Одержимый

Мей с детства верила: все, что ни делается — все к лучшему. Поэтому то, что на следующий день она проснулась с жаром и страшной слабостью, ее нисколько не напугало и не расстроило. Разве что бабушка засуетилась вокруг нее пуще обычного, сетуя на все вокруг: на погоду, на сквозняки. И даже на Аказу. Это же он, он извел ее внучку до такого состояния! Та, небось, как настоящая влюбленная дурочка всю ночь просидела у открытого окна в ожидании «чуда» — вот результат. Вместо мальчика дождалась простуду с ознобом. Прописав постельный режим с целым курсом лечения, Хитоми Оота поспешила на дежурство. Мей же снова забралась в постель, растрепанная и разбитая внезапно свалившейся ей на голову простудой. Только этого не хватало под конец учебного года. Хотя Мей и правда не спешила расстраиваться. Зато она не выйдет сегодня из дома, а значит точно-точно не попадется Доуме на глаза. Сейчас Мей совсем не хотела с ним разговаривать. Ей было страшно. Желание узнать, где и чем занимался Доума, улетучилось еще вчера. Доума теперь пугал ее еще сильнее, и справиться с этой тревожностью она уже была не в силах. Да и поделиться ей этим было не с кем. Бабуля? Нет, Мей совсем не хотела ее нагружать и заставлять волноваться по пустякам. Это ее личное дело. Доума — ее проблема. Наверное, ее смог бы понять только Аказа, вот только и его занимать своим разладом с Доумой Мей не собиралась. Она разберется с этим сама. Когда-нибудь, как-нибудь. Доума — это только ее проблема. Доума злится только на нее. От Аказы ее бывший друг наконец-таки отстал — Аказа заслужил хоть немного передохнуть. А ей наконец нужно научиться решать проблемы самой. Если Доума думает, что может ее запугать и дальше продолжить безнаказанно измываться над ней — он ошибается. Она обязательно что-нибудь придумает: когда прописанные бабулей таблетки подействуют и жар немного спадет. Сейчас же кроме как сильней укутаться в одеяло Мей была ни на что не способна. Осталось только постараться заснуть. Не думать. Не переживать. По крайней мере, Доума пока не додумался посещать ее в кошмарах.

***

Проснулась Мей только от сильного стука в дверь. Она сразу же взглянула на часы, привстала с постели. Ровно час дня. Мей протерла глаза, нахмурилась. Сегодня бабуля должна быть на работе допоздна, это точно не она решила навестить свою болезную внучку средь бела дня. Тогда кто же еще? Мей натянула одеяло по шею. Не может быть. Она медленно, опасливо метнула взгляд в сторону окна: хорошо, оно было закрыто, никаких силуэтов, никаких шагов, скрежетов. На этот раз Доума пытался пробраться к ней через дверь почти как нормальный человек. Снова послышался стук — более громкий и продолжительный. Видимо, гость уже начинал понемногу терять терпение. Мей резко встала с постели, закуталась в плед и едва не опустилась обратно: голова закружилась. Мей поджала побелевшие губы: она не собиралась молча отсиживаться — если Доуме что-то было нужно, он обязательно это получит. Дверь вскроет или, может, совсем снесет ее с петель — Мей ничему не удивится. — Кто там?.. — осторожно спросила она, подходя к двери и наивно надеясь, что нежданный гость все-таки ничего не ответит и молча уйдет. — Я, — раздраженно кинули в ответ, снова резко дернув за ручку. — Меня к тебе послали какие-то таблетки передать. Сказали, тебе плохо. Из-за меня. Открой — и я пойду. — Чего?.. — бездумно обронила Мей и послушно отворила дверь. Перед ней вырос Аказа в привычной помятой школьной форме с каким-то пакетом. Мей похлопала глазами. — Все-таки правда больная, — с порога поставил диагноз Аказа и протянул таблетки. — Ну? Держи. Мей взяла пакет и невольно отступила. Она все не могла отвести взгляда от Аказы, будто до конца не верила, что перед ней сейчас действительно стоял именно он. — Что смотришь? Ты красная вся… — нахмурился Аказа. Мей и правда выглядела болезненно: черные глаза