Одержимый

Мей не особо надеялась, что Аказа снова придет к ней в гости. Тем более, когда дома будет бабушка. Тем более на ужин. Даже в школе он сегодня не появился — Мей специально высматривала. Весь день она почему-то чувствовала себя брошенной и одновременно взволнованной. Беспокойство за Доуму тоже и не думало ее покидать — он же точно не сидит сейчас дома, тоже где-то нашел себе новых проблем. С новыми друзьями. Мей знала, Аказа не шутил, когда решил огорошить ее этой новостью — Доума действительно кого-то там себе нашел. И Мей была бы этому очень рада, если бы знала наверняка — кого именно. Доума ведь и раньше все пытался с кем-то задружиться, да все его шугались как огня. Мей не могла поверить, что ее проблемный друг мог кого-то там себе найти всего за сутки. Невозможно. Мей уже который день на уроках витала в облаках, все ожидая, как дверь в класс резко распахнется, и она увидит знакомую ухмылочку и полные глаза слез. Но нет, Доума и не думал снова замаячить на горизонте. Он, кажется, совсем решил пропасть с концами. Не только из жизни Мей, но и из школы тоже. Занятия пролетели быстрее обычного, и как только прозвенел последний звонок с урока, Мей сразу же засобиралась домой. Если она поторопится, точно успеет помочь бабушке испечь вишневый пирог. Мей знала, Аказе нравилась их домашняя выпечка. Бабуля нередко брала с собой ее на работу и делилась с Аказой, «чтоб не шатался голодным по отделению да не пугал ее больных своим захудалым трупным видком». Аказа всегда принимал гостинцы без лишних возражений и съедал все до последней крошки. Так что все-таки маленькая надежда, что Аказа заявится к ним на ужин, у Мей была. Она даже не думала врать себе: ей действительно очень-очень хотелось, чтобы Аказа пришел. Да, Аказа ей нравился. Да, ей хотелось узнать его еще поближе. Да, она хотела сделать для него что-то приятное. Мей не видела в этом ничего такого, а стыдиться своих чувств и самых невинных помыслов она совсем не привыкла. Мысли об Аказе отвлекали ее от тревог по Доуме, который рано или поздно должен был объявиться: если не в школе, то очередной глубокой ночью у нее под окнами. Мей нервничала. Мей было даже немного страшно. Все-таки своего друга она совсем не знала и что от него ожидать — тем более. Мей шла домой, посчитывая и засматриваясь на пролетавших мимо птиц. Погода стояла ясная, а теплый воздух пах весной. Если бы Мей не собиралась сегодня заняться с бабулей готовкой, она бы точно забежала погулять в парк. В парке среди безликих бесчисленных прохожих ей было бы всяко спокойнее, чем в собственной комнате. Стоило Мей об этом невольно подумать, как кто-то сзади резко с силой дернул ее за рюкзак, отчего она сразу потеряла равновесие, вскрикнула. Огромные длинные руки тут же обхватили ее, прижимая к себе, а шею неприятно защекотали колючие светлые волосы. Доума любил обниматься при любом удобном и неудобном поводе. А еще он любил эффектно появляться. — Мей-чан!!! А вот и я!!! Скучала? Ох, я тебя напугал?.. Ну-ну, не плачь, хочешь, я тебе платочек дам? — Доума?.. Откуда ты… — Мей невольно отпрянула, подавившись воздухом. Жуткая улыбка Доумы стала будто еще шире, безумнее, чем раньше. Он буквально светился и чуть ли не подпрыгивал — будто его сейчас жалил кто. Мей смотрела на него не моргая, не зная, что же из себя все-таки выдавить. А Доума подходил все ближе, явно расстроенный, что она так просто взяла и разорвала его крепкие объятия. Доума не любил холодные приемы. — Я же знал, что ты по мне скучала. Вот, решил проводить тебя до дома, чтобы не пристал кто. А то ты знаешь, Аказа очень ревнивый, вдруг ты по дороге домой с кем еще спутаешься. Мы же с тобой знаем, Мей-чан, какая ты на самом деле ветреная и влюбчивая. Ты прости, что оставил тебя, надеюсь, Аказа успел тебя развлечь? Мей сделала еще пару шагов, нервно осмотревшись. На улице, как назло, не было никого. Да даже если бы кто-то и проходил мимо, что с того? Разве кто-то смог бы ей помочь? Чем? Доума не пытался ударить ее, ограбить, прибить, в конце концов. Доума просто вызывал в ней мандраж по всему телу, только и всего. С этим не смогли бы разобраться даже органы правопорядка. Только психиатры. — Где ты был?.. — Мей сглотнула, ее тонкий голос все-таки дрогнул. Сердце бешено заколотилось, сейчас ей