могилу…а ещё… Он вдруг замолчал, резко посерьёзнел и о чём-то задумался. – Что ещё, отец? – тихо спросил Закария. – Ещё он хитрый изворотливый червь. Он, его дрянная мать и твоя сестрица развели гнили во дворце. Остерегайся их, – закончил хан и вылил бокал вина в рот залпом, бордовая жидкость потекла по тонким усам и несколько капель упали на вышитую скатерть. Вопросов у Закарии было много. Он не знал пьян сейчас отец или нет, он вообще, чёрт возьми, ничего не знал об отце. Никогда так с ним раньше не разговаривал. – Скажи мне, сын, – вдруг снова начал правитель, кажется он всё же был пьян, – будь ты ханом, куда бы дальше повёл войско? Что бы делал с нашей великой империей? Закария мог выиграть себе несколько секунд на раздумья, пока дожёвывал кусок, затем неуверенно начал говорить. – Все степные племена уже наши, благодаря твоей силе и мудрости, отец. Все они объединены тобою и твоим войском и дети их воспитаны в верности тебе. Дальнейший наш путь я вижу на запад. Королевство Граян…их правитель слишком много себе позволял в свой последний приезд для переговоров. – Продолжай, Закария, не молчи, – Хан удовлетворённо кивнул. Однако наследник почему-то замялся. – Нужно…отправить в Граян лазутчиков. Чтобы выяснили сколько у них людей, сколько лошадей…и на каком месте лучше всего будет биться. Хан молча слушал, потом вдруг звонко хлопнул в ладоши, в зал тут же вошёл слуга. – Гантулга ко мне! – сказал правитель, после чего слуга кивнул и поспешно вышел. Сын и отец остались сидеть в тишине, медленно жуя обед. Однако это продолжалось недолго, вскоре в просторную залу, поклонившись вошёл нукер. По его неуверенно бегающему взгляду, можно было понять, что он не понимает чего ждать. – Великий хан…господин Закария…изволили меня видеть? – Он тебе теперь не просто господин Закария, – сказал хан и даже невооружённым глазом было видно, как дрожь пробежала по телу воина, хан продолжал, – он теперь почётный нукер и, – правитель слегка улыбнулся сквозь усы, – и командующий армией нашего ханства в военном походе на Королевство Граян. Закария почувствовал, что ему будто бы не хватает воздуха. Он поперхнулся и сильно закашлялся от неожиданной новости…Командующий всей армией, которая возглавит военный поход. О таком он не мог даже мечтать в самых смелых снах…Точнее он мечтал, ещё как мечтал, но не думал, что его мечты станут явью так быстро. Закария не смел поднять головы и глядел только в глиняную посудину, но был почти уверен, что его отец сейчас всё ещё улыбается. – Ты ведь недавно вернулся из западного Королевства Граян, куда был отправлен мной по важному делу. – продолжил хан, – теперь расскажи Командующему всё, что он захочет услышать. *** Несколько дней он метался в бреду, всё время спал, видя какие-то дикие сны. Множество людей бежало за ним то по тесным коридорам дворца, то по улицам города, то по лесу. Все они кричали, но Ратмир их не слышал, он бежал. В конце концов люди обязательно его настигали и разрывали на части. Потом он смотрел, как мужчины, женщины, дети, старики съедают его по частям. Потом отец клал рядом с собой его голову и говорил: “Слава новому Великому Хану!” И все хлопали в ладоши, доедая другие части его тела. А он молчал. Оторваные головы не говорят. Только слушают. Ратмир закашлялся. Просыпался только когда кашель совсем донимал. Горло раздирало от боли как будто в нём изнутри кто-то ковырялся кинжалом. Жар не спадал…Он всегда долго болел, но в такой сырости без множества лекарей рядом, ещё и с не до конца зажившей жуткой раной на подбородке впервые. Неужели от этой лихорадки ему уже не оправиться? Кто-то снимает с него рубашку. Сон? Нет, это Филин, что ему нужно? Ратмир хотел подняться, но руки старика уложили его обратно. – Лежи, лежи спокойно, чаго вертишься? – Что тьебе нушно? – Что-что, лечить буду тебя, дурака, вон что. А то в лихорадке валяешься и бормочешь всё на своём гачирском. Грязную, мокрую от пота рубашку стянули с него через голову и совсем скоро Ратмир почувствовал, как по его телу размазывают какую-то холодную жижу. – Тихо. Лечу тебя, не возись, хворь завтра спадёт. – Что это за дрян ? – хрипло прошептал Ратмир. – Настойка на медвежьем жиру с целебными травами, завтра как новенький бегать будешь. – Ты нье может знать наверняка какой будет завтра. – Могу, парень, могу. Ты спи. Лучше дальше слушать, как ты на гачирском бредишь, чем на нашем что-то пытаешься сказать. – Не указывай мнье. Я наследник гачирского трона. – Чаго несёшь там? Все от твоего бреда уже устали, спи говорю. Филин перевернул его со спины на живот и принялся втирать жижу в спину. Проснувшись, Ратмир с удивлением понял, что ему действительно полегчало. Жар ещё был, но уже не лихорадило, да и спал он очень крепко, без сновидений, даже рана на подбородке перестала ныть. Внезапно пустой живот дал о себе знать и до Ратмира дошло, что все те дни, что прошли в лихорадке, он ничего не ел, рот пересох от жажды. Юноша скинул с себя шкуру и поднялся на ноги, на нём были только штаны и сапоги, точнее лохмотья, которые от них