Одержимый

— Жених твой куда-то запропастился. Думала, к отцу сегодня придет, поможет там Акире-сан, а нет. Не знаешь, где он? По вечерам обычно он все у палаты вился. Мей уткнулась в тарелку с лапшой. Та почти остыла, а аппетит так и не появился — пропал с концами после бабушкиного вопроса. — Я не знаю, где Аказа и вообще не должна знать. Мы с ним даже не друзья. И не пара. — Правильно, вы просто дураки, — знающим тоном подметила бабуля, убирая посуду со стола. — Ну да это молодое, пройдет. Поумнеете когда-нибудь. Я в твоем возрасте такая же была — от деда твоего до самой свадьбы бегала. Да и потом тоже, если не запамятовала. — Бабушка… — устало протянула Мей, совсем позабыв про еду. — Иди посуду помой да приберись. С твоим мальчиком я сама разберусь, если объявится. Загулял, наверное, где-то. Даже про дежурство свое позабыл. Странно это. Ну да ты в голову все равно не бери. Мей и правда уже успела заволноваться. Завтра будут выходные — она даже в школе не сможет увидеться с Аказой, убедиться, что с ним все в порядке. Нет, он точно влез в неприятности, точно Доума его куда-то утащил. Из-за нее. Мей быстро разобралась с посудой, прибралась на кухне. Сидеть сложа руки ей сейчас совсем не хотелось. Часы на стене показывали только семь вечера, значит Аказа скорее всего сейчас был у отца в больнице. Если уж где и искать его, то только там. Мей быстро пошла к себе в комнату и стала собираться. Она и сама не могла себе объяснить, отчего так волновалась. Она просто хотела увидеть его, убедиться, что все в порядке. Еще вчера Аказа провожал ее по этой же причине — тоже хотел убедиться, что с ней все будет хорошо. Мей быстро собралась, накинула на себя куртку потеплее и вышла из дома. Бабуля на удивление ничего ей не сказала «на дорожку». Мей и не думала сейчас бегать искать Аказу по всей префектуре — нет, она ограничится только визитом в больницу. Если его там не будет, вернется домой и выпьет побольше успокоительных. С Аказой обязательно все будет хорошо. Он же не глупый — на уловки Доумы точно не поведется. Да и ради нее в серьезные проблемы встревать не будет. Аказа просто сейчас занят, а она уже испереживалась вся. Утешать и успокаивать себя у Мей получалось все хуже и хуже. Врать она не умела, а уж обманывать себя — тем более. Мей и не надеялась найти Аказу в больнице. Скорее, она туда просто пошла, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Там всегда можно было найти работу, заболтаться со скучающими пациентами да и просто заплутать по длинным удушливым белым коридорам, бегая из палаты в палату. Аказа обязательно вернется. Про своего отца он не забудет, что бы там Доума с ним ни сделал. Мей не часто разрешали оставаться и помогать ухаживать за его отцом — тот действительно был тяжелобольным и нередко впадал в припадки в забытьи. Бабуля первое время и Аказу пыталась гнать от палаты куда подальше, но то было без толку: однажды «смекалистый поганец» додумался даже залезть ради внепланового визита к отцу через окно — только медсестер перепугал да подоконник чуть не сломал. Если уж сейчас Аказа «не пролез» поинтересоваться самочувствием отца, значит точно случилось что-то серьезное. Значит точно в этом виновата она. Если бы не она, Аказа вообще не стал бы связываться с Доумой. Нет, Мей совсем не собиралась задаваться одними и теми же вопросами: зачем? Почему? Она была больше чем уверена: в последнее время Аказа сам себя не понимал. Эта зараза, видимо, передавалась воздушно-капельным. Мей тоже ничего не понимала. Не понимала, почему именно она волнуется за Аказу. Она переживает