казалось, будто Доума всего за пару дней разительно переменился. Или, может, она только сейчас смогла разглядеть сквозь нарощенную маску его настоящее лицо? Меньше всего Мей сейчас хотела гадать над этими вопросами. Радужные глаза Доумы хищно блестели, он больше и не думал притягивать к себе Мей и душить в объятиях — уже не нужно. Мей не собиралась убегать, она уже в его лапах. Доума цокнул языком, мечтательно задрал голову к небу. — В раю, — просто ответил он. — Мей-чан, я был в раю. Мей сжала руки в кулаки, приоткрыла было рот, чтобы задать очередной вопрос, но Доума ее опередил. — Я с родителями ходил на службу в храм. Там такие милые люди… И все меня любят. И я их люблю… Каждый, каждый подходил ко мне плакаться. Особенно мне запомнилась одна миленькая женщина с миленьким ребенком, который так и норовил выколоть мне правый глаз. Ее муж избивал, а она возьми да сбежала из дома, жить теперь ей больше негде, вот и побирается по всяким храмам, бедняжка. Я уж было предложил ей пожить у нас дома, папа даже согласился, но мама почему-то отказалась. И руку папе сломала вчера вечером дома, да… А у тебя как дела? Вижу, Аказа тебя уже бросил, наигрался, раз тебя даже до дома проводить некому? Хочешь, я тебя тоже выслушаю и пожалею? — Я рада… Рада, что у тебя все хорошо, — на выдохе отчеканила каждое слово Мей, опуская взгляд. Только сейчас она вдруг поняла, что за весь их разговор Доума ни разу не моргнул. Сейчас он будто пожирал ее взглядом, ловил каждый вздох, каждый робкий жест. Доума тоже соскучился. — Ты врешь, — мягкие черты лица Доумы вдруг обострились, радужный взгляд потух, омертвел. В голосе его звучала сталь. Сталь и леденящий холод. Такого Доуму Мей не видела никогда. Мей сжала в руках скинутый рюкзак, будто готовясь от чего-то отбиваться, защищаться. Доума продолжал смотреть на нее не отрываясь. Не моргая. — Я знаю тебя, Мей-чан. Помнишь, мы с тобой еще позавчера были друзьями? Я очень хорошо вас всех. А еще я знаю, что вы меня недооцениваете. Ну да я не обижаюсь. На дурачков ведь не нужно обижаться, правда? — О чем ты говоришь? — прошептала Мей, ловя на себе непроницаемый взгляд. — Ты не рада меня видеть, — безразлично повторил Доума. — Ты не любишь меня. И подарочек мой тебе не понравился, правда? Даже Аказе успела нажаловаться, натравила на меня своего песика… А я ведь старался, выбирал. Я расстроен, Мей-чан. Ты разочаровала меня. Жестокая… Ты хоть знаешь, что разбила мне сердечко? Вы оба, оба мне его разбили. Поигрались со мной и бросили, да? А я, между прочим, тебя любил. Я вас всех любил… Знаешь, Мей-чан, ты ведь меня совсем не ценила. Ты пользовалась мной, да-да. Никто ведь с тобой больше и не хотел дружить, правда? Даже Аказа тебя долго не вынес, а знаешь, почему? Ты — бука, Мей-чан. Думаешь только о книжках своих, об университетах да зеленых болячках — о ерунде всякой думаешь. А на друзей тебе все равно, не нужны они тебе. Правда же? Скажи, что правда. Ты же рада, что мы больше не друзья? Ты теперь свободна, Мей-чан. Ты теперь одна. Скажи, хорошо тебе сейчас? Я что-то вижу, что не очень. Вон, побледнела вся, трясешься… Хм, тебе холодно? Хочешь, согрею? В последний раз. — Нет. Не подходи, — бесцветным тоном наконец отозвалась Мей. Ее товарищ был явно не в себе — говорил он словно в каком-то припадке. Нес самую настоящую чушь, бессвязный бред. Доума между тем улыбнулся, холодности на его лице как не бывало. — Ну что ты, думаешь, я тебя обижу? Знаешь, я хотел позвать тебя на нашу службу. Ты могла бы и Аказу взять с собой. Мы не против оргий, знаешь, у нас весело. Пойдешь? Мей вжала голову в плечи, по спине прошелся табун мурашек, стоило Доуме подойти к ней почти вплотную. — Я так и думал. Пока, трусишка Мей-чан. Доума поклонился, развернулся и широким шагом направился прочь. Сразу позабыв и о Мей, и о том, что сегодня у него в планах было провести с ней последний, совсем не романтичный вечер. Мей тоже не стала мешкать. В голове забилась одна кричащая мысль: бежать. Доума ведь мог и передумать, увязаться следом. А дома была бабушка — Мей совсем не хотелось разбираться с этим товарищем при ней. Ей больше совсем не хотелось в этом во всем разбираться. Мей быстрым заплетающимся шагом засеменила в сторону дома. О Доуме, о его бессвязном бреде она подумает потом.