остались, а то, что раньше называлось рубашкой и вовсе валялось неподалёку. Он подошёл к глиняному горшку, в котором разбойники обычно готовили еду, там остались только пригоревшие остатки на стенках, однако Ратмир всё же тоскливо поскрёб по ним деревянной ложкой. В лагере было пусто, он, конечно, внимательно осмотрелся в поисках Пересвета, но его тоже не увидел. Странно, обычно этот парень всегда оставался в лагере, что-то чинил, точил, готовил, а теперь не было никого. Прохладный весенний ветер давал о себе знать, Ратмир поёжился от холода, после чего поднял с земли шкуру и накинул её на голые худые плечи. Он знал, как пройти к лесному роднику, совсем недалеко от лагеря, его как-то раз посылали набрать воды для настойки. Поэтому теперь Ратмир медленно шёл через лес, надеясь, что память его не подведёт и среди шелеста деревьев скоро послышится тихий шум воды. Так и случилось. Он подбежал к тонкой струе, стекающей по бревну и принялся жадно пить. Ледяная вода обжигала горло, лицо и руки, поэтому очень скоро Ратмир закашлялся и подумал, что идея снова простудится и вернутся к лихорадке, его отнюдь не радует. Он крепче закутался в шкуру и попытался унять стук зубов, но безуспешно. Огляделся и поплёлся обратно в сторону лагеря, вдруг его внимание привлёк шорох в кустах. Медвежонок. Копается в корнях деревьев, что-то вынюхивая и фыркая. Медвежонок был слишком увлечён добыванием пищи, что не замечал ничего вокруг себя, даже полуголого худощавого человека за своей спиной, который уже поднял с земли увесистый камень. Медвежатина вкусная. Маленького медвежонка не хватит на весь отряд, но Ратмир и не собирался делиться, может только с Пересветом. Юноша медленно подошёл к медвежонку сзади, как вдруг что-то огромное набросилось на него и повалило на землю. Над Ратмиром нависала морда огромного медведя, лицо обжигало его дыханием, а в нос ударил мерзкий запах. Медведь оглушительно зарычал, Ратмир вздрогнул и зажмурился. Всё тело обмякло, он не мог ни закричать, ни пошевелиться, только дрожать. Всё, что он делал с тех пор, как сбежал в лес это дрожал. То от лихорадки, то от страха, то от холода. Ещё неделю назад он мог пройтись по коридорам дворца и все, кого он бы встретил склонили головы, а потом он бы услышал за спиной злобное перешёптывание. Презрение в их глазах скрывал лишь страх. Тупой страх. Так, наверное, устроено всё в мире, ты либо внушаешь страх, либо дрожишь от него всем телом. Как легко, оказывается можно стать из одного другим. Вдруг рука Ратмира нащупала что-то среди рыхлой лесной земли. Какой-то обломок ветки. Он неуклюже дёрнулся, пытаясь всадить ветку в медвежью морду, но результата это не принесло, медведь прижал его и без того тонкую руку мощной лапой и Ратмир почувствовал, что дышать стало как-будто ещё тяжелее. – Сто-ой! – вдруг раздалось вдали. Пересвет, кажется… Медведь навострил уши и втянул носом воздух. Тяжёлые шаги раздавались всё ближе и ближе и вскоре из кустов действительно выскочил запыхавшийся Пересвет. – Стой-стой, не жри его, – размахивая руками выкрикнул он. Медведь замер на несколько мгновений, после чего недовольно фыркнул. И снова злобно блестящими глазами уставился на Ратмира. – Не жри, он этот…наш новенький, его Лес сказал не убивать…не надо, слышь? Лучше кабанчика себе какого-нибудь найти, мать. – Мать? – едва выговорил Ратмир. – Заткнись. Она мать медведика этого маленького…Так вот, мать, оставь этого пожалуйста. Мы уйдём, никого не тронем. Медведица, казалось, понимала всё сказанное, но слушать не хотела. Она грозно фыркнула и занесла лапу для удара. Ратмир весь похолодел. На этот раз точно всё? Горло перережет? Резкий свист в воздухе и всё вокруг замерло. В ствол дерева рядом воткнулась стрела. Медведица изучающе рассмотрела её, после чего, ещё раз рыкнув, сошла с Ратмира – тот резко вздохнул полной грудью. Медведица поковыляла в лесную чащу, несколько раз недовольно оглянувшись. – Беги за мамкой, медведик, – Пересвет легонько толкнул ногой зверёнка под зад и тот засеменил в чащу за медведицей. После этого разбойник протянул Ратмиру крепкую руку, тот за неё ухватился и тяжело поднялся на ноги. – Все животный боится оружия, – проговорил Ратмир, но Пересвет лишь покачал головой, выглядел он понуро. – Не испугалась она, просто послушала…– он поднял голову вверх и продолжил чуть повысив голос, – я и сам почти справился, нечего тебе встревать было. Тут же откуда-то издалека прилетела ещё одна стрела и воткнулась ровно туда же, куда и первая. – Я уже тебя просил. В следующий раз не надо, лады? Третья стрела. И снова ровно туда же. Пересвет недовольно вздохнул и поплёлся в сторону лагеря. – Что было? – окликнул его Ратмир. – Веля. Она всё, что в лесу делается чует. – Где сейчас она? – А я знаю? Где-то там, в лесу далеко, – он махнул рукой в неопределённую сторону. – И нас слышат? – Конечно слышит нас, я ж говорю, всё чует. Всё значит всё. – Аа..понимал, – пробормотал Ратмир – Что б ты хоть что-то понимал, пень гнилой, – отмхнулся Пересвет. Оставшаяся дорога до лагеря прошла в тишине.