блестели, осунувшееся лицо горело, а тело немного потряхивало то ли от озноба, то ли от перевозбуждения. — Я заболела, — тихо прошептала она. — Закрой, пожалуйста, дверь. Аказа не раздумывая прошел внутрь. В коридоре вдруг резко стало темно. По телу Мей пробежала легкая волна дрожи, стоило ей заслышать рядом дыхание Аказы. — Проходи, пожалуйста. Я сейчас. Мей засеменила к себе в комнату, волоча за собой бабулин теплый мягкий плед. Только сейчас до нее дошло, что Аказа не должен был видеть ее в таком виде. Аказы вообще здесь быть не должно. Мей быстро накинула домашние штаны и кофту, прислушалась: скрипа двери она так и не услышала, значит, Аказа действительно ждал ее и пока не думал сбегать. Отчего-то эта мысль даже немного обнадежила. Мей сейчас совсем не хотела оставаться одной. Она была рада, что Аказа пришел и уходить пока не собирался. Заслышав на кухне какие-то подозрительные звуки, Мей выскочила из комнаты. Аказа уже успел поставить чайник и теперь сидел в напряженной задумчивости перебирал собранные Оотой-сан лекарства. — Тебя трясет всю. Выпить бы тебе чего-нибудь, — не поднимая головы бросил он. Мей и не подумала с ним спорить. Она лишь осторожно подошла к Аказе и тоже присела рядом. Взяла микстуру в черной баночке и жаропонижающее. Внезапно захотелось выпить залпом все и сразу. Аказа все еще казался ей подозрительно живой жестокой галлюцинацией. — Спасибо, — осторожно протянула она и покосилась в сторону зашумевшего чайника. Тот почти закипел. — Мы тебе пирог оставили, очень вкусный получился. Особенно начинка. Тебе же нравится вишня, да? Бабушка говорила, что очень нравится. Мей поднялась, разлила еще утром заваренный бабулей травяной чай. Аказа молчал. Он все смотрел на Мей, следил за каждым ее нерасторопным движением. Смотрел и все не мог понять, почему он снова оказался здесь. Еще пять минут назад он собирался просто оставить лекарства под дверью, позвонить и смыться — у него же все-таки были более важные дела, чем поработать почтальоном. И все же он остался. Ему совсем не понравилось то, что уважаемый врач с многолетним стажем Оота-сан обвинила именно его в болезни своей внучки. Что за чушь. Уж от кого Мей и могла слечь, так только от своего дружка. Он и заразный, и до сердечного приступа довести сможет, если захочет. Аказа в бедах Мей был совсем не причем — это он знал наверняка. И все же решил в этом лишний раз убедиться. К тому же, выпечку семейства Оота он правда очень даже любил. — К тебе этот приходил, да? Или ты сама его всю ночь у окна на сквозняке прождала? — Никого я не ждала на сквозняке, — за сегодняшний день Мей тщетно пыталась заверить в этом уже второго человека. — Я боюсь выходить из дома, — вдруг бросила она, сама удивившись, что это признание вообще вылетело из ее уст. Мей обернулась. Черные глаза снова заблестели. Аказа нахмурился. Он даже не стал спрашивать, чего она там опять боится. Не столько потому, что ему было плевать, сколько потому, что он прекрасно знал, в чем было дело. — Что он еще тебе «подарил»? — Ничего. На лице Аказы заиграли желваки. Он вообще не мог понять, почему Доуме нравилось доводить эту и без того забитую с приветом девчонку. Можно ведь было выбрать себе равного противника и действовать на нервы именно ему. Аказа по умолчанию испытывал к Доуме отвращение: тот всегда был склизким назойливым тупым идиотом. Но раньше он хотя бы лез к тем, кто мог надавать ему затрещин за его же слабоумие. Сейчас этот придурок окончательно потерялся и забылся: заведомо доводил тех, кто не мог дать ему отпор. — Скоро все закончится. — Почему ты так думаешь? — Мей продолжала стоять не сводя взгляда с Аказы, совсем позабыв и про чай, и про пирог. Пугающая отрешенность все больше и больше заполняла легкие, не давая сделать и лишнего вздоха. — Ты уедешь скоро. Поступишь, куда ты там хотела, а он здесь сгниет. Я прослежу. Мей сдавленно улыбнулась. Ее