за него, потому что он ей действительно нравился? Или потому что она чувствовала себя перед ним виноватой? Или потому что она просто привыкла переживать за всех и вся? В чем-то Аказа все-таки был прав: она слишком много думала. Это только запутывало. Рациональные пустые мысли душили где-то засевшие глубоко внутри чувства. Которые она почему-то не торопилась раскрыть даже самой себе. Аказа ей нравился не просто как мальчик, решивший спугнуть ее ночной кошмар. Аказа был далеко не единственным, кто ей нравился как человек — не одним Аказой ей хотелось восхищаться в этой жизни. Нет, Аказа ей все-таки нравился по-другому, по-особенному. И переживала она за него тоже — по-особенному. И правда влюбилась, как бабушка наговорила. Вот только Аказе было на это более чем все равно. Он ведь действительно ей помогал лишь из благородных побуждений и чувства благодарности. Как девушка она ему совсем не нравилась. Мей вообще сомневалась, что что-то такое Аказу в принципе могло интересовать. Он был слишком далек от типичных подростковых проблем вроде первой влюбленности. Аказе было не до этого. У него отец был неизлечимо болен — вот что его занимало в первую и последнюю очередь. Мей должна была это понять, принять и смириться. Не забивать себе голову лишними волнениями. Они с Аказой вполне себе могли бы стать просто друзьями, уже этого Мей бы хватило за глаза. Мей не хотела быть глупой дурочкой и пускать самой же себе пыль в глаза — на большее она надеяться и не собиралась. Если Аказа когда-нибудь и посмотрит на нее тоже по-другому, по-особенному, то случится это явно не завтра. В любом случае она со своими чувствами навязываться не собиралась — Аказе уже хватило и Доумы. Большее, что она могла сделать — это быть рядом, если будет нужно. Если Аказа захочет подпустить к себе ближе — подпустит. Мей пробыла в больнице всего часа полтора — больше ее не вытерпели, выпроводили: не в ночное же дежурство школьнице-третьегодке оставаться. А Мей была бы и не против. Очень уж ей хотелось вернуться домой затемно, когда бабушка уже ляжет спать — чтобы внеочередных «разговоров по душам» не было, в последнее время Мей от них очень уж устала. Устала сильнее, чем от волонтерства в больнице. Поэтому часов до десяти она решила побродить в своем любимом парке. Давно она там не была, да и до дома он был не далеко. Мей была больше чем уверена, что там к ней никто не пристанет и не тронет — Аказа обещал. Дошла она до места, когда уже начало смеркаться. Обычно к вечеру людей в парке становилось только больше: все-таки не только ей хотелось после работы посидеть подышать свежим воздухом да подкараулить любопытных прожорливых белок. В городе только здесь и можно было спрятаться от давившей ежедневной суеты и тревожных мыслей. Мей забралась в самую заросшую часть парка и без труда нашла там побитую скамью среди разбитых кустарников. Она любила это место: здесь не только можно было заслушаться разговорами недремлющих птиц, но и сбежать от чужих глаз: вглубь парка редко кто пробирался. Мей уселась на лавочку, прикрыла глаза. В ушах вперемешку с птичьим щебетом зазвенела усталость. — Что, уже и по вечерам болтаться одна не боишься? Мей вздрогнула, руки невольно сжали края скамейки. Посидела, отдохнула — как же. Она сразу узнала голос и все равно испугалась. От неожиданности. И немного от радости. — Ты?.. Аказа с легкостью перепрыгнул через скамейку и тут же встретился с взволнованным лицом Мей. Нет, все-таки что-то не менялось: эту девчонку все так же легко было довести до предобморочного. — Ты чего. Опять тебя кто-то