***

Как только Мей добралась до дома, она сразу же проскользнула в свою комнату в надежде не попасться бабуле на глаза. Та была очень проницательной и одновременно упрямой женщиной, а потому не самой приятной историей с Доумой ей пришлось бы поделиться здесь и сейчас. А Мей не хотела. Мей было тошно. Об ужине и выпечке она теперь совсем не думала — в голове звенело. Мей наклонилась, заглянула под кровать. Подарок Доумы в его же оберточной коробке был на месте. Теперь это чудо оставалось только выкинуть — не оставлять же на память. Мей покосилась на склеенный цветочный горшок. Задумалась. У своей кровати она его держать теперь точно не будет — кошмары замучают. Мей откинулась на кровать, прикрыла глаза. Она хотела, чтобы все закончилось, но не так. Доума все еще стоял перед глазами и совсем собирался уходить — жуткий, чужой, будто мертвый. Совсем не ее друг. Да и был ли он когда-то им? Может, тоже притворялся, играл. Теперь Мей знала наверняка: он умел играть самые разные роли. Мей приподнялась с постели, обняла себя руками, выдохнула. Все-таки сейчас ей придется отвлечься на готовку и непринужденную болтовню с бабулей. Может, это и к лучшему. О Доуме она уже не знала, что и думать: он был потерян безвозвратно. Сам пришел, сам попрощался. Еще и бессвязных гадостей наговорил вместо привычных липких комплиментов. Мей хлопнула себя по щекам — пора вставать, просыпаться. На кухне уже аппетитно пахло, бабуля уже давно успела поставить тесто. На кухне Мей сразу уселась принялась за вишню: обмыла, обсушила. И снова глубоко задумалась. Обычно во время готовки они с бабушкой разговаривали о том, о сем, сейчас же в доме повисла непривычная тишина. — Что, опять не выспалась? Носом клюешь. А я тебе говорила, раньше ложись. — Я Аказу на ужин пригласила, — Мей закинула в рот пару вишен. Бабуля, наверное, впервые присевшая за день, многозначительно хмыкнула. — Это хорошо, — кивнула она. — Хоть откормим. Я уж сколько раз его звала — все бегал от меня. Стеснительный какой поганец. Ну да ничего, тебе он не откажет. Прибежит, значит, как миленький. — Это почему? — Мей чуть не подавилась косточкой. Хитрая ухмылочка бабули, растянувшаяся на лице, ей совсем не понравилась. Неужели она туда же — вместе с Доумой? Мей прекрасно знала, что Аказа бабуле нравился. Если так подумать, всем он нравился. Сейчас эта мысль вызвала в Мей лишь необъяснимый прилив возмущения. Она ведь позвала его на ужин не потому, что тоже хотела признаться в открытой симпатии и снова поплакаться-пожаловаться на их общего «друга». Нет. Она лишь хотела поблагодарить его: в последнее время Аказа очень уж часто вовремя оказывался рядом. Без него Мей бы действительно тронулась от выходок Доумы. А сходить с ума вдвоем с Аказой оказалось очень даже приятно. Не так страшно. Особенно ночью, сидя у окна, задыхаясь ночным воздухом. — Да ничего, — уклончиво ответила Хитоми Оота, подскочив к тесту. — Что, думаешь, не придет? Поэтому такая кислая? Мей мотнула головой. Конечно, она переживала не из-за этого. Из головы все не хотел уходить ее последний разговор с Доумой. Слишком тяжело, тревожно. И изображать перед бабушкой, что все у нее в порядке — тоже было тяжело, тревожно. — Я знаю, что Аказа не придет. Я его просто так позвала. Хитоми Оота нахмурилась. Внучка ей в последнее время совсем не нравилась, но она даже и не думала у нее что-либо выведывать. Если ей вдруг понадобится помощь бабушки, она сама попросит — так уж у них было заведено. Да и Хитоми Оота сама прекрасно догадывалась, в чем было дело. Слепой дурак только не догадается. Ну, или ее внучка. Во время дежурств у Хитоми Ооты пусть и не было лишней минуты, чтобы присесть, перевести дух, и все же даже она успела углядеть, как ее Мей да проблемный мальчик Аказа вместе всё собирались во дворике больницы да перешептывались о чем-то как голубки. Хитоми Оота и тут не стала встревать и любопытничать. Она ведь знала наверняка: Аказа хоть и был проблемным мальчиком, но ее внучку он точно не обидит. Уж что-что, а в