это должно было утешить? Да, она скоро уедет, скоро грядет поступление. Но эта мысль ее нисколько не успокаивала и не обнадеживала. Доума покидать ее совсем не собирался — страх и тревога по нему въелись в каждую клеточку. Он всегда был и будет рядом. Аказа этого совсем не понимал, потому что Аказа его и не боялся. Как бы Доума над ним ни измывался. Аказа был сильнее. Или же банально относился ко всему проще. Не то что Мей. Ей ведь действительно пока ничего не сделали, а она уже раздула целую трагедию: вон, даже в постель слегла от переживаний. — Ты слишком много думаешь, — Аказа поморщился. От этой повисшей тяжелой тишины даже ему стало тошно. — Хватит. Больше он тебя не тронет. Мей встрепенулась, поднесла наконец чай к столу и уселась на место. Сделала первый короткий глоток — по телу снова пробежала дрожь. — Нет, не надо ему ничего делать, я… Я сама разберусь, — залепетала было она, но Аказа ее грубо оборвал. — Я это слышал уже, — отмахнулся он. — Он к тебе только подойдет, а ты уже в обморок грохнешься. Что, не так? Мей мотнула головой. Аказа смотрел на нее пристально, выжидающе — Мей впервые находясь рядом с ним почувствовала себя неуютно, хотя в тоне Аказы не чувствовалось ни раздражения, ни осуждения. Только ледяная решимость. Он сам снесет башку этому идиоту, нечего Мей в это лезть — Аказа изначально понимал это. Жаль, до Мей как всегда все поздно доходило: до последнего витала в облаках и строила из себя не пойми что. Доума сожрет ее. Уже начал понемногу. А она уже проиграла, сама того не заметив. Этого идиота вообще не нужно было подпускать к себе близко — особенно по доброте душевной. — Я не буду его бить, — процедил Аказа, всматриваясь в взволнованные черные глаза. — Не сработает. Мей выдохнула, Аказа же сжал кулаки. Снова под ребрами забилось тупое чувство бессилия. Выбить дурь из Доумы привычными методами было невозможно — разве что разложить на атомы. — Аказа, он тебя больше не трогает. Я когда-нибудь тоже ему надоем. Все хорошо. — Ты уже сейчас из дома из-за него не хочешь выходить — это по-твоему «хорошо»? — выплюнул Аказа. Мей стушевалась, а к щекам снова прилил жар. — Я болею. — Да я вижу. Вы тут все больные, — подытожил он, раздраженно фыркая. — И с чего она вообще взяла, что это ты из-за меня тут тронулась умом, а? Мей сморгнула, качнула головой. Она сразу же поняла, о ком говорил Аказа. Видимо, не меньше приветов от Доумы его интересовало то, почему это Хитоми Оота обвинила в болезни своей внучки именно его, если вокруг было полно более достойных кандидатов. — Бабушка думает, ты мне очень нравишься, и заболела я от безответной любви. Ты не переживай, она любит что-то приукрашивать. Ты мне, конечно, нравишься, но не так… Чтобы сразу убиваться. Аказа скривился: ну и бред же. Хитоми Ооте, наверное, тоже не помешало бы измерить температуру и попить таблеточек. Вдруг у них тут заразный грипп. — Тебе проспаться надо. — Ага, — Мей кивнула. — Кажется, температура снова поднимается. Ты прости, если я сказала что-то не то. И вообще… За все прости. Тебя ведь загоняли из-за меня… А еще Доума… Мей запнулась, почувствовав на лбу холодное касание. Аказа не торопился убирать свою ладонь, будто через тактильный контакт пытался определить, насколько же у Мей все было плохо. Не со здоровьем, с головой. — Ты горишь. — А ты замерз, — Мей перевела взгляд на протянутую к ней руку Аказы. Она и правда была очень холодной — как у мертвеца. — Мне нужно идти, — Аказа наконец-то опомнился, поднялся. — Выпей что-нибудь и иди ложись. Он больше не придет. Губы Мей растянулись в ломаной улыбке. — Правда? — Да. Глаза Мей снова заслезились, а тело обдало новой волной озноба. — Почему ты мне помогаешь? Я ведь могу подумать, что тоже тебе нравлюсь. Аказа замер. В голосе Мей он не уловил и намека на насмешку. Она действительно хотела знать ответ на самый что ни на есть простой вопрос: зачем? — Оота-сан, твоя бабка, лечит моего отца. Считай, что я ей должен. Не хочу, чтобы она потом обвинила меня в том, что я ее внучку до больницы довел. Психиатрической. Поняла? От моего отца все отказались, кроме нее. Так что не придумывай там себе ничего, я не из-за тебя к тебе пришел. — Спасибо за честный ответ, — Мей опустила голову, тело ее невольно качнуло вперед. Наверное, она бы упала, если бы Аказа не додумался подхватить ее, удержать за плечи. А затем усадить обратно за стол. С Мей было совсем все плохо — Аказа это понимал и без всяких медицинских заключений. Он потянулся к пакету с таблетками, быстро нашел там растворимое жаропонижающее. Мей молча смотрела, как Аказа снова решил похозяйничать на ее кухне — всего через пару минут перед ее носом поставили чашку с какой-то пахучей жидкостью. Захотелось поморщиться. Вишневый пирог, к которому никто так и не притронулся, пах всяко вкуснее. — Крепкая штука. После нее сразу заснешь. — Навсегда? — Мей коротко зевнула. Веки уже потяжелели, а глаза начали слипаться — без всяких настоек и таблеток. — Думаешь, я тебе дрянь подсыпал? — Аказа вздернул бровь. Нянчиться с ней он совсем не собирался. Мей, словно прочитав его мысли, быстро мотнула головой и послушно проглотила горькую жидкость. В голове только сильнее помутилось. — Не подсыпешь ты мне ничего. Ты… очень хороший, знаешь? Мей перевела мутный взгляд на тарелку с выпечкой. Нахмурилась. — Возьми, пожалуйста. Я пока не придумала, как тебя еще отблагодарить. — Тебе лечиться надо, Мей. — Ага, — Мей подошла к столику, быстро нашла там небольшой контейнер и сложила туда добрую половину оставшегося пирога — сколько влезло. — Но ты все равно возьми. Аказа не стал препираться. Мей сейчас как можно скорее нужно было вернуться в постель, а ему уйти по делам — вернуться обратно в больницу. — Спасибо тебе, — губы Мей дрогнули. Ей вдруг захотелось, чтобы Аказа пробыл здесь еще немного, но она прекрасно понимала, что это было невозможно. Аказа сейчас уйдет, а она должна попытаться заснуть. Попытаться не думать, как посоветовал Аказа. — Не забудь дверь на замки закрыть, — вместо короткого прощания бросил он и без лишних мешканий покинул кухню. Щелкнула входная дверь, а Мей так и продолжила стоять в оцепенении. Стало холодно, тело мелко задрожало. Мей наконец очнулась, добрела до двери, а затем вернулась обратно к себе в комнату. Аказа точно наделает каких-нибудь глупостей. Из-за нее. Эта мысль беспокоила Мей даже больше, чем вероятная очередная скорая встреча с Доумой. Она совсем не хотела, чтобы у Аказы из-за нее были проблемы, но разве он так просто возьмет и отступит? Если Аказа что-то вбил себе в голову, достучаться до него уже было бесполезно. В этом с Доумой они были очень даже похожи. Мей мотнула головой: глупости она несла. Нашла, кого с кем сравнивать. Аказа ее не пугал, не пытался привязать к себе страшными подарками. Аказа хотел ей помочь — пусть даже только из благодарности к ее бабушке. Мей опустилась на постель, выдохнула. Мысли будто прояснились. Она не знала, что именно задумал Аказа, но Мей очень хотелось ему довериться. Себе она уже не доверяла. Аказа точно-точно не будет его бить — понял уже, что Доума этого только и ждет. Нравилось ему испытывать людей, выводить на эмоции. Только этим он и питался. Аказа по его правилам играть уже не будет. Никто не будет. Может быть, Доума это тоже понял, поэтому и вести себя начал как-то… не так? Может, поэтому он чувствовал себя брошенным? Больше с ним никто не будет играть, ему нужно искать новых друзей. Где-то там, в храме. Мей прикрыла глаза. Она пока не знала, кто сейчас нуждался в лечении больше: она или Доума. Она не хотела сваливать все на Аказу, но с Доумой она и правда в одиночку не справится — слепой самоуверенностью она никогда не страдала. Нужно довериться Аказе. Он поможет, защитит. Не верить в Аказу она не могла.