напугал? Мей подняла на Аказу влажные глаза. Отчего-то захотелось рассмеяться — он ведь действительно совсем ничего не понимал. Да и она тоже. Мей поднялась и тут же подалась вперед: сжала застывшего Аказу в теплых объятиях. — Ты… Ты меня напугал, — пробормотала она, утыкаясь носом в потасканный темный пиджак. Аказа стоял не двигаясь, только вслушивался, как сердцебиение Мей с каждым ударом становилось все тише и тише. Нет, все-таки иногда она умела быть бесстрашной. Мей была вторым человеком на памяти Аказы, кто рискнул пообжиматься с ним без свидетелей. Все-таки влияние одного психа было заразительно. — И что же я сделал, — Аказа нахмурился, кое-как освободился от цепких объятий. Мей была явно не в себе — так бы точно к нему не полезла. Да и что она вообще здесь забыла? Наверняка если бы он подошел к ней немного попозже, она бы еще и разреветься успела. Может, у нее что-то случилось? Дома? В школе? Аказа не знал, какие еще проблемы могла себе придумать примерная домашняя девочка-школьница. Да и его ли это дело? Аказа сжал кулаки. Он тоже слишком много думал. Ни к чему хорошему это пока не привело. Ему вообще не нравилось, что он так цеплялся за эту девчонку: он мог ведь и вовсе не подходить к ней. Сидел бы себе под деревом дальше. Но он подошел. Более того, сейчас он даже не собирался уходить. Неужели все дело было только в том, что ее бабка лечила его отца? Бред. Аказа снова пристально взглянул на Мей. В груди с новой силой забились смешанные чувства, которые Аказа сам не мог себе объяснить. Ему одновременно хотелось уйти и остаться. — Бабушка сказала, что ты куда-то пропал, и я подумала… — между тем начала было неуверенно объяснять Мей, но быстро замолкла под тяжелым взглядом голубых глаз. Радость от того, что Аказа нашелся и с ним все было в порядке, быстро сменилась неловким смущением. Аказа слишком уж долго и странно на нее смотрел, будто тоже соскучился. По-своему. — Тебе вредно думать, я уже говорил, — отчеканил он, ставя ногу на скамью. Та от веса Аказы невольно пошатнулась, скрипнула. Мей дернулась. — Опять бред какой-нибудь себе выдумала. Что, решила, я за тобой слежу тут? Мей мотнула головой. Сейчас она вообще ни о чем не думала: Аказа застал ее врасплох. — Я плохо о тебе никогда не думала. И не подумаю, наверное. Аказа цокнул языком. Мей смотрела на него, сминая края легкой куртки. Птицы в округе внезапно замолкли. — Ты с Доумой был? Аказа покривился. Даже звучал этот вопрос отвратительно. — Тебе какое дело? — Я переживала за тебя, — честно ответила Мей. — Бабушка сказала, тебя в больнице не было, я подумала, с тобой что-то случилось. Доума, он же, ну, не в себе сейчас. — Ты тоже, — холодно ответил Аказа. — Думать и переживать только за своих близких надо, а не за всех подряд. Так тебя не надолго хватит. — Но ты же мне не чужой, — щеки Мей невольно залились краской. К вечеру на улице непривычно похолодало. — И за меня ты ведь тоже переживал. — Кто тебе сказал? — А об этом не нужно говорить, — Мей обняла себя руками и мягко улыбнулась. Наверное, она впервые видела на лице Аказы что-то отдаленно похожее на растерянность. — Проводишь меня? Мы с бабушкой моти приготовили сегодня. Зайдешь? Она рада будет, ты же ей тоже не чужой. Даже нравишься ты ей больше чем мне, наверное. Аказа ничего не ответил, только скрестил руки на груди. — Ты тоже здесь гулять любишь? Не видела тебя тут раньше. — А ты не только под ноги себе смотри, может, еще увидишь чего. Мей нахмурилась и тут же машинально перевела взгляд на пышные кроны деревьев. И снова посмотрела на Аказу. Да, наверное, это