людях Хитоми Оота разбиралась. Аказа не мог быть плохим человеком — слишком уж он цеплялся за свою семью, носил на руках отца — во всех смыслах. Мальчик был потерянным, а оттого и грубым и колючим, это можно было понять и принять. Перетерпеть — мальчик скоро и это перерастет, восемнадцать ему уже точно стукнуло. — Моя внучка ничего не делает просто так. Знаешь, в том, что тебе понравился мальчик, нет ничего страшного. Ты уже у меня взрослая, все когда-нибудь влюбляются. — Я не влюбилась, бабушка, — лицо Мей мгновенно стало цвета вишни. Редко бывало, когда бабуля ее совсем не понимала и вгоняла в краску своими словесными уловками. — Ты у меня просто немного тугодумная, — решила гнуть свое Хитоми Оота. — Ну что, закончила с нашей начинкой? Да-а, сегодня ты мне не помощница, все в облаках витаешь. Ну, дело молодое, правда. Иди, я сама тут разберусь. Позову тебя еще рыбу потушить, сегодня только купила. Хитоми Оота забрала у Мей перебранную вишню и принялась заканчивать с приготовлениями уже сама. Мей послушно поднялась, поняла, что бабуле она сейчас будет только мешать. — Ты только глупостями всякими голову не забивай. Не хватало еще из-за мальчиков переживать, будет у тебя еще время. Лет через тридцать, а пока поживи спокойно. Мей ничего не ответила. Бабушке совсем не нужно было знать, что уже поздно. Мей упала в переживания-самокопания с головой бесповоротно. И то, что Аказа отверг ее приглашение на ужин, было меньшим, что ее сейчас волновало. Мей зашла к себе в комнату и снова кинула тревожный взгляд под кровать. Она уже решила, куда денет череп: «передарит» учителю по биологии, он уж точно найдет ему место. Мей надеялась, что от Доумы она больше не получит никаких сюрпризов. Хватит. Ее нервы и так были на пределе. Мей села за стол, открыла первый попавшийся учебник по английскому и принялась бездумно зачитывать правила, которые она выучила еще неделю назад. Глупая попытка отвлечься быстро прервалась, стоило ей скосить пустой взгляд в окно. Знакомая красноволосая макушка и перекинутый через плечо черный пиджак смазались в одно пятно — видение. Мей от удивления даже приоткрыла рот. Аказа расхаживал у входной двери взад-вперед мрачный, хмурый, будто вот-вот собирался выбить ее с ноги от перенапряжения. Мей не смогла сдержать глупой улыбки. Она не сразу соскочила с места, засмотрелась, все еще не до конца поверив своим глазам. Аказа действительно пришел, действительно и не думал убегать. Мей побежала к двери, резко дернула за ручку. Никого. Мей с порога обдало леденящим разочарованием. Показалось. Убежал, исчез. В коридор тут же на шум выплыла приземистая фигура бабули. — Ты чего это выскочила? Заболеть хочешь? У меня целое отделение таких — на тебя места не хватит, и не рассчитывай. Закрой-ка дверь, сквозит. Мей закрыла двери, улыбка уже успела стереться с ее лица. Бабуля смотрела на нее неодобрительно, потирая руки в муке. — Он не пришел… — пробормотала Мей, отступая. — И чего? Ты что это, у двери поджидать его решила? Может, постелить тебе тут еще? Не дури, девочка моя. Караулить мальчиков — последнее дело. Цену себе надо знать — они сами за тобой побегут, если захотят. Мей мотнула головой. Она и сама не совсем понимала, чего это она метнулась как шальная. По Аказе, что ли, так соскучилась? И правда так сильно ждала его? Глупость. — Ни за кем я не бегаю. Я… устала просто. Послышалось, что в дверь кто-то стучит. Показалось. — Иди отдохни, я тебе чай с моими травками заварю — сразу поправишься. Врать-то бабушке ты так и не научилась — ждешь ты его, страдаешь, дурочка. — Нет, — уверенно выпалила Мей и пошла обратно к себе в комнату. Нет, он не придет. Нет, она не дурочка. Бабушка была права — мальчиками забивать себе голову нужно было в последнюю очередь, ничего хорошего из этого все равно не выйдет. Мей снова уселась за учебник. Снова попыталась сосредоточиться на знакомых выдержках из правил. Ничего не вышло. Все-таки думала она сейчас только о мальчиках и о том, какая же из нее вышла незадачливая девочка.