было в его духе: прятаться от кого бы то ни было то под окнами, то где-нибудь на деревьях. — А я тебя в больнице искала. Ну, в следующий раз буду знать, где тебя можно еще найти. — Зачем тебе? — Аказа вздернул бровь. Он действительно не понимал, с чего эта девчонка решила к нему привязаться: Доума ее больше не трогал и не тронет. Он, Аказа, ей больше не нужен. И бегать за ним не нужно — споткнется, упадет еще. — Я уже сказала. Ты — не чужой мне человек. Может, даже друг. Аказа сморгнул. Он и не заметил, что сумерки уже совсем сгустились. Хитоми Оота наверняка уже начала волноваться за свою внучку, которая сейчас стояла посреди заросшего парка и переминалась с ноги на ногу. — Пойдем, домой тебя отведу. Странная ты. Аказа развернулся и широким шагом направился в сторону главного выхода. Мей засеменила следом. Как только они вышли из парка, Мей остановилась. Засмотрелась на полную золотистую луну, выползшую на смену солнцу. Аказа тоже остановился, в нетерпении повернув голову в сторону Мей. — Луна сегодня красивая. Огромная такая… Впервые вижу. Мей подошла ближе, взяла Аказу за руку. Тот поморщился, но и не подумал снова вырываться. Может, так Мей не будет посреди дороги застревать, а он ее быстрее до дома доведет. Аказа недолго думая потянул Мей за собой, не сводя взгляда с черного неба. Такой большой луны он тоже никогда не видел. — А ты никогда не хотел тоже стать врачом? — снова внезапно подала голос Мей, стоило им пройти всего пару домов и перейти на уже знакомую улицу. Про Доуму она все не решалась расспрашивать. Если бы Аказа захотел — сам рассказал. Что-то вытягивать из него было бесполезно, Мей очень боялась его в который раз оттолкнуть. Она была уверена, что рано или поздно Аказа сам все расскажет. Он же не хотел, чтобы она волновалась. — У тебя очень хорошо получается за больными ухаживать. — По себе судишь, что ли? — задумчиво бросил Аказа, на что Мей замотала головой. — Зря ты так. Я же видела, как ты перевязки с Акирой-сан делал, да и вообще… Мы ведь могли бы вместе пойти учиться. Аказа остановился, разжал ладонь Мей. В груди что-то противно заныло. — Хочешь меня в город за собой уволочь? Одной страшно? Я тебе в телохранители не нанимался, забудь. И больницы я ненавижу. — Прости, — Мей сглотнула и снова перевела взгляд на небо. Аказа напрягся. — За Доуму тупые вопросы тоже можешь не задавать — ты его не скоро увидишь. Мей вопросительно покосилась на Аказу. Тот невольно расслабился. — В психушке он. Холодный воздух забился в легкие, Мей приоткрыла рот. Аказа не шутил, не пугал. Аказа скидывал очередной камень с плеч. — Как?.. Почему?.. Откуда ты знаешь? Аказа скривился. Вот теперь Мей по-настоящему испугалась. — Только не говори, что удивилась. Ему давно туда пора было. Зато друзьями он там новыми обзавелся, теперь к ним пусть со своим бредом лезет. Психи они под таблетками терпеливые, уживчивые. Его родители не в храм водили, а к врачам всяким. Видимо, он их тоже достал. — Постой, это он тебе все рассказал? Я ничего не понимаю… — Мей отказывалась во все это верить. Аказа что-то попутал, Доуму не могли просто взять и забрать. Он же не мог быть сумасшедшим в самом страшном смысле этого слова. Аказа прикрыл глаза, вдохнул холодный воздух. — Он предложил до его храма прогуляться, с сектой своей познакомиться. Он думал, я туда хорошо вольюсь. Но пришли мы в какой-то центр… реабилитации, что ли — нас там его родители встретили, как я понял. У этого идиота истерика началась — он все хотел, чтобы я вместе с ним пошел на какое-то занятие. Кричал, что я предатель, нехороший друг и все в таком духе. В общем, спятил он. Его отец сказал, что у него неделю назад случилось что-то вроде приступа: он несколько часов то смеялся, то плакал, никто его успокоить не мог. Вот, притащили его врачам, чтоб посмотрели. Ему там понравилось. Может, когда-нибудь ему там и мозги вправят. — Я не знала… — растерянно пробормотала Мей, обхватывая себя руками. Сейчас она действительно ничего не понимала, не слышала, не видела. Чувства будто на мгновение притупились. — Да ладно, — хмыкнул Аказа. — Он всегда был психом. И ты это знала. Дуру-то из себя не строй. — Мы были знакомы с детства, он всегда был странным. Но я не думала, что у него все серьезно. Мей опустила голову. Возможно, в свое время нужно было рассказать все бабушке. Может, Доуме можно было помочь еще раньше, и никуда его не нужно было забирать-запирать. Но об этом думать уже было поздно: бывший друг, судя по словам Аказы, был уже давно потерян. — А ты и не врач, — тихо заметил Аказа, Мей его едва расслышала. — Главное, его закрыли. Полечат, прокапают, может, когда-нибудь и выпустят. Врачи же его не совсем психом считают: так, приболел. Диагноз поставят да отпустят. А ты к этому времени уже на учебу свою сбежишь. Думаю, на таблетках этот придурок уже не будет буйным, бояться тебе нечего. Мей вздрогнула, когда почувствовала, как Аказа сам взял ее за руку. Наверное, ему совсем надоело распинаться в пустоту — она ведь сейчас явно летала где-то в облаках, совсем его не слушала. — Ты прав, там ему должны помочь, — рассеянно бросила Мей, крепче сжимая ладонь Аказы. — Может быть, для него так будет лучше. — Для всех лучше будет. — поправил Аказа. — Ему в одиночку сходить с ума было скучно, давно могла бы догадаться. Мей неохотно кивнула. Как-нибудь Доуму она все равно все-таки навестит, поговорит. Она не могла просто взять и выкинуть его из головы, как предлагал Аказа. Мей понимала, что вряд ли сможет чем-нибудь помочь, но и бросить Доуму она не могла. Он ведь ей тоже не был чужим. — Так ты все это время не с Доумой был? Мей замедлила шаг. До дома оставалось всего ничего, а расставаться с Аказой совсем не хотелось. От всех этих новостей было не по себе: ничего не укладывалось в голове. Да и спокойствие Аказы напрягало: будто эта история с Доумой его совсем не трогала. Будто он действительно был рад, что этим все и закончилось. Видимо, Аказа действительно его ненавидел. — Ну ты же видишь, психом я не стал, — между тем раздраженно отмахнулся он. — На работе я был. Идиота в последний путь проводил и ушел. — А навестить его там можно ведь? Аказа сжал руки в кулаки. Этой девчонке так и не терпелось снова влезть в дерьмо, ничему ее жизнь не научила. — Зачем? Ты только перевозбудишь его, обострение еще начнется. О себе думай, а не об этом идиоте. — А я не могу, — пробормотала Мей, поднимая мутный взгляд на Аказу. — В последнее время я только о вас двоих и думаю. — О двоих? А я что тебе сделал? Мей поджала губы. Аказа был непрошибаем. — Да много чего. Мей сделала пару шагов и снова остановилась. — Ты очень много для меня сделал, Аказа. Спасибо. Как только они завернули за ближайший угол, на сердце у Мей вдруг стало так тоскливо, паршиво. Больше у нее не будет поводов, чтобы Аказа провожал ее, оставался у нее дома на чай. У Аказы больше не было поводов остаться рядом с ней. Мей вздрогнула, услышав позади шаги. Аказа, кажется, решил проводить ее до самой двери. Мей опустила взгляд в землю. — Мне страшно, — пробормотала она, крепко зажмурившись. В глазах заиграли радужные краски. — Думаешь, он из психушки уже сбежал и у тебя под кроватью спрятался? Хочешь, чтобы я проверил? — Я не хочу оставаться одна. Доума тоже не хотел. Может, я тоже когда-нибудь с ума сойду. Не хочу… — тихо обронила Мей и замолкла. Аказа подошел к ней совсем вплотную. Выдохнул горячий воздух в светловолосую макушку. Он тоже не хотел. Поэтому он продолжал стоять с ней рядом как дурак. Аказа был уверен: если бы Мей сейчас попросила его проверить ее кровать, шкаф, тумбочки на предмет новых подарочков Доумы или его самого, он бы это сделал. Сделал и, может быть, даже остался на короткую ночевку под окнами. Податься ему сейчас все равно было некуда. Домой совсем не хотелось, а в больнице только тупые санитары будут действовать на нервы. В компании раздражающей Мей было и правда спокойнее. Привычней. Теплей. — Тебя дома ждут, — наконец разорвал тишину Аказа. Мей лишь хмыкнула. — Бабушка уже спать легла, видишь, свет не горит. Она за меня не волнуется: знает, что я тебя искать пошла. — И почему она не волнуется? — Аказа и правда не понял. Губы Мей лишь растянулись в многозначительной улыбке. — Потому что она знала, что я тебя найду. Или ты меня найдешь. Скажи, ты же не просто так в наш парк пришел? Аказа смолчал. Мей совсем не обязательно было знать, что это Доума поделился с ним, что излюбленным местом для прогулок Мей был этот старый полузаросший парк. Доума хотел, чтобы его подопечные в амурных делах друзья провели там свое первое, второе и даже третье свидания — атмосфера там царила больно романтичная. — Я в тебя влюбилась, кажется. Аказа сморгнул. В голове зазвенел белый шум, разум совсем не захотел принимать услышанное. Что ему с этой информацией делать? Зачем вообще она это ляпнула? Он ведь теперь об этом думать будет, а Аказе это занятие никогда удовольствия особо не приносило. Вот кого действительно сегодня застали врасплох. Сразили наповал. Аказа окинул продолжительным взглядом хрупкую фигуру Мей. Плечи ее подрагивали, но, кажется, совсем не от холода. Аказа подошел ближе. — Зачем, — только и выдавил из себя он. Будто это действительно был тот самый вопрос, который он хотел задать, да все не решался. Мей нервно хохотнула, обернулась. Аказа впервые показался ей забавным. — Так получилось. Извини. Нет, такое Аказа прощать не собирался. И понимать тоже. — Зачем ты мне это сказала? — повторил свой вопрос он. Мей качнула головой. — Глупо было бы скрывать. Да и… я вот увидела тебя сегодня, и внутри что-то перевернулось. Захотелось сказать и все тут. Ты же тоже говоришь то, что думаешь. Аказа ничего не ответил. Он больше не ощущал и толики колючего смятения, теперь его охватило нечто иное — теплое, приятное незнакомое чувство. Короткое признание Мей отозвалось где-то там, в закорках подсознания и растеклось в каждой клетке. Аказе понравилось. Аказа мог бы ответить ей тем же. Но он молчал. Аказа не любил ковыряться в собственных чувствах, он мало что в этом понимал. Единственное, что ему было ясно: на Мей ему точно было не плевать, иначе бы он в это во все не полез, и за Доумой бы так просто не повелся. Без него Мей завтра же встрянет в очередную дрянь, прицепит к себе нового психа. Пока Аказа будет рядом, этого не случится. Пока Аказа будет рядом, она будет переживать только за него, даже про Доуму наконец забудет. Наверное. Со временем. Этого психа не сразу выветришь из памяти — Аказа по себе знал. — Если все-таки пойдешь к нему, меня позвать не забудь. Губы Мей дрогнули. Все-таки Аказа очень хорошо ее знал. Все-таки Аказа за нее беспокоился. Эта их совместная прогулка была явно не последней. Как и их несказанные взаимные признания.